Декрет о свободе совести. 1 страница

20 Января 1918 года, как раз, в момент открытия второй сессии Поместного Собора, появился декрет, отменяющий все государственные дотации л субсидии Церкви, духовенству, с 1 Марта 1918 года. То требование Собора, которое предполагало, что государство будет финансировать церковную жизнь, это требование таким образом аннулировалось, и Церковь должна была существовать только на свой счет.

20 Января 1918 года был принят декрет о свободе совести в церковных и религиозных обществах, который должен 'бьиГ стать законодательной основой в политике большевиков "шГотношению к Церкви. Более этот декрет известен, как дек-'рет об отделении Церкви от государства. Декрет этот имел очень большое значение, это был, действительно, полный переворот в церковно - государственных отношениях в России. По существу, он был основным законодательным актом этого рода вплоть до конца 20-х годов, когда в 1929 году было принято новое законодательство. Поэтому, об этом декрете мы с вами поговорим подробно.

Теперь давайте переидем к основному законодательному документу, который теоретически, во всяком случае, должен был определять политику советского государства в отношении к Церкви и формально определял ее вплоть до 1929 года. Несколько слов о его предыстории. Этот декрет обсуждался на заседании Совета Народных Комиссаров. Готовили его проект несколько человек: нарком юстиции Стучка, нарком просвещения Луначарский, член коллегии нарком госта Красиков, профессор, юрист Рейснер (отец известной женщины комиссара Ларисы Рейснер, жены Раскольникова) и священник - расстрига Галкин. Духовенство, увы, начинает давать кадры гонителям Церкви в качестве консультантов уже тогда. Они готовили проект в конце Декабря 1917 года, и с поправками он был одобрен совнаркомом. На заседании совнаркома присутствовали Ленин, Боголепов, Меньжинский, Трутовский, Закс, Покровский, Штейнберг, Прошьян, Козьмин, Стучко, Красиков, Шляпников, Козловский, Бронский, Петровский, Шлихтер, Урицкий, Свердлов, Подвойский, Долгасов, Маралов, Ман-дельштамм, Петере, Мстиславский, Бонч-Бруевич. Состав еще так называемый "коалиционный", тут есть еще левые эсеры. Так что, документ вышел, что называется, из святая святых советского правительства. Я сейчас приведу с небольшими комментариями этот декрет, чтобы было понятно, что за, в общем, обтекаемыми юридическими формулировками стояла санкция на огромнейший законодательный произвол.

1) "Церковь отделяется от государства". Здесь, собственно говоря, спорить не о чем. Если принцип такой вводится, то дальнейшие пункты должны его раскрывать.

2) "В пределах республики запрещается издавать какие-либо местные законы или постановления, которые бы стесняли или огоаничивали свободу совести или устанавливали какие бы то ни было преимущества или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан". Что касается второй части, это понятно. Действительно, хорошо, если не будут издаваться законы, которые дают привилегии на основании вероисповедной принадлежности, но обратите внимание на началь

ную часть, "которые бы стесняли или ограничивали свободу совести". Здесь вводится это понятие "свободы совести", весьма с юридической точки зрения размытое. Сами подумайте, что такое свободная совесть. Права религиозных объединений вероисповеданий - это нечто конкретное, а свободная совесть -это нечто, совершенно размытое. И вот, мы дальше с вами увидим, как этот юридический документ такой размытостью своих понятий, формулировок, по существу открывает возможность для большого произвола.

3) "Каждый гражданин может исповедывать любую религию или не исповедывать никакой. Всякие праволишения, связанные с исповеданием какой бы то ни было веры или неисповеданием никакой веры, отменяются. Из всех официальных актов всякое указание на религиозную принадлежность и непринадлежность граждан устраняется". Это был качественно новый момент. Вы помните, что закон Временного правительства предусматривал упоминание вероисповедания или их вне-вероисповедное состояние. Здесь это просто изымается из документов. Но, в общем, этот пункт представляется более или менее приемлемым.

4) Действия государственных или иных публичных правовых общественных установлении не сопровождается никакими религиозными обрядами и церемониями". Понятно, о чем идет речь, но я хочу, забегая вперед, сказать, что религиозная символика, религиозная атрибутика все равно возникает у большевиков. Под религией здесь, прежде всего, подразумевается Православная вера. Конечно, было бы странно сопровождать заседания совнаркома молебном или коллегию ВЧК панихидой.

5) "Свободное исполнение религиозных обрядов обеспечивается постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательством на права граждан и советской республики". Вдумайтесь в эту абракадабру. "постольку поскольку", что это с юридической точки зрения? "Они не нарушают общественного порядка", что это значит? Крестный ход идет по дороге, он уже нарушает общественный порядок - транспорту не проехать, и, вообще, неверующим людям не пройти своей дорогой, посторониться нужно. На таком абсурдном уровне и предъявлялись потом претензии на местах, ссылаясь на этот закон. То есть, веками у нас как-то общественный порядок не нарушался религиозными обрядами, а сейчас они уже заведомо заносятся в такого рода действия, которые могут нарушить общественный порядок, как какая-нибудь попойка или драка. Но самое-то главное здесь другое - юридическая расплывчатость, которая позволяет на местах органам власти делать все, что угодно, ссылаясь на это "постольку поскольку". "Местные власти имеют право принимать все необходимые меры для обеспечения в этих случаях общественного порядка и безопасности". А это что такое? Что это за меры, которые они могут принимать? Ничего не конкретизируется. То есть, можно делать абсолютно все, что сочтут нужным местные органы власти, хотя закон то, вроде бы, общероссийский, местным властям дается санкция делать все, что угодно, если они сочтут, что какое-то религиозное действие нарушает общественный порядок.

6) "Никто не может, ссылаясь на религиозные воззрения, уклоняться от исполнения от своих гражданских обязанностей. Изъятие из этого положения под условием замены одной гражданской обязанностей другой в каждом отдельном случае допускается по решению народного суда". Имея ввиду, что "народный суд" у большевиков представлял собою по существу не орган суда, а орган расправы, можно представить, как он будет решать эти вопросы. А самое главное, надо иметь ввиду то, что это игнорировалось уже с лета 1918 года, когда, например, стали осуществлять принудительную мобилизацию в Красную армию, и могли мобилизовывать даже духовных лиц. Я не говорю о трудовой повинности и проч. Вы представляете, что такое трудовая повинность? Когда т. н. эксплуататорские классы населения лишались карточек, то есть лишались, в условиях военного коммунизма хлеба насущного, потому что купить что-либо в городах было невозможно в это время, все распределялось по карточкам, и они могли получить какой-то паек при условии, если, скажем, какой-нибудь престарелый профессор, отставной генерал, или, скажем, вдова какого-нибудь государственного чиновника отправится куда-нибудь рыть окопы. Вот тогда они получали минимум какой-то кусок хлеба, кусок воблы, только тогда. Вот что такое "трудовая по-31

винность". По существу, трудовая повинность позволяла властям людей неугодных ставить в условия, практически, заключенных, перевозить их с места на место и ставить их в условия, очень тяжелые. Все это могло распространиться, естественно, и на духовенство. А народный суд мог в каких-то случаях мог заменить одну трудовую повинность другой.

7) "Религиозная клятва или присяга отменяются. В необходимых случаях дается лишь торжественное обещание" Это, в конце концов, не так существенно, если государство отказывалось от религиозного освящения своих деяний. \

8) "Акты гражданского состояния ведутся исключительно гражданской властью, отделами записи браков и рождений". Эти акты хотело прибрать к рукам еще Временное правительство, сделали это большевики, и это было вполне обосновано с их точки зрения.

9) "Школа отделяется от Церкви. Преподавание религиозных вероучений во всех государственных, общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается". Сравните это с соответствующим пунктом определения о правовом положении Церкви. То есть, по существу, все общее образование противопоставляется образованию религиозному. А далее вообще замечательная формулировка.

"Граждане могут обучать и обучаться религии частным образом". По существу, эта формулировка предполагает то, что и богословские учебные заведения существовать не могут. Священник может прийти к кому-то или пригласить к себе кого-то частным образом и чему-то там поучить, а вот собраться группе священников, богословов и открыть учебное заведение не государственное, а частное, уже, оказывается, исходя из этой формулировки, невозможным. Поэтому, действительно, когда были закрыты в 1918 году Духовные Семинарии, Духовные Академии, возобновить деятельность богословских учебных заведений, хотя бы как не государственных, было чрезвычайно сложно.

"Все церковные религиозные общества подчиняются общим положениям о частных обществах и союзах и не пользуются никакими преимуществами, ни субсидиями ни от государства, ни от его местных автономных самоуправляющихся установлении". Всякая финансовая помощь со стороны государства Церкви прекращается, и прекратидас^ с Марта 1918 года формально по соответствующему закону—Еще один пункт, 'оченьлукавый,-

"Принудительное взыскание сборов и обложений в пользу церковных и религиозных обществ, равно как меры принуждения или наказания со стороны этих обществ над их сочленами не допускается". Это на практике давало местным органам власти очень широкие возможности. Можно было на любом молебне, при такой формулировке, обнаружить принудительное изымание денег. Вы собрались, молитесь здесь по какому-то нарочитому поводу, и люди вам жертвуют, вы у них деньги изымаете. Точно также и плата за требы. И достаточно было какому-то, скажем, прихожанину не сойтись со священником в цене за Крещение или отпевание, он мог совершенно спокойно, ссылаясь на этот закон, обращаться в государственные инстанции и говорить, что священник у него вымогает деньги.

"Никакие церковные религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют". Эта система у нас была до 1989 года. Причем, обратите внимание, "никакие". До революции приходы не имели права юридического лица и права собственности, но могли иметь другие церковные учреждения, здесь же все это отменяется.

"Все имущества существующих в России церковных религиозных обществ объявляются народным достоянием". То есть, даже то, что еще практически не конфисковано, уже является не церковным.

"Здания, предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются по особым постановлениям местной и центральной государственной власти в бесплатное пользование соответствующих религиозных обществ". То есть, по существу, должна была произойти инвентаризация всего того, что у Церкви есть, и уже местные власти потом могли в отдельных случаях что-то пока оставить Церкви, а что-то сразу забрать. И уже нежелание Церкви что-то отдать рассматривалось, как сопротивление исполнению такого общероссийского закона, как бы это имущество у Церкви ни появилось, пожерт

вование это было чье-то или результат какой-то экономической деятельности, скажем, монастырь производил какую-то с.х.-ю продукцию, продавал ее, на эти деньги что-то приобретал. Или это было пожертвование каких-нибудь благочестивых людей, все это сразу же - государственная собственность, и все это, по существу, обречено на изъятие.

Таков был декрет о свободе совести. 24 Августа 1918. гола. появилась инструкция к декрету, которая предусматривала ^конкретные меры его проведения в жизнь, и, в частнос1и,1"ь~ этои^ инструкции говорилось о том, что в приходе.ответствен-ность за всю жизнь возлагается на группу мирян численностью в 2()человек. Так появились "двадцатки^, и это была мера, совершенно продуманная. Подрывалась власть настоятеля, власть священника на приходе, и, более того, он ставился под контроль мирян, этой двадцатки, потому что они несли ответственность за любые действия священнослужителя, которые могли не понравиться властям, и тем самым вынуждены были его как-то контролировать, а, естественно, что на группу мирян влиять было гораздо легче, чем на священника. Одного мирянина можно было вызвать и сказать, что его лишат карточки, если он будет делать не то, что нужно, другого можно будет лишить дров, третьего отправить на трудовую повинность и т. д. То есть, переложение ответственности на двадцатки уже летом 1918 года предполагало разделение внутри прихода, противопоставление настоятеля мирянам и воздействие на приходскую жизнь через этих самых мирян, в число которых, конечно же, могли попадать люди, связанные с властями.

И, наконец, последнее, что хочется сказать. 10^ Июля, 1918 года первая советская Конституция статьей 65-й объявляло духовенство и^мрнашествующих нетрудящимися элементами, лишенными избирательных прав, а дети их, как дети "лишенцев", лишалисьд например, права поступления, в .Высшие^" .диебные заведения. То есть, уже первая рабоче - крестьянская Конституция ставила некоторые социальные группы, в том числе и духовенство, в категорию людей бесправных. И это на уровне высшей государственной власти.

Послания патриарха Тихона:

1(14) января 1918 и 19 января (1 февраля) 1918 года ("с анафемой")

Пока мы с вами не будем говорить о реакции Собора на декрет о свободе совести, ибо эта реакция имела место несколько позже, после того, как Собор возобновил свою работу. Но вот в канун начала соборной работы, в канун начади вт0- рой сессии 19 Января^ 1918. щаа» как раз перед появлением декрета о свободе совести появилось послание п. Тихона. Это было уже не первое его послание. А, вообще-то, я думаю, нам с вами следует посмотреть не только его. Ведь, дело в том, что какие бы там декреты в совнаркоме не придумывали, реальная политика большевистских властей уже себя проявила в Ноябре - Декабре 1917 года, а, самое-то главное, было очевидно, что и большевики не управляют пока ситуацией в стране, но весьма хаотично, весьма независимо даже и от них самих сами народные массы, оказавшиеся без руководства со стороны государственной власти, стихийно совершают многие бесчиния. Но и, кроме того, очевидно было также и то, что, конечно же, без вовлечения в свою политику широких масс населения большевикам не удастся проводить свою политику в жизнь. И вот, п. Тихон, отдавая себе отчет в том, что сейчас, именно в этот период начинающихся гонений на Церковь многое будет зависеть от позиции народа, пишет несколько своих посланий, в которых, прежде всего, обращается к народу. Я хочу зачитать вам фрагменты из двух посланий. Я хотел бы, чтобы вы вдумались в их содержание, вдумались именно потому, что патриарх удивительно прозорливо смог уже тогда, в первые месяцы существования большевистского произвола обозначить все важнейшие проблемы как в церковной, так и в государственной жизни, указать причины разрушительных тенденций русской исторической жизни в это время. .Вот ет-досдание овступлении на патриарший престол от 18(31) Декабря 1917 года. Казалось бы, послание должно быть исполнено, прежде всего, радости по поводу того, что, наконец, у нас возрождено патриаршество, что же пишет патриарх.

"В годину гнева Божия, в дни многоскорбные, многотрудные вступили мы на древлее место патриаршье. Испытания изнурительной войной и гибельная смута терзают Родину нашу,

скорби от нашествия иноплеменников и междоусобной брани, но всего губительнее снедающая сердца смута духовная. Затемнились в совести народной христианские начала строительства государственного и общественного, ослабела и самоя вера, неистовствует безбожный дух мира сего. От небрежения чад своих, от хладности сердец страждет наша Святая Церковь, а с нею страждет и наша Российская держава". Это очень важный момент, обращение его к народу уже в этом первом послании. Он уповает в данном случае на то, что народ одумается, остановится, и тогда хаос в стране прекратится.

Проходит немного времени, две недели, и в своем слове, сказанном в храме Христа - Спасителя перед началом новогоднего молебна, JC14) Января 1918 года св. Тихон, опять та-ки. возвращается к той же теме. "Аще не Господь созиждет дом, всуе трудятся зиждущие его, напрасно рано встают и поздно просиживают. Это исполнилось в древности на вавилонских строителях, сбывается днесь и воочию нашею. И наши строители желают сотворить себе имя своими реформами и декретами, облагодетельствовать не только несчастный русский народ, но и весь мир, и даже народ, гораздо более культурный. И эту высокомерную затею их постигает та же участь, что и замысел вавилонян, вместо блага приносится горькое разочарование. Желая сделать нас богатыми и ни в чем не имеющими нужды, они, на самом деле превращают нас в несчастных, жалких, нищих и нагах (Апок. 3,17). Вместо так еще недавно великой и могучей, страшной врагам и сильной России они из нее одно жалкое имя, пустое место оставили, разбив ее на части, пожирающие в междоусобной войне одна другую. Когда читаешь Плач Иеремии, невольно оплакиваешь словами пророка и нашу дорогую Родину. Забыли мы Господа, бросились за новым счастьем, стали бегать за обманчивыми тенями, прильнули к земле, к хлебу, деньгам, упились вином свободы и так, чтобы всего этого достать, как можно больше взяли именно себе, чтобы другим не оставалось. Церковь осуждает такое наше строительство и решительно предупреждаем, что успеха у нас нс будет никакого до тех пор, пока не вспомним о Боге, без которого ничего доброго не может быть сделано, пока не обратимся к Нему всем сердцем и всем помышлением своим. Теперь все чаще раздаются голоса, что не наши замыслы и строительные потуги, которыми мы были так богаты в мимо-шедшее лето, спасут Россию, а только чудо, если мы будем достойны того. "

Эти слова открывали качественно новый этап и в нашей церковной жизни, и в нашей государственной жизни. Вы чувствуете, как драматично, почти что в духе священномучени-ка Ёрмогена, патриарх взывает ко всем тем, кто еще не утерял ощущения своей связи с Православной Церковью, и кто количественно составляет большинство русского народа, к русским православным людям. Насколько тщетны были эти обращения тогда, сказать сложно, но патриарх понимал, что прошло одно обращение, прошло другое, а все идет по нарастающей.

И вот тогда в канун открытия второй сессии Собора патриарх пишет еще одно послание, послание самое резкое из им написанных в это время, послание, которое всем вам известно, как "послание с: анафемой". 19 Января (1 Февраля). 1918 года пишет патриарх это послание.. Он оказывается перед необходимостью анафематствовать, потому что его не слышат, появляется это послание, обратите внимание - перед открытием сессии, патриарх берет всю ответственность за это послание на себя, он от своего имени это послание составляет.

"Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле. Гонения воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово, и вместо любви христианской всюду сеют семена злобы, ненависти и братоубийственной брани. Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним. Ежедневно доходят до нас известия об ужасных зверских избиениях ни в чем не повинных, и, даже, на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполнили свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному".

В качестве иллюстрации этих слов послания можно привести следующий эпизод. Вам, наверное, известно, что по-следним^лавнокомандующим русской армии был назначен генерал Духонин. Когда он узнал о том, что произошло в Петрограде, узнал о том, что к власти пришло правительство, готовящее сепаратный мир с Германией и уже развалившее армию,

он понял, что, в общем-то, судьба русской армии решена. Естественно, что даже в ставке верховного главнокомандующего начались настоящие бунты, ждали нового комиссара, который придет и санкционирует избиение офицеров солдатами. И вот Духонин мужественно остался в ставке, дав распоряжение об освобождении из Быкова генерала Корнилова, Деникина и других узников, которых в первую очередь должны были растерзать. Именно благодаря этому они смогли отправиться на Дон и организовать Белое движение как раз в то самое время, о котором мы говорим. А сам Духовин ждал своего конца. И вот, приезжает новый главнокомандующий, прапорщик Крыленко, и Духовина просто на глазах у этого Крыленко растерзали революционные солдаты с "передовым сознанием". И таких случаев было огромное количество. Убивали генералов, убивали офицеров, убивали чиновников, убивали священников. В послании это и имеется ввиду.

"...И все это совершается не только под покровом ночной темноты, но въявь, при дневном свете с неслыханной доселе дерзостью и беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности. Совершается в наши дни почти во всех городах и весях нашей Отчизны. И в столицах, и на отдаленных окраинах. Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы, ведь то, что вы творите, не только жестокое дело, это по истине, дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей, загробной, и страшному проклятию потомства в жизни настоящей, земной. Властью, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские, и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви.

Заклинаю всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение, измите злато от вас самех".

Кого он анафематствует? Большевиков? Ну что же за наивный патриарх? Он что же, предполагал, что, узнав об этой анафеме, Владимир Ильич вспомнит свою "пятерку" по "Закону Божию" и покается? А—Иосиф Виссарионович-свои семинарские годы^ Он, ведь, достаточно хорошо представлял себе этих людей и понимал, что большевики, которые по своему рождению даже являются православными, пренебрегут его словами, ибо они уже давно себя от церковного общения отлучили сами. Тем более, что это можно было сказать о бывшем католике Дзержинском, о бывшем иудаисте Троцком. Ни до своей веры, ни до чужой им дела не было. Конечно, патриарх имеет ввиду народ, руками которого эти люди хотят развязать в стране весь этот кровавый кошмар. О них он говорит, о тех, кто еще недавно причащался, о тех, кто еще не разучился молиться, о тех, у кого есть благочестивые семьи, которые, узнав об этой анафеме, остановят своих отцов, сыновей, братьев. Вот кого имеет ввиду патриарх и прибегает, поэтому, к анафеме. Обратите внимание на формулировку. Речь идет именно о тех, кто участвует в гонениях на Церковь и убивает невинных людей. Патриарх прекрасно знает: если народ остановится, большевики ничего не смогут сделать. И далее, в конце послания, патриарх предлагает конкретные меры для христиан, как сопротивляться этим разрушительным тенденциям нашей жизни, а они концентрируются, конечно, все больше и больше в большевистской диктатуре. Потом патриарха будут обвинять за то, что он благословил вооруженное сопротивление большевикам, за то, что он стимулировал развитие контрреволюции этим посланием. Ничего подобного. Слушайте сами:

"...Враги Церкви захватывают власть над ней, ее достояние силой смертоносного оружия, а вы противостаньте им силою вашего властного всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага, строителями новой жизни по велению народного разума, ибо действуют, даже, прямо против совести народа. А если нужно будет, и пострадать за дело Христово зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собой словами св. Апостола: кто нас разлучит от любви Божия? Скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч? (Рим. 8,35)

А вы, братья архипастыри и пастыри, не медля ни одного часа в вашем духовном делании, с пламенной ревностию зовите чад ваших на защиту попираемых прав Церкви Православной, немедленно устрояйте духовные союзы, зовите не нужной, а доброй волей становиться в ряды духовных отцов, 33

которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления. И мы твердо уповаем, что враги Церкви будут посрамлены и расточатся силою Креста Христова. Ибо непреложно обетование Самого Божественного Крестоносца: созиж-ду Церковь Мою, и врата ада не одолеют Ее. "

Как видите, здесь нет никаких призывов к вооруженной борьбе. Конечно, после этого патриарх вправе был ожидать каких-то серьезных перемен в положении страны, тем более, что открывшийся Собор 20 Января 1918 года сразу же обратился к посланию патриарха Тихона и 22 Января принял постановление, в котором одобрил содержание послания патриарха Тихона и придал ему тем самым силу соборного документа. Теперь задумайтесь над этим. Ведь, соборно у нас анафе-матствовали тех, кто, по существу, творил у нас всю эту междоусобную смуту, творил все эти ужасы, из которых потом и выросла эта первая в мире рабоче - крестьянская государственность, поправшая всех и вся, в том числе, в конце концов, рабочих и крестьян. И вот, пусть каждый из вас пороется в своей памяти родовой, семейной, и вспомнит, что делали отцы, деды, прадеды в это время, может быть, и на них падает это анафе-матствование, и поэтому, сделает для себя какие-то выводы о том, что же нужно делать, как нужно замаливать эти гоехи, о которых мы уже так благополучно забыли, как будто к нам это не имеет отношения. Тогда станет понятно, почему нам сейчас так трудно, потому что мы еще должны искупать десятилетиями все это. Тем более, ^то патриарха не услышали, все шло по нарастающей. И Собор не услышали. В это самое время, 19-21 Января, осуществляется вооруженное вторжение здесь, в Александре - Невскую Лавру, и представитель революционного народа убивает протоиерея Петра Скипетрова. Тот хочет остановить его, рвущегося в храм с оружием, а он просто стреляет в обличающие его уста и смертельно ранит протоиерея Петра. А Собору, тем временем, предстоит обсуждать очень важный внутрицерковный вопрос. Создано Высшее Церковное управление, но вопросы епархиального управления еще не решены. И вот, в такой обстановке, при том, что на Соборе, почему-то, нет его почетного председателя м. Владимира (Богоявленского), м. Киевского (еще не знают, почему его нет) начинается работа, и 25 Января 1918 года после обсуждения декрета советской вл асти о свободе совести, который yv •гп-гда чаще называют более справедливо декретом об отделении Церкви от государства. Собор принимает постановление, где было два чрезвычайно важных пункта.

"Изданный Советом народных комиссаров декрет об отделении Церкви от государства представляет собой под видом закона о свободе совести злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против нее гонения. "

Это была совершенно верная формулировка. И дело было не только в том, что по своему конкретному содержанию декрет представлялся юридическим нонсенсом даже в сравнении с законами об отделении Церкви от государства в других странах, в которых они существовали. Дело было в том, что декрет, действительно, санкционировал гонения на Церковь, ибо его исполнение могло полностью парализовать всю церковную жизнь. И второй, очень важный пункт этого же постановления Собора:

"Всякое участие как в издании сего, враждебного Церкви узаконения, так и попытках провести его в жизнь несовместима с принадлежностью к Православной Церкви и навлекает на виновных кары, вплоть до отлучения от Церкви.

Нужно сказать, что такая резкая позиция Собора была не только результатом естественной реакции на бесчинства, творимые в стране, на то, что большевистский режим с самого начала стал режимом богоборческим. Может быть, можно было и посдержаннее высказаться в этот момент. Но, во-первых, казалось, что этот кошмар долго не продлится, и что, в общем-то, эта банда немецких наймитов скоро уйдет с политической арены, а, ведь, так многие воспринимали, даже на Соборе, большевистскую диктатуру.

А во-вторых, казалось, что еще немножко, и народ одумается, и, как это было в 1612 году, ополчение, подобное ополчению Минина и Пожарского, придет в Петроград и положит конец государственному безумию, тем более, что в это самое время на Дону начала сражаться добровольческая армия, ничтожная еще по своему количеству (речь шла еще о нескольких тысячах человек), и эти несколько тысяч человек,

казалось, станут залогом широкого антибольшевистского движения в России, которое объединит всех людей с чувством гражданской ответственности, с чувством, хоть самым малым, патриотического долга перед страной. Вот отсюда, может быть, столь резкое заявление.

А, буквально, через день - два на Собор приходит сообщение об убийстве в Киеве м. Владимира 25 Января^1918

J-ода. Убийство, которое, конечно, всех потрясло. Дело было не в том, что м. Владимир был почетным председателем Собора, и, даже, не в том, что он был одним из авторитетных иерархов в нашей Церкви и первым убитым архиереем в XX веке, а дело было в том, что обстоятельства его убийства были страшны, и страшны не тем, что его как-то там зверски убивали, его убивали так, как убивали многих, как уже убили, например, о. Иоанна Кочурова. Стреляли многократно, кололи штыками и бросили растерзанного на много часов на улице. Страшно было то, что небольшая кучка вооруженных людей не ворвалась, а вошла (им открыли ворота) в Киево-Печерскую Лавру, расположилась в Трапезной, монахи услужливо подавали им трапезу, они разговорились, выяснили, что главный "угнетатель" здесь м. Владимир, пришли к нему в покои, провели там несколько часов, разграбив все, что можно, издеваясь и глумясь над митрополитом, а потом спокойно вывели его из Лавры и расстреляли недалеко от Лавры. Можете представить себе такую ситуацию, к архимандриту Дионисию в Троице-Сергиеву Лавру входят какие-нибудь поляки с казаками в 1610 году и на глазах у братии издеваются над ним несколько часов, потом уводят и убивают? Я думаю, комментарии излишни. И только когда его уже увели, один из монахов сообразил позвонить в местные органы большевистской власти и сказать о том, что произошло. Ему сказали, что власти не осведомлены о происходящем. И только через много часов уже окоченевшего митрополита нашли убитого недалеко от Лавры. Конечно, торжественно перенесли в Лавру, торжественно отпели, похоронили, не задумавшись над тем, что, в общем, его просто отдали. Это было самое страшное. Я сейчас не буду говорить о мотивах этого, уже тогда в Украинской Церкви, как раз и проявились автокефалистские настроения, и братия Лавры была распропагандирована автокефалами, и м. Владимир, который, даже, автономии для Украинской Церкви не хотел, был ярым врагом для автокефалистов. Тут объяснения можно найти разные, но важен сам факт.