Проблема начала культуры. Роль имени в реализации социальности

Если снять ограниченность односторонне-прогрессистского вариант видения мира, можно отметить самобытность и самодостаточность, целостность и полноту первобытной цивилизации.

На начальной стадии развития главной формой общения и обмена информацией в первобытной цивилизации выступает интродикция. Интродикция – это определенный приказ-внушение, такой обмен информацией, в котором главное содержание сообщения передается не словом, а жестом, мимикой, взглядом. У человека возможности интродиктивного общения на порядок выше, чем у животных, что обусловлено биологическими особенностями: скоростью мыслительных процессов. Интродукция выступает также фактором субординации сообществ, определяя возникновение системы «дарения» в общественной пирамиде снизу доверху, от слабого к сильному, от «гостей» «хозяевам».

На этапе начала культуры, в условиях синкретической цивилизации, отсутствует выраженность форм сознания, дифференциация материальной и духовной жизни, человеческая индивидуальность. Индивидуальное Я полностью поглощено коллективным МЫ. МЫ, как отмечает Б.Ф. Поршнев, – это уже этап выделения человека из природы; МЫ – это индивиды данного племени, отличающиеся от других индивидов, выступающих как НЕ-МЫ (отсюда «немой» и «немец» в русском языке). Постепенно возникает индивидуальное Я, усиливает роль личного имени человека.

Человек получал имя в соответствии с тем видом деятельности, для которого он был предназначен. Имя было вечным, передаваемым от одного к другому (зачастую – конкретно от деда к внуку). Оно передавалось человеку от другого лица вместе со знаниями (в том числе и профессиональными) и местом в иерархии племени. Таким образом, имя выступало формой накопления культуры, ее преемственности, способом кодирования и реализации социальности. Дать имя человеку – означало дать человеку соответствующую судьбу. Отнять имя (например, проклятием родителей) означало лишение всякого социального статуса и защиты рода. Имя считалось своего рода жизненным кодом для человека; знающий имя, как полагалось, получал доступ к душе и телу человека, мог им манипулировать. Поэтому данные по рождению имена скрывались от чужих – для посторонних каждый брал кличку.

Таким образом, в условиях синкретической цивилизации происходит становление первичных форм культуры, архетипов мышления и деятельности, алгоритмов и норм выражения социальности, индивидуальных для каждой цивилизации.

Первобытное мышление отличается от современного рационального мышления. Там, где мы ищем различные причины, пытаемся найти устойчивые предшествующие ориентиры, первобытное мышление обращает внимание исключительно на мистические причины, действие которых он чувствует повсюду. Оно без всяких затруднений допускает, что одно и то же существо может одновременно пребывать в двух или нескольких местах. Первобытное мышление подчинено закону партиципации (сопричастности), оно в этих случаях обнаруживает полное безразличие к противоречиям, которых не терпит наш разум. Вот почему, позволительно называть это мышление пра-логическим или дологическим. Пра-логическое мышление мало склонно к анализу. Оно передается социальным путем, т.е. посредством языка и понятий, без которых было бы невозможным. В пра-логическом мышлении знание в качестве наследия переходит от поколения к поколению. Оно синтетическое по своей сущности. Синтезы в первобытном мышлении оказываются почти всегда неразложенными и неразложимыми.

В пра-логическом мышлении память играет более значительную роль, чем в нашей умственной жизни. Память одновременно точна и весьма аффективна и в какой-то степени феноменальна.

Синкретизм – особый мир культуры, в котором отсутствует выраженность форм сознания, дифференциация материальной и духовной жизни, человеческая индивидуальность. Человеческое «Я» было во многом поглощено коллективным «Мы». В начале существовало собственное понятие «Мы», которое поглощало личное «Я». Человек первоначально отождествлял себя со своим родом, то есть он выделяет, что есть мир, и есть мы – люди, которых отделяет от остального мира. Однако человек понимает, что существуют также люди, не входящие в понятие «Мы». Интересно, что на этой основе в русском языке возникает понятие «не – мы». Известно, что на Руси первоначально немцами называли всех нерусских. Постепенно выделяется личное «Я». В связи с этим усиливается роль имени.

Имя для человека означало своего рода судьбу, код его жизни, профессию. Не случайно во многих языках и представлениях «дать имя» означает «дать судьбу». Например, латинское «фатум» восходит к слову «фари» - «произнести», «сказать», а русское «рок» – к глаголу « рече» – «нарекать». Таким образом, в синкретической цивилизации имя выступает формой накопления и преемственности культуры, способом кодирования и реализации социальности.

Как уже было сказано, в процессе освоения культурных навыков и достижений большое значение имеет игра. Как утверждает Й. Хейзинга, вся жизнь первобытного человека находится в сфере игры. Игры для примитивных обществ, по мнению Э.Б. Тайлора, служат настоящими уроками (например, подражание делам, которыми дети будут серьезно заниматься несколькими годами позднее). Следовательно, те виды деятельности, что прямо направлены на удовлетворение жизненных потребностей, например, охота, в архаическом обществе предпочитают находить себе игровую форму. Это стрельба в цель из маленьких луков; постройка маленьких хижин, которые освещают остатками светилен, выпрошенных у матерей; игры в «кражу невест» и др. В процессе игры человек выходит из рамок «обыденной» жизни во временную сферу деятельности. Пока игра происходит, в ней царит движение, прямое и непонятное, подъем и спад, чередование и развязка. Будучи однажды сыгранной, она остается в памяти, передается далее как традиция из поколения в поколение. Вышесказанное подтверждает, что игры для примитивных обществ служат уроками. В этих играх общество выражает свое понимание жизни и мира. Игра наиболее ярко выражает человеческую интенцию, мировосприятие и потенциал. Й.Хейзинга уверен в том, что игра и миф составляют благословенную атмосферу жизни дикаря[136].

В эпоху синкретизма появляются системы родства и формы семьи, которые отличаются от господствующих ныне. Появление рода, семьи выступает как формирование собственного социокода. Семья – это важнейшая форма организации личного быта, основанная на супружеском союзе и родственных связях, т.е. на многосторонних отношениях между мужем и женой, родителями и детьми, братьями и сестрами и другими родственниками, живущими вместе и ведущими хозяйство. Первоосновой социокультурного начала, как утверждает известный французский антрополог К. Леви-Стросс, была сексуальная реформа, которая ограничивала беспорядочное половое общение. До этого существовали неограниченные половые связи, т.е. каждая женщина принадлежала каждому мужчине и равным образом каждый мужчина – каждой женщине.[137] С установлением запрета половых связей между близкими (родителями и детьми, братьями и сестрами) и отдаленными родственниками боковых линий с материнской стороны, указанная группа превратилась в род, конституировалась, как твердо установленный круг кровных родственников по женской линии, которые не могут вступать между собой в брак. Данный род становится более прочным, благодаря другим общественным институтам (семья, коллектив, религия), и приобретает все больше отличительных черт по сравнению с другими родами того же племени. В результате установления нормативного родства были определены старшинство поколений, брачные классы и, в конечном счете, основанные на этом родовые и родоплеменные общности (фратрия – племена – союзы племен)[138].

Каждому роду, каждой семье, каждому отдельному человеку приходится обладать умением и желанием сохранять определенные культурные навыки и достижения, например, употребление огня и металлов, разведение и приручение домашних животных, определенные способы охоты и рыболовства, простые способы возделывания хлебных и других питательных растений, самые необходимые и простые ремесла.

В ранние формы религиозной культуры в глубокой древности человек не думал отделять себя от природы, но это не значит, что он стремился понять, объяснить мир, в котором жил. Видимо, одним из первых способов объяснения стало перенесение человеком своих собственных свойств и ощущений на весь окружающий мир. Так родилась вера в то, что природа – живая. Камни, деревья, реки, облака – все это живые существа, только не похожие на человека, как не похожи на него тигр, слон, медведь. И те, которые отличаются от человека слишком сильно, могут обладать и совершенно особыми, непонятными и недоступными людям свойствами. Огонь обжигает, молния убивает, гром гремит так, как не под силу крикнуть ни одному человеку. Так происходит объяснение процессов природы с точки зрения анимизма. Анимизм (от латинского animus – душа) – представление о духах, персонифицирующих все природные явления. По мнению Э.Б. Тайлора, анимизм характеризует племена, стоящие на весьма низких ступенях развития человечества. Воображению примитивных людей кажется, что вся природа оживлена и наполнена духовными существами; они живут в тесном общении с живыми и могущественными душами своих умерших предков, с духами потоков и рощ, равнин и гор. Человеческое тело считалось живущим и действующим силою обитающей в нем души, или духа, то есть душа есть тонкий, невещественный человеческий образ, по своей природе нечто вроде пара, воздуха или тени. Она способна покидать тело и переноситься быстро с места на место. Она способна входить в тела других людей, животных и даже вещей, овладевать ими и влиять на них. Все эти представления древнего человека основывались на размышлениях над такими явлениями как сон, видения, болезнь, смерть; из переживаний транса, галлюцинаций. Одним из наиболее ярко выраженных анимистических культов являлся культ предков (почитание душ умерших родственников)[139].

Другой ранней формой религии был тотемизм. Тотемизм – одна из ранних форм религии, выражающая веру в сверхъестественное родство между человеческими группами (родами) и животными и растительным миром. Под тотемом подразумевалось животное или растение, которое оценивалось как фактический предок, от которого магическим образом зависели жизнь и благополучие рода в целом и каждого человека в отдельности. Обозначая племя как «род льва», «племя орла», «род медведя», задавался признак этнической принадлежности. Основа верования в родство человека с растениями и животными, обрядов умножения, пищевых запретов и сакраментальных форм потребления связана, скорее всего, с подобием человека и животных в сознании первобытного человека. Это родство легко подтверждается: как и человек, животное движется, издает звуки, выражает эмоции, имеет тело и «физиономию». В чем-то способности животных превосходят человеческие: птица летает, рыба плавает, рептилии меняют кожу. Животные занимают промежуточное положение между человеком и природой. При этом они вызывают смешанные чувства: восхищения и страха, пищевого вожделения. Неодушевленные предметы, по мнению К. Леви-Стросса, - растения, феномены природы, изготовленные предметы – внедряются лишь в качестве «вторичного образования…, не имеющего ничего общего с субстанцией тотемизма»[140].

К числу верований относится также фетишизм (порт. feitiço – зачарованная вещь). Фетишизм – это вера в наличие у реальных предметов свойств, не присущих им в действительности, и почитание этих предметов. Среди самых фетишей можно выделить – камни, кусок дерева, клык зверя и др., а позднее и изготовленные искусственно предметы, которые должны были охранять от врагов, диких животных, природных стихий, болезней, порчи, исцелять, помогать на охоте и т.д. За оказанную помощь фетиш благодарили, за беспомощность наказывали. Элементы фетиша можно обнаружить в большинстве религий, сохранился он и в наши дни на уровне бытовых суеверий и предрассудков (вера в силу амулетов, оберегов, талисманов).