Марджани и рождение общенациональной идеологии

Сохранение и совершенствование традиционного мусульманского образования не решало проблемы приспособления к реалиям пореформенной России. Сам факт возникновения таких сект, как ваисовцы, и новая волна роста ишанизма говорили о неадекватности национальных институтов образования для воспроизводства элиты, соответственно потребностям времени. Развитие образования в пореформенной России, проявившееся в росте числа учебных заведений и количества учащихся, создании учебных заведений европейского типа и, прежде всего, формировании сети российских светских школ, являлись мощными стимулами для развития образования у татар. Русскоязычное образование в этот период оставалось на уровне начальной школы, то есть обучения навыкам чтения и письма на государственном языке. Ш. Марджани осуществил реформу образования в медресе и способствовал становлению центра подготовки национального учительства в лице Казанской татарской учительской школы. Для джадидов он стал отправной точкой в создании татарской нации [76].

В том же 1926 г. Г. Сагди свел основные положения религиозной реформы Марджани к следующим шести пунктам: «двери иджтихада для каждого открыты»; таклид (следование догмам – А. Х.) должен быть полностью искоренен; изъять из медресе старые, бесполезные, схоластические книги; ввести в медресе преподавание Корана, хадисов, истории Ислама; не возражать против введения наук (то есть светских дисциплин – А. Х.) и русского языка; вернуть мусульман к основам мусульманской веры, мусульманской культуры эпохи Мухаммада». Несмотря на сопротивление баев и улемов, Ш. Марджани создал «сильное идеологическое оружие». Основными преемниками Ш. Марджани Г. Сагди называл улемов-реформаторов: Г. Ибрагима, Р. Фахретдина, Г. Баруди, М. Биги и З. Камали[77].

Основная заслуга Ш. Марджани заключалась в том, что он создал основы исторической науки у татар, как автономной отрасли знаний, обладающей своей методологией и системой доказательств. Ш. Марджани стремился к логическому обоснованию и аргументации своих выводов на основе практики, в совершенстве владел понятийным аппаратом и научным инструментарием мусульманского мира, особенно методологией Ибн Халдуна[78].

В 1850 г. в 32 года Ш. Марджани стал имамом и мударрисом 1-го прихода Казани. С момента падения Казанского ханства ни один из виднейших улемов-татар не жил в Казани. Условия крупной городской общины, обладавшей значительным капиталом, сетью мечетей и медресе представляли возможности для реформаторской деятельности, не сравнимые с условиями изолированных деревень. Казань находилась в центре татарских территорий, ее экономическое влияние распространялось и на регионы внутренней России, источником культурного влияния был такой крупнейший центр образования, как Казанский университет. Превращение Казани в экономический центр татарского мира подготовило условия для ее превращения затем и в культурный центр.

По мнению последователей, Ш. Марджани суждено было вдохнуть новую жизнь, жизнь духовную, в бывшую столицу казанских ханов, а тогда – столицу экономическую. Последователи Ш. Марджани и исследователи особо отмечали независимый характер великого ученого. До этого все городские медресе находились под патронажем одного конкретного бая, фактического хозяина махалли, который вмешивался и в их внутреннюю жизнь. Ш. Марджани впервые удалось создать классический тип медресе, в котором мударрис являлся абсолютно самостоятельной фигурой. Будучи шейхом, он отказался брать мюридов. Таким образом, Ш. Марджани, действительно, создал новый тип взаимоотношений между мударрисом и главою прихода и между учителем и учениками. Модель Ш. Марджани представляла собой, прежде всего, модель научную и образовательную. Он создал на базе медресе мутаваллиат (попечительский совет) и получил санкцию на его существование в ОМДС, то есть вывел медресе из-под подчинения конкретному баю[79]. В дальнейшем, как правило, независимые от баев и подконтрольные попечительским советам медресе стали центрами общественного движения.

Несмотря на сопротивление почти всех казанских мулл и ряда баев, Ш. Марджани реформировал свое медресе, где основное внимание уделялось изучению Корана, хадисов, истории Ислама, жизни Мухаммада (сира), философии, риторики, морали и Шариата. Он стремился привлечь внимание студентов к таким современным трудам, как произведения турецкого писателя-просветителя Ахмада Мидхата. Однако учащиеся считали это абсолютно бесполезным. Они требовали преподавания логики и калама. В итоге Ш. Марджани был вынужден вернуться к программе, мало отличающейся от бухарских стандартов[80].

В 1860-е гг., в условиях буржуазных реформ в России, Ш. Марджани и его ученик Х. Фаизхани выступили с проектом создания групп светской татарской элиты и духовенства, обладающих основами современных научных знаний. Смерть муфтия Габдулвахида Сулейманова в 1862 г. создала вакуум власти среди мусульман миллета ОМДС и потенциальную возможность для реформ. Ш. Марджани стремился занять пост муфтия. В таком случае проект медресе являлся одной из составляющих реформы ОМДС. По проекту Х. Фаизхани 1862–1863 гг. предусматривалось создание 10-ти классного медресе. Х. Фаизхани прямо писал, что «европейским языкам, географии, медицине и естествознанию обучаются на русском языке, а остальным предметам – на тюркском». В медресе должны были преподаваться мусульманская юриспруденция и арабская филология. Через три года обучения делилось на два отделения. Учащиеся духовного отделения становились муллами без сдачи экзамена в ОМДС, причем они фактически приравнивались к русскому духовенству и освобождались от налогов и службы в армии. Тем самым образовывалась бы группа имамов и мударрисов, независимая от произвола верхушки Духовного собрания и принадлежавшая к привилегированным слоям. Вторая группа должна была получать образование по образцу русской гимназии и иметь право поступления в университет. Х. Фаизхани писал, что «после выхода из университета эти шакирды, сердца которых озарены лучом Ислама, а сами воспитаны в духе мусульманского благочестия, могли бы оказать большую заслугу мусульманам»[81].

Хотя проект Фаизхани не был осуществлен, правительство создало светское учебное заведение для подготовки мусульманской интеллигенции – Казанскую татарскую учительскую школу в 1876 г., где Ш. Марджани занял место преподавателя Ислама. Деятельность Ш. Марджани в качестве вероучителя в КТУШ вызвала протесты практически всего мусульманского населения Казани. Фактически только санкционирование им, в качестве ахуна Казани, мусульманского характера КТУШ давало возможность для поступления и обучения там мусульман. Ш. Марджани говорил: «В свое время правительственные чиновники обещали нам, что в Школу будут приниматься только шакирды, достигшие уровня изучения «Таузыйха» и «Муллы Джаллала», и потом они будут выполнять обязанности имамов». Таким образом, Ш. Марджани стремился возродить проект Х. Фаизхани хотя бы на уровне центра подготовки одновременно учителей и мударрисов. Он был противником параллельного существования министерской школы и мектеба и стремился к их объединению в лице мударриса и учителя.

Вначале абсолютное большинство учащихся составляли дети духовенства, особенно из Приуралья, и (или) лица, достигшие хотя бы уровня игъдадия (среднего разряда медресе). Так как со временем требование исламского образовательного ценза было отменено, то Ш. Марджани в 1884 г. оставил пост вероучителя в Школе[82]. Однако благодаря ему преподавание в КТУШ продолжалось в период обострения христианско-мусульманских противоречий в 1877–1880 гг. Но почти никто из выпускников татарских учительских школ не стал имамом.

Ш. Марджани теологически открыл в мусульманском мире дорогу И. Гаспринскому с его идеей создания нации мусульман России по европейскому образцу. Ш. Марджани стремился объединить в единый татарский миллет всех мусульман округа ОМДС независимо от их сословно-этнический принадлежности (булгар, татар, мишар, башкир, казахов, ногайцев, сибирских татар), а также по возможности исламизировать кряшен, чувашей и угро-финские народы края. Он создал первую документальную картину истории органов самоуправления (ОМДС и Казанской татарской ратуши), основных населенных пунктов, мечетей и улемов. Ш. Марджани не выделяет мурз в качестве группы общенациональной элиты, в отличие от улемов и буржуазии. Татарская идентичность у историка носит общенациональный характер, а не является принадлежностью сословия мурз (служилых татар), как ранее. Тем самым, отрицается и булгарская идентичность абызов и части улемов.

Локализация метрополии нации на территории Казанского ханства и утверждение о татарской идентичности казанских ханов являлись важнейшей предпосылкой для татаризации всего нерусского населения как наследников былой государственности. Утверждение Ш. Марджани о том, что татары составляют единую нацию, нужно рассматривать именно с точки зрения не этнического, а гражданского национализма. Татарская нация – миллет обозначала у Ш. Марджани самоназвание религиозной общины, сложившейся в составе предыдущих тюркских государств на территории ныне Европейской России и Сибири.

Гениальность Ш. Марджани заключается в том, что он сумел соединить в одно целое и общемусульманскую историю, и историю казанских татар. Описание подъема общественной и культурной жизни татар на началах частной инициативы конкретных лиц, в отсутствие собственной государственности, является величайшей заслугой ученого. Эта модель была в дальнейшем развита и И. Гаспринским, начиная с его статьи «Русское мусульманство».

Планы Фаизхани и Марджани по созданию национальной элиты и переходу системы образования и ОМДС под контроль этой элиты имеют своей целью именно создание массового национального движения. Это создавало предпосылки для формирования структур гражданского общества, автономных от государственных институтов[83].

В отличие от И. Гаспринского и джадидов, Ш. Марджани никогда не стремился создать всеобщую начальную школу. Великий улем ставил своей целью образование национальной элиты, обладающей высоким уровнем знаний в исламской догматике. Если джадиды выдвигали идею создания светской нации по европейскому образцу, то Ш. Марджани был сторонником создания миллета по классическому мусульманскому образцу. Если И. Гаспринский рассматривал светскую интеллигенцию как основную группу национальной элиты, то Ш. Марджани эту роль отводил духовенству. Идея миссионерства и стремление исламизировать нерусское населения края у Марджани не имеет аналогов в деятельности джадидов. Вместе с тем идеи гражданского равноправия мусульман, признания их обязанностей перед российским государством, овладения русским языком и основами знаний о российском законодательстве, обучения мусульманской элиты в правительственных учебных заведениях объединяют Ш. Марджани и И. Гаспринского. В отличие от таких улемов, как Г. Утыз-Имяни (аль-Булгари), абызов, ваисовцев и традиционалистов, Ш. Марджани был сторонником определенной степени интеграции мусульманского татарского миллета в структуры российского государства. Стремление Ш. Марджани занять пост муфтия является ярчайшим примером его гражданской позиции.

Ш. Марджани теоретически и практически решил задачу о сохранении мусульманской идентичности при одновременном рассмотрении мусульман России как граждан российского государства и субъектов мирового развития. Тем самым он фактически заложил основы татарской идентичности джадидской эпохи, что доказывали авторы сборника «Марджани». Механизм изменения статуса мусульман до достижения гражданского равноправия Марджани, как и позднее джадиды, видел в овладении ими основ гражданской культуры, светских наук и изучении языка администрации. При этом реформа касалась общественных учреждений, включая приобретение автономии ОМДС, но не затрагивала исламскую догматику.