ВВЕДЕНИЕ 12 страница

Глава VI

§ 1. МОСКОВСКОЕ ГОСУДАРСТВО В КОНЦЕ XVI — НАЧАЛЕ XVII в. УЧРЕЖДЕНИЕ ПАТРИАРШЕСТВА

В последние годы правления Ивана Грозного Московское государство
переживало политический кризис — прямое следствие неудачной Ливонской
войны и опричного террора. Со смертью царя в 1584 г. кризис принял
характер открытой борьбы различных группировок за власть. Большим влиянием
пользовалась княжеско-боярская знать во главе с Шуйскими, которая
претендовала на власть, опираясь на знатность рода. Ей противостояли
худородные деятели особого «двора» и фавориты покойного государя
(например, Б. Бельский), стремившиеся сохранить свои позиции при Федоре
Ивановиче. Влиятельной была и группировка Годуновых — Романовых, сильная
своими родственными связями с царем. Она и взяла верх, постепенно оттеснив
от трона всех своих соперников.
В результате борьбы особенно упрочилось положение царского шурина
Б. Годунова, который, получив высший дворовый чин конюшего, стал
официально признанным правителем государства. Обеспокоенные возвышением
Годунова, Шуйские попытались развести царя Федора с бездетной царицей
Ириной, сестрой Годунова. Но прочные позиции при дворе и приязнь царя
Федора позволили Годунову перехватить инициативу и расправиться с
оппозицией. Влиятельный И. П. Шуйский был отправлен в ссылку, а затем
убит. Годунов взял верх, отстаивая принципы самодержавной власти. Победила
группировка старомосковских боярских родов, которая связывала свое
служебно-местническое и материальное положение в первую очередь с
государевой службой и близостью к престолу.
Положение правителя позволило Б. Годунову поставить под свой контроль
приказной аппарат. Немало сторонников он имел и в Боярской думе.
Много внимания было уделено правительством Годунова крестьянскому
вопросу. По общепринятому мнению, именно в последней четверти XVI столетия
в положении земледельцев произошли столь важные перемены, что приходится
говорить о переломном этапе в истории становления крепостного права.
История крепостничества и крепостного права — тема, традиционная для
отечественной науки. При наличии множества мнений в досоветской
историографии существовали две основные теории происхождения крепостного
права — указная и безуказная. Возникновение первой связано с именем
В. Н. Татищева, который первый обнаружил Судебник 1550 г. и указ 1597 г. о
пятилетнем урочном сыске беглых крестьян. Сопоставление двух памятников
дало ему основание утверждать, что крестьяне были законодательно
прикреплены к земле указом 1592 г. Правда, сам поиск указа не увенчался
успехом.
В первой половине XIX в. было запрещено обсуждать крепостное право
даже в историческом аспекте. Лишь в канун Великих реформ ученые получили
возможность обратиться к обсуждению этой проблемы. Б. Н. Чичерин выступил
автором теории государственного закрепощения и раскрепощения сословий,
согласно которой необходимость в исполнении определенных государственных
повинностей привела к постепенному закрепощению всех слоев населения. При
этом «крепость» сословий зависела от характера повинностей. Первыми были
«закрепощены» служилые сословия — выполняя ратную повинность, они при этом
в силу своего занятия сохранили свободу передвижения. В конце XVI в.
возникла потребность закрепощения — прикрепления к земле — крестьян,
основного «податного класса». Подход Чичерина предполагал равное отношение
власти ко всем сословиям и абсолютизировал лишь одну сторону деятельности
государства — быть социальным регулятором.
Б. Н. Чичерин предложил лишь общую схему закрепощения в рамках
указной теории. С. М. Соловьев на фактическом материале обосновал ее и
включил в общеисторический процесс. Он связывал возникновение крепостного
права с обширностью русского государства и острым «недостатком рабочих рук
при... обилии земли». Но уже в середине XIX столетия было предложено иное
объяснение происхождения крепостного права. М. П. Погодин, отрицая
существование закона об отмене Юрьева дня, утверждал, что крепостное право
возникло помимо государства, в ходе самой жизни. Любопытно, что ранее
близкую мысль высказывал известный государственный деятель
М. М. Сперанский, по которому «закрепощение основывалось сперва обычаем, а
потом законом». Однако потребовались мастерство и талант
В. О. Ключевского, чтобы эти наблюдения выстроились в теорию безуказного
закрепощения крестьянства. По Ключевскому, крепостное право сложилось
постепенно, в результате роста крестьянской задолженности, без участия
государства. Позднее последователи известного историка дополнили
экономический фактор закрепощения (задолженность) обычаем — институтом
старожильства. В итоге безуказная теория получила широкое признание.
Однако открытые в конце XIX — начале XX в. документы о заповедных
летах вновь побудили часть историков вернуться к указной теории
закрепощения. При всей фрагментарности найденного материала новые
источники поколебали основы безуказной концепции и прежде всего положение
о пассивной роли власти в формировании крепостничества.
Советская историография, исходя из утвердившихся методологических
посылок, безусловно предполагала участие феодального государства — орудия
классового господства — в утверждении крепостничества и крепостного права.
Само же становление крепостного права как крайнего юридического выражения
внеэкономического принуждения, свойственного феодальной формации,
рассматривалось в неразрывном единстве с генезисом феодализма, как
длительный процесс. Отсюда и начальная точка отсчета — времена Киевской
Руси.
Интерес к социально-экономической тематике, характерный для советской
исторической науки, вызвал появление большого числа исследований по
истории крестьянства и крепостного права. Удалось даже обнаружить новые
документы с известиями о запрещении выхода крестьян новгородских пятин.
Однако попытка на их основе реконструировать указ 1592 — 1593 гг., который
запрещал выход и утверждал крестьянскую крепость во всероссийском
масштабе, в силу недостаточности аргументации не получила широкого
признания.
В настоящее время продолжается поиск не только источников, могущих
пролить дополнительный свет на историю закрепощения, но и новых подходов к
самой теме, преодолевающих ограниченность сугубо классового осмысления
этой важной проблемы. Сам процесс закрепощения в конце XVI столетия многие
исследователи связывают с хозяйственным разорением, с последствиями
опричнины и Ливонской войны. Мотивом правительственной деятельности в
крестьянском вопросе был фискальный интерес: резко уменьшившиеся
финансовые поступления потребовали ограничения свободы податного
населения, которое пыталось разными способами, в том числе переходами и
побегами, «избыть» фискальный гнет.
Стремление правительства к закреплению земледельцев отвечало и
интересам провинциального дворянства. Ограниченное в своих материальных
возможностях, оно остро реагировало на крестьянские выходы, которые все
более приобретали характер сманивания и вывоза земледельцев,
предоставления им разного рода льгот. Крупные церковные и светские
землевладельцы имели здесь все преимущества перед мелкопоместным служилым
людом. Однако уходили в прошлое времена, когда в социальной политике
правящие круги могли себе позволить равнодушное отношение к коренным
интересам помещиков, составляющих основу поместной армии. Государство
искало такие меры, которые защитили бы интересы дворянства и службы. Выход
был найден в дальнейшем утверждении крепостничества, которое в конечном
счете отражало социально-экономическую неразвитость страны, — при
скудности ресурсов государство просто не имело иных альтернатив
организации «государственной службы» и обеспечения помещиков.
Дворянские чаяния совпали с устремлениями государства и вызвали к
жизни крепостнические акты, навсегда запретившие крестьянские переходы.
Правда, по-прежнему не все ясно в законотворческой деятельности
правительства. Высказано предположение, что сами указы появились около
1592 — 1593 гг. (они, по-видимому, носили общегосударственный характер),
поскольку указ 1597 г. об урочных летах — пятилетнем сроке сыска беглых
крестьян — уже исходит из факта прикрепления всех крестьян к земле. Сами
урочные лета, по всей видимости, первоначально имели значение чисто
«техническое» — они должны были стимулировать помещика под угрозой утраты
владельческих прав к поиску беглого крестьянина-тяглеца. Однако в первой
половине XVII столетия именно урочные лета стали центральной проблемой
дальнейшего развития крепостничества.
Крепостническое законодательство конца века — важный этап в истории
крепостного права. Земледельцы прикреплялись прежде всего к земле, а не к
владельцу. Сам запрет перехода относился преимущественно к главе семьи,
дворовладельцу, имя которого фиксировалось в писцовых книгах. Иными
словами, далеко не все в крестьянской семье утрачивали возможность ухода к
новому помещику — крепостному праву было еще куда «развиваться».
В 1597 г. ограничены были права и другой группы феодальнозависимого
населения, кабальных холопов. Отныне они не получали освобождения после
уплаты долга и оставались в холопстве до смерти владельца. Служившие по
«вольному найму», «добровольные холопы», после полугода службы также
превращались в холопов и уже не могли в одностороннем порядке разорвать
зависимость. Все это законодательство свидетельствовало о возрастании
ценности рабочих рук и стремлении землевладельцев любыми средствами
закрепить их за собой. Но главное, более отчетливо выстраивались структуры
самого общества, основанного на всеобщей несвободе, разных типах
зависимости.
При Годунове была предпринята попытка провести так называемое
посадское строение. «Черные» посадские люди, скрывшиеся от тягла в
привилегированных частновладельческих «белых слободах» (т. е.
освобожденных от податей и служб), насильственно возвращались на прежнее
местожительство. Так правительство защищало свои фискальные интересы и
интересы посадского «мира» — общины.
Важным событием стало учреждение в 1589 г. патриаршества. Зависимость
русской православной церкви от константинопольской в XVI в. носила
номинальный характер. После падения Константинополя русские с подозрением
смотрели на восточное «благочестие», считая, что греки под владычеством
турок «пошатнулись» в вере, тогда как отечественная церковь полностью
сохранила верность «большому православию». Кроме того, в отличие от всех
остальных православных народов, пребывавших под чужеземным иноверческим
гнетом, русская православная церковь не утратила «царства», несомненного
свидетельства «Божьей благодати». Такой взгляд укреплял мессианские
представления об особой роли русской церкви и государства в охранении и
распространении истинной веры и естественно питал стремление к обретению
полной независимости.
Греки с неприятием относились к этому стремлению. Потребовалась
помощь светской власти, чтобы преодолеть их сопротивление. Первым
патриархом был избран активный сторонник Годунова митрополит Иов.
Утверждение патриаршества отразило возросшее значение русской церкви
в православном мире. Вместе с тем русская церковь все более превращалась в
церковь национальную. Не случайно с ее деятельностью окажутся тесно
связанными процессы формирования национального самосознания. Становясь
национальной, церковь все более сближалась с государством: освобождение от
власти константинопольского патриарха оборачивалось для нее возрастанием
зависимости от светской власти.
Во внешней политике правительство Годунова склонялось более к
дипломатическим средствам разрешения возникающих противоречий. Было
продлено перемирие с Речью Посполитой, внушительной демонстрацией силы был
удержан от вторжений крымский хан.
Вполне успешно завершилась кратковременная война со Швецией в 1590 —
1593 гг. По Тявзинскому миру 1595 г. Русское государство вернуло ранее
утраченные земли и города Ям, Ивангород, Копорье, Корела. Продолжалось
энергичное продвижение в Западной Сибири, где были построены Тюмень,
Сургут, Тобольск — будущая «столица» Сибири — и другие города.
Правительство уделяло много внимания укреплению южных рубежей государства.
В конце века идет освоение лесостепи южнее Тульской оборонительной линии
(так называемой засечной черты). Строятся города Орел, Курск, Воронеж,
Ливны, Елец, Белгород и др. Это медленное «сползание» границ на юге имело
два следствия: затруднялись набеги татар и одновременно осваивались
плодородные земли.
В 1591 г. в Угличе погиб царевич Дмитрий Иванович. Расследование,
которое возглавил В. И. Шуйский, пришло к официальному заключению, что
страдавший «падучей» (эпилепсией) отрок «сам себя поколол ножом». Вскоре
появились слухи о том, что Б. Годунов повинен в организации убийства
царевича. Вопрос этот за недостаточностью источников до настоящего времени
остается окончательно невыясненным. Неубедительными кажутся заключения,
сделанные из логической посылки заинтересованности Годунова в смерти
наследника престола для собственного воцарения. В начале 90-х годов XVI в.
подобные претензии выглядели проблематичными. Однако определенно можно
сказать, что убийство или случайная гибель царевича Дмитрия обернулись к
пользе Бориса.
В 1598 г. умер бездетный царь Федор Иванович. Пресеклась династия
Рюриковичей. Началась острая борьба за опустевший престол. На этот раз
Годунов столкнулся со своими недавними союзниками Романовыми, клан которых
после смерти в 1586 г. Н. Р. Юрьева возглавил его старший сын
Ф. Н. Романов (отец первого Романова, царя М. Ф. Романова). Б. Годунов
имел все преимущества перед своими соперниками. Он контролировал
деятельность администрации. В его руках были внешнеполитические нити. От
благосклонности правителя зависели служебные назначения и пожалования.
Многие из придворных были ему обязаны, а те, кто колебался, предпочитали
ориентироваться на самого сильного — Бориса. Наконец, Годунов опирался на
поддержку патриарха Иова. Годунов имел власть реальную, тогда как роль
Романовых была скорее придворной, почетной. Эти обстоятельства
предопределили победу правителя.
В 1598 г. Земский собор избрал Бориса царем. На престол вступил
талантливый и опытный политический деятель, бывший в курсе всех
государственных дел. Вместе с тем это был человек, прошедший школу
опричнины, неразборчивый в средствах, скоро обнаруживший «недостаток
нравственного величия» (С. М. Соловьев).
Печать выборности сильно стесняла нового государя: многие шаги царя
Бориса были предопределены необходимостью упрочить свое положение. Он
попытался добиться консолидации господствующего класса вокруг своего
трона, помириться — на основе безусловного признания лигитимности
династии — с недавними соперниками. Но ему не удалось избавиться от
оппозиции в кругах знати.
В 1600 — 1601 гг. царь расправился с Романовыми и их сторонниками.
Глава Романовых, Федор Никитич, был насильно пострижен под именем Филарета
в монахи и отправлен в монастырь. Опала Романовых, носившая отчасти
превентивный характер, не принесла успокоения.
Правительственный курс Бориса уже как царя был продолжением его
прежней политики. Однако складывался он в условиях крайне неблагоприятных.
Росла социальная и политическая напряженность. Хозяйственную стабилизацию
90-х годов прервал неурожай 1601 — 1603 гг. Светские и духовные феодалы,
имевшие большие запасы зерна, не спешили расстаться с ними в надежде
нажиться на народном бедствии. Не отставали от них и корыстные приказные.
Таким образом, правительственные меры оказались неудачными и привели лишь
к озлоблению низов общества.
Размеры бедствия побудили царя Бориса частично разрешить крестьянский
переход. В 1601 и 1602 гг. появились указы, по которым земледелец мог
покинуть помещика по своей воле, спасаясь от голода и притеснений — «налог
и продаж». Восстановленный выход касался помещичьих крестьян и не
затрагивал крупные владельческие и монастырские земли из-за опасения, что
именно сюда устремится поток обездоленных хлебопашцев. Годунов старался не
допустить разорения основной массы служилых людей. Однако эти меры не
могли радикальным образом поправить ситуацию.
Кризис углублялся.

§ 2. НАЧАЛО СМУТЫ. АВАНТЮРА ЛЖЕДМИТРИЯ I

На рубеже XVI — XVII вв. страна переживала кризис, который по глубине
и масштабу можно определить как структурный, охвативший все сферы жизни.
Экономический кризис был тесно связан с хозяйственным, порожденным
Ливонской войной, опричниной и ростом феодальной эксплуатации.
Экономический кризис стимулировал усиление крепостничества, вызывающего
социальную напряженность в низах. Социальную неудовлетворенность
испытывало и дворянство, возросшая роль которого мало соответствовала его
положению. Этот наиболее многочисленный слой господствующего класса
претендовал на большее — и в плане материального вознаграждения за
государеву службу, и в служебном продвижении, ограниченном чиновными
рамками и местничеством.
Глубоки были и политические причины смуты. В процессе собирания
земель Московское княжество превратилось в обширное государство, сильно
продвинувшееся на путах централизации в XVI в. Существенным образом
изменилась социальная структура общества. Однако самодержавная
тираническая модель взаимоотношения власти и общества, навязанная Иваном
Грозным, доказала свою ограниченность. Сложнейший вопрос XVI в. — кто и
как, какими правами и обязанностями будет обладать в государстве, которое
уже перестало быть собранием разрозненных земель и княжеств, но еще не
превратилось в единое органическое целое, был перенесен в смуту.
Политический кризис усугублял кризис династический, вовсе не
завершенный с избранием Бориса Годунова.
Наконец, в годы царствования Ивана Грозного оказались расшатаны, по
определению В. О. Ключевского, «духовные скрепы общества» — нравственные и
религиозные чувства. Казни без суда, опалы возвели насилие и произвол в
норму. Человеческая кровь проливалась с необычайной легкостью, ценилось
угодничество, ловкость и беспринципность. Не случайно многие действующие
лица смуты так или иначе прошли школу опричнины. Даже самозванство было до
известной степени порождением прежнего правления, когда царь Иван,
«отрекаясь» от престола, прятался под именем Иванца. Смута — лишь обильная
жатва, печальный итог века, уже познавшего раскол общества и
подготовившего общество к расколу новому.
Смута открылась авантюрой Лжедмитрия I. Представляется упрощением
трактовать самозванство как только порождение «наивного монархизма» масс.
Самозванство — одно из проявлений «нормального» монархического сознания,
модель поведения, созданного и отточенного в годы смутного лихолетья.
Самозванство имело то преимущество, что служило внутренним оправданием для
выступления против правящего государя. При сакральном восприятии царской
власти поддержка истинного монарха — будь то царь, сидящий на престоле,
или претендент-самозванец, доказывающий законность своих притязаний, —
становилась обязательной, угодной Богу, моментом спасения. Эти особенности
национального самосознания и придавали самозванству на русской почве
особый размах.
Первым самозванцем стал молодой галичский дворянин Григорий Отрепьев.
Существуют свидетельства, что противники Годунова готовили бойкого сына
боярского к роли царевича Дмитрия еще в Москве. Опала Романовых заставила
его искать спасения под монашеским клобуком. Он обосновался в Чудовом
монастыре. Однако непомерное честолюбие и угроза разоблачения побудили его
бежать из Москвы в Речь Посполитую. Здесь Отрепьев и открыл крупным
магнатам Вишневецким свою «тайну»: он — законный московский государь,
чудом спасшийся царевич Дмитрий Иванович.
Ряд исследователей высказывают предположение, что сам Отрепьев
искренне уверовал в свое высокое происхождение и лицедействовал с
внутренней убежденностью. Но, конечно, решение поддержать самозванца
польской стороной было принято исходя из собственных интересов. Король
Сигизмунд III решил использовать его для ослабления Бориса Годунова.
Прельщали и обещания, сделанные самозванцем. К Речи Посполитой должны были
отойти Смоленск и Северская земля, невесте Марине Мнишек, дочери
сандомирского воеводы Юрия Мнишека, — Новгородская земля. Приняв тайно
католичество, Отрепьев заручился поддержкой Папы Римского.
Несмотря на тайное покровительство короля и поддержку ряда
влиятельных магнатов, возможности самозванца были сильно ограничены. Тем
не менее, человек смелый, с авантюристической жилкой, он в конце 1604 г. с
небольшим отрядом, состоявшим из поляков-наемников, русских
дворян-эмигрантов и присоединившихся позднее запорожских и донских
казаков, пересек границы Московского государства. Первоначально успех
сопутствовал ему — города один за другим открывали «царевичу» ворота.
Здесь же он находил много сторонников: юго-западная окраина издавна
служила местом сосредоточения социально-динамичных слоев русского
общества, недовольных своим положением. Даже поражение в январе 1605 г. от
царских воевод под Добрыничами не привело к падению самозванца. В разгар
противоборства 13 апреля 1605 г. неожиданно скончался Борис Годунов. После
его смерти чаша весов стала быстро склоняться в пользу самозванца, в
котором оппозиция увидела силу, способную свалить ненавистную династию.
Сын Бориса, Федор Борисович, не имел ни опыта, ни авторитета, чтобы
удержать власть. В мае на сторону Лжедмитрия I перешли царские полки. Это
решило исход борьбы. Федор и его мать были лишены жизни. 20 июня 1605 г.
самозванец торжественно вступил в Москву.
Победа Отрепьева на первый взгляд кажется фантастической. Поражены
были сами современники: «Яко комар льва... порази». Но успех самозванца
объясним: при остром недовольстве всех слоев общества побеждал скорее не
он, а мечта о законном «добром государе». С именем царевича связывались
самые сокровенные надежды, которые должны были осуществиться по восшествии
его на «прародительский» престол.
Новый царь оказался деятельным правителем. Самозванец не боялся
преступать многие православные традиции и открыто демонстрировать свою
приверженность к польским обычаям. Это насторожило, а позднее и настроило
против него окружение. Но не поведение главная причина падения Отрепьева.
Сесть на престол оказалось легче, чем усидеть на нем. Едва самозванец
свалил Годунова, как сам стал ненужным боярству. Очень скоро был составлен
заговор, во главе которого стоял В. И. Шуйский. Но заговор провалился.
Лжедмитрий, желая продемонстрировать свое милосердие, помиловал
приговоренного к смерти Шуйского.
Скоро самозванцу напомнили о взятых обязательствах его зарубежные
покровители. Однако последний прекрасно понимал, что их выполнение для
него самоубийственно. Православие не было поколеблено. Лжедмитрий лишь
низвел с патриаршества сторонника Годунова Иова. Не собирался он отдавать
Смоленск и Северскую землю, предложив Сигизмунду III взамен денежный
выкуп. Все это вело к обострению отношений с Речью Посполитой. Чтобы
снизить их остроту, самозванец выступил с идеей общехристианского похода
против татар и турок.
Сложным было и внутреннее положение Отрепьева. Прежняя политика
обещаний и лавирования исчерпала себя. Обильные пожалования, с помощью
которых «царь Дмитрий Иванович» надеялся упрочить свое положение, имели
свой предел. Следовало пополнить казну, а это должно было привести к
ужесточению налогообложения, тогда как самозванец обещал его ослабление.
Обращение же за финансовой помощью к церкви вызвало ропот духовенства,
которое усмотрело в этом посягательство на свою собственность. Обманутым
чувствовало себя крестьянство, мечтавшее о восстановлении выхода. Но
сделать это значило столкнуться с дворянством. Лжедмитрий I оказался в
заколдованном круге. Росло разочарование, которое испытывали все слои
общества. Однако само это недовольство не успело принять сколько-нибудь
законченные формы. Дело решил заговор, во главе которого оказался
В. И. Шуйский.
В начале мая 1606 г. состоялась свадьба Лжедмитрия с Мариной Мнишек.
Свадебные торжества, проведенные по польскому образцу, неправославная
царица, оскорбительное поведение наехавших в Москву польских магнатов и
шляхтичей вызвали взрыв возмущения. Этим воспользовались заговорщики. 17
мая 1606 г. против поляков вспыхнуло восстание. Заговорщики ринулись в
Кремль и убили самозванца. «Царь Дмитрий Иванович» был объявлен
«ростригою», «еретиком», «польским свистуном». «Московская царица» Марина
Мнишек и ее гости разосланы по городам.
19 мая сторонниками В. Шуйского был созван импровизированный Земский
собор, на котором, как позднее утверждали противники нового монарха,
Василий Иванович был «выкрикнут» царем. Сам Шуйский не особенно заботился
о соблюдении всех тонкостей для волеизъявления «всей земли». Его более
беспокоила позиция Боярской думы. Чтобы привлечь ее, новый царь пошел
навстречу притязаниям аристократии, давно мечтавшей огородить себя от
самодержавного произвола целым рядом обязательств, которые возлагал на
себя монарх. Шуйский дал крестоцеловальную запись, в которой обещал
соблюдать феодальную законность: не налагать ни на кого опал и не казнить
без суда, не отнимать имущества у родственников осужденных, не слушать
«ложных доводов», править вместе с Думой. В подобной записи многие
историки смуты видят робкий шаг к ограничению царской власти.

§ 3. ВОССТАНИЕ БОЛОТНИКОВА

Человек, оказавшийся волею судьбы на московском престоле, не
пользовался ни авторитетом, ни народной любовью. Главным качеством
характера Шуйского было лицемерие, любимый способ борьбы — интрига и ложь.
Подобно Годунову, он успешно усвоил все уроки правления Ивана Грозного,
был недоверчив, коварен, однако не обладал ни государственным умом, ни
опытом царя Бориса. Его слову нельзя было верить: при правителе Борисе
Годунове Шуйский, глава следственной комиссии в Угличе, клялса, что
царевич Дмитрий закололся сам; затем, при Лжедмитрии I, что царевич жив и,
значит, Годунов — узурпатор; наконец, что царевич был заколот людьми
Годунова и царь Дмитрий — самозванец. Умственную ограниченность Шуйский
пытался восполнить хитростью. Замена была плохая. Этот человек не был
способен остановить развал государственности и преодолеть раскол
социальный.
С самого начала Шуйский не пользовался широкой поддержкой.
Легитимность его избрания признали далеко не все. Не случайно о своем
избрании даже царь Василий писал, что принял Мономахов венец по выбору
«всяких людей Московского государства», а не «всех людей всех государств
Российского царствия». В этом определении — косвенное признание оппозиции,
возникшей во многих регионах страны.
Знаменем оппозиции вновь стало имя царя Дмитрия Ивановича, который,
по слухам, спасся от заговорщиков и на этот раз. Шуйский срочно
организовал церемонию перезахоронения мощей царевича, объявленного святым.
В Углич за гробом отправился Ростовский митрополит Филарет —
Ф. Н. Романов, возвращенный из ссылки еще Лжедмитрием I. Царь,
по-видимому, сулил ему патриаршество. Но по возвращении обманул,
испугавшись встретить в Романове личность независимую. Вместо низведенного
патриарха Игнатия, ставленника самозванца, на патриарший престол был
избран Казанский митрополит Гермоген — человек фанатичный и твердый в
вере.
Против Шуйского выступило население порубежных уездов, опальные
сторонники Лжедмитрия, такие, как воеводы Путивля князь Г. Шаховской и
Чернигова князь А. Телятевский. Оппозиционные настроения охватили
дворянские корпорации, среди которых особенно была сильна Рязанская,
возглавляемая энергичным кланом Ляпуновых и Сумбуловым, и веневская —
Истомы Пашкова. Летом 1606 г. движение стало приобретать организованный
характер. Появился и руководитель — Иван Исаевич Болотников.
Холопство было неоднородным институтом. Верхи холопов, приближенные к
своим владельцам, занимали достаточно высокое положение. Не случайно
многие провинциальные дворяне охотно меняли свой статус на холопий.
И. Болотников, по-видимому, принадлежал к их числу. Он был военным холопом
А. Телятевского и скорее всего дворянином по своему происхождению.
Впрочем, не следует придавать этому слишком большого значения: социальная
направленность взглядов человека определялась не одним только
происхождением. «Дворянством» Болотникова можно объяснить его военные
дарования и качества бывалого воина.
Есть известия о пребывании Болотникова в крымском и турецком плену,
гребцом на галере, захваченной «немцами». Существует предположение, что,
возвращаясь из плена через Италию, Германию, Речь Посполитую, Болотников
успел повоевать на стороне австрийского императора предводителем наемного
казацкого отряда против турок. В противном случае трудно объяснить, почему
именно он получил полномочия «большого воеводы» от человека, выдававшего
себя за царя Дмитрия.
Восставшие, собравшиеся под знаменами «царя Дмитрия Ивановича»,
представляли собой сложный конгломерат сил. Здесь были не только выходцы
из низов, но и служилые люди по прибору и отечеству. Едины они были в
своем неприятии новоизбранного царя, различны в своих социальных
устремлениях. После успешной битвы под Кромами в августе 1606 г.
восставшие заняли Елец, Тулу, Калугу, Каширу и к концу года подступили к
Москве. Сил для полной блокады столицы не хватило, и это дало возможность
Шуйскому мобилизовать все свои ресурсы. К этому времени в стане восставших
произошел раскол и отряды Ляпунова (ноябрь) и Пашкова (начало декабря)
перешли на сторону Шуйского.
Сражение под Москвой 2 декабря 1606 г. окончилась поражением
Болотникова. Последний после ряда сражений отступил к Туле, под защиту
каменных стен города. Сам В. Шуйский выступил против восставших и в июне
1607 г. подошел к Туле. Несколько месяцев царские войска безуспешно
пытались взять город, пока не перегородили реку Упу и не затопили
крепость. Противники Шуйского, положившись на его милостивое слово,
отворили ворота. Однако царь не упустил возможности расправиться с вождями
движения.
Достаточно сложно дать оценку характера восстания Болотникова.
Представляется односторонним взгляд на движение исключительно как на
высший этап крестьянской войны. Для нас остается неизвестной «программа
движения»: все сохранившиеся документы, по которым можно судить о
требованиях восставших, принадлежат правительственному лагерю. В
интерпретации Шуйского, восставшие призывали москвичей к уничтожению
«вельмож и сильных», разделу их имущества. Патриарх Гермоген объявлял, что
болотниковцы «велят боярским холопем побивати своих бояр, и жены их, и
вотчины, и поместья им сулят», обещая «давати боярство, и воеводство, и
окольничество, и дьячество». Известны случаи так называемых «воровских
дач», когда имения сторонников царя Василия передавали сторонникам
«законного государя Дмитрия Ивановича». Таким образом, борьба была
направлена не столько на разрушение существующей социальной системы,
сколько на перемену лиц и целых социальных групп внутри нее. Участники
выступления, бывшие крестьяне, холопы, стремились конституироваться в
новом социальном статусе служилых людей, «вольных казаков». К повышению
своего статуса стремилось и дворянство, недовольное воцарением Шуйского.
Налицо была острая, достаточно сложная и противоречивая социальная борьба,
выходящая за рамки, очерченные концепцией крестьянской войны. Эта борьба
естественно дополняла борьбу за власть — ведь только победа одного из
претендентов обеспечивала закрепление прав его сторонников. Само это
противоборство вылилось в борьбу вооруженную, целыми армиями.
В социальном противоборстве принимали участие и низы общества. Однако
антикрепостнический запал находил свое выражение прежде всего в
ослаблении, а в последующем и в прогрессирующем разрушении
государственности. В условиях кризиса всех структур власти все труднее
было удержать крестьян от выхода. Стремясь заручиться поддержкой
дворянства, Шуйский 9 марта 1607 г. издал обширное крепостническое
законодательство, которое предусматривало значительное увеличение срока
урочных лет. Сыск беглых становился должностной обязанностью местной
администрации, которая отныне должна была каждого пришлого человека
«спрашивати накрепко, чей он, и откуда, и когда бежал». Впервые вводились
денежные санкции за прием беглого. Однако Уложение 1607 г. носило скорее
декларативный характер. В контексте событий для крестьянства актуальной
становилась проблема не выхода, восстанавливаемого явочным путем, а поиска
владельца и места нового жительства, которые бы обеспечивали стабильность
бытия.
События начала XVII в. большинством историков трактуются как
гражданская война со всеми ее признаками — острейшей борьбой за власть,
масштабным политическим и социальным противостоянием, борьбой с опорой на
армию и создаваемые властные институты. Несомненно, что по ряду параметров
эта гражданская война сближается с крестьянской войной. Иное едва ли было
бы возможно в крестьянской стране, только что сделавшей важный шаг в
сторону крепостничества. Представляется, однако, что самое удачное
определение происходящего, включая все своеобразие социального и
политического противоборства, дали сами современники в названии смута,
смутное время.