Дореволюционная марксистская критика

Г.В. Плеханов заложил основы литературной критики марксизма и стал для последующих поколений критиков одним из авторитетов-основателей. Его теоретический трактат «Письма без адреса» стал признанной, канонизированной базой для развития всего марксистского учения о литературе в будущем. Правда, позже к этой базе были добавлены канонизированные работы В.И. Ленина о вопросах литературы, но все же объем написанного В.И. Лениным о литературе (несколько небольших статей и фрагменты выступлений на общие темы) не сопоставим с объемом созданного Г.В. Плехановым. В то же время репутация Г.В. Плеханова не была для всех несомненной ввиду его «догматических» прегрешений: в годы революции Г.В. Плеханов не во всем соглашался с В.И. Лениным.

Для Г.В. Плеханова было характерно стремление построить марксистскую литературную теорию. Как и другие марксисты, он с вниманием относился к идее Н.А. Добролюбова о разделении категорий писателя-идеолога и писателя-наблюдателя. Для Г.В. Плеханова искусство — познание, а во многом просто симптом общественного сознания (в том числе сознания автора как выразителя интересов определенного класса).

Признавая художника наблюдателем общественной жизни, Г.В. Плеханов отводит ему достаточно высокую роль, считая, что этот «инструмент» может хорошо работать только если не проявлять к нему излишнего насилия, не мешать его действию. Критик интерпретирует произведение позже, после того как свою работу закончит художник. Г.В. Плеханов поэтому признавал искусство делом свободной воли, признавал роль интуиции и природного дара в искусстве.

Подобно почти всем критикам-социологам, Г.В. Плеханов понимает поэтику как риторику, но это заставляет его не отказываться от поэтики, а проявлять к ней достаточно серьезное внимание — по «практической» причине: плохая поэтика будет плохой риторикой и повредит идее.

Однако Г.В. Плеханов все же, вслед за Чернышевским, видит искусство как идеологическую и просветительскую деятельность, поэтому для него логично желание видеть искусство, которое было бы идейным и не нуждалось в критическом «переводе» на язык социологии. Это, по Г.В. Плеханову, искусство, выражающее идейное сознание и классовые интересы пролетариата.

Получилось так, что труды Г.В. Плеханова послужили источником дл всех последующих «изводов» марксистского метода, в том числе для взаимоисключающих. Его можно было представить основанием и для догматизации вопросов классового сознания, и для построения интуитивистской версии марксистской критики, и для анализа в духе социально-политического прагматизма и т.д.

Методика. Г.В. Плеханов видел роль критика в том, чтобы глубоко осмыслить произведение как готовый и качественно выполненный «срез» общественной ситуации и общественного сознания и затем научно объяснить его социальное значение, опираясь на марксистскую социологическую науку.

На резком, контрастном сопоставлении построена статья «Карл Маркс и Лев Толстой», в которой исследуется вопрос, насколько правомерны претензии Толстого выступать в роли «учителя жизни». Плеханов свел оценку Толстого к оценке его учения, почти не касаясь художественного творчества писателя. Противоречия замыкались внутри мировоззренческой сферы и как бы противопоставлялись творчеству.

Плеханов не связывал воедино противоречия во взглядах и творчестве Толстого, он считал их лишь причудами «барина». Мертвая констатация «пользы» от художника Толстого для современного движения, которое он явно не понимает и не принимает, есть в статье «Карл Маркс и Лев Толстой»: «Написанная великим художником яркая картина совершаемых палачами жестокости возбудила против правительства общественное мнение...» Итак, по Плеханову Толстой оказывается в каком-то смысле «зеркалом революции». Но Плеханов отвлекался от проблемы крестьянства как основы протеста Толстого. Все Плеханов сужал и сводил к простой бесплодности учения: «но прямая его проповедь ничего не дала», палачи продолжали свое дело, точно и не слыхали просьб Толстого, «толстовская проповедь не пугает эксплуататоров». Максимально близко к правильному, диалектическому решению проблемы Плеханов подошел в следующих высказываниях: «Нравственная проповедь гр. Л. Толстого вела к тому, что,- поскольку он занимался ею,- он, сам того не желая и не замечая, переходил на сторону угнетателей народа». Плеханов говорит о бессознательном переходе на позиции класса угнетателей, не исследуя специфических крестьянских противоречий. Переход констатируется как выражение слабости графа. А где же источник его силы? «Не будучи в состоянии заменить в своем поле зрения угнетателей угнетенными,- иначе сказать: перейти с точки зрения эксплуататоров на точку зрения эксплуатируемых, Толстой, естественно, должен был направить свои главные усилия на то, чтобы нравственно исправить угнетателей, побудив их отказаться от повторения дурных поступков». Значит, переход Толстого был только допущен Плехановым как возможность, но на самом деле он не произошел. А между тем в этом пункте Плеханов приближался к самой сути дела. Он и в другом месте возвращался к ней. Самым ценным у Толстого оказывалось все же художественное творчество, и проповедь не была сплошным заблуждением. «Значение толстовской проповеди заключалось не в нравственной и не в ее религиозной стороне. Оно заключалось в ярком изображении той эксплуатации народа, без которой не могут существовать высшие классы». Сила Толстого в срывании масок, в обличении, и она имеет своим источником, между прочим, также и проповедь. Но чья эта проповедь, какого класса, как сочетаются в ней сила и слабость? Все это Плехановым не исследовано.

Ленин «Толстой как зеркало русской революции». Л. Толстой, по убеждению Ленина, в своих сочинениях выразил интересы русского крестьянства и обнаружил при этом собственные «кричащие противоречия»: с одной стороны, «замечательно сильный, непосредственный и искренний протест про­тив общественной лжи и фальши», а с другой, «юродивую проповедь «непротивления злу» насилием».