Тема 4. ИСТОРИЧЕСКОЕ И ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНОЕ ПОЗНАНИЕ. ПРИРОДА ИСТОРИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА: СУБЪЕКТНО-ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Целью занятия является показ специфичности исторического познания, его отличие от естественнонаучных подходов к изучению реальности.

План:

1. Номиналистский и идиографический подходы к изучению общества: объяснение или понимание.

2. Функционалистские подходы к изучению истории.

3. Социокультурная природа познания и незавершенность теоретических представлений об истории.

4. Исторический опыт, уроки истории. Историческое познание и историческое сознание.

Поскольку предметом исторической науки является прошлое человеческого общества, то, в отличие от ученых в области естественных и точных наук, ученый-историк почти никогда не может наблюдать изучаемые факты (явления). История изучает единичные, неповторяющиеся явления — и, стало быть, выводить законы как будто не в состоянии.

Основной особенностью исторических законов является их приблизительность. Любой закон осуществляется лишь приблизительно, как господствующая тенденция. Причины этой приблизительности хорошо объяснил Ф. Энгельс (в письме об историческом материализме к Блоху), сравнивая законы истории с естественными, природными. В природе, вне общества, действуют слепые, бессознательные силы. Люди же, наделенные сознанием и волей, действуют целеустремленно. Они ставят перед собой определенные задачи и стараются осуществить их. Поэтому закономерность в обществе пробивается как равнодействующая множества поступков разных людей или множества разных «воль».

Номиналистский и идиографический подходы к изучению общества: объяснение или понимание. Номиналистским называют попытку переноса методов естественнонаучных дисциплин на изучение общества. Была осуществлена попытка посмотреть на историческую науку глазами наук о природе и создать в их рамках новую науку об обществе — «социальную физику» [28]. «Социальная физика» мыслилась в качестве дисциплины, непосредственно воспринимающей приемы, методы исследования естественных наук. Полной противоположностью представленного подхода к соотношению истории и естественных наук является неокантианская философия истории, возникшая в Германии в конце XIX в. Ее основные представители Г. Риккерт (1863—1936) и В. Виндельбанд (1848—1915) исходили из признания полной противоположности истории и естествознания, как по методу, так и по предмету исследования. По их мнению, в естествознании речь идет об изучении общего, повторяющегося (номотетический метод), а в истории предметом изучения является индивидуальное, неповторимое (идеографический метод). Согласно Г. Риккерту, при изучении, с одной стороны, природы, а с другой — истории возникает принципиальная противоположность [29]. Категорическое противопоставление исторической науки естествознанию не менее ошибочно, чем их слияние — «социальная физика»: отождествление явлений природы и общественной среды так же противоречит их характеру, как и оценка исторических событий в качестве уникальных, абсолютно неповторимых феноменов не отражает их подлинной сути. История — продукт природы, а не простое ее продолжение. Историю творят люди, фактор человеческой свободы воли и деятельности придает развитию истории иное качество, чем это имеет место в природе. Однако и история, и природа — объективные реальности, которые в своем бытии в виде объекта не зависят от изучающего их субъекта, исследователя. Физик и историк выступают на равных в том смысле, что они пытаются понять, что произошло до них и, что важно, независимо от них. Между этими исследователями есть сходство « в том, о каком именно характере понимания идет речь: понять — значит составить мысленный образ, картину изучаемых явлений, передающие их суть, содержание, представляющие явление такими, какие они есть в реальности. Результат — показатель этого соответствия — в обоих случаях один и тот же, и называется он истиной. Единство природы научного познания предполагает специфичность каждого его вида: оно выражено в особенности языка и стиля мышления, методов, процедур исследования и т.д. Специфичность порождается предметом научной дисциплины: каков предмет — таков и метод.

Социокультурная природа познания и незавершенность теоретических представлений об истории. В естественных науках субъект всегда находится вне области изучаемых явлений, над ней. При изучении общественных явлений ученый чаще всего не является современником исследуемых событий, если речь идет о прошлом, однако в данном случае соотношение объекта и субъекта существенно иное: и сам субъект, и изучаемые им явления принадлежат одному целому — истории. Историческое познание является в этом смысле самопознанием общества. Перед историком встает вопрос, который представители естественных наук не решают: «Как ему изучать объект — прошлое — с позиции современной ему общественной среды, а не только с позиции достигнутого уровня знаний об объекте, что имеет место в естественно-научном познании?» Третья особенность исторического познания заключается в качественной незавершенности процесса развития истории. Представления историка об истории в целом никогда не могут быть завершенными и выражаться в виде некоторой окончательной теории: каждый новый этап исторического развития с неизбежностью будет вносить коррективы, дополнения в сложившуюся систему взглядов. Бесконечность процесса развития истории приводит к изменениям не только общетеоретических представлений историка, но и его конкретно-исторических взглядов и оценок тех или иных событий. Следует подчеркнуть: это не только развитие знания как такового, но и такое его развитие, которое обусловлено движением самой истории.

Исторический опыт, уроки истории. Историческое познание и историческое сознание. История учит, но это не носит обязательного характера, она не может заставить это делать. Неизвлечение уроков не проходит даром, но не для истории, а для тех, кто это допускает. Извлекать или не извлекать уроки из прошлого — зависит не от прошлого, а от конкретной исторической ситуации с ее потребностями и проблемами реальной жизни. Именно от нее исходит импульс. Общим условием извлечения уроков истории является наличие некоторого объективного сходства между данной реальной ситуацией и прошлым, из которого извлекается урок. Г.В.Ф. Гегель прав: если такого сходства нет, нет возможности опираться на это прошлое. Извлеченный опыт — не некий штамп, который в неизменном виде переносится из прошлого на современную в каждый данный момент ситуацию, а своеобразная рекомендация к действию, смысл которой может быть и прямо противоположен тому, что было в прошлом. Все дело в индивидуальном своеобразии конкретных событий, ситуаций и целых эпох. История как социогуманитарное познание предполагает не пророчество (предсказание), а предвидение тенденций развития. В отличие от прорицания механизм научного предвидения не должен быть метафизической тайной: обращая взор в будущее, историк не может оставаться в неведении относительно логики, структуры мышления, в противном случае ему нечего будет сказать о вероятном будущем. Немецкий историк XIX в., знаток истории Древнего Рима Т. Моммзен (1817 —1903) оставил завещание, которое надлежало вскрыть пятьдесят лет спустя после его кончины. Т. Моммзена не стало в 1903 г., в 1953 г. завещание было вскрыто и наделало много шума в ФРГ. Из-за гробовой доски ученый поведал потомкам, что он не верил в прочность созданного в 1871 г. немецкого рейха и предрекал его крах в недалеком будущем. В ходе Ноябрьской революции 1918 г. в Германии это предвидение стало фактом. Консервативный характер империи Гогенцоллернов стал одной из причин ее краха. Известны факты предвидения Первой мировой войны Ф.Энгельсом (1820—1895) и О.Бисмарком, причем последний связывал ее начало с кризисной ситуацией на Балканах. Анализ назревавших противоречий, формирование противоборствующих сторон конфликта, современником чего был О. Бисмарк, помогли ему сделать этот прогноз.

Структура и содержание исторической теории зависят от развития истории, следовательно, и на этом уровне предвидения не существует возможности свести структуру мышления к какому-то стереотипу, не зависящему от конкретной исторической ситуации и от соответствующего ей состояния познания.

Одной из фундаментальных социальных функций исторического познания является формирование исторического сознания. В одном случае историческое сознание рассматривается как социальная память. «Этим понятием охватывается все многообразие стихийно сложившихся или созданных наукой форм, в которых общество осознает (воспроизводит и оценивает) свое прошлое, точнее, в которых общество воспроизводит свое движение во времени» [30]. Более убедительным представляется взгляд, согласно которому под историческим сознанием подразумевается связь времен — прошлого, настоящего и будущего — в сознании индивида и общества в целом [31]. Что означает эта связь времен, что она дает обществу, как и почему она рвется и каковы последствия этого разрыва? Устойчивое историческое сознание — важнейший показатель стабильности общества подобно тому, как разорванное, клочкообразное состояние исторического сознания — свидетельство надвигающегося кризиса, ставшего реальностью. Конечно, кризис исторического сознания вторичен по сравнению с кризисом общества и является результатом, следствием последнего, но разрушение исторического сознания может быть и результатом целенаправленных усилий, злой воли и умысла. Тогда злая воля становится инструментом культивирования исторического беспамятства людей, отнимающего у них возможность ориентироваться в настоящем, надежду на будущее и превращающего их в орудие реализации самых разных целей, в том числе направленных против их коренных интересов. Отличительное свойство человека — в наличии памяти, удерживающей в единстве его прошлое, настоящее и его планы, надежды на будущее. При всей реальности проявления так называемого «растительного существования человека его земное бытие не протекает только в каком-то одном временном измерении из трех названных модальностей. Беспамятство лишает возможности должным образом ориентироваться в настоящем и способности понимать, что надо делать в будущем. Вот как ставил такие цели с обозначением способа их реализации Гитлер: «Было бы разумнее установить в каждой деревне громкоговоритель, чтобы таким путем информировать людей о новостях и дать им пищу для разговоров; это лучше, чем допустить их к самостоятельному изучению политических, научных и т. п. сведений. И пусть никому не приходит в голову передавать покоренным народам по радио сведения о их прежней истории. Передавать следует музыку и еще раз музыку!.. И если люди смогут побольше плясать, то это должно приветствоваться» [32]. Чтобы разрушить сознание, надо рассыпать историю, превратить ее в несвязанные эпизоды, т.е. устроить хаос в сознании, сделать его фрагментарным. В этом случае общественное сознание неспособно из отдельных кусков составить целостную картину развития. Изменение образа прошлого способствует стремлению человека или общества изменить переживаемую ими в каждый момент ситуацию. Диктует отношение к прошлому не само прошлое, а современная историку среда. Прошлое само по себе никого не может обязать к тому или иному варианту отношения к себе, следовательно, не может помешать и наихудшему из них, грубо искажающему реальный образ прошлого в угоду настоящему. Научные аргументы воспрепятствовать этому не могут, следовательно, область решения этого вопроса — не историческая наука, а общество. Историческое познание в состоянии предложить более или менее адекватный образ прошлого, однако станет он элементом исторического сознания или нет — зависит от общества, состояния и расстановки в нем общественных сил, позиции власти и государства. Борьба общественных сил за прошлое, за тот или иной его образ — это и борьба за историческое сознание, за то или иное его содержание.