Психологические закономерности восстановления системы мотивов

Исследованные типы психологических конфликтов — тру­довые, любовные и у ослепших — во многих отношениях очень различны. Они значительно отличаются по характеру объек­тивной ситуации, вызвавшей конфликт, по затронутым в них мотивам, по объективным условиям, в которых протекает кон­фликт, по конечному его исходу и т. п. И тем не менее, несмот­ря на все эти различия, основные ступени восстановления системы мотивов — бездеятельность, процессуальная деятель­ность, действия и поступки — в общем и целом у них совпада­ют. Это дает нам основание утверждать, что в ступенях восста­новления проявляются общие закономерности развития лич­ности в психологическом конфликте. Для того чтобы их характеризовать, посмотрим, в каких направлениях изменяет­ся деятельность по мере восстановления.

1. По мере восстановления деятельность отличается все меньшей процессуальностъю и все большей направленностью на объективный результат. Так, например, после наиболее тя­желого депрессивного состояния во второй фазе восстановле­ния, в «занятиях» человек выполняет какую-либо деятель­ность, в том числе и трудовую, стремясь лишь отвлечься от тяжелых переживаний и развлечься. Конечный результат и продукт деятельности имеет совершенно второстепенное зна­чение. Поэтому человек, довольно активно выполняя свою производственную работу, безразлично относится к качеству работы, отсутствует прежняя старательность в работе и тща­тельность выполнения.

Во второй фазе «действий» человек стремится к достиже­нию определенного конкретного результата, продукта, по воз­можности наглядно обозримого, материально воплощенного. При этом сначала человек ставит перед собой очень близкую цель, достижение которой возможно в сравнительно короткий промежуток времени. Так как деятельность складывается из ряда отдельных действий, не связанных друг с другом общей целью и общими задачами, то она сохраняет свой процессуаль­ный характер, хотя в значительно меньшей степени. И только в последней фазе «поступка», когда человек выбирает или со­знает общее направление своей деятельности (например, по­высить свою квалификацию или рационализировать свою ра­боту), цели отдельных действий подчиняются конечной цели, и деятельность полностью утрачивает свой процессуальный характер.

2. Вторая линия восстановления заключается в том, что человек ставит себе, с одной стороны, все более отдаленные, а с другой стороны, все более общие цели. Так, на ступени «дей­ствий» сначала цель определяется неотложными требованиями работы, возникающими в каждый данный момент (напри­мер, у нашей наблюдаемой А. Д. П. — бухгалтера — своевре­менно провести по книгам финансовые документы), затем у человека возникает известная перспектива действия: напри­мер, иметь каждый день итог всех выполненных финансовых операций. Наконец, на ступени поступка осознается конечная цель всей деятельности. По мере того как цель в меньшей сте­пени определяется неотложными требованиями данного мо­мента, она становится также все более общей целью.

3. Третья линия восстановления заключается во все боль­шей обобщенности и нравственной существенности мотивов. Так, на ступени действия мотивом является изолированный мотив данного конкретного действия, например интерес к нему или его особая важность и значение для предприятия, неотложная материальная потребность и т. п. Мотивировано лишь действие, а не деятельность. Отсутствует обобщенная форма и, в частности, идейная форма трудовой направленно­сти. Человек не выбирает или не мотивирует общего направ­ления своей деятельности.

Существенной причиной расширения целей и мотивов яв­ляется изменение уровня притязаний личности. Важную роль в таком повышении уровня притязаний имеют достигнутые ра­нее успехи в выполнении отдельных действий, успешные, про­дуктивные результаты этих действий. Благодаря повышению уровня притязаний человек считает возможным и реальным достижение наиболее далеких и общих целей деятельности.

При этом, однако, между осознанием целей и мотивов дея­тельности и их реальным осуществлением имеется более или менее значительный разрыв во времени. Это позволяет ду­мать, что полное восстановление трудовой направленности требует, помимо ясного и отчетливого осознания целей и мо­тивов, еще формирования каких-то автоматизмов поведения типа установок личности.

4. Четвертая линия восстановления характеризуется посте­пенным формированием системы взаимосвязанных мотивов; подчинением, соподчинением и координацией мотивов. Так, на ступени «действия» поведение имеет всецело ситуативный характер. Один и тот же человек в различных случаях руководствуется очень различными, противоречащими друг другу мотивами. Наблюдаемый может с большой старательностью и интересом выполнять какое-либо одно трудовое действие и очень небрежно и неряшливо выполнять другие действия в своей профессии. Так, например, наша наблюдаемая А. Д. П. на ступени «действия» с удовлетворением отмечает, что руко­водитель ее похвалил за быстрое и своевременное проведение по книгам документации. К этому виду своей работы она от­носится теперь очень старательно и аккуратно, мотивируя это особой важностью быстрого проведения документации. Однако все другие свои обязанности по работе выполняет не­брежно. Работой в целом тяготится и хочет с нее уйти. Вооб­ще, в действии будущий тип личности, который восстановится в конечном счете, дает о себе знать лишь в виде восстановле­ния соответствующего ситуативного типа поведения. Наобо­рот, в поступке направление деятельности мотивировано не одним каким-либо изолированным мотивом, а всей системой мотивов, общим отношением личности. При этом различные мотивы находятся в определенном отношении друг с другом. Одни являются господствующими, другие — подчиненным», одни — более общими, другие — более частными. Одни сотрудничают друг с другом, другие антагонистичны. Так наша наблюдаемая А. Д. П. на ступени «поступка» по совету психо­лога решает учиться на краткосрочных бухгалтерских курсах. Мотивирует это тем, что, повысив свою квалификацию, она добьется большего уважения коллектива. Бросать же свою профессию она не хочет, так как привыкла к ней, имеет извест­ный опыт и будет здесь гораздо полезнее, чем в какой-либо новой профессии. Кроме того, на какой-либо канцелярской работе она будет получать гораздо меньше. Благодаря нали­чию обобщенных мотивов и возникновению системы мотивов наблюдается большая обоснованность деятельности, размыш­ления о выборе поступка, в некоторых случаях борьба мотивов и, в конечном счете, большая активность и избирательность деятельности.

5. Последняя наиболее синтетическая характеристика на­правления восстановления — становление социальной типич­ности системы мотивов.

Индивидуальное своеобразие деятельности проявляется уже в 1-й фазе конфликта, когда деятельность не имеет целе­направленного характера. Индивидуально своеобразны невро­тические реакции и реакции фрустрации, жалобы наблюдае­мых. Но все эти проявления не представляют прямо отношений личности. Истерические реакции или неврастенические син­дромы или депрессивные реакции, жалобы самообвинения или жалобы, имеющие агрессивный характер, наблюдаются в этой фазе у людей с самой различной направленностью, с са­мыми различными отношениями личности. В наибольшей сте­пени эти проявления обусловлены темпераментом и типом в. н. д. С точки зрения понимания личности как системы отно­шений к действительности, отражающейся в сознании и пове­дении, проявления в 1-й фазе психологического конфликта не характерны для личности, хотя в них очень хорошо выражены свойства индивидуума. В стадии занятий уже больше прояв­ляются индивидуальные отношения личности. Чтобы от­влечься от травмы, одни наблюдаемые выбирают трудовые занятия, тогда как другие — посещение знакомых. Однако ин­дивидуальные отношения выражаются здесь косвенно, не­адекватно.

Занятия — деятельность процессуальная. Между тем в нор­мальных условиях мотивы стимулируют целенаправленную продуктивную деятельность. Более адекватно проявляется личность в стадии «действия» (например, у нашей наблюдае­мой счетовода А. Д. П. в том, что она старается проводить до­кументацию в «ажуре»). Но мотивы действия, как мы видели, имеют узкий частный, ситуативный характер. А. Д. П. очень добросовестна в проведении документации по книгам, но не­брежна в выполнении остальной работы.

Таким образом, на этой стадии проявляется индивидуаль­ное своеобразие ситуативных типов поведения, но не социаль­но-типичная направленность. Социальная типичность систе­мы мотивов полностью проявляется только на ступени по­ступков, когда возникает общая перспектива деятельности. Только на этой ступени вместо разрозненных ситуативных мотивов возникает целостная система мотивов, выражающая систему отношений личности к действительности. Точно так же и социально типичное содержание мотивов в наименьшей степени проявляется в реакциях фрустрации 1 -и фазы восста­новления и в наибольшей степени, когда возникают отдален­ные цели и перспективы деятельности и мотивы в наибольшей степени обобщены, т. е. на ступени поступков.

Все указанные направления изменения деятельности в психологическом конфликте характеризуют вместе с тем и изменения в структуре личности. В психологическом кон­фликте дезинтеграция личности проявляется в распаде систе­мы мотивов, в отсутствии их подчинения и соподчинения друг с другом, в замещении целенаправленных активных действий разрозненными и не целенаправленными невротическими ре­акциями и реакциями фрустрации, в вытеснении обобщенных и нравственно существенных отношений личности частными мотивами, в том, что при сохранении свойств темперамента, т. е. свойств индивидуума, теряется одновременно и индиви­дуальность и социальная типичность личности. Восстановле­ние личности в психологическом конфликте характеризуется прямо противоположными изменениями. Развитие личности происходит в процессе деятельности. Фазный характер этого процесса заставляет предполагать, что в каждой предшеству­ющей фазе создаются необходимые физиологические и психо­логические условия для возникновения последующей фазы. Так, можно думать, что бездеятельность 1-й фазы создает условия для снятия парабиотического состояния и делает та­ким образом возможным возникновение доминант. В резуль­тате восстанавливаются отдельные частные мотивы, регули­рующие процессуальную деятельность (занятие). В занятиях функциональный уровень нервной деятельности повышается таким образом, что становится возможным более длительные и устойчивые доминанты, лежащие в основе целенаправлен­ных предметных, трудовых действий. В действиях формиру­ются обобщенные отношения личности, благодаря которым становится возможным создание более или менее далеких перспектив деятельности, необходимых для совершения по­ступка.

Разумеется, все эти предположения должны быть проверены специальными экспериментальными исследованиями.

Однако каковы бы ни были конкретные физиологические механизмы и психологические закономерности развития лич­ности в деятельности в психологическом конфликте, кажется бесспорным психологическое значение конечного этапа кон­фликта — поступка. Именно от поступка зависит все дальней­шее развитие личности после конфликта. Так, например, если конфликт ослепшего разрешается тем, что человек отказыва­ется от всякой подготовки к трудовой деятельности для того, чтобы жить на пенсии, то, как показывает катамнез, это при­водит к большей или меньшей деморализации и извращениям личности. Точно так же наоборот, если выход из трудового конфликта человек нашел в том, чтобы путем упорной и си­стематической работы повысить свою профессиональную ква­лификацию, то этим определяется все последующее развитие личности. Поступок определяет общее направление последу­ющей деятельности, в процессе которой будет происходить дальнейшее развитие личности. Поэтому поступок, в конеч­ном счете, определяет дальнейшее развитие личности после конфликта.

Но чем определяется, в свою очередь, поступок, т. е. исход конфликта? Какова зависимость поступка от всей предше­ствующей конфликту истории личности?

Как мы могли видеть, направленность личности, сложив­шаяся на протяжении всей ее предшествующей истории, су­щественным образом влияет на все течение конфликта. От нее зависит, каково будет психологическое содержание возникше­го конфликта при одной и той же объективной ситуации. Так, например, при отрицательной социальной оценке труда кон­фликт может заключаться в том, что человек осознает, что его возможности не соответствуют требованиям его работы. Но конфликт может заключаться также и в том, что отрицатель­ная оценка грозит ему понижением служебного положения или заработка.

От направленности личности зависит и весь ход конфлик­та. Так, мы видели, что первые две фазы конфликта наиболее длительны при преобладании идейных мотивов. Наконец, от направленности личности зависит и исход конфликта, например будет ли разрешен конфликт тем, что человек решится на поступок, сохраняющий или повышающий его социальную ценность, или же на поступок, защищающий от угрозы его ма­териальным потребностям и влечениям.

Благодаря такому глубокому и непрерывному влиянию на развитие конфликта направленности личности, развитие в психологическом конфликте определяется не только конфликтной ситуацией, но и всей историей личности.

И вместе с тем история личности не предопределяет с фа­талистической неизбежностью исход конфликта, а следова­тельно, и развитие личности. Зависимость исхода конфликта от предконфликтной системы мотивов лишь вероятностная. Зная, какова была преморбидная направленность личности, мы можем с большей или меньшей степенью вероятности предвидеть ход и исход конфликта. Однако при одной и той же направленности личности исход конфликта может быть раз­личен в зависимости от совершенно случайного сочетания условий. Эти случайные переменные факторы являются и субъективными и объективными. Различна острота пережива­емого конфликта, различно психофизиологическое состояние человека в критической ситуации, требующей разрешения и выбора поступка. Различна может быть также и внешняя ситу­ация, в которой протекает конфликт, — социальное окружение, коллектив, условия госпитализации или условия домашней жизни. Возможные сочетания этих субъективных и объектив­ных условий бесконечно многообразны. Поэтому зависимость поступка, которым разрешается конфликт, от направленности личности и объективной ситуации не может быть однознач­ной. Но от исхода конфликта, от конечного поступка, на кото­рый решится человек, зависит все дальнейшее развитие лич­ности. Поэтому и развитие личности в конфликте не опреде­ляется однозначно предконфликтной направленностью личности. В каждом психологическом конфликте, переживае­мом человеком на протяжении всей его жизни, он вновь и вновь создает свою личность своими поступками.

В, В. Сталин

КОНФЛИКТНЫЙ ЛИЧНОСТНЫЙ СМЫСЛ — ЕДИНИЦА САМОСОЗНАНИЯ ЛИЧНОСТИ[52]

Таблица 3.4 Виды осмысления своего «Я» как следствие совершения поступка

На табл. 3.4 представлена классификация вариантов ос­мысления своего «Я» как следствие совершения поступка.

Раскаяние. Относится к ситуациям, когда человек призна­ет факт совершения поступка, т. е. признает уже свершенный, реальный выбор, но раскаивается в нем. Так, в пашей вообра­жаемой ситуации выбора между интересами друга (мотивом дружбы) и интересами принципиального подхода к делу вы­бор мог быть сделан в пользу интересов дела (или в пользу интересов друга — для нашей логики это не имеет значения). Но эмоции, чувства подсказывают человеку, что выбор он сде­лал не верный, пошел против самого себя. На самом деле друг и дружба для него важнее интересов дела (или наоборот). Ход процесса самосознания можно представить себе следующим образом: «Я считал, что дружба важна для меня (значимый для меня мотив). Я считал себя хорошим другом. Но я сделал вы­бор не в пользу друга. Значит, я плохой друг. Я раскаиваюсь в своем выборе — друг и дружба важнее для меня того, что я вы­брал. Я постараюсь будущими поступками заслужить право считать себя хорошим другом». Отвергнутый в поступке соб­ственный мотив (ценность, идеал) вновь возвращается само­сознанием в «Я»; при этом личность признает свершившийся поступок, переживает его конфликтный смысл и готова нести ответственность. Ф. М. Достоевский в «Преступлении и нака­зании», пожалуй, наиболее психологически точно и детально описал и логику поступка, и логику раскаяния. Пока Расколь­ников еще не совершил убийство, смерть старухи-ростовщи­цы выступала лишь как действие, как шаг на пути к своему идеалу личности; другой возможный смысл поступка как раз­рушающего нравственные основы взаимоотношений людей преуменьшается, поскольку Раскольниковым для себя вообще отрицается мотивирующая роль нравственных и моральных норм обычных людей. Лишь постепенно и уже после соверше­ния поступка происходит его осознание именно как поступка, как выбора, а затем и признание этого выбора ложным, неадек­ватным себе самому, для которого нравственные заповеди, как оказалось, не пустой звук, а вслед за этим и раскаяние. Эта же тема: поступок, осознание конфликтного смысла, несогласие с заключенным в нем выборе, возврат в сознании к отвергнуто­му и раскаяние, влекущее за собой новые поступки с выбором в пользу ранее отвергнутого, раскрыты Л. Н. Толстым в «Вос­кресении» в истории нравственного развития Нехлюдова.

Возможно, что живучесть христианской религиозной прак­тики, по крайней мере отчасти, объясняется тем, что она опи­рается на и проповедует как раз анализируемый вид самосо­знания. Человек может согрешить — хотя и лучше избегать греха, однако важнее осознать свой грех (признать поступок), раскаяться и искупить вину «праведными» поступками.

Ужесточение. Относится к ситуациям, в которых человек признает факт совершения поступка и сознательно узаконива­ет выбор. Так, в нашей ситуации с дружбой и делом такой че­ловек мог бы сказать себе:

«Я думал, что я хороший друг и дружба для меня ценность. Я сделал выбор не в пользу дружбы и не в пользу друга. Зна­чит, я плохой друг и есть для меня вещи поважнее, чем дружба». Человек признает лежащую за поступком неравноцен­ность мотивов и очищает, ужесточает внутреннюю иерархию своих мотивов. Можно сказать, что и сам человек с точки зре­ния его «мотивационного скелета» становится более жестким, «одновершинным».

Подобная трансформация самосознания — также одна из излюбленных тем мировой литературы. Цезарь, перешедший через Рубикон и осознавший себя как Цезаря после этого по­ступка — наиболее емкий символ подобной трансформации. Образ отца Сергия из одноименной повести Л. Н. Толстого — другой яркий пример личности, сознающей поступок и прини­мающий заключенный в нем выбор.

Смятение. Относится к ситуациям, при которых признание факта поступка сопровождается внутренними колебаниями, неуверенностью в правильности сделанного выбора, возвра­том отвергнутого и вновь утверждением своей правоты. Это ситуация человека, для которого любой выбор оказывается недостаточно внутренне мотивированным, любой отказ — неоправданным.

Весь левый столбец таблицы, т. е. все три вышеуказанные ситуации характеризуют мотивационный вариант решения проблемы конфликтного смысла «Я». Взвесив свои мотивы на весах поступка, человек либо отвергает результат и активно стремится к отвергнутому мотиву, либо принимает его и укрепляет сознанием сделанный выбор, либо не может решить задачу на иерархизацию мотивов, хотя и пытается это сделать. На две первые ситуации указывал А. Н. Леонтьев: «Но вот на­ступает минута, когда человек как бы оглядывается и мыслен­но перебирает прожитый день, в эту-то минуту, когда в памя­ти всплывает определенное событие, его настроение приобре­тает предметную отнесенность: возникает аффективный сигнал, указывающий, что именно это событие и оставило у него эмоциональный осадок. Может статься, например, что это его негативная реакция на чей-то успех в достижении общей цели, единственно ради которой, как ему думалось, он дей­ствовал, и вот оказывается, что это не вполне так и что едва ли не главным для него мотивом было достижение успеха для себя. Он стоит перед "задачей на личностный смысл", но она не решается сама собой, потому что теперь она стала задачей на соотношение мотивов, которые характеризуют его как лич­ность.

Нужна особая внутренняя работа, чтобы решить такую за­дачу и, может быть, отторгнуть от себя то, что обнажилось».

В целом, однако, к несчастью психологии, все три мотива-ционных варианта решения проблемы личностного смысла «Я», отличающиеся осознанностью поступка и его внутренних следствий и характеризующие действительно зрелую, здоро­вую человеческую личность, не оказались в фокусе эмпири­ческих психологических исследований: они и по сей день со­ставляют почти исключительно предмет литературы и искус­ства. Собственно научный анализ оказался сосредоточенным вокруг проблем, возникающих в связи с пониманием видов самосознания, составляющих правый столбец нашей таблицы. Речь идет о тех решениях проблемы конфликтного смысла «Я», которые достигаются путем изменения действительнос­ти лишь в сознании субъекта. Поясним сказанное: мотивационный вариант решения предполагает сознание поступка и заключенного в нем выбора, последующее принятие или от­вержение этого выбора в форме принятия или отвержения стоящего за ним мотива, следование санкционированному сознанием выбору. Это последнее предполагает реальную де­ятельность, новые поступки, утверждение своих мотивов, сво­его «Я» в делах.

Другой вариант решения предполагает, что осознание ре­ального выбора, заключенного в уже свершенном поступке, избегается. Но поскольку полностью отрицать поступок нельзя, решение достигается за счет изменения содержания сознания, причем такого, которое позволило бы избежать кон­фликтного смысла «Я». Результатом такого варианта самосо­знания является не утверждающая себя в поступках деятель­ность в реальном мире, но особые внутренние действия, про­исходящие в эмоциональной и когнитивной сфере и направленные на сохранение непротиворечивого «Я-образа». Проблемы, связанные с анализом этих особых внутренних действий личности, разрабатывались в психологии с двух до­статочно различных позиций. Речь идет о разработке представлений о защитных механизмах, осуществленной в психо­анализе или с близких психоанализу позиций, и о разработке проблем когнитивного диссонанса в когнитивистской психо­логии.

Представление о психологической защите и защитных меха­низмах было намечено уже в работах 3. Фрейда. Первоначаль­но «механизмы защиты выступали как средство разрешения конфликта между сознанием и бессознательным, как способ "канализирования" энергии либидо в социально приемлемые формы деятельности». В поздней версии психоанализа «пси­хологическая защита рассматривается как основная функция "Эго", отвечающая целям интеграции и адаптации». Однако и в этой поздней версии учения 3. Фрейда необходимость защи­ты возникает вследствие недопустимости выхода инстинктив­ных (сексуальных и агрессивных) влечений в сознание и в ре­альную деятельность.

Позднее представления о защитных механизмах были раз­виты, прежде всего, в работах А. Фрейд и других представите­лей психоанализа, подробно описана феноменология психи­ческой защиты. В этих работах в общих чертах верно схвачена суть проблемы: самосознание человека вырабатывает особые приемы и способы переработки чувств, мыслей из-за (по при­чине) конфликта в движущих силах поведения и для интегра­ции «Я», обеспечивающей регуляцию, направленность этого поведения.

Известные и подробно раскрытые в марксистской литера-Туре методологические ошибки психоанализа не позволили, однако, его представителям сделать эту постановку проблемы по настоящему эвристичной. Во-первых, в качестве движущих сил человеческого поведения рассматриваются не мотивы (в нашей терминологии), а неопредмеченные потребности, ко­торые, в свою очередь, связаны с инстинктивным влечением. Последние же в своей не сублимированной форме всегда ан­тагонистичны к требованиям социальной действительности, а раз так, то сознающему себя субъекту не оставляется право выбора мотива (вместе с этим и выбора жизненного пути) — влечения, идущие из Оно, должны быть вытеснены, подмене­ны, изолированы, рационализированы — короче говоря, побеждены или хотя бы отогнаны. Другими словами, в рамках классического психоанализа принципиально невозможно описать процесс сознательного взвешивания мотивационных детерминант. Во-вторых, сведение движущих сил поведения к инстинктоидным влечениям снимает проблему поступка, так как влечение пытается прорваться в сознание и до действия, и помимо действия — в сне, в мечтах, в иных превращенных формах. В результате нет никакой разницы между самосозна­нием личности, совершившей реальный поступок и вступив­шей тем самым в отношения с людьми, и самосознанием лич­ности, бездействующей, но тем не менее раздираемой внутрен­ними противоречиями.

В то же время психоаналитики обогатили психологичес­кую фактологию тщательными и тонкими описаниями тех изощренных способов, которые использует сознающий себя субъект для избежания внутренней противоречивости.

Психологи когнитивистской ориентации подошли к про­блеме анализа работы сознания и самосознания иначе. Если для психоанализа первичен мотивационный конфликт, кон­фликт движущих сил, пусть и неадекватно понятых, то для представителей когнитивной психологии, прежде всего рабо­тающих в русле теории когнитивного диссонанса Л. Фестишгера, первичной является когнитивная несогласованность самих содержаний сознания.

Теория когнитивного диссонанса, ее основные понятия, методология и экспериментальные приемы и конкретные экс­периментальные результаты, полученные в ее русле, недавно подробно проанализированы в отечественной литературе.

Главная идея теории когнитивного диссонанса Л. Фестингера состоит в том, что наличие в сознании двух психологически противоречивых знаний (установок, мнений) — когнитивный диссонанс — побуждает человека к поиску их согласованности (консонанса) или иного варианта ослабления несогласованно­сти. Соответственно эмпирически изучались условия, в кото­рых диссонанс наступает, а также способы и формы ослабления диссонанса. В соответствии с общей когнитивистской ориента­цией под условиями возникновения диссонанса понимались не варианты «диссонансов» человеческих деятельностей и их мотивов, которые отражаются в сознании, а условия диссони­рования, противоречия самих отражений — когнитивных эле­ментов, в терминологии Л. Фестингера и его последователей.

В исследовании этого направления был сделан тем не ме­нее принципиальный шаг, позволяющий оценить значение полученных данных: анализ противоречий, возникающих в сознании, оказался связанным с поступком. Этот принципи­альный шаг оказался сделанным не столько благодаря теории, сколько благодаря удивительно удачно разработанной экспе­риментальной схеме.

Инвариант этой схемы включает в себя следующие этапы.

Вначале у группы субъектов измеряются мнения или уста­новки по тому или иному вопросу. Затем испытуемых побуж­дают совершить поступок, противоречащий высказанному ими мнению или установке и т. д. Часть испытуемых соглаша­ется совершить поступок, другая — не согласившаяся часть не участвует в дальнейшем эксперименте, и сам факт отказа со­держательно не интерпретируется. В заключение эксперимен­та у тех, кто совершает поступок, вновь измеряют установки.

Отметим, что обязательным условием эксперимента по изучению когнитивного диссонанса являются «создание у ис­пытуемого чувства свободного выбора и последующий выбор испытуемого». Согласно нашему определению, выбор — это одно из основных условий, превращающих действие в посту­пок. Другое условие — соотнесенность действия одновремен­но с двумя мотивами так, чтобы свершение его приближало к одному мотиву и удаляло от другого. Наконец, имеет значение важность самих мотивов.

Анализ конкретных экспериментов, тщательнейшим обра­зом проделанный в монографии В. П. Трусова, показывает, что во многих экспериментах выполнялись эти условия. Так, раз­новидности экспериментальных процедур предполагали, что экспериментатор добивался от испытуемого согласия солгать, нанести болезненный удар током или словесно оскорбить дру­гого испытуемого («жертву» — на самом деле подставного по­мощника экспериментатора), сталкивали испытуемого с не­предвиденными негативными последствиями поступка. В ка­честве исходных установок, которые должны были оказаться в диссонансе либо с фактом поступка, либо с его следствиями, брались также достаточно важные, связанные с общественно-политическими взглядами, моральными и нравственными принципами. Единственно, что вызывает изумление и что не получает объяснения в контексте когнитивистской интерпре­тации результатов, это кажущаяся слабость мотива, побужда­ющего испытуемых к выполнению всех этих заданий.

Фактически таким мотивом было послушание, желание выполнить взятые на себя перед экспериментатором обяза­тельства. «Почтение к науке, — комментирует И. С. Кон экс­перимент С. Милгрэма, в котором испытуемые по просьбе эк­спериментатора с помощью электрического тока "обучали" других (подставных), — поглощенность технической сторо­ной опыта (надо добиться, чтобы "ученик" выучил материал), наконец, частные обязательства приглушили их моральное чувство и самосознание».

Итак, в экспериментах по схеме когнитивного диссонанса испытуемые оказывались в ситуации совершения поступка с конфликтным смыслом. Совершая требуемые от них экспери­ментатором действия, они руководствовались мотивом «услу­жить» экспериментатору, нежеланием оказаться в роли наив­ных провинциалов, не понимающих правила научного поиска. Но действие оказывалось поступком и вступало в противоре­чие с их собственными установками и мнениями, т. е. транс­формированными формами доэкспериментальных мотивов. Как уже говорилось, тех испытуемых, которые отказались ос­корблять, лгать, наносить болезненные удары током, не рас­сматривали, т. е. не рассматривали тех, кто предвидел, почув­ствовал ситуацию выбора и сделал его — отказался от участия в опыте. Среди тех, кто остался, по-видимому, были и такие, кто в своем самосознании пошел по пути признания поступка и уже совершенного выбора, а затем по пути отказа от него (раскаяние) или, наоборот, по пути признания и усиления выявившихся в экспериментальной ситуации черт (ужесточе­ния) — таких, наверняка, было мало, или, наконец, оказались перед дилеммой «каким же быть». Но и эти испытуемые так­же не подлежали анализу: у тех, кто осознал моральный выбор, заключенный в поступках, диссонанс между тем, какими они себя воспринимали до и после опыта, должен был существовать. Авторов экспериментов, однако, интересовали испытуемые лишь в той мере, В какой они демонстрировали борьбу с диссо­нансом в сознании (и его уменьшение), т. е. то, в какой мере они демонстрировали различные варианты психической защиты.

Эти способы уменьшения диссонанса содержательно-фе­номенологически близки к традиционно описанным механиз­мам психической защиты. Так, в ситуации, при которой испы­туемых убеждали солгать об интересности на самом деле бес­смысленно-скучного задания (причем испытуемые думали, что лгут будущему испытуемому), они впоследствии преуве­личивали интересность задания (рационализация). Как след­ствие собственной агрессии преуменьшались привлекатель­ные качества жертвы (проекция), недооценивалась степень болезненности электрического удара (отрицание реально­сти — испытуемые до опыта убеждались в болезненности го­раздо более слабого удара), отрицалась добровольность агрес­сии (хотя они вполне добровольно соглашались участвовать в опыте — на их глазах другие отказались) и т. п.

Подводя итог анализу экспериментальных исследований когнитивного диссонанса, В. П. Трусов отмечает, что «состоя­ние когнитивного диссонанса побуждает человека к преобра­зованию "личностного смысла" противоречащих друг другу знаний о себе (своем "Я") и о своем поведении». И далее за­ключает: «Весь объем проделанных экспериментов дает осно­вание утверждать, что более глубоким источником диссонан­са является противоречие между знанием "Я — хороший" и "Я могу показаться другим (и себе) плохим, так как я ответствен за плохой поступок"». Мы можем полностью присоединиться к этому выводу с той оговоркой, что методическая схема и те­оретические интересы не позволили описать авторам этих ин­тереснейших экспериментов иной выход из ситуации диссо­нанса, связанный не с манипуляцией состояниями сознания, а с интенциями к реальным осуществлениям иных поступков.

Теперь мы можем описать типы активности самосознания, относящиеся к правому столбцу табл. 3.4.

Самообман. Относится к ситуациям, когда субъект стре­мится сохранить смысловую ценность мотива, реально отвер­гнутого в акте поступка, путем непризнания факта поступка.

Существуют по крайней мере две возможности добиться такого результата. Одна из них состоит в отрицании того, что возможность выбора существовала. Если выбора не было, то не было и поступка.

Отрицать возможность выбора можно, в свою очередь, дву­мя путями: представить себя не субъектом деятельности, но элементом технологии, за которую ты не несешь ответствен­ность. В таком случае поступок в сознании превращается в операцию, в технологическую процедуру, ответственностью за которую обладает лишь тот, кто ею руководит, — в опытах по когнитивному диссонансу это экспериментатор, «наука» (ср. «низведение личности до положения агента»). Ход самосозна­ния в таком случае можно реконструировать следующим об­разом: «Да, я причинял боль испытуемым, но не потому, что я агрессивен, наоборот, я гуманный человек и по собственной инициативе никогда не причиню боль другому, но раз ученые спланировали такой опыт, они уж, наверное, все предусмотре­ли, они и несут ответственность за возможные издержки. Меня они использовали в технических целях, не я, так другой сделал бы для них то же самое». Другой путь отрицать возмож­ность выбора — это в сознании представить поступок действи­ем, продиктованным неконтролируемыми внутренними со­стояниями: усталостью, эмоциональным расстройством, опья­нением и т. п. «Поскольку у меня не было намерения делать это и я совершил это под влиянием неконтролируемых факто­ров, я не несу за это ответственности и все это "не в счет"».

В экспериментах по когнитивному диссонансу описывают­ся оба этих способа отрицания ответственности, однако рас­сматриваются они как следствие влияния ситуации недоста­точного оправдания своего поступка. Не усматривая достаточ­ных оснований для лжи, жестокости, послушания, субъект вводит дополнительное объяснение своим действиям. С на­шей точки зрения, внутренняя логика испытуемых обратная; они выдвигают дополнительные объяснения своему поведе­нию не потому, что оно им кажется малообоснованным, а по­тому, что они не хотят признать эту «малость» (конформное и безнравственное следование инструкции, просьбе, стереоти­пу) достаточным для себя мотивом, причем более сильным, чем их исходные гуманистические или нравственные идеалы.

Вторая возможность непризнания факта поступка при со­хранении ценности отвергнутого мотива — это субъективная трансформация взаимоисключающих следствий. Так, человек, делающий что-то во вред другому (но не желающий признать в себе вредителя), создает в себе веру, что он действует на пользу тому, кому вредит. Эту ситуацию можно видеть у некоторых родителей. Жестоко наказывая ребенка и унижая его достоин­ство, такие родители верят, что они действуют так не только для того, чтобы подчинить ребенка, заставить его сделать что-то, но и на пользу ему, во имя его интересов и в целях воспитания.

Дискредитация. Относится к ситуациям, когда конфликт­ность смысла снижается путем расщепления абстрактного и конкретного содержания мотивации. Наиболее простой вари­ант такого расщепления — это признание конкретного объек­та поступка «недостойным воплотителем» идеального содер­жания мотива. Так, в опытах с электроболевым подкреплени­ем испытуемый может рассуждать так: «Я гуманный человек, но эти люди не достойны моего гуманизма — они же сами со­гласились стать подопытными кроликами». Предавая интере­сы друга, человек может рассуждать в том духе, что хотя и дружба для него свята, этот конкретный друг не достоин его преданности. Когнитивисты называют такой способ преодоле­ния диссонанса «преуменьшением привлекательности жерт­вы». Исследователи, работающие в контексте проблемы пси­хологической защиты, описывают такой феномен как проек­цию собственной неосознаваемой черты (агрессивности, «плохости») на другого человека. При этом срабатывает так­же механизм рационализации, подключающий память и вооб­ражение для обоснования «объективной» «плохости» жертв (вспомним басню Крылова «Волк и ягненок»).

Вытеснение. 3. Фрейд в ранних работах использовал этот термин как родовой для различных видов психологических защит, служащих для устранения из сознания неприемлемых влечений. Мы используем этот термин для ситуаций, в кото­рых из сознания изгоняется сам факт не только существова­ния поступка, но и даже самого действия, в «теле» которого он существовал. Человек активно забывает тот факт, что он со­лгал, струсил, совершил предательство, тем самым консервирует свою нерешенную в сознании мотивационную дилемму. Такое вытеснение может быть частичным (вытесняется наи­более конфликтная часть поступка либо его эмоциональная окраска — ср. защитный механизм изоляции), относительным (человек может вспомнить, если ему напомнить, но сам не дела­ет этого) или абсолютным (поступок «забыт» начисто). Вытес­нение, однако, является «наиболее примитивным и малоэффек­тивным средством защиты», поскольку нерешенная дилемма так или иначе прорывается в сознание, заставляя личность уве­личивать «слепое пятно» в своем внутреннем зрении.

В общении людей, прибегающих к практике вытеснения, можно спутать с откровенными лицемерами. Совершив под­лость, такой человек может как ни в чем не бывало подойти к жертве своего поступка, однако это не лицемерие — поступок действительно забыт, вытеснен из сознания.

Виды осмысления своего «Я», попавшие в левую сторону таблицы, в целом имеют принципиальное отличие от видов ос­мысления, обозначаемых в правой колонке. Подытожим эти отличия.

Самосознание, основанное на признании поступка, допуска­ет негативное эмоционально-ценностное отношение к себе (до­пускает констатацию «Я — плох»). Самосознание, основанное на непризнании поступка, не допускает осознания негативного отношения к себе (не допускает констатации «Я — плох»).

При первом типе самосознания установление позитивного отношения к себе не является самоцелью, это отношение (кон­фликтный смысл) служит индикатором необходимости поиска новой информации о себе и решения проблемы собственной мотивационной структуры личности. При втором типе самосо­знания поддержание позитивного отношения к себе является самоцелью, конфликтный смысл служит сигналом для начала работы сознания по защите «Я» от новой информации о себе.

При первом типе самосознания конфликтный смысл иници­ирует новые поступки, с помощью которых снимается кон­фликтность «Я-образа». При втором типе конфликтный смысл не инициирует новые поступки, но лишь запускает внутренние защитные механизмы. При первом типе самосознания личность с помощью поступков, реализующих признаваемую ею моти­вационную структуру (идеальное «Я»), старается заслужить у самой себя позитивное отношение к себе. При втором типе са­мосознания личность удерживает положительное отношение к себе путем изоляции себя от собственных поступков.

Итак, единицами самосознания личности являются не об­разы сами по себе, и не самооценки в когнитивной или эмоци­ональной форме, и не образы + самооценки. Единицей само­сознания личности является конфликтный смысл «Я», отра­жающий столкновение различных жизненных отношений субъекта, столкновение его мотивов и деятельностей. Это столкновение осуществляется путем поступков, которые, та-"ким образом, являются пусковым моментом образования про­тиворечивого отношения к себе. В свою очередь, смысл «Я» запускает дальнейшую работу самосознания, проходящую в когнитивной и эмоциональной сферах. Таким образом, едини­ца самосознания (конфликтный смысл «Я») — это не просто часть содержания самосознания, это процесс, внутреннее дви­жение, внутренняя работа.

Человек с развитым самосознанием, однако, далеко не все­гда должен совершить реальный поступок для того, чтобы осознать самого себя. Обладая способностью к предвосхище­нию событий, человек обладает способностью и к предвосхи­щению смыслов «Я», открывающихся в результате поступков. Но такое предвосхищение требует от человека особого знания себя — знания своей личности со стороны тех структур, кото­рые лежат в основе образования конфликтных смыслов.

А. Я. Анцупов, А. И. Шипилов

ТРУДНЫЕ СИТУАЦИИ В ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА[54]

Таблица 3.5 Отличия трудной ситуации социального взаимодействия от простой

Возникает опасность невыполнения задачи или угроза сохран­ности техники, оборудования, жизни человека.

Экстремальные ситуации представляют собой крайнее проявление трудных ситуаций, требуют максимального на­пряжения психических и физических сил человека для выхо­да из них.

Трудные ситуации социального взаимодействия. Эти си­туации вызывают особый интерес как в теоретическом, так и в прикладном плане.

Концептуального видения этого класса трудных ситуаций пока не сложилось. В трудной ситуации социального взаимо­действия другой человек (его присутствие, действия или без­действие) рассматривается как препятствие для реализации моего «Я» (желаний, стремлений, интересов, ценностей, целей). Это вызывает психическую напряженность. Отличия трудной ситуации взаимодействия от простой представлены в табл. 3.5.

Рассмотрим основные трудные ситуации социального вза­имодействия. Проблемная ситуация характеризуется наличи­ем противоречия и положительным или нейтральным отноше­нием субъектов взаимодействия друг к другу. Межличностная напряженность невелика. Рациональная составляющая явля­ется основой поведения и общения. Угроза со стороны друго­го оценивается как потенциальная.

Предконфликтная ситуация отличается от проблемной бо­лее высокой степенью психической напряженности. Сторонами или одной из сторон допущены действия, которые рассматри­ваются оппонентом как нанесение морального или физиче­ского ущерба. Характеризуется началом формирования нега­тивного отношения к другому, готовностью противодейство­вать. Высока вероятность перерастания в конфликт.

Для конфликтной ситуации свойственно противодействие в виде общения, поведения или деятельности, направленных на защиту своих интересов путем ограничения активности оппо­нента, нанесения ему морального или материального ущерба, а также негативное отношение друг к другу (негативные эмоции и формирование «образа врага»). Преобладает мотивация «на себя». Эмоции доминируют в определении поведения и манеры общения. В результате стресса все ресурсы индивида мобили­зуются для достижения победы над оппонентом.

Трудные ситуации внутриличностного плана. Они пред­ставляют собой психические состояния различной интенсив­ности, вызванные противоречивостью чувств, затянувшейся борьбой различных сторон внутреннего мира личности и за­держивающие принятие решения. Основные из них — внутри-личностные затруднения, конфликты и кризисы.

Внутриличностные затруднения — относительно неслож­ные проблемы внутренней жизни человека. Представляют со­бой психические состояния сомнения, нерешительности, не­найденного выхода, отсутствия решения проблемы.

Внутриличностные конфликты — наиболее обширный тип внутриличностных трудных ситуаций. Острота протекания внутриличностного конфликта зависит от восприятия лично­стью значимости трудной ситуации, ее психологической ус­тойчивости.

Внутриличностные (жизненные) кризисы выступают как особые относительно продолжительные периоды жизни лич­ности, характеризующиеся заметными психологическими из­менениями. Выделяют возрастные, невротические и травма­тические кризисы. Кроме того, Внутриличностные кризисы подразделяются по деятельностному критерию (кризис опера­циональной стороны жизнедеятельности: «не знаю, как жить дальше»; кризис мотивационно-целевой стороны жизнедея­тельности: «не знаю, для чего жить дальше»; кризис смысло­вой стороны: «не знаю, зачем вообще жить дальше»). Как пра­вило, Внутриличностные кризисы являются своеобразными поворотными пунктами жизненного пути личности, сопро­вождаются перестройкой смысловых структур сознания лич­ности, возможной переориентацией на новые ценности и цели (Ф. Василюк).

Выделенные типы трудных ситуаций редко возникают в изолированном виде. Обычно они как бы наслаиваются друг на друга. Так, трудная ситуация в совместной деятельности может повлечь трудную ситуацию в отношениях с руководи­телем, что в свою очередь может вызвать внутриличностный конфликт. С другой стороны, жизненные кризисы могут быть причиной возникновения трудных ситуаций в деятельности и взаимодействии с окружающими.

ф. Е. Василюк.

КОНФЛИКТ[55]