Банки и их новая роль

Основной и первоначальной операцией банков является посредничество в платежах. В связи с этим банки превращают бездействующий денежный капитал в действующий, т.е. приносящий прибыль, собирают все и всяческие денежные доходы, предоставляя их в распоряжение класса капиталистов.

По мере развития банкового дела и концентрации его в немногих учреждениях, бан­ки перерастают из скромной роли посредников во всесильных монополистов, распоря­жающихся почти всем денежным капиталом всей совокупности капиталистов и мелких хозяев, а также большею частью средств производства и источников сырья в целом ряде стран.

Это превращение многочисленных скромных посредников в горстку монополистов составляет один из основных процессов перерастания капита­лизма в капиталистический империализм, и потому на концентрации банковского дела нам надо остановиться.

Крупные предприятия, банки в особенности, не только прямо поглощают мелкие, но и «присоединяют» их к себе, подчиняют их, включают в «свою» группу, в свой «концерн» (как гласит технический термин) посредством «участия» в их капитале, посредством скупки или обмена акций, системы долговых отношений и т.п.

«С ростом концентрации банков суживается тот круг учреждений, к которому вооб­ще можно обратиться за кредитом, в силу чего увеличивается зависимость крупной промышленности от немногих банковых групп. При тесной связи между промышленностью и миром финансистов, свобода движения промышленных обществ, нуждаю­щихся в банковом капитале, оказывается стесненною».

Монополия – вот последнее слово в развитии банкового дела[fffffffff].

Что касается тесной связи между банками и промышленностью, то именно в этой области нагляднее всего сказывается новая роль банков. Если банк учитывает векселя данного предпринимателя, открывает для него текущий счет и т.п., то эти операции, взятые в отдельности, ни на йоту не уменьшают самостоятельности предпринимателя, и банк не выходит из скромной роли посредника. Но если эти операции учащаются и упрочиваются, если банк «собирает» в свои руки громадных размеров капиталы, если ведение текущих сче­тов данного предприятия позволяет банку все детальнее и пол­нее узнавать экономическое положение его клиента, то в результате получается все бо­лее полная зависимость промышленного капиталиста от банка.

Вместе с этим развивается, так сказать, личная уния банков с крупнейшими пред­приятиями промышленности и торговли, слияние тех и других посредством владения акциями, посредством вступления директоров банков в члены правлений торгово-промышленных предприятий и обратно.

«Личная уния» банков с промышленностью дополняется «личной унией» тех и дру­гих обществ с правительством.

«Места членов наблюдательных советов, – пишет Ейдэльс, – предоставляют лицам с громкими именами, а также бывшим чиновникам государственной службы, которые могут доставить не мало облегчений (!!) при сношениях с властями... В наблюдательном совете крупного банка встречаешь обыкновен­но члена парламента или члена берлинской городской Думы».

Выработка крупнокапиталистических монополий идет на всех парах всеми «естественными» и «сверхъестественными» путями.

Со стороны торгово-промышленных кругов нередко слышатся жалобы на «терро­ризм» банков. И неудивительно, что подобные жалобы раздаются, когда крупные банки «командуют» так, как показывает следующий пример. 19 ноября 1901 года один из так называемых берлинских д банков (названия четырех крупнейших банков начинаются на букву д) обратился к правлению северозападносредненемецкого цементного синди­ката со следующим письмом:

«Из сообщения, которое вы опубликовали 18-го текущего месяца в газете такой-то, видно, что мы должны считаться с возможностью, что на об­щем собрании вашего синдиката, имеющем состояться 30-го сего месяца, будут приня­ты решения, способные произвести в вашем предприятии изменения, для нас неприем­лемые. Поэтому мы, к нашему глубокому сожалению, вынуждены прекратить вам кредит, коим вы пользовались... Но если на этом общем собрании не будет принято неприемлемых для нас решений и нам будут даны соответствующие гарантии в этом отношении насчет будущего, то мы выражаем готовность вступить в переговоры об от­крытии вам нового кредита».

Монополия, раз она сложилась и ворочает миллиардами, с абсолютной неизбежно­стью пронизывает все стороны общественной жизни, независимо от политического устройства и от каких бы то ни было других «частностей».

Финансовый капитал создал эпоху монополий. А монополии всюду несут с собой монополистические начала: использование «связей» для выгодной сделки становится на место конкуренции на открытом рынке. Самая обычная вещь: условием займа ставится расходование части его на покупку продуктов кредитующей страны, особенно на предметы вооружения, на суда и т.д[ggggggggg].

Финансовый капитал раскидывает свои сети на все страны мира. Большую роль играют при этом банки, учреждаемые в колониях, и их отделения.

Монополистические союзы капиталистов, картели, синдикаты, тресты, делят между собою внутренний рынок, захватывая производство данной страны в свое, более или менее полное, обладание. Но внутренний рынок, при капитализме, неизбеж­но связан с внешним. Капитализм давно создал всемирный рынок. И по мере того, как рос вывоз капитала и расширялись всячески заграничные и колониальные связи и «сферы влияния» крупнейших монополистических союзов, дело «естественно» подходило к всемирному соглашению между ними, к образованию международных картелей.

Это – новая несравнен­но более высокая ступень всемирной концентрации капитала и производства.

Финансовый капитал и тресты не ослабляют, а усиливают различия между быстро­той роста разных частей всемирного хозяйства. А раз соотношения силы изменились, то в чем может заключаться, при капитализме, разрешение противоречия кроме как в силе?

Как мы видели, самая глубокая экономическая основа империализма есть монопо­лия, как и всякая монополия, она неизбежно порождает стремление к застою и загниванию – поскольку устанавливаются, хотя бы на время, монопольные цены, постольку исчезают до известной степени побудительные причины к техническому и всякому другому прогрессу, движению вперед; постольку появляется экономиче­ская возможность искусственно задерживать технический прогресс[hhhhhhhhh].

Конечно, монополия при капитализме нико­гда не может полностью и на очень долгое время устранить конкуренции всемирного рынка. Конечно, возможность понизить издержки производства и повысить прибыль по­средством введения технических улучшений действует в пользу изменений. Но тенденция к застою и загниванию, свойственная монополии, продолжает в свою очередь действовать, и в отдельных отраслях промышленности, в отдельных странах, на из­вестные промежутки времени она берет верх.

Империализм есть громадное скопление в немногих странах денежного капи­тала, достигающего, как мы видели, 100-150 миллиардов франков ценных бумаг. От­сюда – необычайный рост слоя рантье, т.е. лиц, живущих «стриж­кой купонов», – лиц, совершенно отделенных от участия в каком бы то ни было пред­приятии, – лиц, профессией которых является праздность[iiiiiiiii].

Вывоз капитала, одна из самых существенных экономических основ империализма, налагает отпечаток паразитизма на всю страну, живущую эксплуатацией труда нескольких заокеанских стран и колоний.

Понятие: «государство-рантье», или государство-ростовщик, становит­ся общеупотребительным в экономической литературе. Мир разделился на горстку государств-ростовщиков и гигантское большинство государств-должников[jjjjjjjjj].

«Среди помещений капитала за границей, – пишет Щульце-Геверниц, – на первом месте стоят политически зависимые страны – Англия дает взаймы Египту, Японии, Китаю, Южной Америке. Ее военный флот играет роль, в случае крайности, судебного пристава. Политическая сила Англии оберегает ее от возмущения должников».

Крупный финансовый капитал одной страны всегда может скупить конкурентов и чужой, политически независимой, страны и всегда делает это. Экономическая «аннексия» вполне «осуществима» без политической и постоянно встречается. В литературе об империализме вы встретите указания, что Аргентина есть на деле «торговая колония» Англии, что Португалия есть на деле «вассал» Англии и т.п. Это верно: экономическая зависимость от английских банков, задолженность Англии, скупка Англией местных железных до­рог, рудников, земель и пр. – все это делает названные страны «аннексией» Англии в экономическом смысле, без нарушения политической независимости этих стран, ибо при политической аннексии экономическая часто удобнее, дешевле (легче подкупить чиновников, добиться концессии, провести выгодный закон и пр.), сподручнее, спокойнее.