Государства фульбе и тукулёров

История Западного Судана в XVIII и XIX вв. характеризуется образованием ряда государств фульбе и тукулёров. Проследить возникновение и развитие этих государств, особенно сильно фаль­сифицированные тенденциозными идеологами колониализма и неоколониализма, — задача совсем не легкая. Фульбе посвящена обширная литература, далеко не равноценная по своему научному значению. Сплошь да рядом в этих работах, этнологических или исторических, даже не ставится научная проблема: в них сквозит расистская или апологетическая тенденция. Явная антропологи­ческая обособленность фульбе (они высоки ростом, имеют кожу коричневого цвета, узкий нос с небольшой горбинкой, не обяза­тельно вьющиеся черные волосы) дает пищу для теорий их расо­вого превосходства. Авторы таких теорий утверждают, что «бе­лые» племена (так в Восточной Африке называют народности семитско-хамитской и нилотической языковых семей, а в Запад­ной — прежде всего фульбе, тукулёров и берберов, т. е. в основ­ном бывших скотоводов-кочевников) принесли культуру «черно­му» оседлому населению.

Например, по мнению известного немецкого африканиста Д. Вестермана, крупные государства Африки «неизменно обяза­ны своим происхождением притоку чужаков, стоявших в полити­ческом развитии выше негров, а следовательно, тесно связаны с большими переселениями народов на территории Африки». Ис­пользуя свое «военное превосходство, они заставили ряд племен покориться их власти, объединили их в рамках государственной организации, обложили повинностями, принудили нести воинскую службу, сами же за счет населения вели варварский образ жизни господ» ^16а. Подобная точка зрения отрицает объективные социаль­ные условия классовой дифференциации и образования госу­дарств, идеализирует этот процесс и объясняет его мнимым куль­турно-политическим превосходством некоторых племен и народов и их предназначением на роль господ. От этих ненаучных измыш­лений в большей или меньшей степени отталкивались все те куль-турно-исторические направления, которые с помощью теорий куль­турных и этнических «наслоений» пытались построить целую систему. Неизменно выдвигаемые в этой связи теории о высоком интеллекте фульбе и их особом государственном таланте продикто­ваны в основном теми же намерениями: затушевать истинную за­кономерность общественного развития и возвысить расизм и колониализм. Кроме того, возведение фульбе в ранг «высшей» расы облегчало колониальным державам сотрудничество с феодальной аристократией фульбе на основе двойной эксплуатации народ­ных масс. Отнюдь не уникальный в мировой истории процесс образования государств путем установления господства многочис­ленных кочевых племен (на определенном этапе их развития) и покорения оседлого крестьянского населения выдавался в духе колониалистской доктрины за признак неполноценности послед­него.

Государства фульбе и тукулёров к началу XIX в.: Фута-Торо, Фута-Джаллон, Масина

Новейшие лингвистические исследования фульфульде, выявив­шие его близкое родство с другими языками — волоф, серер и биафада, — позволяют сделать вывод, что фульбе, оставившие след в истории начиная с XV в. * (* Первые группы кочевников-фульбе появились на берегах реки Сенегал го­раздо раньше. Во всяком случае, созданное ими государство Текрур упоминают уже арабские авторы IX—X вв.), первоначально занимали пле­менную территорию в западной части Сахеля и отсюда двинулись через саванны и степи на восток. Отвечая на вопрос о социальных корнях явлений, превративших кочевников-фульбе в правящий слой формирующихся или преобразующихся государств, ученые-марксисты и прогрессивные буржуазные исследователи, в том числе и африканские, указывают на разложение первобытнооб­щинного строя и возникновение классового общества и появление в результате «военных государств», охарактеризованных Ф. Эн­гельсом в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Кочевники-скотоводы пришли к власти не потому, что они принадлежали к особенно одаренной этнической группе, а исклю­чительно в силу конкретных социально-экономических условий. Завоевательная политика фульбе и захват ими власти предваря­лись или сопровождались выделением военной аристократии с ее боеспособными дружинами, а также социально-экономической дифференциацией при частичном переходе населения к оседлости. Первоначально фульбе были пастухами-кочевниками, которые в поисках новых пастбищ выступили из района Сенегала, прокати­лись через территории Масины, Кебби, земли хауса, Борну и до­стигли Дарфура, где, встретив сопротивление арабов, были вы­нуждены остановиться. У кочевников, известных под названием фульбе-буруре, или бороро, основой общества, его наименьшей экономической и социальной ячейкой была простая или большая семья при очень рыхлой структуре рода. Они вели патриархальный образ жизни под главенством старейшины рода (ардо), ко­чевали небольшими группами, которые при чрезмерном увеличе­нии делились на несколько независимых частей. Как и все ко­чевники-скотоводы, бороро не могли не соприкасаться с оседлым населением.

В XVII и XVIII вв. во многих родах бороро сложилась частная собственность на скот. Обычно при благоприятных обстоятельст­вах молодой бороро получал ко дню соро * (* Имеется в виду день инициации — обряда посвящения мальчика в муж­чины, когда посвящаемый должен перенести суровые физические и моральные испытания; у фульбе-бороро, сохранивших кочевой образ жизни, практикуется и в наши дни.) большое стадо ско­та — подарок родичей по отцовской линии. Тем не менее молодые фульбе-бороро были вынуждены пасти за вознаграждение чужой скот. Особенно значительная экономическая, а затем и социальная дифференциация началась на стадии перехода ряда родов бороро к оседлости. Процесс оседания на землю сопровождался нерав­ным присвоением наиболее удобных ближних пастбищ, участков для усадьбы и 'поселения. В то же время из местного земледель­ческого населения выделились несвободные люди и ремесленни­ки, многие племена стали данниками фульбе. Старейшина рода — ардо — в нарушение родовых традиций часто использовал приви­легии, предоставленные ему вначале решением сородичей, и своеглавенствующее положение для личного обогащения и захвата власти. Некоторые ардо селились со своими дружинами отдель­но, и со временем вокруг этих домохозяйств иногда вырастали деревни. Позднее близ резиденций ардо и населенных пунктов располагались деревни эксплуатируемых в земледелии рабов, которыми чаще всего становились военнопленные из среды покорен­ного местного населения.

В то же время часть кочевников-бороро продолжала жить по-старому, хотя многие из них уже попали в некоторую зависи­мость от выделившейся аристократии фульбе и отдельных местных правителей. Именно эта правящая верхушка в XVII и XVIII вв. начала играть ведущую роль в различных местностях Западного и Центрального Судана, стала главным инициатором захвата власти и устранения местных династий. Это подтверждается дан­ными последних исследований прогрессивных ученых. Получены, в частности, доказательства того, что в Фута-Джаллоне, на тер­ритории современной Гвинеи, состоятельная аристократия фуль­бе, от которой зависели бороро, совместно с отдельными купцами мандинго, наживавшимися на европейской работорговле в этом регионе, свергла династию дьялонке и призвала к «священной войне» — джихаду. Последнее также составляет характерную особенность рассматриваемого периода.

Уже в течение нескольких веков при дворах некоторых прави­телей Западного Судана многие люди из родов фульбе или туку-лёров подвизались в качестве придворных чиновников, проповедников, судей или «даже «святых людей» — имамов и модибе. Они способствовали распространению ислама и оказывали значитель­ное влияние на культурную, а отчасти и политическую жизнь этих районов. Однако привилегированное положение фульбе, выступав­ших в роли придворных чиновников и мусульманских вероучите­лей, определялось не их расовым превосходством, а причинами исторического порядка: длившийся веками постепенный переход кочевников-фульбе к оседлости и выделение среди них правящей верхушки создавали особенно благоприятные условия для распро­странения традиций ислама.

Восстания в Фута-Джаллоне в 1725 г., в Фута-Торо в 1776 г., в области расселения хауса в 1804 г., в Масине в 1810 г., основа­ние государств в более позднее время, например государства ал-Хадж Омара в середине XIX в., при некотором различии выз­вавших их социально-экономических причин имеют много общего. Общим для всех них был и призыв к «священной войне», якобы для обновления ислама, в результате которой возникли более или менее стабильные теократические государства. Об этих динамиче­ских процессах речь пойдет ниже.

В 1725 г. в районе Фута-Джаллона были заложены основы для хорошо организованного теократического феодального госу­дарства фульбе. Сюда, на плоскогорье, откуда берут начало реки Сенегал, Гамбия и Нигер, начиная с XVI в. стекались пастухи фульбе из Сенегала и Масины. Их привлекали тучные пастбища и благоприятный климат. Фульбе консолидировались как этниче­ская общность, среди них началось социальное расслоение, но одновременно происходил подспудный процесс ассимиляции сосо, тукулёров и мандинго, живших в верховьях Сенегала. В итоге сильно исламизированная воинская знать фульбе, уверенная в поддержке кочевников-фульбе и богатых купцов-мандинго, сверг­ла династию дьялонке, опиравшуюся на деревенские общины зем­ледельцев. Возглавил восстание мусульманский ученый Карамоко Альфа.

Его преемнику Ибрагиму Сори Маудо (1751 —1784) удалось заложить основы государственных институтов укреплявшегося феодального строя: во главе конфедерации девяти провинций (дивал) стоял алмами (имам), которому подчинялся хорошо налаженный административный и фискальный аппарат. После смер­ти алмами Сори начались династические распри, которые привели к тому, что правитель выбирался поочередно через каждые два года из представителей обоих знатных семейств — Альфа и Сори. В обычаях этой выборной теократической династии сохранялись многие доисламские традиции «крестьянских правителей», испо­ведовавших анимистическую религию. Крестьяне-дьялонке нахо­дились на положении рабов, которые занимались сельским хозяй­ством, лично зависимых ремесленников или же, оставаясь члена­ми деревенских общин, выполняли разные повинности. Главное значение по-прежнему принадлежало скотоводству, которое было источником обогащения знати фульбе. Зависимые роды кочевников-бороро и обедневшие пастухи-фульбе были вынуждены пасти стада новой зажиточной аристократии.

Аналогичные явления предшествовали захвату власти в 1776г. группой исламских вероучителей из племени тукулёров (торобе) в сенегальском Фута-Торо, бывшем Текруре. Под руководством марабута Сулеймана Ба они свергли языческого правителя из ди­настии Деньянке, состоявшей уже из фульбе, и основали устой­чивую мусульманскую теократию. И здесь алмами, поддержи­ваемый рядом зажиточных семей, олицетворял высшую светскую и духовную власть. Тем не менее еще сохраняли известные права советы старейшин: через них осуществлялось демократическое во­леизъявление свободных кочевников и членов деревенских об­щин.

Несколько лет спустя восстали мусульмане-фульбе Масины (Мали). Секу Хамаду (или Ахмаду, 1775—1845), марабут-фульбе, черпавший вдохновение и материальную помощь из центра борь­бы за обновление ислама, находившегося в более отдаленной об­ласти хауса, в 1810 г. одержал победу над языческим вождем фульбе из династии Дьялло и бамбарским королем Сегу. Новый правитель захватил процветающие торговые центры Дженне и Томбукту на Нигере и подчинил своему влиянию большую часть бамбара. На берегу реки Бани, к северо-востоку от Дженне, он заложил новую столицу и назвал ее Хамдаллахи (что означает «слава господу»); первоначально она больше походила на воен­ный лагерь, но через несколько лет приняла вид резиденции, впол­не достойной правящей мусульманской знати фульбе и духо­венства.

Особой заслугой Хамаду было учреждение в новом государст­ве хорошо функционировавшей администрации. Введенные им мусульманские нормы налогообложения, создававшие постоянный источник высоких доходов для правящей аристократии, были по­следовательно распространены на все провинции. Хамаду обеспе­чил себе право назначения и смещения бывших эмиров и кади, стоявших во главе провинций. Исполнительная и законодательная власть была сосредоточена в руках Большого совета, состоявше­го из 40 лиц духовного звания, Ему подчинялись 60 заместителей. Хамаду уделял особое внимание развитию торговли и ремесел, стремился повысить безопасность передвижения по транссахар-ским дорогам и завязать новые торговые отношения с побережьем. Эта покровительственная политика привлекала в городские центры долины Нигера, прежде всего в Дженне, купцов из райо­нов расселения хауса, торговцев дьюла и бамбара, а также текрурцев и иногда арабов. И тем не менее путешественник и исследова­тель Рене Кайе, который в новое время первым из европейцев с большим трудом пробился в Томбукту* (* Первым из европейцев нового времени в Томбукту добрался шотландец Александр Лэнг, прибывший в город 13 августа 1826 г., почти за два года до Кайе. Однако Лэнг погиб на обратном пути в Триполи в сентябре того же, 1826 г.), испытал сильнейшее разочарование при виде города: фактически он находился во вла­сти шейхов туарегов, ведших кочевой образ жизни. Государст­венная администрация в государстве Хамаду проявляла исключи­тельное внимание к кочевникам-фульбе. Им было предписано в определенный срок перейти к оседлому образу жизни и обосно­ваться в деревнях. Секу Хамаду умер в 1845 г., но перед смертью успел назначить наследником своего сына Ахмаду II, который правил до 1862 г. и, в свою очередь, передал бразды правления сыну. Государство Ахмаду в Масине затем распалось под мощ­ным натиском основателя другого государства XIX в. — ал-Хадж Омара.

В религиозном движении фульбе и тукулёров за обновление ислама особое место принадлежит восстанию Османа дан Фодио (1754—1817) и основанному им централизованному государству Сокото в Северной Нигерии. И не только потому, что в этом дви­жении участвовали широкие и очень неоднородные слои населе­ния. Главное, что государство это достигло очень высокой сту­пени развития и пользовалось большим авторитетом. Ареной действий и центром восстания под руководством исламского веро­учителя Османа дан Фодио явились в начале XIX в. хаусанские го­сударства (см. гл. III, 1.4), чьи войска были наголову разбиты в 1804—1810 гг. В конце XVIII в. ведущее положение среди сопер­ничавших между собой городов-государств хауса удалось занять Гобиру. Здесь-то и возникло движение Османа дан Фодио, чему способствовали разброд и раздоры среди городов-государств хау­са, не позволявшие им даже объединиться для совместного отпо­ра надвигавшейся опасности. Подобное бессилие объяснялось тем, что оппозиция угнетенных и эксплуатируемых слоев населения правящей верхушке хауса существенно ослабляла, особенно в критические моменты, боеспособность войск, в которых преобла­дали несвободные люди и выходцы из других подчиненных групп населения хауса.

В государствах хауса с их далеко зашедшей социальной диф­ференциацией бороро своими силами были не в состоянии сло­мить хорошо налаженный государственный организм. По-видимо­му, они и здесь выступали всего лишь в роли вспомогательных войск, служивших интересам образовывавшейся в это время бо­гатой знати. Несомненно, восстание с самого начала было на­правлено на захват власти господствующей верхушкой фульбе, хотя на разных этапах борьбы в ней участвовали различные группы населения.

Богатая аристократия фульбе начала выделяться в городах и деревнях на территории хауса с XVII в. и стала серьезной эконо­мической силой. Ей подчинялись многочисленные рабы и лично зависимые люди, выполнявшие для нее сельскохозяйственные работы, занимавшиеся торговлей и ремеслами. Но главное богатство фульбе и здесь составляли огромные стада скота, которые пас­ли попавшие, в зависимость роды бороро. Кроме того, знать фуль­бе умело использовала родовые традиции для усиления своего влияния, что открывало широкие возможности эксплуатации и закабаления сородичей. Знатные фульбе, чтобы еще больше упро­чить свои экономические и политические позиции, обзаводились дружинами. Наиболее состоятельные из них занимали должности придворных чиновников или мусульманских священнослужителей и тем самым выдвигались на видное положение, но ни богатство, ни звания не уравнивали фульбе в политических правах с аристо­кратией и даже с простым людом хауса. Естественно, что значи­тельная часть экономически могущественной, а политически все еще бесправной верхушки фульбе была кровно заинтересована в смене политической власти.

Государства фульбе и тукулёров к началу XIX в.: империя Сокото

Но не только аристократия фульбе и ее многочисленные дру­жины стремились к политическому перевороту (хотя проявляли колебания и были лишены единства). К восстанию примкнули ши­рокие слои беднейших угнетенных хауса, живших как в городах, так и в сельских местностях, а также рабы. Они сочувствовали повстанцам и сотрудничали с ними в надежде, что падение знати хауса принесет им улучшение социальных и экономических усло­вий жизни и если не полную отмену, то хотя бы смягчение обре­менительной налоговой системы. Ознакомление с теоретической программой джихада убеждает в том, что, как ни скромны были выдвигавшиеся в ней социально-экономические требования, она с самого начала была целеустремленно ориентирована на сотрудни­чество широких слоев фульбе с угнетенным населением хауса. Осман дан Фодио, безусловно, понимал, что без поддержки народ­ных масс ему грозит изоляция.

Поэтому для начального этапа «священной войны» характер­но, что в ней были широко представлены разные слои населения фульбе и хауса, которых объединяло стремление — правда, обу­словленное различными классовыми позициями — избавиться от господства знати хауса. На первых порах к движению примкнули даже некоторые представители хаусанской аристократии, в основ­ном, по-видимому, ее низших звеньев, а также воины дружин, которым смена правящей династии сулила экономические и поли­тические выгоды. Сначала участие отдельных прослоек населения не было единодушным и повсеместным (в первую очередь это от­носится к знатным фульбе, которых толкнули в ряды повстанцев субъективные мотивы и факторы; имеющие немаловажное значе­ние в классовом обществе), но очень скоро участвовавшие в дви­жении социальные слои оказались четко обрисованы в соответст­вии с экономическими, социальными и политическими целями вос­стания. В центр восстания все больше выдвигалась аристократия фульбе, и естественно, что это предопределило ход восстания, его результаты и последующие изменения.

Очень трудно установить, сколько кочевых родов фульбе под­держало движение Османа дан Фодио, но самый факт их участия сомнений не вызывает. Не будучи в основной массе мусульмана­ми, кочевники тем не менее присоединились к джихаду и участво­вали в завоеваниях, ибо были связаны с аристократическими семействами фульбе экономическими и этническими узами и спра­ведливо возмущались даннической зависимостью от правителей-хауса. Скорее всего, кочевников было особенно много в быстро разраставшихся военных дружинах и войсках влиятельных аристо-кратов-фульбе. Высокая боеспособность кочевников, в частности их хорошо обученной конницы, во многом способствовала быст­рой победе джихада. Хотя хаусанские армии были оснащены го­раздо лучше и располагали купленным у американцев и англичан огнестрельным оружием, они не могли противостоять быстрой кавалерии фульбе и лучникам. Хаусанские части, состоявшие из несвободных людей, воевали неохотно и нерешительно.

Осман дан Фодио выступил со своей проповедью в 1774— 1775 гг. сначала в Гобире, Кебби и Замфаре. Он был не первым маламом* (* М а л а м (араб.-хаус.) — первоначально мусульманское духовное лицо; позднее — всякий образованный человек.), призывавшим к реформам, но имел большой успех, особенно в Гобире. Его стихи и памфлеты стали своего рода «хаусанской марсельезой». Король Гобира Бава даже избрал Османа наставником своего сына Юнфы. После смерти Бавы Осману удалось добиться восшествия на престол своего ученика, но вскоре между ним и последователями Османа, имевшими по­стоянный лагерь в Дагеле, начались разногласия и конфликты. Есть много версий, что именно послужило конкретной причиной восстания, но наибольшей популярностью пользуется объяснение, приведенное в хаусанской хронике: якобы один из военачальников Юнфы перед походом в Кебби напал на уважаемого священно­служителя города Гимбана, захватил и обратил в рабство многих его последователей и жителей города. Осман объявил захваченно­го малама своим учеником и добился освобождения всех пленных.

Хаусанская хроника считает это событие поводом к началу военных действий, в результате которых 21 февраля 1804 г. Осман совершил «хиджру», т. е. покинул лагерь в Дагеле. 21 июня 1804 г. в решающей битве при Квардаме близ водоема Кото (Квотто) брат Османа, Абдаллах, стоявший во главе войска, раз­бил Юнфу и захватил ценное оружие. На поле брани был воз­глашен официальный призыв к джихаду. К 1810 г. повстанцы за­воевали все области, населенные хауса, и основали могуществен­ное государство Сокото.

Уже во время подготовительной проповеди в Гобире Осман обращался с посланиями к видным и зажиточным маламам и аристократам-фульбе в других странах хауса. После сражения близ Квотто в 1804 г. Осман поручил завоевание хаусанских го­сударств и других провинций местным фульбе, а командование возложил на аристократов и их дружины. Таким образом Осман привлек сепаратистски настроенные знатные семейства фульбе из отдельных государств хауса к участию в общем движении и под­чинил их центральному руководству. Поставив их под знамя общей борьбы, он создал внешние узы единства и заложил основы империи Сокото. Она охватывала наряду с отдельными эмирата­ми в коренных районах хауса (в том числе Кано, Зариа, Замфара, Гандо, Нупе, временами Гобир и Кебби) вновь завоеванные обла­сти на востоке, вплоть до озера Чад и Северного Камеруна (Адамава). Только Борну удалось остановить экспансию фульбе. После смерти Османа дан Фодио в 1817 г. султанат был поделен между его братом Абдаллахом, возглавлявшим в качестве воена­чальника многие военные походы, и сыном Белло. Абдаллах по­лучил западные провинции с главным городом Гандо, а Мухам­мед Белло правил в Сокото, в центре бывших государств хауса, и был одновременно высшим сюзереном отдаленных восточных провинций и эмиратов, включая Адамава.

На знаменах «священной войны» были начертаны призывы к возврату к истинному Корану и сунне * (* С у н н а (араб.) — букв, «обычай». В мусульманском праве под этим термином имеется в виду обычай пророка Мухаммеда: сообщения о его дейст­виях или высказываниях в тех или иных обстоятельствах. Фактически сунна включила многие нормы обычного права доисламских арабов и нормы, склады­вавшиеся во вновь завоеванных областях в первые годы после начала мусуль­манских завоеваний. Эти обычноправовые нормы были, так сказать, задним чис­лом освящены авторитетом пророка.), к восстановлению цент­рализованного государства в его первоначальной чистоте и про­стоте, к строгой морали. В оправдание джихада Осман и его по­следователи ссылались на то, что хауса изменили исламу, и не только упрекали их в нарушении мусульманских правовых норм, в отсутствии религиозного рвения, в соблюдении анимистических традиций и ритуалов, но и прямо призывали в боевых лозунгах к войне правоверных против неверных. Многие буржуазные авто­ры из этого заключают, что фульбе, фанатически преданные исла­му, принесли язычникам-хауса истинную веру, но они неправиль­но оценивают аргументацию религиозного характера и социаль­ную действительность.

Как известно, государства хауса начиная еще с XIV в. под­вергались исламизации. В первую очередь мусульманство приняли наряду с правящим классом феодалов широкие слои населе­ния городов, являвшихся центрами торговли, ремесел и образования. Конечно, даже в XVIII в. далеко не все крестьяне-хауса отказались от своих анимистических верований, но тем не менее самые широкие круги населения хаусанской территории, несомнен­но, приняли мусульманство, во всяком случае его обряды. Естест­венно, как и во многих других мусульманских районах, аними­стические, доисламские обычаи и правовые нормы сосуществова­ли здесь с исламом и, накладывая на него свой отпечаток, прида­вали ему местную специфику. Этого процесса не избежали не­сколько десятилетий спустя и правители фульбе в государстве Сокото: их якобы чистая доктрина ислама, их правовые нормы и ритуальные обычаи явно имели под собой анимистическую под­оплеку.

Итак, приводимые источниками воззвания к войне против не­верных, против язычников должны были с самого начала доказы­вать высокие цели джихада. В представляющей особый интерес для науки работе «Танбиху-ль-ихван» («Наставление братьям»), написанной в 1811 г., Осман дан Фодио в соответствии со своими политическими задачами сужает фронт религиозных нападок и объявляет неверными идолопоклонниками только правителей хау­са. Еще пророк проклял неправедных тиранов, заявляет он. Коль­цо вокруг деспотических «неверных» правителей хауса смыка­лось, им не оставалось ничего иного, как уступить власть истин­ным защитникам ислама. С этим связано специфическое учение о государстве, в котором особый интерес представляет неодно­кратно проводимое всестороннее отождествление церкви и госу­дарства. Что касается правителя, то его личные интересы были приравнены к интересам государства на всех фазах развития.

Теоретической основой джихада, начатого Османом дан Фо­дио, было требование возврата к простому учению Мухаммеда, возврата к сунне. «Пророк сказал: будь проклят тот, кто отрица­ет, что бог един, кто добавляет что-нибудь к книге божьей, кто разрешает то, что бог запретил... тот, кто отступает от сунны» ¹⁷. Одновременно с этими требованиями реформ на хаусанской тер­ритории Осман дан Фодио выдвигал, особенно в подготовитель­ный период, призыв к аскезе, который дает право предположить известное влияние суфийских (мистических) кругов. Османа очень часто сравнивали с «ожидаемым Махди», но сам он не считал себя имамом и отказывался от этой чести. Тем не менее благода­ря распространению классической мусульманской эсхатологии идея махдизма сохраняла свою живучесть, в наибольшей мере при преемниках Османа, и чрезвычайно усиливалась в моменты политических и социальных кризисов, особенно в период антико­лониальной борьбы в конце XIX в.

Социально-экономические основы учения Османа дан Фодио отчетливо выявились в его требовании облегчить участь рабов и женщин. Он энергично восстал против того, чтобы при введении более строгих мусульманских обычаев женщин и рабов отстраня­ли от участия в богослужении и в проповеди веры.

Во многих работах Осман призывает к справедливости и мяг­кости в обращении с рабами, хотя решительно возражает против их освобождения. Только не понимая или искажая цели и объек­тивные возможности теократических реформ Османа, можно пред­положить, что он был способен выдвинуть идею полного освобож­дения рабов, хотя его учение и деятельность, по крайней мере на первом этапе восстания, не были лишены социально-революцион­ных тенденций, направленных против знати хауса. Однако эти тенденции, к слову сказать оставившие свой след только в рабо­тах Османа, уже несли на себе печать эсхатологического прозре­ния. В потусторонней жизни искал Осман спасения от объектив­ных трудностей земного бытия, которые мешали субъективным устремлениям окружавших его людей.

Однако ни в коем случае не следует истолковывать все соци­ально-критические идеи Османа как обманный маневр, предпри­нимаемый лишь с одной целью: привлечь на свою сторону угне­тенное население хауса. Они полностью соответствовали искрен­нему стремлению Османа к реформам, но еще в зародыше были задушены в угоду классовым интересам соратников Османа и по­литическим целям правящей верхушки фульбе, рвавшейся к власти.

Таким образом, в государствах хауса аристократия фульбе и ее военные дружины определяли содержание джихада и только они пожали его плоды. Они получили богатые имения знати хау­са, а также вновь завоеванные земли и заняли положение правя­щего феодального класса. Участвовавшие в движении бедные и угнетенные слои хаусанских талакава (зависимых крестьян в де­ревенских общинах), рабы и лично зависимые, а также угнетае­мое население фульбе обманулись в своих ожиданиях: социаль­но-экономические условия их жизни не изменились. Естественно, что в результате джихад и его религиозные вожди лишились ка­кой-либо популярности. Этим объясняется и то обстоятельство, что происшедшие вскоре восстания части знати и маламов хауса пользовались сочувствием и в известной мере поддержкой широ­ких слоев бедноты хауса. Население Кано подало султану Белло прошение, в котором жаловалось на скандальные действия и же­стокости аристократии фульбе. Здесь власть знати фульбе была поколеблена рядом крупных восстаний.

В целом новая знать образовавшегося государства Сокото заимствовала формы эксплуатации и систему управления, суще­ствовавшие в государствах хауса. Только в налогообложении бы­ли применены новые формы, соответствовавшие усилению эксплу­атации. Создание регулярной налоговой системы, обеспечение по­стоянных государственных доходов всегда являлось одной из главных задач каждого молодого государства в классовом обще­стве. Своеобразие введенных или унаследованных от прежнего времени налогов, взимавшихся на всей территории государства Сокото и в других теократических новообразованиях фульбе и тукулёров, прежде всего в Масине, состояло в том, что они более строго следовали мусульманскому законодательству. В государст­ве Сокото налоговая система, имевшая много вариантов, в основ­ном покоилась на правовых нормах ислама и в меньшей мере — на традиционном обычном праве.

Доходы султана и эмиров государства Сокото складывались из поступлений от принадлежавших им лично «рабских» поселе­ний и стад, от коронных имений и земель, но главным их источ­ником являлись регулярные налоги и подати. Доходы поступали в бюджет того или иного эмира, т. е. самостоятельного ламидо, и употреблялись для обогащения правящих семей, вознаграждения личного обслуживающего персонала и придворных чиновников, для увеличения военных контингентов, а также личных и государ­ственных владений и доменов, и прежде всего для устройства новых «рабских» поселений. Часть доходов в виде ежегодной да­ни отчислялась султану Сокото.

Происходило закрепление сложившихся классовых отношений и усиление эксплуатации. Возросший в результате новых терри­ториальных захватов приток рабов привел к широкому примене­нию в хозяйстве несвободных людей, которые, однако, по своему экономическому и юридическому статусу очень быстро уподобля­лись феодальным лично зависимым, и к дальнейшему закабале­нию еще свободного населения. Процесс социальной дифферен­циации фульбе-завоевателей активизировался, соответственно уве­личилась пропасть, отделявшая в силу разных условий существо­вания — экономических, социальных и политических — аристокра­тию фульбе, ставшую правящей верхушкой, от простых людей фульбе — скотоводов и земледельцев. В положении многих кочев-ников-фульбе вообще ничего не изменилось. Они продолжали пасти стада, ежегодно вносить дань и мало соприкасались с мест­ными правителями.

Для населения хауса произошло лишь одно изменение, да и то на высшей ступени социальной иерархии. Фульбе теоретически считали себя не только правящим классом, но и единственными свободными гражданами государства, которым подчиняются все остальные группы населения, в том числе и хауса. Фактически, однако, социальное положение человека определялось теперь его реальным экономическим и политическим весом. Хауса, принад­лежавший к бывшей знати, но проявивший готовность к сотрудни­честву, мог подняться до самого высокого поста. В то же время бедняк фульбе, занимавшийся скотоводством или земледелием, никоим образом не стоял на иерархической лестнице выше купца-хауса, который благодаря своему богатству мог очень быстро до­биться известных привилегий.

Даже рабы, часто выполнявшие в феодальном государстве Сокото важные общественные и военные функции, в своем про­движении по социальной лестнице могли оставить далеко позади себя многих лично свободных людей, не пользовавшихся экономи­ческим и политическим влиянием. Первоначально аристократия фульбе обосновывала свои притязания на власть этническим прин­ципом, но вопреки ее усилиям он вскоре уступил место классовой градации, основанной на фактическом разделении общественного богатства и реально сложившихся отношениях собственности. Ха­рактерно, что на территории расселения хауса аристократия фуль­бе даже отказалась от своих этнических, культурных и языковых особенностей и переняла язык и культуру хауса.

Хотя восстание Османа дан Фодио не могло принести карди­нальных изменений жизни общества, оно имело вначале положи­тельные последствия. Создание единого государства Сокото со сравнительно хорошо налаженной феодальной системой управле­ния, прекращение постоянных междоусобных войн государств хауса способствовали ощутимому подъему торговли и ремесел в многочисленных городских центрах. За джихадом последовала своего рода «литературная революция». Осман дан Фодио, его брат Абдаллах и особенно его сын Мухаммед Белло были блестя­щими писателями и знатоками ислама, из-под пера которых вышло много полемических сочинений, памфлетов и стихов теологическо­го содержания, а также работ по истории и географии. О богатой литературной жизни этого периода в начале XIX в. свидетельству­ют занесенные к настоящему времени в каталоги и выявленные 258 рукописей реформаторов государства Сокото. Оригиналь­ностью мышления и образованностью Осман дан Фодио особенно выделяется в длинном списке выдающихся деятелей Западной Африки.

Государство Сокото по праву занимает почетное место в исто­рии Нигерии и всей Африки. Но, как и во всех раннефеодальных государствах, здесь вскоре начался процесс децентрализации. Именно поэтому спустя каких-нибудь 100 лет колониальным вой­скам Англии, Франции и Германии удалось восстановить отдель­ных эмиров против султана, заменить их своими ставленниками, уничтожить единое государство Сокото и подчинить его колони­альному господству.

К востоку от Сокото шейх ал-Канеми в 1810 г. разбил войска фульбе, изгнал слабую династию Сефува и превратил город Куку на западном берегу озера Чад в новую столицу государства Борну. При ал-Канеми и его сыне Омаре (1835—1881), который сам занял трон султана (май), одно из самых древних африканских государств снова обрело блеск, пусть и не особенно яркий. Фео­дальная разобщенность была преодолена. В конце XIX в. бывшая столица Борну стала резиденцией военного предводителя Рабеха. Но в это время уже со всех сторон подстулали войска колониаль­ных захватчиков.

В первой половине XIX в. укрепилась власть мусульманских иерархий Багирми и Вадаи, правивших к юго-востоку и востоку от озера Чад. Достигнуть этих успехов удалось в основном благо­даря дальнейшему покорению родо-племенных объединений на территории нынешней Центральноафриканской Республики и Юж­ного Судана и установлению контроля над торговыми путями в Феццан и к Нилу.