Тема 5. ПАРАДИГМА ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ XIX в. МАРКСИЗМ. СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД

Целью занятия является определение места и роли марксизма в развитии системного подхода к изучению истории

План:

1. Основные черты образа истории в XIX в.

2. Условия возникновения марксизма. Степень восприятия марксизма советской историографией.

3. Теория последовательной смены общественно-экономических формаций. Регулятивные требования принципов материалистической диалектики.

4. Критика марксизма и развитие системного подхода к изучению прошлого человечества.

Основные черты образа истории в XIX в. Определение парадигмы истории. Это господствующая в научном сообществе в течение более или менее длительного времени устойчивая система теоретических представлений, складывающихся под влиянием взаимодействия научных (внутренняя логика развития исторического познания, совершенствование исследовательских технологий, накопление фактических данных и т.п.) и вненаучных (состояние общества, доминирующие в нем политические, философские, экономические, правовые, эстетические идеи, общий духовно-интеллектуальный климат эпохи и т.д.) факторов. Она включает в себя общее видение мира, представление о характере исторического процесса и возможностях его постижения, доминирующие познавательные принципы, методы и методики. Иными словами, это совокупность общенаучных и общемировоззренческих представлений, составляющих образ истории, доминирующих в течение более или менее длительного времени [33]. Обратимся под этим углом зрения к господствовавшему в XIX в. образу истории, отталкиваясь от которого развивалась историческая мысль XX столетия. Основным его элементом являлось убеждение в научности истории, ее способности давать достоверное знание о своем предмете, не зависящее от субъективных пристрастий автора и носящее объективно-истинный характер. Ее задача - не судить прошлое, не воздавать почести или хулу его деятелям, а адекватно его отображать.

Долг историка - писать «как собственно это было». Эта знаменитая максима Л. Ранке, сформулированная еще в 1824 г., стала своеобразным девизом всей историографии XIX в. с ее претензией на научность. При этом ни Ранке, ни большинство других историков не сомневались в способности своей науки создавать объективную картину прошлого, опорным элементом которого служил исторический факт. Своеобразный культ исторического факта составлял еще одну особенность парадигмы истории XIX в. Считалось, что существуют непреложные факты, не зависимые от субъекта познания (историка), что эти факты присутствуют в готовом виде в исторических источниках. Задача историка, следовательно, заключалась в том, чтобы их обнаружить, а затем на их основе выстроить прочное здание исторической концепции. Отсюда – характерный для этого столетия тип исторического макроисследования, где на обширном фактическом материале в широких пространственно-временных рамках формулировались исторические законы, долженствовавшие не только объяснить прошлое, но и прояснить настоящее и предсказать будущее. История рассматривалась как направленный, имеющий смысл процесс, и хотя этот смысл разными историками понимался по-разному, общим для всех являлось убеждение в неодолимости прогресса - социального, политического, экономического, нравственного. Характерной чертой парадигмы исторической науки XIX в. был культ разума, являвшийся наследием просветительской философии истории, воспевавшей человеческий разум как величайший двигатель общественного прогресса. Отсюда вытекала уверенность в его безграничных познавательных возможностях, способность осветить самые темные уголки прошлого. Можно многое не знать, но понимать все. Ярким свидетельством этой поразительной самоуверенности историографии XIX в. является признание Ф. Гизо, заявлявшего в одном из своих писем: «В истории человечества есть для меня пробелы, огромные пробелы, но тайн для меня нет. Я многого не знаю, миллионы событий мне неизвестны, но ни одно меня не удивляет» [34]. Так обозначается важнейший аспект общего образа истории XIX в. Это была «царица наук», органически связывавшая на своих страницах прошлое, настоящее и будущее. Именно в этом смысле можно трактовать известное выражение К. Маркса и Ф. Энгельса о том, что «мы знаем одну-единственную науку, науку истории» [35]. Действительно, это была единственная наука, предлагавшая ответы на самые злободневные вопросы своего времени. Как ни одна другая, она соответствовала самому духу того века, который справедливо называли историческим. «Наш век, - пояснял это определение В.Г. Белинский, - век по преимуществу исторический. Все думы, все вопросы наши и ответы на них, вся наша деятельность вырастает из исторической почвы и на исторической почве» [36]. Кто же лучше, чем история, мог соответствовать требованиям этого века? Поэтому она воспринялась современниками даже больше, чем наука. Как восторженно писал один из них: «История есть религия нашего времени» [37]. еще один элемент парадигмы исторической науки XIX в. - ее последовательный монизм [38]. Выделялся доминирующий фактор исторического развития, его доминанта, на чьей основе создавалась общая теория исторического процесса. Эта доминанта по-разному понималась историками, принадлежавшими к разным философским школам. Одни усматривали ее в развитии производства, другие - в действии божественного Провидения, третьи - в движении Абсолютного духа, четвертые - в прогрессе человеческого разума и т.д., но всех их объединяло убеждение в существовании некоего всеопределяющего начала, обусловливающего прямо или опосредованно все развитие человеческого общества, в особенности - трансформацию его институциональных форм. Это была европоцентристская парадигма, явно или имплицитно рассматривавшая европейскую цивилизацию как эталонную и выстраивавшая по ее подобию образ истории.

Проблема движущих сил в этой парадигме истории является одной из самых фундаментальных теоретических проблем; без нее не обходился до сих пор ни один вариант общих теоретических представлений об истории. На этой основе возникли так называемые «функционалистские» парадигмы истории, позитивизм и марксизм. Основоположник позитивизма Огюст Конт считал, что человеческое общество является прямым продолжением природы; человек сближался с другими живыми существами, общество — с природой, например, железные дороги сравнивались с кровеносной системой живого организма. Отсюда вытекало, что общественные законы тождественны законам естественных наук, в частности биологии.

Формально не отдавая предпочтение ни одному из факторов, историки-позитивисты, однако, в своей исследовательской практике обычно выделяли один из них, преувеличивая его значение. В связи с этим в позитивистской историографии различают ряд школ: «социального дарвинизма», «неомальтузианства», «социальной психологии», «экономического материализма» и др.

В конце XIX века позитивизм подвергся жесткой критике как нечто устаревшее; основной поток критики шел из Германии, где родившийся во Франции позитивизм никогда не имел широкого распространения. (Ещё раньше резко критиковали позитивизм основоположники марксизма, но надо помнить, что они не писали ни историю философии, ни историю исторической мысли, а вели борьбу с системой воззрений, мешавшей распространению их собственного учения.)

Хотя позитивистская и марксистская философии сложились и развивались в странах Западной Европы параллельно и почти одновременно, их собственные исторические судьбы и влияние на историописание существенно различались как в XIX, так и в XX веке. Обе философские системы возникли приблизительно к середине 1840-х годов, развивались во второй половине столетия, подверглись жесткой критике во второй половине 1890-х годов («методологическая дискуссия» и выступление Бернштейна), но влияние позитивизма на историков было в XIX веке неизмеримо большим, чем марксизма, а в XX веке марксизм в догматизированной модификации безраздельно царил только в «социалистическом лагере».

Кстати, Маркс и Энгельс решительно отвергали попытки догматизации своего учения. Так, когда в конце 70-х годов XIX века Маркс узнал о том, как понимают его учение французские марксисты, он сказал: «Я знаю только одно, что я не марксист» [39].

Основным обстоятельством, обострившим в XX в., особенно во второй его половине, указанную поляризацию в развитии исторической науки, была все усиливавшаяся идеологизация и политизация исторического познания [40]. В той или иной мере они имели место всегда. Но в СССР естественная полемика представителей марксизма и других направлений социологической и исторической мысли, имевшая место в прошлом, приобрела иной характер. Марксизм стал официальной государственной идеологией и был не только абсолютизирован как единственная научная теория, с одной стороны, но и предельно догматизирован и примитивизирован, с другой. Тем самым практически была исключена возможность сколько-нибудь широкой творческой разработки социологической теории марксизма с учётом общего хода развития философии истории. Более того, попытки такого развития классифицировались как политические ошибки и нередко сопровождались разного рода репрессиями. В силу этого изучение многих областей общественно-исторического развития в той или иной мере утрачивало научность. Особенно пострадало изучение истории советского периода и ряда областей новой и новейшей истории.

Карл Маркс исследовал исторические причины общественных и политических перемен. Согласно его выводу выживание человека зависит от средств пропитания и иных материальных благ и задачей общества является обеспечение производства и распределения этих благ. Поэтому Маркс охарактеризовал общество как систему связей, основанную на удовлетворении потребностей людей[41]. При разработке диалектического материализма Маркс использовал признанные научные принципы и создал прообраз системного подхода при изучении общественных проблем. Л. фон Берталанфи, создатель системного метода, высоко оценивал роль К. Маркса в разработке методологии исследования систем, но считал, что марксизм не смог развиться в нормальное научное направление, так как был превращён в политическую идеологию.

Если говорить о регулятивных требованиях принципов материалистической диалектики, то к числу важнейших из них принадлежат следующие [42].

· Объект познания должен рассматриваться во всем реальном многообразии, и постановка научной проблемы не должна иметь никаких ограничений.

· Никакой метод научного познания не может быть абсолютным. Для успешного решения исследовательской задачи необходимо применение различных, адекватных её сути методов.

· При материалистической основе интерпретации конкретно-научных фактов и раскрытии сути исследуемых явлений должно учитываться воздействие на них других факторов, т.е. подход к объяснению должен быть самым широким.

· Конструктивные требования принципов материалистической диалектики применительно к познанию общественных явлений предполагают раскрытие: [43]

1) материальной обусловленности возникновения и функционирования соответствующего явления;

2) его места в целостном социальном организме;

3) присущих ему закономерностей, особенностей и специфических черт;

4) его социальных функций и роли в развитии социального целого.

Маркс исходил из идеи универсализации всемирно-исторических связей, наличия всеобщего труда. Он полагал, что человечество делает решительный шаг к единению с установлением капиталистических отношений.

Способы производства, выявленные Марксом: первобытно – общинный способ производства, азиатский способ производства, рабовладельческий способ производства, феодальный способ производства, капиталистический способ производства. Смена одного способа производства другим получила название теории последовательной смены общественно-экономических формаций. (Длительное время эта теория, правда, в сильно изменённом виде, считалась «единственно-правильной» в СССР).

Очевидно и общепризнанно, что естественным и вечным условием человеческого бытия является труд. Однако сторонники материалистического, прежде всего марксистского, подхода к истории, фактически сводят трудовую деятельность к материальному производству. Подобная односторонность несостоятельна, ибо любая деятельность людей, а именно она и составляет содержание истории, требует затраты определенных энергетических, т. е. трудовых, усилий, которые рождаются в органически взаимосвязанных материальном и духовном производствах. Это никоим образом не противоречит материалистическому пониманию истории [44].

Формационный подход, господствовавший в советском обществознании, предполагал зависимость политики от способа производства и распределения материальных ценностей. Современный подход основан на признании факта не прямой, а косвенной зависимости между политикой и экономикой. Политика рассматривается как форма общественного сознания, которая опосредует социальное взаимодействие.

Формационный подход был теоретической конструкцией, разработанной на основе изучения истории Европы до середины 19-го века. Поэтому он оказался несовершенным при переносе его на реалии политической истории России и азиатских стран. Однако это не умалят его достоинств, которые позволили начать разработку новых теорий на основе научной критики самой формационной теории.

Теорию последовательной смены общественно-экономических формаций критикуют за чрезмерную склонность к выявлению универсальных всеобщих законов исторического развития, не учитывающую природу человека, как существа обладающего определённой свободой выбора. Схематичность формационной теории опровергается отсутствием обязательности прохождения народами всех фаз общественного развития предписанных теорией («азиатский способ производства», «античная формация», «феодальный строй», «капиталистический строй»). Не выдержало критики и положение о примате «базиса» над «настройкой»: опыт советского периода истории показал, что политическая система на протяжении длительного периода времени определяла способ производства и распределения материальных ценностей. Реформы 1990-х годов, исходившие из положения о том, что простое изменение отношений собственности и свободные цены автоматически приведут к положительным изменениям, также иллюстрируют идею несводимости всего спектра общественных отношений к единому социально-экономическому основанию. Оказалось, что без создания политических гарантий стабильности и прозрачности всех финансовых операций нормальное развитие рыночных отношений весьма проблематично. Наибольшей критике была подвергнута теория «классовой борьбы». Уже в конце 19 века стало ясно, что развитие капиталистического производства приводит к усложнению технологии, которое требует наличия высокой культуры труда и предполагает поиск путей сотрудничества между работодателями и работниками: стало выгоднее договариваться, а не заставлять работников работать в ущерб собственным интересам. Конфликт между рабочими и капиталистами потерял характер непримиримого противостояния в течение 20-го века. Теория «классовой борьбы» утратила универсальный характер. Вместе с ней потеряла актуальность коммунистическая идеология, основанная на утверждении о неизбежности решения всех политических проблем революционными средствами.

Критика марксизма и развитие системного подхода к изучению прошлого человечества. Не следует забывать, что в науке отрицательный результат – это тоже результат. Многие известные сегодня теории – результат критики марксизма. Под воздействием марксизма сложилось социологическое направление, исследующее связи политики с социальными отношениями. Создателями его стали Г. Спенсер (1820 – 1903 гг.) и Э. Дюркгейм (1858 – 1917 гг.). Макс Вебер подверг критике марксистскую идею о первичности «базиса» по отношению к «надстройке». Общепризнанная теперь теория М. Вебера [45] (1864–1920) также – результат полемики с теорией марксизма. Вся совокупность веберовских политических идей может быть обозначена как социология политических отношений и власти. Вебер искал различия и возможные взаимосвязи между тремя основными сферами общественной жизни: сферой власти, сферой экономики и сферой ценностей. Экономика создаёт преимущества, но одних преимуществ мало для того, чтобы навязывать кому-либо свою волю. Необходимо наличие определённой системы ценностей, убеждений, на которых покоится послушание управляемых. Марксистский взгляд на политику повлиял на появление и становление конфликтологических теорий понимания политики (Р. Дарендорф, К. Шмитт, Л. Козер). Дарендорф Ральф Густав (род. в 1929 г.) разработал теорию стратификации и теорию конфликта. Причину формирования конфликтных групп в обществе он видит в отношениях господства и подчинения. Господство определяет, как возможность добиться послушания данной группы людей определённому приказу. Под конфликтом понимает «все структурно произведённые отношения противоположности норм и ожиданий институтов и групп». Отсюда определение классов, которые по Дарендорфу, «суть конфликтующие социальные группы, основание определения которых состоит в участии в господстве или исключении из него внутри любых сфер господства». Он отметил, что буржуазия и пролетариат не являются более однородными группами людей. Есть разные группы людей, имеющих разные жизненные шансы. Они выступают одновременно как функции двух элементов – возможностей выбора (т.е. свободы) и социальных связей (т.е. неравенства).

Очевидно, что предложенное Марксом истолкование истории как результата всеобщего труда – итога деятельности человечества как единого целого, его мысли о членении её на формационные ансамбли, постоянной универсализации всемирных социальных связей актуальны и сегодня. Равным образом современно звучит и тезис о познании пошлого в его связи с настоящим сквозь призму результатов социально-практического действия, способных менять горизонт понимания смысловой целостности истории [46]. Поль Рикёр характеризует вклад Карла Маркса в науку следующим образом: заслуга Карла Маркса не в ложно понятом «марксистским экономизме» и не в «абсурдной теории сознания как отражения», а в освобождении праксиса путём познания необходимости. Такое освобождение неотделимо от сознания, которое наносит ответный удар по мистификациям ложного сознания [47]. Влияние марксизма на историческое познание общеизвестно, содержание данного учения основательно проанализировано в отечественной философии. Сегодня отмечается, прежде всего, методологическое значение марксизма (а в отечественной истории, философии это учение было в значительной степени онтологизировано), актуальны положения марксизма о единстве объективного и субъективного в историческом познании, об активности субъекта познания, критика созерцательности, выводы о теоретических, мировоззренческих, явных и неявных предпосылках познания.