Введение в психологию 4 страница

Сначала я стану союзницей богинь,

Именно Геру я...

Здесь [поэт] сначала коснулся самого легкого. Это о способах убеждения. Что же касается харак­тера, то, так как говорить о самом себе некоторые вещи значило бы возбудить зависть, или [заслужить упреки] в многословии, или [вызвать] противоречие, а [говорить] о ком-нибудь другом [значило бы заслужить упреки] в брани или грубости, ввиду этого следует влагать слова в уста какого-нибудь друго­го лица, как это делает Исократ в речи к Филиппу и в «Антидосисе». И так же порицает Архилох: в своих ямбах он выводит на сцену отца, который го­ворит о своей дочери:

Можно ждать чего угодно, не ручайся ни за что.

Он выводит также плотника Харона в ямбе, на­чало которого [таково]:

О многозлатом Гигесе не думаю.

И как Софокл [выводит] Гемона, [говорящего] перед отцом в защиту Антигоны как бы на основа­нии слов других лиц. Иногда следует изменять вид энтимем и придавать им форму изречений; например, люди благоразумные должны соглашаться на мир и тогда, когда счастье на их стороне, потому что таким путем они могут получить всего больше выгод. А с помощью энтимемы [следовало бы ска­зать так]: если нужно заключать мир в то время, когда он всего полезнее и выгоднее, то следует за­ключать его тогда, когда счастье на нашей стороне.

Три случая, когда в речи уместно прибегать к вопро­су. — Двусмысленные вопросы. — Шутки.

Что касается вопроса, то его всего уместнее предлагать тогда, когда одно из двух положений высказано таким образом, что стоит предложить один вопрос,

чтобы вышла нелепость; например, Перикл спросил Лампона о посвящении в таинства «Спасительницы».

Тот ответил, что об этом невозможно слышать непосвященному. «А сам ты знаешь об этом?» — спросил Перикл и, получив утвердительный ответ, [сказал]: — «Как же [ты узнал], когда не был посвящен?»

Во-вторых, [вопрос уместен], когда из двух пунк­тов один сам по себе ясен, а относительно другого ясно, что на вопрос о нем дан будет утвердительный ответ. Установив с помощью вопроса одно какое-ни­будь положение, не следует предлагать еще вопрос о том, что само по себе ясно, а прямо выводить заключение; так, например, Сократ спросил Мелета, утверждавшего, что он не признает богов: «Признаю ли я, по-твоему, существование каких-нибудь демо­нов?» И, получив утвердительный ответ, продолжал: «А демоны не дети ли богов или не нечто ли бо­жественное?» И на утвердительный ответ спросил: «Есть ли такой человек, который бы признавал детей богов, а самих богов не [признавал бы]?»

В-третьих, [вопрос уместен], если посредством его имеешь в виду показать, [что противник] сам себе противоречит или говорит нечто парадоксаль­ное. В-четвертых, когда противник не может разре­шить вопрос иначе, чем дав на него софистический ответ; если он ответил, например, так: и есть и нет; это и так, и не так; частью да, частью нет, то [слу­шатели] приходят в недоумение, как будто он не знает, [что сказать].

В других случаях не [следует] прибегать [к во­просам], потому что, если [противник] устоит перед вопросом, [спрашивающий] представляется побеж­денным, так как невозможно предлагать много во­просов вследствие неподготовленности слушателей. По той же причине следует придавать энтимемам как можно более сжатый вид.

На вопросы двусмысленные [следует отвечать] раздельно и не сжато, а на вопросы, которые, по-видимому, заключают в себе противоречие, следует отвечать, разъясняя немедленно ответом [это про­тиворечие], прежде чем [противник] предложит сле­дующий вопрос или построит силлогизм, потому что нетрудно предугадать, куда идет речь. Но это, а также способы разрешения вопросов должны быть нам ясны из «Топики». И, делая заключение, если вопрос ведет к заключению, [следует] приводить причину, как, например, Софокл на вопрос Писанд-ра, был ли он, как и другие члены совета, за учреж­дение Совета Четырехсот, отвечал утвердительно. «Разве это не казалось тебе дурным?» — «Да, ка­залось». — «Разве ты не поступил, таким образом, дурно?» — «Да, — отвечал [Софокл], — но лучше поступить было нельзя». И как, наконец, отдавая отчёт за то время, когда был эфором, на вопрос, кажется ли ему справедливой гибель остальных, от­вечал: да. «Не делал ли ты то же, что и они?» — продолжал спрашивавший. «Да», — отвечал лаконец. «Не была ли бы справедливой и твоя ги­бель?» — «Конечно, нет, ибо они поступали так потому, что взяли за это деньги, а я не потому, а по убеждению». Поэтому-то не следует ни предла­гать вопрос после заключения, ни облекать самое заключение в форму вопроса, если только перевес истины не находится в значительной мере [на нашей стороне].

Что касается шуток, которые, по-видимому, за­нимают некоторое место в прениях, то, как говорит Горгий, следует серьезность противника отражать посредством шутки, а шутку — посредством се­рьезности. И это замечание правильно. В «Поэти­ке» мы уже сказали, сколько есть видов шутки, из которых один пригоден для свободного человека, другой нет, чтобы каждый выбирал то, что для него пригодно. Ирония отличается более благородным характером, чем шутовство, потому что в первом случае человек прибегает к шутке ради самого себя, а шут [делает это] ради других.

Анализ четвертой части речи — заключения. — Че­тыре части, на которые распадается заключение, и их анализ.

При составлении эпилога оратору нужно: во-пер­вых, постараться хорошо расположить слушателей к себе и дурно — к противнику, во-вторых, приме­нить преувеличение и умаление, в-третьих, разжечь страсти слушателей, в-четвертых, напомнить [для чего произнесена речь].

Раз [оратор] показал, что он прав, а его противник не прав, он совершенно естественно в этом же духе хвалит, порицает и дает окончательную отделку своей речи. [Оратор] должен стремиться [доказать] одно из двух: что сам он — хороший человек, по отноше­нию ли к слушателям или безотносительно, или что [противник его] — дурной человек, по отношению к ним или безотносительно. С помощью каких средств следует таким образом настраивать слушателей, об этом мы сказали, говоря о способах представить лю­дей хорошими или дурными. Затем, показав это, естественно следует преувеличивать или умалять, пото­му что следует признавать факты совершившимися, если имеешь в виду оценивать их значение: ведь и увеличение тел происходит в зависимости от ранее существовавших свойств. А с помощью чего следует преувеличивать и умалять, по этому вопросу ранее были изложены топы. После этого, раз выяснено, каковы и насколько важны [факты], следует возбудить в слушателях страсти, каковы: сострадание, ужас, гнев, ненависть, зависть, соревнование и вражда. И относительно этого раньше были указаны топы. Таким образом, остается возобновление в памяти ска­занного раньше. Это следует делать так, как [неко­торые] советуют [поступать] в предисловии, но сове­туют неосновательно: они велят часто повторять [одно и то же], чтобы быть удобопонятным. Таким обра­зом, там, в [предисловии], нужно изложить обстоя­тельства, чтобы было ясно, что обсуждается, а здесь, [в заключении], нужно подвести итог тому, на осно­вании чего дело доказано. [Оратор] должен начать с того, что он дал то, что обещал, так что ему нужно сказать, что и почему [он хотел доказать]; при этом [следует] противопоставлять свои слова словам про­тивника и сравнивать или все то, что каждый из двух противников сказал об одном и том же предмете, или же, не делая [прямых] противоположений, [говорить], например, так: «Он относительно этого сказал то-то, а я вот что и вот почему». Или же [можно употре­бить] иронию, например: «он [сказал] то-то, а я вот это, что бы он делал, если бы доказал это, а не то?» Или [можно употребить] вопрос, например: «Что мне остается доказать?» Или: «Что он доказал?» [Нужно делать заключение] или так, путем сравнения, или естественным путем, как было сказано, [перечислив] свои доводы, а затем, если угодно, [перечислив] от­дельно и доводы противника. В конце уместны фразы без союзов, чтобы это было заключение, а не речь, [например]: «я сказал», «вы слышали», «дело в ва­ших руках», «произнесите приговор».

Введение в психологию

Как известно многим читателям, Эрнст (Джек) Хилгард был единственным автором первого издания этой книги, опубликованной в 1953 году Профессор Хилгард преподавал очень популярные курсы введения в психологию в университетах Йеля и Стэнфорда с 1928 года, и издатели десятилетиями уговаривали его написать свой учебник. У него просто не было времени это сделать, пока он не оставил должность председателя отделения психологии в Стэнфорде в 1951 году, чтобы стать деканом выпускного отделения в Стэнфорде (тогда должность декана отнимала меньше времени, чем место председателя отделения). Кроме того, он почувствовал, что эта область науки готова для нового вводного учебника, частично потому, что последнее издание книги Роберта Вудвортса, которой в основном пользовались в этой области, было опубликовано в 1947 году.

При написании «Введения в психологию» профессор Хилгард стремился побудить студентов ставить важные психологические вопросы и учиться, как на них отвечать. Он говорил: «Планируя свою книгу, я решил во многом полагаться на разум студентов, так же как я поступал на своих лекциях. Я никогда полностью не одобрял "фронтальное" чтение лекций, когда говорят перед студентами, вместо того чтобы вовлекать их в поиск их собственных новых ответов на возникающие вопросы или поощрять их перебивать лектора вопросами, когда изложенное неясно. Когда я делал набросок книги и когда писал ее, я старался сохранить верность этому обязательству привлекать участливый интерес студентов».

Одним из способов, которым профессор Хилгард возбуждал внутренний интерес у студентов, было обращение в первой главе книги к проблемам психологии развития, включая развитие в том возрасте, в котором находилось большинство студентов. Он также больше, чем это делалось в других учебниках, уделил места приложению психологии к личностным и социальным проблемам. Он знал, что студентам интересна тематика, которой заняты клинические и консультирующие психологи, а также психологи, изучающие проблемы профессиональной деятельности и работы на производстве, и он чувствовал, что у студентов будет сильнее мотив изучить фундаментальные понятия психологии, если они будут понимать, как их применить для решения важных проблем. Наконец, он ввел специальные разделы «Актуальная тема», где детально рассматривались спорные вопросы, что было совершенно новой особенностью для учебника психологии.

Кроме обращения к интересам студентов, Хилгард стремился дать исчерпывающий и строгий обзор современных теорий и исследований в психологии. Он достиг этой цели, предлагая более объемный учебный материал, чем предыдущие вводные пособия, но описывая его таким языком, чтобы студенты смогли его понять.

Первое издание «Введения в психологию» было воспринято с энтузиазмом и разошлось тиражом в 145 000 экземпляров. В последующих изданиях Хилгард добавил главы по биологии, ощущению и восприятию, статистике и психологическим измерениям. Эти изменения заслужили похвалу, и третье издание этой книги было распродано тиражом 415 000 экземпляров. Со временем его книгу перевели на французский, немецкий, иврит, итальянский, португальский, испанский и китайский языки. Эта книга остается одним из самых популярных в мире учебников введения в психологию.

Хилгард удалился от дел в 1969 году, приняв статус заслуженного профессора в отставке в Стенфорде, но продолжал вносить изменения в учебник еще 18 лет. В 1967 году он начал привлекать соавторов, чтобы быстро расширяющиеся разделы психологии были представлены соответствующими экспертами. Ричард Аткинсон стал соавтором в 1967 году, привнеся свои знания из области когнитивной и биологической психологии. В 1971 году к команде присоединилась клинический психолог Рита Аткинсон, которая пересматривала главы, относящиеся к ее области, и координировала усилия авторов. Дэрил Бем вошел в состав авторов в 1975 году и со временем взял на себя материал по развитию, личности и социальной психологии. С 1979 года Эдвард Смит добавляет свой опыт по когнитивной психологии. Наконец, в 1992 году Сюзен Нолен-Хоэксема вошла в команду для пересмотра материала по психическому здоровью и клинической психологии.

За 45 лет, прошедшие между 1-м и 13-м изданиями, «Введение в психологию» продолжало пользоваться репутацией «научной искушенности», «широкого охвата» и «простого языка» (Pfeiffer, 1980, р. 119). Преподаватели убедились, что они могут полагаться на этот учебник, когда надо дать критический анализ основных проблем истории и современной психологии в стиле, который будет увлекательным и понятным для студентов.