Замена старых денежных знаков новыми

Четвертая задача момента – это замена старых денежных знаков новыми. Деньги, бумажки (все то, что называется теперь деньгами) – эти свидетельства на общест­венное благосостояние, действуют разлагающим образом и опасны тем, что буржуазия, храня запасы этих бумажек, остается при экономической власти.

Чтобы ослабить это явление, мы должны предпринять строжайший учет имеющихся бумажек для полной замены всех старых денег новыми.

Несомненно, что на пути про­ведения этой меры нам придется столкнуться с чрезвычайными экономическими и по­литическими трудностями; предстоит тщательная подготовительная работа – подго­товка нескольких миллиардов новых денег, создание в каждой волости, в каждом квар­тале крупного города сберегательных касс, но мы не остановимся перед этими трудно­стями. Мы назначим самый короткий срок, в течение которого каждый должен будет сделать декларацию о количестве имеющихся у него денег и получить взамен их новые; если сумма окажется небольшой, он получит рубль за рубль; если же она превысит норму, он получит лишь часть.

Мера эта, несомненно, встретит сильнейшее противо­действие не только со стороны буржуазии, но и со стороны деревенских кулаков, раз­богатевших на войне и зарывших в землю бутылки, наполненные тысячами бумажных денег. Мы встретимся грудь с грудью с классовым врагом. Борьба будет тяжелая, но благодарная борьба. Среди нас нет сомнений, что нам надо взять на себя все тягости этой борьбы, ибо она необходима и неизбежна.

Для проведения этой меры нужна ог­ромная подготовительная работа: надо выработать тип декларационного листка, надо развить пропаганду на местах, определить срок обмена старых денег на новые и т.д. Но мы это сделаем. Это будет последний решительный бой с буржуазией и это даст нам возможность платить временную дань иностранному капиталу, пока не пробьет час со­циальной революции на Западе – и провести необходимые реформы в стране.

Удержать Советскую власть, удержать и закрепить победу трудящихся и эксплуатируемых над помещиками и капиталистами можно только при строжайшей, железной власти сознательных рабочих. Только такая власть может привлечь к себе и объединить вокруг себя всех трудящихся, всю бедноту.

Товарищи-рабочие! Помните, что положение революции критическое. Помните, что спасти революцию можете только вы; больше некому.

Десятки тысяч отборных, передовых, преданных социализму рабочих, неспособных поддаться на взятку и на хищение, способных создать железную силу против кулаков, спекулянтов, мародеров, взяточников, дезорганизаторов, – вот что необходимо.

Вот что необходимо настоятельно и неотложно.

Вот без чего голод, безработица и гибель революции неизбежны.

В организации – сила рабочих и спасенье их. Это все знают. Теперь организация рабочих нужна особого рода, организация железной власти рабочих для победы над буржуазией.

Товарищи-рабочие! дело революции, спасенье революции в ваших руках.

Время не терпит: за непомерно тяжелым маем придут еще более тяжелые июнь и июль, а может быть еще и часть августа.

Написано 20 мая 1918 г.

О голоде (письмо к питерским рабочим)

Везде, как в воюющих, так и в нейтральных странах, империалистическая война двух групп гигантских хищников, несла с собою полное истощение производительных сил. Разорение и обнищание дошло до того, что в самых передовых, цивилизо­ванных и культурных странах, в течение столетий не знав­ших, что такое голод, война довела до голода, в самом буквальном значении слова. Теперь мы не можем открыть ни один номер газеты, не натыкаясь на целый ряд известий из целого ряда передовых, не только воюющих, но и нейтральных стран, вроде Швейцарии, без того, чтобы не встретить известий о голоде, о страшных бедствиях, обрушившихся на человечество в связи с войной.

Товарищи, для тех, кто наблюдал развитие европейского общества, уже давно было несомненно, что капитализм не сможет изжить себя мирно, что он ведет либо непосредственно к восстанию против ига капитала в широких массах, либо он ведет к тому же результату через гораздо более тяжелый, мучительный и кровавый путь войны.

Уже за много лет до войны социалисты всех стран указывали, что война между передовыми странами будет не только ве­личайшим преступлением, что эта война из-за дележа добычи неминуемо приведет к подры­ву самих условий существования человеческого общества. Потому что первый раз в истории самые могучие завоевания техники применяются в таком масштабе, так раз­рушительно и с такой энергией к массовому истреблению миллионов человеческих жизней. При таком обращении всех производительных средств на служение делу войны мы видим, что исполняется самое горькое предсказание и что одичание, голод и пол­ный упадок всяких производительных сил охватывают все большее и большее количе­ство стран.

Мне вспоминается поэтому, как прав был Энгельс, когда в 1887 году, за 30 лет до русской революции, писал, что европейская война приведет не только к тому, что короны, дюжинами полетят с голов коронованных особ и некому будет поднимать эти короны. Эта война поведет за собой неслыханное озверение, одичание и отсталость всей Европы, а вместе с тем война повлечет за собой либо господство рабочего класса, либо создание условий, делающих это господство необходимым.

И вот мы теперь это видим наглядно. И если нам, товарищи, если русской револю­ции, – которая вызвана вовсе не особой заслугой русского пролетариата, а ходом исторических событий, которыми этот пролетариат поставлен временно на первое место и стал на время авангардом мировой революции, – если нам приходится переживать особенно тяжело, особенно остро мучения голода, который обрушивается на нас все тяжелее и тяжелее, то мы должны твердо усво­ить себе, что эти бедствия являются прежде всего наследством этой проклятой империалистической бойни, которая во всех странах привела к неслыхан­ным бедствиям.

И нам теперь приходится особенно остро это чувствовать, потому что нигде, как в России, нет такого вопиющего противоречия между громадностью задач, поставленных себе вос­ставшим пролетариатом, который понял, что нельзя победить войны, всемирной войны самых могучих империалистических гигантов всего света, нельзя победить без самой могучей, столь же охватывающей весь мир, пролетарской революции.

И когда нам ходом событий пришлось занять одно из выдающихся мест в этой революции и на долгое время, по крайней мере с октября 1917 года, остаться отрезанным отрядом, которому события не позволяют с достаточною быстротою прийти на помощь другим отрядам международного социализма, – нам приходится теперь переживать в десять раз более тяжелое положение.

Победа в восстании над сопротивляющейся контрреволюцией в миллион раз легче победы над задачей организационной. Мучительный голод нас силой подвел к задаче чисто коммуни­стической. Тут мы столкнулись лицом к лицу с осуществлением задачи революционно-социалистической, здесь встали перед нами необычайные трудности.

Мы этих трудностей не боимся, мы их знали, мы никогда не говорили, что легко перейти от капитализма к социализму.

Это целая эпоха ожесточеннейшей гражданской войны.

Здесь перед нами задачи организационные, захватывающие продукты всеобщего потребления, захватывающие самые глубокие корни спекуляции, захватывающие верхушки буржуазного мира и верхушки капиталистической эксплуатации, которые снять не легко одним массовым напором.

Здесь перед нами мелкие и глубоко по всем странам рассыпанные корни и корешки этой буржуазной эксплуатации в лице мелких собствен­ников, в лице всего этого уклада жизни, привычек и настроений мелкособственниче­ских и мелкохозяйских, когда перед нами встает мелкий спекулянт, непривычка к но­вому строю жизни, неверие в него, отчаяние.

Товарищи! У меня был на днях ваш делегат, партийный товарищ, рабочий с Путиловского завода. Этот товарищ описал мне подробно чрезвычайно тяжелую картину голода в Питере. Мы все знаем, что в целом ряде промышленных губерний продовольственное дело стоит так же остро, голод так же мучительно стучится в дверь рабочих и бедноты вообще.

А рядом мы наблюдаем разгул спекуляции хлебом и другими продовольственными продуктами.

Голод не оттого, что хлеба нет в России, а оттого, что буржуазия и все бо­гатые дают последний, решительный бой господству трудящихся, государству рабочих, Советской власти на самом важном и остром вопросе, на вопросе о хлебе[zzzzzzzzzzzzzz].

Кулаки знают, что тут приходит момент самой решительной, самой по­следней, самой отчаянной борьбы за социализм.

Кажется, что это борьба только за хлеб; на самом деле это – борьба за социализм[aaaaaaaaaaaaaaa].

Если рабочие научатся решать само­стоятельно такие задачи (на помощь им никто не придет) если они научатся объе­динять вокруг себя деревенскую бедноту – тогда будет и победа, и хлеб, и правильное распределение хлеба, даже правильное распределение труда, потому что, распределив его правильно, мы будем господствовать над всеми областями труда, во всех областях промышленности[bbbbbbbbbbbbbbb].

Буржуазия и все богатые, в том числе деревенские богатеи, кулаки, срывают хлебную монополию, разрушают государственное распределение хлеба среди всего населения и в первую голову рабочих, трудящихся, нуждающихся[ccccccccccccccc].

Бур­жуазия срывает твердые цены, спекулирует хлебом, наживает по сто, по двести и больше рублей на пуд хлеба, разрушает хлебную монополию и правильное распределе­ние хлеба, разрушает взяткой, подкупом, злостной поддержкой всего, что губит власть рабочих, добивающуюся осуществить первое, основное, коренное начало социализма: «кто не работает, тот да не ест».

«Кто не работает, тот да не ест» – это понятно всякому трудящемуся. С этим согласны все рабочие, все беднейшие и даже средние крестьяне, все, кто видал в жизни нужду, все, кто жил когда-либо своим заработком. Девять десятых населения России согласны с этой истиной. В этой простой, простейшей и очевиднейшей истине – основа социализма, неискоренимый источник его силы, неистребимый залог его окончательной победы.

Но в том-то и суть, что одно дело – расписаться в согласии с этой истиной, побожиться, что разделяешь ее, губами признать ее, другое дело – уметь провести ее в жизнь.

Когда сотни тысяч и миллионы людей мучаются от голода – в стране, в которой миллионы и миллионы пудов хлеба прячутся богачами, кулаками и спекулянтами, – в стране, которая зовет себя со­циалистической Советской республикой, – тогда есть над чем серьезно и глубоко по­раздумать всякому сознательному рабочему и крестьянину.

«Кто не работает, да не ест» – как провести это в жизнь? Ясно, как ясный божий день, что для проведения этого в жизнь необходима:

Во-первых, государственная хлеб­ная монополия, т.е. безусловное запрещение всякой частной торговли хлебом, обяза­тельная сдача всего излишка хлеба государству по твердой цене, безусловное запреще­ние удерживания и утайки излишков хлеба кем бы то ни было. Всякий лишний пуд хлеба который не надобен хозяйству крестьянина, не надобен для поддержания его семьи и скота, не на­добен ему для посева, – должен отбираться в руки государства.

Во-вторых, для этого необходим строжайший учет всех излишков хлеба и безукоризненно правильный под­воз хлеба из мест избытка в места недостатка хлеба, с заготовкой запасов на потребле­ние, на обработку, на посев.

В-третьих, для этого необходимо правильное, справедли­вое, не дающее никаких привилегий и преимуществ богатому, распределение хлеба между всеми гражданами государства, под контролем рабочего, пролетарского госу­дарства[ddddddddddddddd].

Откуда взять крестьянину, сознание которого сотни лет отупляли, которого грабили, заколачивали до тупоумия помещики и капиталисты, не давая ему никогда наесться досыта, – откуда ему взять в несколько недель или в несколько месяцев сознание того, что такое хлебная монопо­лия.

Откуда может явиться у десятков миллионов людей, которых до сих пор держало государство только угнетением, только насилием, только чиновничьим разбоем и грабежом, у этих, заброшенных в глубь деревни и осужденных там на разорение, крестьян – взять понятия того, что такое рабоче-крестьянская власть, что власть в руках бедноты; что, тот, кто удерживает хлеб – разбойник, эксплуататор, виновник мучительного голо­дания рабочих Питера, Москвы и т.д.? Откуда ему знать, когда его до сих пор держали в невежестве, когда в деревне его дело было только продать хлеб; откуда взять это соз­нание?

Неудивительно, что если мы поставим перед собой вопрос поближе к жизни, вглядимся в нее, то перед нами встанет вся невероятная трудность задачи – провести хлебную монополию в стране, в которой большинство крестьян царизм и помещики держали в темноте, – в стране крестьянства, которое первый год после многих столетий посеяло хлеб на своей земле. (Аплодисменты.)

Надо уметь без книжных слов, просто, по-человечески объяснить, что в Питере, Москве, в десятках уездов голодают и доходят до голодного тифа, до смерти десятки тысяч русских крестьян и рабочих, что несправедливо хлеб задерживали богатые, спекулировали на народном голоде, то тогда удастся организовать бедноту, сделать то, что излишки хлеба будут собраны и что это будет сделано не насилием, а организацией деревенской бедноты.

Да, именно продовольственная политика особенно ясно показывает, что борьба социализма с капитализмом в ее последней форме происходит именно здесь, когда нужно побороть не только старые учреждения и не только помещиков и капиталистов, а все воспитанные капитализмом привычки и условия хозяйства миллионов мелких хозяев[eeeeeeeeeeeeeee].

Нужно добиться того, чтобы их рассудок победил их предрассудок[fffffffffffffff].

Всякий сколько-нибудь сознательный крестьянин согласится с тем, что свободная торговля хлебом и продажа его на вольном рынке, когда народ голодает – означает войну между людьми и обогащение спекулянтов, а для масс народа означает голод[ggggggggggggggg].

Но этого созна­ния мало, потому что все предрассудки и все привычки крестьянина говорят за то, что выгоднее продать хлеб спекулянту за несколько сот рублей, чем отдавать государству за несколько десят­ков бумажных денег, за которые он сейчас товара получить не может^{[hhhhhhhhhhhhhhh]}.

Мы говорим: ес­ли страна разорена, если нет топлива и фабрики встали, ты, крестьянин, должен оказы­вать помощь рабочему государству, должен дать хлеб в ссуду.

Те бумажные деньги, которые дают тебе в обмен на хлеб, – это есть свидетельство того, что ты оказал госу­дарству ссуду.

Если ты, крестьянин, окажешь государству ссуду и дашь хлеб, тогда ра­бочий может восстановить промышленность.

Другого способа к восстановлению промышленности в стране, разоренной четырьмя годами войны империалистической и двумя годами гражданской, – другого способа нет!

Всякий крестьянин, который сколько-нибудь развит и из первобытной мужицкой темноты вышел, согласится, что другого выхода нет[iiiiiiiiiiiiiii].

Но одно дело – сознательный крестьянин, которого вы убедите, если по-человечески к нему обратитесь, а другое дело – предрассудки миллионов кре­стьян, которые считаются с фактом, что они всю жизнь при капитализме прожили, что они собственность на хлеб считают делом справедливым, что нового порядка они не испытали и не могут ему поверить. Вот почему мы говорим, что именно в этой, продовольственной, области идет самая глубокая война капитализма с социализмом уже на деле, а не на словах, не в области верхушек государственного строительства. (Эти верхушки легко переделать, и не велико значение таких переделок.)

Здесь созна­ние трудящихся и их авангарда – рабочего класса – вступает в решительный и по­следний бой с предрассудками, с раздробленностью и распыленностью крестьянских масс.

Но чем больше эта трудность, тем более ясно мы должны сказать себе то, что мы всегда говорили – освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих.

Мы всегда говорили – освобождение трудящихся от угнетения не может быть принесено извне – они должны сами, своей борьбой, своим движением, своей агитацией, научиться решать новую историческую задачу, и, чем более трудна, чем более велика, чем более ответст­венна новая историческая задача, тем больше должно быть людей, миллионы которых надо привлечь к самостоятельному участию в разрешении этих задач.

Чтобы хлеб про­дать любому торгашу, для этого никакого сознания, никакой организации не нужно. Для этого нужно жить так, как заказала жить буржуазия – нужно быть только послушным рабом, и признать мир великолепным в таком ви­де, как его устроила буржуазия[jjjjjjjjjjjjjjj].

А вот для того, чтобы победить этот капиталистиче­ский хаос, чтобы осуществить хлебную монополию, чтобы добиться того, чтобы каж­дый излишек, каждый лишний пуд хлеба принадлежал государству, нужна долгая, трудная, тяжелая организационная ра­бота, не организаторов, не агитаторов, а самих масс.

Теперь положение такое, что всякий крестьянин, даже на­зывающий себя, трудовым (это слово некоторые очень любят) если он держит сотни пудов, чтобы продать их не по 6 рублей государству, а спекулянтам или измученному, истерзанному голодом городскому рабочему, который пришел с голодной семьей, по 200 рублей за пуд, – такой крестьянин, который прячет сотни пудов, который выдерживает их, что­бы повысить цену, превращается в эксплуататора хуже разбойника.

В тот момент, когда страна разорена, наша главная основная задача – отстоять жизнь рабочего, спасти рабочего.

Надо спасать рабочего, хотя он не может работать.

Если мы спасем его на эти несколько лет, мы спасем страну, общество и социализм.

Если не спасем, то скатимся на­зад, в наемное рабство.

Так стоит вопрос о социализме, который рождается из реальной действительности, из бешеной, отчаянно жестокой классовой борьбы.

Это – факт. Все нужно принести в жертву, чтобы спасти существо­вание рабочего.

И с этой точки зрения, когда подходят и нам говорят: «Мы за равенство трудовой демократии, а вы, коммунисты, вы не даете равенства даже рабочим и кресть­янам», – мы отвечаем: рабочий и крестьянин равны, как труженики, но сытый спеку­лянт хлебом не равен голодному труженику. Только поэтому в нашей Конституции и написано, что рабочий и крестьянин неравны.

Вы говорите, что они должны быть равны?

Давайте взвесим, рассчитаем. Возьмите 60 крестьян, 10 рабочих.

У 60 крестьян есть излишек хлеба. Они ходят оборванные, но у них есть хлеб.

Возьмем 10 рабочих. После империалистской войны они оборваны, измучены, у них нет хлеба, топлива, сырья. Фабрики стоят.

Что же, они равны по-вашему?

60 крестьян имеют право решать, а 10 рабочих должны подчиняться? Великий принцип равенства, единства трудовой демократии и решения большинства!

Так нам говорят. Мы отвечаем: «Вы шуты гороховые, ибо вы прекраснодушными словами заговариваете и заслоняете вопрос о голоде».

Мы спрашиваем вас: голодные рабочие в разоренной стране, где фабрики стоят, имеют ли они право подчиняться решению большинства крестьян, если те не дают хлебных излишков? Имеют ли они право взять эти излишки хлеба хоть бы даже насилием, если иначе нельзя? Отвечайте прямо^{[kkkkkkkkkkkkkkk]}!

Во всех странах промышленность разорена и будет разорена несколько лет, потому что сжечь фабрики или залить копи – штука легкая, взорвать вагоны, поломать паро­возы – штука легкая, на это всякий дурак, хотя бы он назывался немецким или фран­цузским офицером, очень способен, особенно если он имеет хорошую машину для взрывов, стрельбы и т.д., но восстановлять – дело очень трудное, на это требуются годы.

Романов и Керенский оставили рабочему классу в наследство страну, донельзя разоренную их грабительской, преступной и тягчайшей войной, страну, ограбленную русскими и иностранными империалистами дочиста.

Хлеба хватит на всех только при строжайшем учете каждого пуда, только при безусловно равномерном распределении каждого фунта.

Хлеба для машин, то есть топлива, тоже крайний недостаток – встанут железные дороги и фабрики, безработица и голод погубят весь народ, если не напрячь все силы для беспощадно-строгой экономии потребления, правильности распределе­ния.

Катастрофа перед нами, она придвинулась совсем, совсем близко. За непомерно тяжелым маем идут еще более тяжелые июнь, июль и август.

И вот почему я позволяю себе обратиться с письмом к вам, товарищи питерские рабочие, Питер – не Россия. Питерские рабочие – малая часть рабочих России, Но они – один из лучших, передовых, наиболее сознательных, наиболее революционных, наиболее твердых, наименее податливых на пустую фразу, на бесхарактерное отчаяние, на запугивание буржуазией отрядов рабочего класса и всех трудящихся России. А в критические минуты жизни народов бывало не раз, что даже немногочисленные передовые отряды передовых классов увлекали за собой всех, зажигали огнем революцион­ного энтузиазма массы, совершали величайшие исторические подвиги.

У нас было сорок тысяч на Путиловском, – говорил мне делегат питерских рабочих, –но из них большинство было «временные» рабочие, не пролетарии, ненадежные, дряблые люди. Теперь осталось пятнадцать тысяч, но это – пролетарии, испытанные и закаленные в борьбе.

Вот такой-то авангард революции – и в Питере и во всей стране – должен кликнуть клич, должен подняться массой, должен понять, что в его руках спасенье страны, что от него требуется героизм не меньший, чем в январе и октябре пятого, в феврале и октябре семнадцатого года, что надо организовать великий «крестовый поход» против спекулянтов хлебом, кулаков, мироедов, дезорганизаторов, взяточников, великий «кре­стовый поход» против нарушителей строжайшего государственного порядка в деле сбора, подвоза и распределения хлеба для людей и хлеба для ма­шин.

Только массовый подъем передовых рабочих способен спасти страну и революцию.

Нужны десятки тысяч передовиков, закаленных пролетариев, настолько сознательных, чтобы разъяснить дело миллионам бедноты во всех концах страны и встать во главе этих миллионов.

Настолько выдержанных, чтобы беспощадно отсекать от себя и рас­стреливать всякого, кто «соблазнился» (бывает соблазны спекуляции и борца за народное дело превращают в грабителя).

Настолько твердых и преданных революции, чтобы организованно вынести все тяжести похода во все концы страны для водворения порядка, для укрепления местных органов Советской власти, для надзора на местах за каждым пудом хлеба, за каждым пудом топлива.

Это сделать потруднее, чем проявить героизм на несколько дней, не покидая насиженных мест, не идя в поход, ограничиваясь порывом – восстанием против изверга-идиота Романова или дурачка и хвастунишки Керенского.

Героизм длительной и упор­ной организационной работы в общегосударственном масштабе неизмеримо труднее, зато и неизмеримо выше, чем героизм восстаний. Но силу рабочих партий и рабочего класса составляло всегда то, что он смело, прямо, открыто смотрит в лицо опасности, не боится признать ее, трезво взвешивает, какие силы стоят в «его» и в «чужом», экс­плуататорском, лагере.

Революция идет вперед, развивается и растет. Растут и задачи, стоящие перед нами. Растет ширина и глубина борьбы. Правильное распределение хле­ба и топлива, усиление добычи их, строжайший учет и контроль над этим со стороны рабочих и в общегосударственном масштабе, это – настоящее и главное преддверие социализма. Это – уже не «общереволюционная», а именно коммунистическая задача, именно такая задача, где трудящиеся и беднота должны дать решительный бой капита­лизму.

На этот бой стоит отдать все силы: велики его трудности, но велико и то дело уничтожения гнета и эксплуатации, за которое мы боремся.

Когда народ голодает, когда безработица свирепствует все более грозно, – каждый, кто укрывает лишний пуд хлеба, каждый, кто лишает государство пуда топлива, явля­ется величайшим преступником[lllllllllllllll].

Надо собрать все без изъятия, все до конца излишки хлеба в общегосударственные запасы, надо очистить всю страну от спрятанных или несобранных излишков хлеба, надо твердой рабочей рукой добиться крайнего напряжения сил для увеличения добычи топлива и величайшей экономии его, величайшего порядка в его подвозе и по­треблении.

Нужен массовый «крестовый поход» передовых рабочих ко всякому пункту производства хлеба и топлива, ко всякому важному пункту подвоза и распределения их, для повышения энергии работы, для удесятерения ее энергии, для помощи местным орга­нам Советской власти в деле учета и контроля, для вооруженного уничтожения спеку­ляции, взяточничества, неряшливости.

Эта задача не нова. Новых задач, собственно го­воря, история не выдвигает, – она только увеличивает размер и размах старых задач по мере того, как увеличивается размах революции, растут ее трудности, растет величие ее всемирно-исторической задачи.

Одно из величайших, неискоренимых дел октябрьского – Советского – переворота состоит в том, что передовой рабочий, как руководитель бедноты, как вождь деревен­ской трудящейся массы, как строитель государства труда, «пошел в народ». Тысячи и тысячи лучших рабочих отдал деревне Питер, отдали ей другие пролетарские центры. Отряды борцов с Каледиными и Дутовыми, продовольственные отряды – не новость. Задача только в том, что близость катастрофы, тяжесть положения обязывает сделать вдесятеро больше прежнего.

Рабочий, став передовым вождем бедноты, не стал святым. Он вел вперед народ, но он и заражался болезнями мелкобуржуазного развала[mmmmmmmmmmmmmmm].

Начав коммунистическую революцию, рабочий класс не может одним ударом сбросить с себя слабости и пороки, унаследованные от общества помещиков и капиталистов, от общества эксплуататоров и мироедов, от общества грязной корысти и личной наживы немногих, при нищете многих.

Но рабочий класс может победить – и, навер­ное, неминуемо победит, в конце концов – старый мир, его пороки и его слабости, если против врага будут двигаемы новые и новые, все более многочисленные, все более просвещенные опытом, все более закаленные на трудностях борьбы отряды рабочих.

Так, именно так стоит дело теперь в России. В одиночку и вразброд не победить голода и безработицы.

Нужен массовый «крестовый поход» передовых рабочих во все концы громадной страны. Нужно вдесятеро больше железных отрядов сознательного и бесконечно преданного коммунизму пролетариата.

Тогда мы победим голод и безработицу.

Тогда мы поднимем революцию до настоящего преддверия социализма.

Тогда мы станем способны вести и победоносную оборонительную войну против империалист­ских хищников.

22.V. 1918 г.