Последствия трансатлантической работорговли

 

С середины XVI в. все Атлантическое побережье Африки от Зеленого Мыса (Сенегал) до Луанды в Анголе превратилось в огромный резервуар рабов для плантаций Нового Света. Афри­канцев сотнями тысяч использовали как рабочий скот на сахар­ных, табачных и хлопковых плантациях, а также в рудниках. Америка стала новым невольничьим рынком с чуть ли не безгра­ничной емкостью.

Варварская работорговля была, несомненно, самым пагубным порождением колониальной экспансии, развязанной процессом первоначального накопления. «Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение, порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги по завоева­нию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповед­ное поле охоты на чернокожих — такова была утренняя заря ка­питалистической эры производства. Эти идиллические процессы суть главные моменты первоначального накопления» 14, — устано­вил К. Маркс.

Излюбленными «заповедниками», где велась охота на живой товар, были в первую очередь Ангола, низовья Конго и восточ­ная часть Гвинейского побережья. В течение четырех столетий европейские работорговцы различных национальностей вывозили невольников из Западной и Центральной Африки, причем в XVIII в. из Африки было отправлено столько транспортов, сколь­ко в XVI и XVII вв., вместе взятых. Определить общее число лю­дей, переправленных через океан и захваченных с этой целью в Африке, далеко не просто. Последние исследования в отдельных районах принесли новые результаты: по предположительным данным, из Анголы было увезено 5 миллионов рабов; число выве­зенных конголезцев Д. Ришон определяет в 13,25 миллионов, при­чем эти сведения не учитывают связанные с охотой па рабов по­тери населения.

Разумеется, гипотетические оценки численности невольников и жертв последствий трансатлантической работорговли по-прежнему сильно колеблются, но довольно достоверно можно установить, что берегов Америки достигло не 'менее 20 миллионов негров. Этот показатель увеличится, однако, во много раз, если добавить к нему число погибших в пути. Еще больше людей погибло во время набегов и войн с целью захвата рабов и в длительных переходах к побережью. Нет сомнений, что косвенных жертв было намного больше, чем собственно вывезенных из Африки рабов. У. Дюбуа даже считает правомерным сделать вывод, что на каждого раба, применявшегося в Америке в качестве дешевой рабочей силы, приходится пять убитых в Африке или погибших при перевозке, т. е. в целом число жертв составляет внушитель­ную цифру—100 миллионов человек* (* У. Дюбуа оценивал в 100 миллионов человек общие потери Африки в ре­зультате работорговли. Из них 60 миллионов он относил за счет европейской, а остальные 40 — ближневосточной, т. е. главным образом арабской, торговли людьми. Советская исследовательница С. Ю. Абрамова также пришла к выводу, что трансатлантическая работорговля обошлась Африке в 60—70 миллионов человеческих жизней, 15—16 миллионов вывезенных невольников (см.: С. Ю. Абрамова. Африка: четыре столетия работорговли. М., 1978, с. 251).). Если принять за основу иные критерии, то и тогда нельзя не признать, что потери Афри­ки, причем в основном молодыми и здоровыми людьми, были чрез­вычайно велики и по своим последствиям не уступали стихийному бедствию.

Рассказы очевидцев более позднего времени, когда началась борьба против рабства, выявляют условия, в которых происходила работорговля. Многие африканцы, особенно женщины и дети, гибли еще во время охоты на рабов, так как она велась со страш­ной жестокостью и бесчеловечностью. После мучительных перехо­дов через сотни километров безводных саванн или девственных лесов оставался в живых только каждый второй или третий из захваченных. На ночь их сковывали по рукам и ногам. Пищу и воду пленники получали очень редко. Но и тот, кто достигал ко­рабля, не мог еще считать себя спасенным. Перед погрузкой пленных подвергали в факториях унизительной процедуре, чтобы отобрать для вывоза только наиболее здоровых.

Вот, например, что рассказывает Барбот* (* Барбот (Жан Барбо) — британский купец и мореплаватель французского происхождения. На рубеже XVII—XVIII вв. ходил к западному побережью Аф­рики; оставил историю путешествий своих и своего племянника, Жака Барбо-младшего, озаглавленную «Описание Нижней Эфиопии».): «Когда рабы при­бывают из внутренних районов в Видах (Республика Бенин), их всех запирают в дощатый барак, своего рода тюрьму, поставлен­ный специально для этой цели недалеко от берега; перед тем как передать людей европейцам, их выводят на равнину, где судовые врачи внимательно осматривают каждого в отдельности; при этом мужчины и женщины раздеты догола». После отделения неполно­ценных всякому, кто был признан годным, раскаленным железом ставили на грудь клеймо, фирменный знак французской, английской или голландской торговой компании, чтобы каждая из них могла опознать принадлежащий ей товар. Но вот наконец этих людей, испытывающих физические муки, часто в самый послед­ний момент разлученных со своими родными, гонят на корабль. «Когда прибывает судно, — продолжает Барбот, — всех их, совер­шенно нагих, не делая различия между мужчинами и женщинами, заталкивают в стоящую наготове шлюпку». Только на очень не­многих судах раб, «вступив на борт корабля, получает кусок па­русины, который он может обернуть вокруг бедер; это очень по душе несчастным созданиям».

Но страшнее всего были условия на самих судах. По словам датского врача Изерта, «потому-то они и не верят никаким уго­ворам... будто их везут в прекрасную страну, и другим посулам и при малейшей возможности стараются сбежать или убить себя, потому что даже смерть куда менее им страшна, чем рабство в Вест-Индии» 15. Рабы тысячами гибли от адской жары в трюме. Среди них свирепствовали чума, тиф, оспа, дизентерия. Заболев­ших и умерших просто выбрасывали за борт.

А что ждало тех, кто выживал, в Америке? Их, словно скот, выставляли на обозрение и продажу, после чего на плантациях и в рудниках для них начинались новые муки. «Обрабатывать эту землю часто намного труднее обычного из-за обилия камней, — с состраданием пишет Изерт. — Применить здесь плуг невозмож­но, и все достигается мотыгой и потом несчастных негров... План­татор выжимает из них все, что может, но не убивает... Я видел, как за малейшую провинность, иногда даже вымышленную, их привязывали к столбу и били кнутом так, что кожа превращалась в клочья. У большинства из них на спине до конца жизни оста­ются следы порки». Жестокая работорговля и жестокая эксплуа­тация труда рабов приносили огромные барыши кучке крупных купцов и плантаторов.

Многие рабы сопротивлялись зверствам и бесчеловечной экс­плуатации и предпринимали отчаянные попытки избежать такой участи. Еще в пути «ночью им приходит на ум, что хотя они и закованы в цепи, но они сильнее европейцев своим числом, а по­тому могут их перебить и пригнать судно к суше. Обычно такое восстание случается или на рейде, или в первый день после вы­хода в море. Во время моего пребывания на Гвинейском побе­режье я был свидетелем разных печальных случаев. В 1785 г. рабы на голландском судне восстали в тот самый день, когда оно должно было отойти в Вест-Индию. Они взяли верх над евро­пейцами и перебили всех, кроме маленького юнги, который взоб­рался на самую верхушку высокой мачты». Эти и другие попытки к освобождению были потоплены в крови. Как ни велико было соперничество между голландскими, английскими и даже порту­гальскими работорговцами, в подобных случаях они всегда помо­гали друг другу. Общие цели наживы и эксплуатации понуждали их принимать «коллективные» меры.

Трансатлантическая работорговля вызвала далеко идущие из­менения в хозяйственной и политической жизни Африки к югу от Сахары. В некоторых районах она полностью сковала разви­тие производительных сил.

Огромный отток людей, который можно сравнить с кровопус­канием, между XVII и XIX вв. приостановил прирост населения на огромных территориях Западной Африки. А между тем в это время другие части мира переживали довольно сильный демогра­фический взрыв. Африку же насильственный увод рабов лишал самых молодых и здоровых людей, т. е. наиболее ценной рабочей силы. Пытаясь преуменьшить значение этих явлений, буржуаз­ные авторы часто указывают, что, не будь работорговли, аналогич­ное действие на прирост населения в эти века могли бы оказать эпидемии, засухи, военные конфликты. Но главный их аргумент сводится к тому, что людские потери Африки уравновешиваются ввозом европейцами новых пищевых культур — маиса, маниоки, земляного ореха, — по сей день составляющих основу пищевого рациона африканцев.

Такие исследователи, как Дж. Д. Фэйдж и А. Бруншвиг, под­черкивают «революционизирующую» и позитивную роль этого «культурного обмена», связанного с работорговлей, и объявляют ее «фактором положительным» с точки зрения общего прогресса, поскольку в ней участвовали на равных правах с европейцами африканские торговцы и правители. К тому же, заявляют они, продажа невольников за океан была лишь продолжением той тор­говли рабами, которая на протяжении веков практиковалась в африканском обществе. Однако существовавшее в раннеклассовом обществе к югу от Сахары патриархальное рабство и приме­нение в производственном процессе военнопленных и купленных «рабов» (точнее, лично зависимых людей) можно отождествлять с варварской работорговлей периода первоначального накопления капитала и рабским трудом на плантациях Нового Света лишь с «одной целью — чтобы замаскировать истинную сущность капита­листической эксплуатации, устанавливаемой колонизаторами. Кро­ме того, ее воздействие на экономические и общественные отно­шения в Африке, имевшее, конечно, разные последствия в разных регионах, неразрывно связано с капиталистическим мировым рынком и колониальной системой. Приведенные выше аргументы позволяли торговому и формировавшемуся промышленному капи­талу приписывать только себе заслугу «всеобщего» прогресса.

Не решаясь обычно проникать в глубь материка, европейские купцы предоставляли захват рабов и посредническую торговлю вождям африканских племен и местным купцам. Из соображений безопасности европейские суда даже бросали якоря в некотором отдалении от берега. В ряде районов образовался слой богатых купцов-африканцев, иногда мулатов, также наживавшихся на ра­боторговле. У этих африканских посредников и племенных вож­дей европейские торговцы в обмен на обычно недоброкачествен­ные дешевые изделия европейских мануфактур: ткани, стеклян­ные и скобяные товары, — а также огнестрельное оружие и порох приобретали ценившиеся очень высоко партии рабов. Это были мошеннические сделки, выгодные только одной стороне и не приносившие никаких преимуществ другой, несмотря на временное обогащение части африканских торговцев и правителей.

Напротив, постоянная потребность в рабах вызывала цепную реакцию, имевшую сугубо отрицательные последствия: обезлюде-ние больших местностей, перерастание охоты за рабами в постоян­ные междоусобные войны племен и народов, которые часто вели к взаимному уничтожению или порабощению, к разрушению тра­диционной социальной структуры, к гибели местных ремесел и торговли. Вооруженные современным огнестрельным оружием от­дельные отряды охотников за рабами проникали все дальше во внутренние районы. Их предводители увеличивали свои личные войска, персональная их власть усиливалась, но они полностью утрачивали интерес к материальному производству. Война стано­вилась для них постоянным занятием, и весьма выгодным. Такая обстановка сложилась во всем хинтерланде побережья. Члены деревенских общин, находившиеся под постоянной угрозой напа­дения, не имели никакого стимула к занятию сельским хозяйством и ремеслами. Внутриафриканская обменная торговля замерла.

Последствия работорговли затрагивали не только побережье и его непосредственный тыл, но и другие районы Центральной Африки, так как вызывали перемещения торговых путей, а часто и полное прекращение внутриафриканской торговли. Так, в XVII в. резко сократился товарооборот транссахарской торговли по дорогам Западного и Центрального Судана. Правда, в небольших масштабах торговые операции через Сахару, в основном через ее центральную часть, велись до конца XIX в., но главную роль чаще всего играл теперь более короткий и дешевый морской путь, связывавший Северную Африку с южными районами. Торговля золо­том переместилась к южному побережью.

Сокращение транссахарского товарооборота и монополия ев­ропейских держав в морской торговле нанесли большой экономи­ческий урон Северной Африке (алжирское и марокканское побе­режья), которая лишилась традиционных торговых связей со странами европейского Средиземноморья. Под установившимся с XVI в. господством феодальной. Турецкой империи в странах Магриба процветало только пиратство, приносившее его участникам большие прибыли, тогда как торговля и ремесла переживали все больший упадок. Это, в свою очередь, оказало воздействие на торговые центры Судана. Рынки Томбукту, Дженне, Гао захирели. Государство Сонгай, завоеванное в конце XVI в. марокканцами и в результате ставшее лишь жалким своим подобием, обрело мо­гущественных соперников — это были союзы племен и раннегосударственные образования бамбара Сегу и Каарта, а также усили­вавшихся народов моси, догон и гурма. Эра значительных мусуль­манских государств, казалось, миновала.








Дата добавления: 2015-09-11; просмотров: 1571;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.007 сек.