Государственное образование для мусульман

Если после ликвидации системы миссионерских школ при Екатерине II образование мусульман вновь стало их монополией, то с 1870 г. вводится новая система русскоязычного образования для нерусских народов. Само создание возможностей для изучения государственного языка, истории и географии России и светских дисциплин имело, безусловно, положительный характер. Однако способ внедрения такой системы образования и отношение к школе нерусских народов отличались непродуманностью. В сентябре 1866 г. министр народного просвещения и обер-прокурор Святейшего Синода граф Д.А. Толстой, выступая в Казанском университете, изложил следующее понимание образования нерусских народов Поволжья (калмыков, мордвы, марийцев и татар): «Все это дико и невежественно, не тронуто просвещением; все это непочатый материал для науки и цивилизации»[84]. 26 марта 1870 г. император Александр II утвердил «Правила о мерах к образованию населяющих Россию инородцев». В них утверждалось, что конечной целью политики образования «всех инородцев, живущих в пределах нашего отечества, бесспорно, должно быть обрусение их и слияние с русским народом»[85]. В 1905 г. делегация крымских татар отмечала, что по всей России было открыто не более трехсот училищ для мусульман: «Школы эти стоят особняком, не связаны с другими школами высшего порядка и составляют для просвещенной мусульманской массы начало и конец русского просвещения и развития культуры».[86].

Начальная государственная школа, как школа для низших слоев, вступила у мусульман в конкуренцию с медресе. По признанию самого создателя Правил 1870 г. Н. Ильминского: «По характеру преподаваемых наук и получаемого рассудочного развития медресе должно поставить отнюдь не ниже наших средних заведений»[87].

Реформа образования для мусульман в Казанском учебном округе связана, прежде всего, с именем инспектора по татарским, башкирским и киргизским школам Округа В.В. Радлова. До 1875 г. в состав Округа входили практически все мусульмане Волго-Уральского региона. Радлов опирался на сотрудничество таких видных татарских педагогов, как Г. Махмудов, Ш.-Г. Ахмеров, И. Терегулов и Ш. Марджани. Его основными идеологическими противниками были Н. Ильминский и К. Насыри.

23 октября 1871 г. В.В. Радлов был назначен на должность инспектора по татарским, башкирским и киргизским школам Казанского учебного округа и предложил провести следующую реформу медресе Округа: ввести в них изучение русского языка, как, например, изучение иностранного языка в гимназиях; введение курса арифметики, начала алгебры и других наук; создание в Казани учительской семинарии для подготовки учителей по светским предметам и русскому языку[88]. Таким образом, представитель администрации поставил вопрос не о замене мусульманской школы русской, а об ее дополнении общеобразовательными предметами и государственным языком. Такая постановка вопроса разделялась и всеми мусульманскими реформаторами и интеллигентами.

В 1871 г. открылся первый русский класс в Казани в медресе «Усмания». К концу XIX века в Казани существовало только четыре русских класса при медресе. С середины 1870-х гг. в Казани происходит стабилизация числа русскоязычных учебных заведений для мусульман при бурном развитии и реформе мусульманских учебных заведений, особенно в 1890-е гг. В 1894 г. на территории Казанского учебного округа существовало только 27 русско-татарские и 3 русско-башкирские школы Министерства народного просвещения[89]. В Уфимской и Оренбургской губернии число русских классов составляло 9 в конце 1880-х гг. и 15 – в конце 1890-х гг. По мнению М.Н. Фархшатова, это увеличение объясняется инициативой самих мусульман. Другими причинами стали прекращение репрессий против мусульманского образования при Николае II, введение ценза на знание русского языка для сдачи экзамена на указ и создание сети джадидских школ. Аналогичный процесс происходил в Крыму[90].

Единственными учебными заведениями, готовившими учителей для министерских школ, были татарские учительские школы. Их реальная программа серьезно отличалась от проекта Х. Фаизхани. Вариант гимназии не был воплощен. Татарские учительские школы (Уфа–Оренбург – 1872–1889 гг. и Казань с 1876 г.) готовили чисто светских преподавателей для начальных школ – «учителей начального татарского училища». Как учителя русского языка, они освобождались от воинской повинности. Образование в Школах приравнивалось к образованию в прогимназиях. Наибольшее количество часов отводилось русскому языку (32,1%), арифметике с кратким курсом геометрии (21,4%), чистописанию и рисованию (12,0%) и вероучению (10,7%). Несмотря на предложение В.В. Радлова, преподавание татарского языка не было введено. Прием учащихся в 1876–1900 гг. увеличился с 9 до 53 и в 1900 г. в Школе обучались 100 человек. Уфимско-Оренбургскую Школу в 1872–1889 гг. закончило 88 человек[91].

Превращение Учительских школ в центры подготовки национальной светской интеллигенции вызвало негативную реакцию среди миссионеров. Н. Ильминский писал о деятельности этих Школ: «Эта школа (ОТУШ – А. Х.) долгим опытом доказала свою бесполезность в деле обрусения татар-магометан, и фанатизма они татарского не ослабляют, а лишь татарскую интеллигенцию воспитывают и могут подготовлять хитрых и ловких рачителей арабско-стамбульско-французской (а не русской) культуры и цивилизации)». Наряду с ОТУШ Н. Ильминский советовал закрыть КТУШ[92]. В близком по духу и букве постановлении Министерства народного просвещения о закрытии Оренбургской школы говорится, «Что школа не выполнила возложенной на нее задачи способствовать распространению между татарами мусульманами образования в русском духе и сближать их с русской народностью»[93]. И. Гаспринский назвал закрытие ОТУШ «очень печальным фактом»[94].

Казанская татарская учительская школа в итоге превратилась в единственный центр подготовки татарских учителей для государственных школ и русских классов. Наряду с ролью Ш. Марджани в постановке духовного образования, ключевую роль в постановке светского образования сыграли Шахбаз-Гирей Ахмеров и Ибрагим Терегулов. Оба они были выходцами из дворянских чиновных родов Уфимской губернии и в 1878 г. после окончания историко-филологического факультета Казанского университета пришли работать в Школу. Ш.-Г. Ахмеров был назначен инспектором Школы в 1881 г. и руководил Школой до своей смерти в 1900 г. И. Терегулов покинул Школу в 1906 г. В 1897 г. Ш.-Г. Ахмеров был избран гласным городской Думы и членом ее училищной комиссии. В этом качестве он выступил организатором первых курсов русского языка, прошедших при Школе в 1898 г. Ш.-Г. Ахмеров выступил одним из организаторов «Казанского общества вспомоществования бедным мусульманам», подавал прошение на издание газеты, которое было отклонено. И. Терегулов занимался опубликованием произведений молодых, еще никому не известных авторов, просвещением народа, привитием ему любви к новым, еще неизвестным авторам и жанрам. Он во многом подготовил феномен татарской публицистики и беллетристики. Ш.-А. Ахмеров и И. Терегулов создали феномен татарской светской интеллигенции и воспитали несколько поколений национального учительства. Именно благодаря Школе возник феномен светских учителей – мугаллимов, что привело к уничтожению монополии духовенства в лице мударрисов на образование. В итоге, феномен лидеров татарского общественно-политического движения является феноменом Нового времени, базирующимся на российской почве, что во многом определило доминанту татарского политического движения в период 1900–1910-х гг.[95]

В 1892 г. принимается закон об образовательном цензе на знание русского языка для получения указа на должности духовенства. Однако в результате всех правительственных мер 1893 г. в Казанской губернии только 506 мусульман имели образовательный ценз, достаточный для сдачи экзамена по русскому языку на должность имама[96]. Этот закон способствовал развитию нового метода и введению преподавания русского языка в медресе. В Уфимской губернии, где роль мусульманской светской землевладельческой элиты всегда была более значительной, в 1880–1894 гг. число русско-татарских и русско-башкирских школ и русских классов сократилось с 53 до 51. Резкий скачок числа такого рода школ начинается после 1894 г., и к 1900 г. их число составляет 93. Таким образом, в 1890-е гг. практически одновременно происходит резкое увеличение числа поступающих в Казанскую татарскую учительскую школу (с 25 в 1890 г. до 53 в 1900 г.) и рост числа русско-инородческих школ и русских классов в Уфимской губернии[97]. Параллельно шло массовое создание медресе нового типа с преподаванием русского языка: «Мухаммадия» в Казани, «Хусаиния» в Оренбурге, «Усмания» в Уфе и «Расулия» в Троицке, где русские классы служили средством к изучению государственного языка. Именно в эти годы проходят и учительские курсы в Каргале. В 1899 г. уфимский губернатор отмечал, что «в отчетное время поступило несколько приговоров, в которых магометане, не жертвуя ничего на школы, желают, чтобы таковые у них были, ибо обучение своих детей русской грамоте находят полезным»[98]. Казанская и Уфимская губерния, где имелись в наличии группы светской элиты, представляют собой исключительный пример. Мусульмане обычно бойкотировали как министерские, так и земские школы. В Вятской губернии к 1900 г. не существовало ни одной русскоязычной школы для мусульман.

К концу XIX века потерпела неудачу попытка внедрить русскоязычное образование среди значительного количества татарского населения. Динамика роста русскоязычного образования, в итоге, подчинилась динамике роста новометодных школ. В это время национальная элита создала светскую мусульманскую школу и продолжала изучать только русский язык как язык государственный. Национальная элита сохранила контроль над таким важнейшим институтом, как система массового образования. Система Ильминского дала результаты только среди православных нерусских народов, где отсутствовали национальная система образования и национальная элита.

Если земская и министерская школа были ориентированы на низшие и средние слои населения, то высшая и средняя русская школа во второй половине XIX века оставались доступными только для национальной элиты. Из 28 татар и башкир – студентов и выпускников казанского университета в 1861–1895 гг. почти все, за исключением двух братьев Алкиных, являлись по происхождению башкирами и были сыновьями обер-офицеров или сотников. Однако статус их отца помощника полицмейстера Казани Шагиахмата Алкина был уникальным. Ряд выпускников стали затем крупными общественными деятелями. В ОМДС – это секретарь А. Ахтямов, в сфере просвещения – учителя КТУШ И. Терегулов и Ш.-Г. Ахмеров, в общественных структурах – городской деятель, затем член ЦК партии «Иттифак аль-Муслимин» и лидер ее казанского отделения, редактор газеты «Казан мюхбире» депутат I Думы С.-Г. Алкин, деятель уфимского отделения партии и депутат I Думы вышеупомянутый А. Ахтямов, составитель политической программы мусульман Оренбурга в 1905 г. Дж. Байбурин[99]. Малочисленность студенчества, в основном, выходцев из светской элиты Приуралья, не давала возможность создать группу элиты.

Вторая половина XIX века стала для татарского общества периодом кризиса: средневековые структуры миллета оказались не в состоянии адекватно отреагировать на изменения в экономической, образовательной и идеологической сфере, произошедшие в России во второй половине XIX века. Культурный капитал оставался преимущественно в руках духовенства, это положение стремились закрепить Х. Фаизхани и Ш. Марджани с их проектом реформы образования. Но с созданием государственных школ для мусульман эта монополия была нарушена. Экономический капитал находился в руках баев, но с созданием попечительского совета медресе «Марджания» эта монополия была нарушена. Имамы и буржуазия реализовали свой символический капитал в консервативном мусульманском движении, а роль мурз в символическом капитале уменьшилась, хотя они пытались компенсировать потери своего сословного статуса через участие в деятельности земских органов.

В это время у татарского общества было два варианта развития: феодальный и буржуазный. Сама эта альтернатива привела как к возникновению движений, выступавших за реформы татарского общества, так и движений, стремившихся сохранить его стабильность, законсервировать оставшиеся социальные институты. В 1850–1880-е гг. ни одна из групп элиты не смогла создать общенациональные институты Нового времени, не были стабилизированы и средневековые структуры. Однако идеи Ш. Марджани и Х. Фаизхани о реформе образования и создании мусульманской общенациональной элиты, обладающей светским образованием, стали вектором, воспринимаемым дворянством и интеллигенцией. Буржуазия и суфии в этот период тяготели к возвращению к дореформенным правам миллета ОМДС. Официальное духовенство не заняло общекорпоративной позиции. Таким образом, понимание кризисного положения объединяло татарскую элиту, но пути дальнейшего развития оставались весьма неопределенными…

Задания для усвоения пройденного материала и самостоятельной подготовки

1. Основные факторы и предпосылки формирования татарской нации в конце XVIII–XIХ веков.

2. Сравнительный анализ исторических этапов формирования татарской нации: Средние века, Новое время, конец XVIII – вторая половина XIХ века.

3. Татарская этническая группа в контексте социально-политических, хозяйственно-экономических и научно-культурных процессов XIX века.

4. Специфика развития общекультурного пространства российских татар-мусульман в указанный период и их вклад в формирование российской цивилизации.

5. Ислам как фактор роста национального самосознания и социально-политической мобильности татар.

6. Специфика социальных отношений татарской этнической группы в период становления единой нации.

7. Особенности взаимодействия татарской этнической группы с органами государственной власти.

8. Возникновение социальных институтов как фактор национальной консолидации татар-мусульман.

9. Социально-политическое и историческое значение Оренбургского магометанского духовного собрания в процессе становления татарской нации.

10. Основные признаки формирования единой нации у российских татар.

[1] См. подробно: Хабутдинов А. Ю. Формирование нации и основные направления развития татарского общества в конце XVIII – начале XX веков. – Казань, 2001. – С. 36–89; Его же. Миллет Оренбургского Духовного Собрания в конце XVIII–XIX веках. – Казань, 2000. – С. 3–29.

[2] Фэхретдин Р. Эхмэт бай. – Оренбург, 1911. – С. 3–7

[3] Хабутдинов А. Ю. Традиции татарского правосознания: От шариата к современному праву // Социально-правовые проблемы борьбы с преступностью в современных условиях. – Казань, 1997. – С. 46–49.

[4] Каппелер А. Россия – многонациональная империя: Возникновение, История. Распад. – М., 1997. – С. 30–31, 120.

[5] Гофф М. Ж. Цивилизация средневекового Запада – М., 1992. – С. 262.

[6] Georgeon F. Aux origines du nationalisme Turc: Yusuf Akcura (1876–1935). – Paris, 1980. – p. 17.

[7] Бродель Ф. Что такое Франция? – Кн. 2. – Люди и вещи. – Ч. 2. – «Крестьянская экономика» до начала XX века. – М., 1997. – С. 302.

[8] Бродель Ф. Материальная цивилизация. Экономика и капитализм. XV–XVIII вв. – Т. 3. – Время мира. – М., 1992. – С. 478.

[9] Кондратьев Н. Д. Большие циклы конъюнктуры // Избранное. – М., 1993. – С. 45–49.

[10] См. Хабутдинов А. Ю. Формирование нации и основные направления развития татарского общества в конце XVIII – начале XX веков. – Казань, 2001. – С. 48–51.

[11] Бурышкин П. Москва купеческая. – М., 1991. – С. 61–64.

[12] Хорькова Е. П. История предпринимательства и меценатства в России: Учебное пособие. – М., 1998. – С. 184.

[13] Косач Г. Г. Город на стыке двух континентов: оренбургское татарское меньшинство и государство. – М., 1998. – С. 60.

[14] Tekeli I. The development of the Istanbul Metropolitan area: Urban administration and planning. – Istanbul, 1994. – pp. 12–13.

[15] Саснави. Малмыж моселманнары // Шура. –1912. – № 12. – С. 60–61.

[16] Мэржани Ш. Указ. соч. С. 153–154.

[17] Косач Г. Г. Указ. соч. С. 44–45.

[18] Ишанов А. И. Бухарская народная советская республика. – Ташкент, 1969. – С. 52.

[19] Резван Е. Коран в России // Ислам на территории бывшей Российской империи: Энциклопедический словарь.– Вып. 1. – М., 1998. – С. 50–52.

[20] Каримуллин А.Г. У истоков татарской книги. – 2-е изд. – Казань, 1992. – С. 122–144.

[21] Хабутдинов А., Хабутдинова М. Абызы // Ислам на европейском Востоке. Энциклопедический словарь. – Казань, 2004. – С. 6–7.

[22] Хабутдинов А.Ю. Религиозное образование мусульман Оренбургского Магометанского Духовного собрания // Векторы толерантности: религия и образование – Казань, 2006. – С. 59.

[23] Мэржани Ш. Указ. соч. С. 296.

[24] Панофский Э. Готическая архитектура и схоластика // Богословие в культуре средневековья. – Киев, 1992. – С. 66.

[25] Фэхретдин Р. Исламнэр хакында хокумэт тэдбирлэре. – 2 жозья. – Оренбург, 1902. – С. 8–9;

[26] Хабутдинов А.Ю. Религиозное образование... С. 57.

[27] Коблов Я. Д. Конфессиональные школы казанских татар. – Казань, 1916. – С. 64–65.

[28] Фархшатов М. Н. Народное образование в Башкирии в пореформенный период. – М., 1994. – С. 72.

[29] Khalid A. The politics of Muslim cultural reform: Jadidism in Cental Asia. – Berkeley; Los Angeles; London, 1998. – pp. 20–33.

[30] Блок М. Апология истории. – М., 1986. – С. 140.

[31] Набиев Р., Хабутдинов А. Медресе «Каргалинские» // Ислам на европейском Востоке. Энциклопедический словарь. – Казань, 2004. – С. 199–201.

[32] Фархшатов М. Н. Указ. соч. С. 61–62, Мэржани Ш. Указ. соч. С. 254–255.

[33] Хабутдинов А. Хусаинов М. // Ислам на европейском Востоке. Энциклопедический словарь. – Казань, 2004. – С. 358–359.

[34] Хабутдинов А. Ю. Формирование нации и основные направления развития татарского общества в конце XVIII–начале XX веков. – Казань, 2001. – С. 63–65.

[35] См. Хабутдинов А.Ю. Лидеры нации. – Казань, 2003 –С. 11–15.

[36] Курсави А. Ал-иршад ли-л-ибад. – Казань, 2005.

[37] Powers D.S. Kadijustiz or Qadi-justice? A paternity dispute from fourteenth-century Morocco // Law, society and culture in the Maghrib. – рр. 23–52.

[38] Кюгельген А. Накшбандийа муджаддидийа в Средней Трансоксании с XVIII до начала XIX вв.: опыт детективного исследования // Суфизм в Центральной Азии: Зарубежные исследования. – Спб., 2001. – С. 279.

[39] Марджани Ш. Указ. соч. – С. 239–241; Утыз Имэни эл-Болгари Г. Шигыйрьлэр. Поэмалар. – Казань, 1985; Фэхретдин Р. Асар. – 6 жозья. – Оренбург, 1904. – С. 300–316; Юзеев А. Татарская философская мысль конца XVIII–XIX веков. – Казань, 1998. – Кн. 1. – С. 94–109; Кн. 2. – С. 37–40.

[40] Kemper M. Sufis und Gelehrte in Tatarien und Baschkirien, 1789–1889: der Islamische Diskurs unter russicher Herrschaft. – Berlin, 1998. – S. 172–212, 222–224, 272–307.

[41] Татар эдэбияты тарихы. – Т. 2. – Казань, 1985. – С. 416–431; Ислам на территории бывшей Российской Империи. – М., 1998. – Вып. 2. – С. 106–107.

[42] Михайлова С.М. Казанский университет в духовной культуре народов России. – Казань, 1991. – С. 223–226, 261–264.

[43] Вэлиди Ж. Каюм Насырида татар теле // Каюм Насыри мэжмугасы. – Казань, 1922. – С. 137–138.

[44] Губайдуллин Г. К вопросу об идеологии Гаспринского // Известия восточного факультета Азербайджанского госуниверситета. – Баку, 1929. – С. 189–190.

[45] Ханбиков Я. И. Русские педагоги Татарии. – Казань, 1968. – С. 36–37.

[46] Михайлова С. М. Указ. соч. С. 131, 135, 336–337.

[47] Марджани. Указ. Соч. С. 285

[48] Lewis B. The Muslim discovery of Europe. – New-York; London, 1982. – Р. 295, 304.

[49] Марджани Ш. Указ. соч. С. 238–239, 275.

[50] Lewis B. Op. cit. Р. 306, 133.

[51] Цит. по: Губайдуллин Г. Из прошлого татар // Материалы по изучению Татарстана. – Казань, 1925. – Вып. 2. – С. 110.

[52] Мухитдинов Н. К. Проект организации средней школы европейского типа у татар // Вестник научного общества татароведения. – 1930. – № 9 – 10. – С. 105–156.

[53] См.: Хабутдинов А. Ю. Формирование нации и основные направления развития татарского общества в конце XVIII – начале XX веков. – Казань, 2001. – С. 90–143.

[54] Akcura Y. Eski «Sura-i Ummet»de cikkan makalelerimden. – Istanbul, 1913. – S. 48–61.

[55] Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. – М., 2001. – С. 110.

[56] Шэрэф Б. Гани бай. – Оренбург, 1913. – С. 9–18.

[57] Хабутдинов А. Ю. Миллет Оренбургского Духовного Собрания в конце XVIII–XIX веках. – Казань, 2000. – С. 70–73.

[58] Государственная Дума: Стенографические отчеты: Созыв 1: Сессия 1.– Т. 2. – СПб., 1906. – Стб. 641, 923.

[59] Фархшатов М. Н. Народное образование в Башкирии в пореформенный период. – М., 1994. – С. 42, 55.

[60] Ильминский Н. И. Указ. соч. С. 247–248.

[61] Хабутдинов А.Ю. Религиозное образование мусульман Оренбургского Магометанского Духовного собрания // Векторы толерантности: религия и образование – Казань, 2006. – С. 65–68.

[62] Загидуллин И.К., Сенюткина О.Н. Нижегородская ярмарочная мечеть – центр общения российских и зарубежных мусульман. – Нижний Новгород, 2006. – С. 27–29, 36–37.

[63] См. подробно: Хабутдинов А. Ю. Миллет… С. 73–88.

[64] Смыков Ю. И. Крестьянское движение в Казанской губернии в 1878–1879 годах. – Казань, 1959. – С. 11–13.

[65] Чернышов Е. И. Волнение казанских татар в 1878 г. // Вестник научного общества татароведения. – 1927. – № 7. – С. 181–186.

[66] Губайдуллин Г. Документ о движении среди татарских крестьян в 1878 году // Вестник научного общества татароведения. – 1925. – № 1 – 2. – С. 39.

[67] Кони А. Ф. Воспоминания о деле Веры Засулич // Избранное. – М., 1989. – С. 325; Салихов Р. Р. Указ. соч. С. 30–31; Вакыт. – 1906. – 17 мая.

[68] Литвак Б. Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. – М., 1991. – С. 210–211.

[69] Салихов Р. Р. Указ. соч. С. 36.

[70] Загидуллин И. К. Татарские крестьяне Казанской губернии во второй половине XIX века. – Дис... канд. истор. наук. – Казань, 1992. – С. 164; Салихов Р. Р. Указ. соч. С. 39–40.

[71] Даишев С. И. Развитие капиталистических отношений в сельском хозяйстве Казанской губернии в конце XIX века (80–90 гг.). – Дис… канд. истор. наук. – Казань, 1955. – С. 209; Салихов Р. Р. Указ. Соч. С. 42.

[72] Галяу М. Муть. Мухаджиры. – Казань, 1982. – С. 312–314.

[73] См.: Загидуллин И. К. Прошения татарских крестьян Казанской губернии в связи с проведением Первой всеобщей переписи населения 1897 г. // Татарский государственный гуманитарный институт. Ученые записки. – Казань, 1997. – № 2. – С. 219–247

[74] НА РТ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 366. Л. 71; 62. Волжский вестник. – 1900 – 25 января, 1 апреля.

[75] Хабутдинов А. Ю. Формирование нации… С. 114 – 117.

[76] Хабутдинов А. Ю. Лидеры нации. – Казань, 2003. – С. 16–29; Его же. Миллет… С. 92–111.

[77] Сагъди Г. Татар эдэбияты тарихы. – Казань, 1926. – С. 66–67.

[78] Марджани Ш. Указ. соч. С. 45–47.

[79] Марджани. – Казань, 1915. – С. 99.

[80] Там же. С. 110, 493.

[81] Тест см.: Хусаин Фаизханов. Тарихи-документаль жыентык. – Казань, 2006. – С. 37–57

[82] Марджани. – Казань, 1915. – С. 501; Татарская Учительская Школа в Казани. – Казань, 1890. – С. 3.

[83] См.: Хабутдинов А.Ю, Сенюткина О.Н. Мухетдинов Д.В. Хусаин Фаизханов: У истоков общественного движения мусульман-татар. – Нижний Новгород, 2006.

[84] Пинегин М.К. Казань в ее прошлом и настоящем. – СПб., 1890. – С. 399.

[85] Правила о мерах к образованию населяющих Россию инородцев, высочайше утвержденные 26 марта 1870 г. // Сборник постановлений Министерства народного просвещения. – СПб., 1884. – С. 673.

[86] Ганкевич В.Ю. Очерки истории крымскотатарского народного образования (реформирование этноконфессиональных учебных заведений мусульман в Таврической губернии в XIX – начале XX века). – Симферополь, 1998. – С. 72–74.

[87] Ханбиков Я.И. Русские педагоги Татарии. – Казань, 1968. – С. 89

[88] Ханбиков Я.И. Указ. соч. С. 43.

[89] Хабутдинов А.Ю. Формирование нации. – Казань, 2001. – С. 136–137.

[90] Фархшатов М.Н. Указ. соч. С. 139.

[91] Хабутдинов А.Ю. Формирование нации. – Казань, 2001. – С. 137–138.

[92] Письма Н.И. Ильминского к Победоносцеву. – Казань, 1895. – С. 261.

[93] Фархшатов М.Н. Указ. соч. С. 139.

[94] Тарджеман. –1889. – 20 октября.

[95] Хабутдинов А.Ю. Формирование нации. – Казань, 2001. – С. 138–140.

[96] НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 8294. Л. 18.

[97] См. Шэрэф Б. Указ.соч. С. 217–219, 261; Татарская Учительская Школа в Казани. – Казань, 1890. – С. 3; Ханбиков Я.И. Указ. соч. С. 25; Фархшатов М.Н. Указ. соч. С. 83–92, 110–111.

[98] Фархшатов М.Н. Указ. соч. С. 110.

[99] Данные по: Михайлова С. М. Казанский университет в духовной культуре народов России. – Казань, 1991. – С. 341–342.