Глава 3. НАУКА В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ 9 страница

Приборы-анализаторы. Необходимость использова­ния приборов-анализаторов связана с особенностями самого исследуемого объекта по отношению к постав­ленной задаче. В функцию прибора здесь не входит какое бы то ни было изменение сигналов, идущих от объекта; техническая задача приборов-анализаторов (например, спектроскоп, хроматографическая бумага и т. п.) состоит в том, чтобы путем непосредственного воздействия на исследуемый объект (в частности, пу­тем механического, физического или химического его разложения) преобразовать его в такую форму, что появляется возможность получить с помощью органов чувств новую дополнительную информацию.

Рассмотрим в связи с этим один конкретный при­мер. Допустим, требуется определить химический со­став вещества спектральным методом. Для этого преж­де всего получают спектрограмму — визуально наблю­даемое распределение спектральных линий вещества

Глава 2. Методы змпиричвшге исшдоваш

на пластинке. Расшифровка спектрограммы осуществ­ляется путем сравнения ее со стандартной спектро­граммой, на которой против каждой линии указана соответствующая длина волны. Очевидно, что эталон­ный образец заключает в себе лишь ранее получен­ное знание и как таковой не может дать эксперимен­татору никакой новой информации. Сравниваемый образец, взятый сам по себе, также не может доста­вить интересующую исследователя информацию. Лишь соединение обоих образцов в рамках особой познавательной операции сравнения (и лишь в том случае, когда названная операция позволяет произве­сти идентификацию образцов) приводит к получению новой информации.

В чем суть идентификации с гносеологической точки зрения? Непосредственно поступающая при сопоставлении образцов сенсорная информация позво­ляет лишь установить тождество или различие тех или иных сравниваемых линий. То обстоятельство, что две какие-либо линии оказались в результате сравнения отождествлены, ведет, однако, к важным следствиям. Дело в том, что в отношении линий на стандартной спектрограмме наблюдатель располагает дополнитель­ной информацией (ведь каждая линия здесь однознач­но связана с соответствующей длиной волны, а длина волны — с соответствующим химическим элементом). В результате идентификации вся дополнительная ин­формация необходимо переносится на опознаваемый объект. Значит, новая информация возникает в резуль­тате переноса (посредством умозаключения) накоплен­ной ранее информации (так называемой априорной информации) на исследуемый объект.

По существу, идентификация позволяет осуще­ствить выбор из всех возможных линий на эталоне какой-то одной линии и тем самым снять исходную неопределенность. А это значит, что мы можем подсчи­тать и количество полученной информации. Отсюда ясно, что эталон представляет собой набор интерпре­тированных элементов некоторого языка, который дан наблюдателю заранее. Таким образом, все возможные ответы, каждый из которых может дать производимый

эксперимент на поставленный вопрос, известны зара­нее и выражены на понятном наблюдателю языке.

Таким образом, хотя восприятие, полученное с помощью прибора-анализатора, возникает в результа­те непосредственного воздействия выходного сигнала на соответствующий орган чувств, его соотнесение с исходным объектом оказывается опосредованным.

Из сказанного можно сделать вывод о том, что картина явления, которую воссоздает исследователь с помощью прибора-анализатора, предполагает в извес­тной степени необходимость учитывать тот вклад, ко­торый вносит прибор в конечный результат познания (опосредование второго порядка).

Приборы-преобразователи. По существу, любой прибор можно рассматривать как преобразователь входных сигналов, идущих от исследуемого объекта, в выходные сигналы, несущие полезную информацию в форме, удобной для восприятия или технического использования. Уже простейший оптический усили­тель — линза — в известном отношении преобразует падающий на нее пучок света. Но это преобразова­ние не носит качественного характера.

Исходя из вышесказанного, целесообразно прибо­рами-преобразователями в собственном смысле слова называть особый тип приборов, предназначенных для изучения класса явлений, объективные свойства кото­рых таковы, что информация о них не может быть в принципе получена непосредственно с помощью ор­ганов чувств (равно как и с помощью приборов ранее рассмотренных типов) без качественного преобразова­ния носителя информации (например, электромагнит­ное поле, инфракрасное излучение, ультразвук и т. п.). Примером одного из первых приборов-преобразовате­лей служит телескоп, изобретенный Г. Галилеем в на­чале XVII века.

Для получения информации о таких явлениях, как электромагнитное поле, радиация и т. п., необходимо найти или создать искусственное материальное обра­зование, которое обладало бы свойством характерным образом изменяться под влиянием изучаемого явления. При этом указанное изменение должно обладать еле­дующими свойствами: во-первых, быть непосредствен­но воспринимаемым органами чувств; во-вторых, по нему можно было бы судить о самом объекте исследо­вания. Частным случаем приборов такого типа явля­ются приборы-индикаторы, функция которых давать сведения о присутствии либо отсутствии искомого явления в исследуемой среде.

При конструировании приборов-преобразователей обычно используют достаточно известные и простые зависимости между физическими величинами, напри­мер, механическое воздействие электрического тока и магнитного потока, расширение тел при нагревании, упругая деформация материалов под действием силы.

Показания прибора, на основании которых экспе­риментатор судит об исследуемом свойстве или явле­нии, представляет собой конечное звено причинно-следственной связи «объект— прибор». При этом предполагается, что связь причины и следствия носит однозначный характер, т. е. изменения в приборе (вто­ричная структура) строго соотносятся с однозначно определенным классом явлений, вызывающих это из­менение (первичная структура). Очевидно, что показа­ния прибора (следствие) интересуют наблюдателя не сами по себе в качестве чувственного образа регист­рирующего устройства, а лишь как сигналы, несущие информацию об исследуемом объекте (причине). Так, в электроскопе, служащем для обнаружения заряда на телах, можно визуально наблюдать по поведению ли­сточков алюминия или станиоля присутствие или от­сутствие электрических зарядов.

Каковы условия использования любого природно­го объекта в качестве прибора-преобразователя? Вза­имодействие прибора и исследуемого предмета может быть эффективно использовано в целях познания лишь при наличии предварительного знания о свойствах и принципе действия прибора так называемых титуль­ных данных¹. Фиксируя изменения, произошедшие в приборе в процессе эксперимента, с помощью наблю­дения за регистрирующим устройством, ученый полу­чает такой материал чувственных данных, значение и смысл которого он может расшифровать лишь опира­ясь на уже имеющуюся у него информацию о тех ка­узальных связях и закономерностях, которые положе­ны в основу функционирования прибора. Получение информации с помощью прибора-преобразователя связано с «умозаключением» от следствия к причине. Другими словами, информация, которую получает на­блюдатель в виде «показаний прибора», носит услов­ный характер. Она предполагает принятие двух по­сылок:

1) достоверность тех физических гипотез, которые лежат в основе конструкции прибора;

2) техническая исправность прибора.

Вторая посылка, вообще говоря, предполагается во всех случаях применения прибора любого типа. Одна­ко для приборов-преобразователей она имеет особое значение. Все дело в своеобразии гносеологического статуса чувственного образа, получаемого посредством прибора данного типа.

Неисправность приборов первых двух типов часто может быть замечена по характеру самих показаний прибора прежде всего благодаря избыточной инфор­мации о получаемых наблюдателем данных. Напротив, в приборах-преобразователях сигналы о тех или иных характеристиках исследуемого объекта хотя и носят чувственно воспринимаемый характер, но не воссоз­дают никакого чувственного образа самого,объекта познания и поэтому не доставляют какой-либо допол­нительной информации, на основании которой можно было бы судить об истинности показаний прибора. Чувственные данные по отношению к объекту опосре­дованы принятыми посылками, что можно было бы назвать опосредование третьего порядка. Воспринима­ется не само изучаемое явление, а его изоморфное отображение в виде некоторой структуры. Например, наблюдаемый трек элементарной частицы в камере Вильсона есть не более чем «макрослед» микропроцес­са. При анализе показаний прибора экспериментатор исходит из того, что существует известный изоморфизм

Глава 2. Методы змниричесшо иеслвдпвания

между структурой следа и самим микрособытием. О структуре следа можно судить по координатам сле­да, его длине, радиусе кривизны, изменению направ­ления и другим характеристикам. Наличие изоморфиз­ма и представляет собой средство перевода языка чув­ственных данных на язык теории.

В отличие от приборов-усилителей здесь уровень процесса восприятия и процесса интерпретации каче­ственно различны. На уровне восприятия показания прибора выступают как сама отраженная реальность, на уровне же интерпретации эти показания есть лишь форма кодирования идущей от отображаемого объекта информации. Поэтому перед субъектом возникает по­знавательная задача — найти с помощью концептуаль­ных средств объективное соответствие между иссле­дуемым явлением и его отображением в виде прибор­ных данных, поскольку такое соответствие не дано субъекту непосредственно. Установив способ переко­дировки, субъект может от показаний прибора перей­ти к самому явлению.

В большинстве случаев при применении приборов-преобразователей мы сталкиваемся с ситуацией, ког­да нельзя описать сущность изучаемого явления, не упоминая о приборе. Очевидно, анализируя прибор именно этого типа, М.А. Марков писал: «Прибор вхо­дит в само определение явления. Например, в само понятие, в само определение электрического поля вхо­дит упоминание о пробном заряде; напряженность электрического поля есть сила, действующая на еди­ницу пробного заряда...»⁵. Таким образом, прибор-пре­образователь не может быть элиминирован ни на уров­не восприятия (ибо как посредник он никогда не дан «изнутри» по отношению к наблюдателю), ни на уров­не интерпретации (ибо упоминание о нем входит в само определение явления).

Приборы-регистраторы. В соответствии с приня­той нами классификацией, приборы-регистраторы являются приборами третьего класса. Их основная функция — регистрация и хранение полезной инфор­мации в форме, допускающей последующее ее вос­приятие (в том числе с помощью приборов-усилите­лей), анализ, сравнение и измерение. Самый типич­ный пример — фоторегистрация на чувствительной эмульсии.

Регистратор (так же, как и измеритель) может быть прибором каждого из рассмотренных выше трех типов. Так, хронограмма является одновременно и анализатором и регистратором. В отличие от прибо­ров первых двух классов регистраторы обязательно предполагают получение показаний прибора в виде документа (фотопленки, магнитофонная лента, перфо­карта и т. п.).

В специальной литературе обычно упоминаются два основных способа регистрации исследуемых явле­ний в виде документов — аналоговый и цифровой. Примером первого способа может служить рычаг-регистратор, царапающий закопченную ленту цилин­дра при вращении последнего и воспроизводящий в виде графической кривой эволюцию во времени изу­чаемого параметра. Для регистрации цифровых дан­ных в последнее время широко используются запоми­нающие устройства на ферритовых сердечниках.

Кроме двух основных способов регистрации, суще­ствует еще один способ, который мы условно называем «аналитическим» (поскольку он связан в первую очередь с приборами-анализаторами). В качестве документов здесь выступают спектрограммы, хроматограммы и т. п.

Что нового несут с собой приборы-регистраторы с гносеологической точки зрения? Их отличительная черта состоит в том, что они позволяют многократно воспринимать одно и то же явление, зафиксированное на фотографии, кинопленке, осциллограмме и т. п. Это свойство становится особенно важным, когда возни­кает задача изучить какое-либо уникально и быстро протекающее событие (падение метеорита, распад элементарной частицы и т. п.). Возможность длитель­ного хранения информации, полученной с помощью регистраторов, создает ряд других преимуществ в восприятии и переработке информации.

Аналоговый способ регистрации явления в виде графической кривой позволяет исследователю непре­рывно следить за динамикой процесса и переводить воспринимаемую картину на теоретический язык. При аналитическом способе документ представляет собой набор статистических образов (спектрограмм), для расшифровки которых используется описанная выше операция сравнения. Что касается цифрового способа, то он с самого начала позволяет регистрировать явле­ние на концептуальном языке количественных данных.

Приборы 4-го класса. Особый (четвертый) класс приборов составляет так называемые измерительные информационные системы (ИИС).

Традиционные качественные приборы предназна­чены, как правило, для одновременного измерения установившегося значения одной величины. Эти при­боры поэтому оказывается непригодными, когда тре­буется быстрое получение информации. Все чаще ИИС используются также в случаях, когда объект, от кото­рого экспериментатор желает получить информацию, находится в недоступной для человека среде — глуби­нах океана, на другой планете, в космосе и т. и. Так, был создан, например, ракетный спектрограф, пред­назначенный для фотографирования коротковолновой области спектра солнца.

Использование ИИС имеет целью получение мет­рической информации непосредственно от объекта исследования и, как правило, сочетает в себе опера­ции измерения и контроля. Обе эти операции можно описать теоретико-информационными методами¹. Так как получение результатов при измерении или конт­роле включает в себя элемент случайности, их право­мерно рассматривать как случайные события, а сам эксперимент — как ситуацию, в которой они осуще­ствляются. Как известно, в теории информации анали­зируются такие ситуации, в которых проявление того или иного возможного события не может быть одно­значно предсказано. Дать более полное описание та­кой ситуации — значить охарактеризовать вероятность появления каждого из событий.

Получение информации об объекте с помощью любого прибора — всегда процедура материальная. Если между объектом и субъектом отсутствует связы­вающий их информационный поток (хотя бы в виде единичного сигнала), то такой объект оказывается зам­кнутой для наблюдения системой. Всякое опытное по­знание поэтому требует установления взаимодействия между наблюдателем и системой, что неизбежно ведет к известному возмущению этой последней. Указанное возмущение нельзя свести к нулю: для взаимодействия необходимо, чтобы в нем участвовал хотя бы один квант энергии.

Установив информационную связь с наблюдаемым объектом, субъект оказывается элементом некоего не­делимого целого, в рамках которого ввиду квантовой природы взаимодействия теряется четкое разграниче­ние между наблюдением и исследуемой системой. Поскольку соединяющее объект и субъект квантовое взаимодействие принадлежит взаимно и неделимо обоим элементам познавательной ситуации, то субъект лишается возможности узнать, какая часть результата наблюдения вызвана им самим и какая относится к собственно объекту.

Осознание принципиального характера этого об­стоятельства имеет особое значение при построении интерпретации квантовой механики, изучающей явле­ния микромира и формулирующей законы поведения микрообъектов.

щ Абстрагирование и абстракция в структуре научного знания

Хотя наука всегда пользовалась абстракциями, однако их особое место в концептуальной структуре научных теорий стало достаточно очевидным лишь в свете тенденций современной научной революции. Наука прошлого, в сущности, была «земной» наукой, т. е. эмпирическим обобщением обыденного опыта лю­дей, окружающих человека макроскопических усло­вий. В числе исходных принципов этой науки поэто­му важную роль играл принцип наглядности. Исполь­зуемые абстракции легко находили более или менее прямую интерпретацию или аналогию на языке чув­ственных восприятий. Выход научного познания за рамки макромира и земных условий (обычных скоро­стей, давлений, температур и т. п.) породил процесс элиминации наглядности из содержания научных теорий. С этого момента знание становится все более «абстрактным», все более удаленным по своему со­держанию от мира непосредственно воспринимаемых вещей и явлений. Прогресс знания во многих облас­тях науки характеризуется переходом к построению теоретических систем все более высокого уровня аб­стракции с использованием абстракций первого, вто­рого, третьего и т. д. порядков. Таким образом, в силу самой логики развития современного знания ученый оказывается перед необходимостью задумываться над природой используемых им абстракций, равно как и других элементов теоретической системы. В чем же сущность абстракции как средства теоретического отражения реальности? Какое место занимает абстрак­ция в структуре знания? Каков ее гносеологический статус? Прежде чем обратиться к рассмотрению ука­занных вопросов, целесообразно хотя бы кратко про­анализировать истолкование этой проблемы в истори­ко-философском плане.

Проблема абстракции в истории философии

Платонизм, номинализм и концептуализм. Абст­ракция есть способ мысленного членения реальности, механизм которого тесно связан с самой нашей воз­можностью рационального постижения наблюдаемого мира. Отсюда, то или иное понимание сущности абст­рагирования в известной степени предопределяет со­ответствующее толкование природы познания вообще. И наоборот, та или иная общегносеологическая уста­новка оказывает непосредственное влияние на разра­батываемую в русле этой установки теорию абстракций. Так, в основе методологии платонизма лежит тезис, со­гласно которому членение мира в нашем мышлении про­исходит в соответствии со структурой идеальных умо­постигаемых сущностей, скрытых за кулисами той сцены, на которой разыгрываются наблюдаемые явле­ния. Напротив, исходное допущение концептуализма состоит в том, что любое понятие есть продукт нашего ума, перерабатывающего в соответствии со своими целями материал чувственно данного в умственные конструкты.

Идея абстрагирования как особой формы познава­тельной активности ума принадлежит, по-видимому, Аристотелю. «То, что называется абстракцией, — пи­сал Аристотель, — (ум) мыслит, как бы он мыслил кур-носость: или как курносость в виде неотделимого свой­ства, или как кривизну, если бы кто действительно ее помыслил, — помыслил бы без тела, которому прису­ща кривизна; так (ум), мысля математические предме­ты, берет в отвлечении, (хотя они и) неотделимы (от тела)»¹. В другом месте Аристотель разъясняет: «...Если принять, что математические предметы существуют как некоторые отдельные реальности, то приходишь в столкновении и с истиной и с обычными взглядами (на то, как обстоит дело)»². Из рассуждений философа можно заключить, что в его толковании механизма абстракции как бы неявно присутствуют, своеобразно сочетаясь, некоторые посылки платонизма и концеп­туализма в их «снятом» виде. Аристотель допускает существование, например, кривизны как объективной «универсалии», однако общее существует не вне чув­ственно воспринимаемых вещей (как это полагал Пла­тон), а неотделимо от них.

Но, преобразовав таким путем тезис платонизма, Аристотель оказался перед новой трудностью: посколь­ку областью ментального познания является не единич­ное, а всеобщее, то каким образом это последнее ока­зывается отделенным в мышлении от единичного? Чтобы разрешить это затруднение, Аристотель вводит новое в методологическом плане допущение о суще­ствовании особой умственной операции — абстрагиро­вания. Но если абстракция есть лишь чисто мыслен­ное разделение того, что в самой действительности существует нераздельно, то и результат абстракции — общее, по крайней мере, каким мы его знаем, суще­ствует только в уме познающего. Именно в этом пун­кте Аристотель принимает гипотезу, родственную кон­цептуалистской доктрине.

В отличие от Аристотеля сторонники платонизма исходят из того, что абстракция есть результат умствен­ного постижения некоторых интеллигибельных реаль­ностей, так называемых универсалий (как их стали называть в эпоху Средневековья), таковы, например, вид, род, класс, отношение. Таким образом, представи­тели платонистекой методологии настаивают на том, что абстракциям соответствует некая реальность, которая носит идеальный характер. Последнюю, конечно, вов­се не обязательно представлять себе в виде особого мира идеальных сущностей Платона, предшествующих единичным вещам. Современные платонисты скорее склонны рассматривать эту умопостигаемую реаль­ность как некий аспект той же реальности, другой аспект которой мы постигаем в чувствах. Однако умо­постигаемая природа бытия в своей сущности не мо­жет быть понята вне универсальных категорий, кото­рые вырабатываются самим разумом или изначально ему присущи. Смысл той или иной абстракции, утвер­ждают платонисты, логично пытаться искать в сфере самого мышления через другие абстракции, опираясь на законы логики, принцип непротиворечивости, прин­цип связности и др.

В Средние века известное распространение полу­чила еще одна версия в истолковании природы абст­ракций. Речь идет о методологии номинализма (Р. Бэ­кон, У. Оккамидр.), согласно которой предметный мир вне сознания — это исключительно чувственный мир, состоящий из отдельных отличных друг от друга ве­щей и явлений. Общего не существует не только как самосущих универсалий, но и как общего в вещах. Экстравагантность номиналистической гипотезы бро­сается в глаза уже при взгляде на мир с точки зрения здравого смысла. Сходство вещей — важный элемент нашего обыденного опыта. Можно ли отрицать сход­ство двух лягушек или двух цветков ромашки? То, что отдельные фрагменты опыта могут походить друг на друга, — это, вообще говоря, вовсе и не отрицается номиналистами. Для них важно то, что в силу уникаль­ности всего существующего факт сходства является чем-то случайным и внешним для самих сравниваемых вещей.

Методология номинализма сохраняет свое влияние на науку и по сей день, в особенности это касается метатеоретических исследований в области оснований математики (У. Куайн, Н. Гудмен и др.). Отказываясь видеть за абстракциями какое бы то ни было онтологи­ческое содержание, современные номиналисты отнюдь не избегают пользоваться ими в теории. Они настаи­вают только на том, чтобы абстракции вводились в теорию лишь как термины, смысл которых определя­ется контекстом.

Промежуточную позицию между платонизмом и номинализмом занимает концептуализм. Один из его наиболее известных представителей Локк учил¹, что все вещи по своему существованию единичны; общее и универсальное создано разумом для собственного употребления и касается только знаков — слов и идей. Слова бывают общими, когда употребляются в качестве знаков общих идей и потому применимы одинаково ко многим отдельным вещам. А идеи становятся общими оттого, что от них отделяют обстоятельства времени и места и все другие идеи, которые могут быть отнесены лишь к тому или другому отдельному предмету. Посред-

Глава 2. Мртрды змпнричвскргр исследования

ством такого абстрагирования идеи становятся способ­ными представлять более одного индивида, а каждый индивид, «имея» в себе сообразность с такой отвлечен­ной идеей, оказывается принадлежащим к соответству­ющему виду. Таким образом, то общее, которое остает­ся в результате абстрагирования, есть лишь то, что мы сами создали, ибо его общая природа есть не что иное, как данная ему разумом способность обозначать или представлять много отдельных предметов; значение его есть лишь прибавленное к нему человеческим разумом отношение.

По сравнению с номинализмом современная кон­цептуалистская версия кажется более гибкой, ибо она определенно настаивает на творчески активной при­роде разума, на том, что реальность всегда предстает перед нами в облачении концептуальных схем и что решающим аспектом семантики понятийного аппара­та научных теорий является не денотативный, а интен­сиональный. Подтверждение этому обычно видят в некоторых особенностях современного научного зна­ния, например, в факте существования альтернатив­ных систем геометрии, взаимоисключающих толкова­ний квантовой механики и т. п.

Абстракция и проблема адекватности. В философ­ской литературе можно встретить и еще один весьма распространенный тезис, согласно которому «всякая абстракция есть приближение к реальности»; отсюда одна абстракция отличается от другой с точки зрения их адекватности лишь степенью приближения: одни абстракции удерживают больше характерных черт изучаемых объектов и тем самым оказываются ближе к действительности, другие связаны с отвлечением гораздо большего числа черт и в результате более уда­лены от предметного мира (хотя и выигрывают с точки зрения общности).

В современной литературе развивается несколь­ко различных подходов к проблеме абстракции. Один из самых распространенных восходит к когнитивной психологии и основан на идее творческой активности мышления, порождающего абстракции как новые смыслы, сквозь призму которых человек видит и ис­толковывает предметный мир. Конструктивная сила ума заключается в способности изобретать все новые и новые гипотезы, конечная цель которых не столько отобразить мир, сколько адаптироваться к нему.

Абстракция и сруктура реальности. Каковы же объективные основы абстрагирования? Какая суще­ствует связь между теоретическими конструктами на­уки и структурами реальности? В связи с этим можно выделить следующие моменты.

Во-первых, любой объект существует лишь в опре­деленных условиях, определенной среде, по отноше­нию к которой он и обнаруживает те или иные свой­ства. В зависимости от среды одни свойства объекта проявляются в ней достаточно определенно, другие — неотчетливо, а третьи вообще никак себя не обнару­живают. В равной степени это справедливо и в отно­шении действующих на объект внешних факторов. Иначе говоря, в эмпирической ситуации (например, в эксперименте) происходит своего рода редукция мно­гообразия потенциальных свойств объекта к конечному набору его актуальных свойств. В познании эта редук­ция служит объективной основой для исходной ступени процесса абстрагирования. Эмпирически фиксируя лишь актуальные свойства и экспериментально неуст­ранимые факторы среды, исследователь получает пра­во отвлечься от всех остальных свойств и факторов как посторонних в рассматриваемом решении.

Во-вторых, по отношению к среде свойства объекта делятся на два типа: одни свойства замкнуты на данную конкретную ситуацию (напр., зависят отданной систе­мы отсчета), другие остаются неизменными при пере­ходе от одной ситуации к другой. Наличие таких инва­риантов служит объективной основой более высокой ступени абстрагирования. В познании в связи с этим возникает задача расслоить слитную на уровне эмпи­рии картину реальности: рациональным способом отде­лить то, что зависит от данных условий, от того, что является инвариантным. Поиск нового, еще не откры­того инварианта есть одновременно и формирование нового смысла, нового понятия. Абстракция в этом слу­чае выступает как способ порождения новой семантики посредством свертывания некоторого чувственно или концептуально данного объекту многообразия в новую целостность. Из опытов по психологии известно, что одних только чувственных данных недостаточно, чтобы у ребенка сформировалось восприятие некоторого объекта. Необходима еще его двигательная и предмет­но-чувственная активность. Новый образ возникает как результат вычленения того, что инвариантно во взаимо­отношениях между системой движений, осуществляе­мых перципиентом, и изменениями всего его многооб­разия чувственных данных.

Нечто аналогичное имеет место и на теоретичес­ком уровне. Абстракция абсолютного времени в клас­сической механике имела подтверждение в довольно широкой сфере опыта и опиралась на факт инвариан­тности временных характеристик. Позднее, однако, было показано, что в релятивистской области время нельзя рассматривать «само по себе», безотноситель­но к системе отсчета. Принцип относительности выс­тупил как запрет на возможность отвлечения от «усло­вий локализации» при описании времени. Вообще можно сказать, что принцип относительности в физи­ке в методологическом плане играет роль закона, ре­гулирующего наши возможности строить абстракции при объяснении природы. Он может наложить запрет на одни абстракции (такие, например, как «абсолют­ное пространство»), и, напротив, придать законную силу формированию других (например, таким как «про­странственно-временной континуум»).