Феноменолого-герменевтическая социология

Теория, которая стремится объ­яснить социальную реальность, должна создать такой инстру­ментарий, который находился бы в соответствии с обыденным опытом социального мира.

А. Шюц

Основоположником феноменологической со­циологии являлся А. Шюц (1889-1959), выдвинувший идею социологии антипози­тивистской направленности и ориентированной на субъективный опыт. С одной стороны, данная идея направлена против структурного функционализма, высокий уровень абстрактности которого привел к потере повседневной непосредственности жизнен­ного мира. Стремление к объективизму - очище­нию истины от субъективности, сузило сферу на­учного поиска: структурному функционализму чужд мир повседневной жизни, жизненного человечес­кого смысла - человеческой субъективности.

С другой стороны, эмпирическая социология, имея своим предметом мир как «пред-данное» (су­ществующее «вне нас»), также обрывала связи с миром, предшествующим объективирующей науч­ной рефлексии - жизненным миром. Она ограни­чивала собственные основания, так как не исходи­ла из непосредственной данности жизненного мира(не начинала «с самого начала»). Но тогда и мето­ды эмпиризма не могли быть адекватно обоснова­ны, и их так называемая строгость была столь же эфемерной, как и некритическое восприятие на­личного мира.

Но именно мир, предшествующий объективиру­ющей научной рефлексии - жизненный мир (фе­номенальный), в котором живет обыденный инди­вид со своими стремлениями, желаниями, чувствованиями и т. п., т. е. непосредственной данности, должен быть предметом социологии. Последняя должна обратиться к закономерностям жизненного мира - феноменального, где действия людей имеют субъективный смысл, ориентированы на действия других, зависят от объектов, воздей­ствующих на них и, в свою, очередь, подвергаю­щихся воздействию со стороны людей. Соответствен­но, теория и методы социологии должны быть адекватно обоснованы, чтобы обладать научной строгостью.

Такой подход обусловливал потребность социо­логии прояснять свои основания, т. е. опираться на методологические обоснования тех проблем, ко­торыми она занимается. Фактически - это не со­циологическая, а философская проблема, которую позитивистски ориентированная социология рас­сматривала как метафизическую спекуляцию. Од­нако, по мнению Шюца, именно отсутствие в социологии философского обоснования не дает ей возможности осознать место в системе наук, по­нять природу собственных теорий и методов. При этом свое понимание связи социологии с филосо­фией он осуществлял в русле европейской соци­ально-философской традиции.

Социологией, в которой социологическая проб­лематика как объект понимания интерпретирова­лась сквозь призму «субъективного смысла дейст­вия», Шюц считал «понимающую социологию» М. Вебера.

Проблема понимания возникла в гуманистичес­кой сфере как альтернатива объяснению в естес­твенных науках. В последних между объектом и субъектом имеет место дистанция. Природа не наделена какими-либо смыслами или значениями: естественные законы её не могут объяснить своего происхождения. Поэтому научное познание своди­лось к получению эмпирической информации, её классификации и осмыслению в существующих познавательных нормах. В результате эмпиричес­кий материал превращался в элементы научного знания - факты науки, из которых формирова­лись системы законов (теории). В последующем вновь вырабатываемые исходные элементы знания подводились под эти законы и теории. Данная про­цедура и рассматривал ась как «объяснение».

Иное дело культура, в которой её творцами (субъектами) воплощалось некоторое идеальное со­держание - смыслы, приобретающие знаково-сим­волическое выражение. Поэтому научно-познаватель­ная деятельность с явлениями культуры заключалась

в «понимании» воплощенных в них смыслах ­субъективности.

Отсюда брала начало «понимающая социология» (В. Дильтей, М. Вебер), выступавшая против пози­тивистской социологии, объективизма в науках о человеке и обществе. Вместе с тем, теория «иде­ального типа» Вебера была направлена на получе­ние научно объективной истины, в которой забот­ливо исключались оценочные суждения, т. е. истинно человеческое (субъективное) содержание. Таким образом, его «понимающая социология» исходила из допущения, что имеется действитель­ность, существующая «вне нас», которую надо изучать и развивать общие знания – объяснять общие Фундаментальные черты объективного мира. Но подобная познавательная установка бралась Щюцем под сомнение.

Вместе с тем, возникают вопросы: что представ­ляет собой понимание? Если это научное объекти­вирование социального мира, связанное с идеалом «рациональности», то тогда этот подход порочен. Главными критериями научной рациональности яв­ляются: совместимость отношений целей-средств при анализе социального действия с правилами фор­мальной логики; совместимость определения ситуации с научным знанием; семантическая ясность и отчетливость. Но где, спрашивал Щюц, можно наблюдать в действительности подобную систему рационального выбора направления действия?

У Вебера понятие рациональности родилось на теоретическом уровне научного рассмотрения со­циального мира - идеализированного описания на­учно-теоретической деятельности. Почерпнутую из него схему интерпретации он накладывал на пове­дение индивида, мир повседневности, которые ей чужды. Но именно в мире повседневности рожда­ется субъективный смысл действия, становящийся объектом понимания: он является основным мате­риалом, с которым работает социолог. Поэтому понятие рациональности, родившееся на теорети­ческом уровне научного анализа, только там и находит свое методологическое применение.

Социология, желающая прояснять собственные основания, должна обратиться к миру повседнев­ности, вскрыть в нем самом черты рациональности и именно их сделать предметом своего исследова­ния. Она должна поэтому начинать «с самого на­чала», с поиска ответа на вопрос: как возможно общество? В традиционной социологии данная проблематика предполагала (принимала «на веру»): то, что другие люди существуют, их действия имеют субъективный смысл, что они ориентируют свои действия на действия других, что коммуникация и взаимопонимание возможны и т. д. Однако, считал Щюц, все это должно анализироваться. Но это не социологическая, а философская проблематика. Следовательно, задача заключал ась в том, чтобы опереться на ту философию, которая действитель­но поможет решить Фундаментальные социологи­ческие проблемы и даст социологии возможность осознать свои границы, предмет анализа и понять природу собственных теорий и методов.

Свою программу решения данной проблемы Щюц основывал на феноменологической филосо­фии Э. Гуссерля (1859-1938) и обосновывал «по­нимающую социологию» как феноменологическую ­социологию, включающую субъективную компонен­ту в объяснительные схемы жизненного мира. При этом Щюц рассматривал феноменологический ана­лиз лишь как средство решения фундаментальных социологических проблем. Сами же эти проблемы, по его мнению, были поставлены в «понимающей социологии» М. Вебера. Свою задачу, будучи учени­ком Гуссерля, Щюц видел в том, чтобы на основе гуссерлианских идей разработать специфическую социальную науку - понимающую социологию.

В основе феноменологической концепции А. Щюца лежал тезис о субъекте, посредством ин­тенциональных актов конструирующем мир своей непосредственной жизнедеятельности. Основой со­циального мира является интерсубъективность ­«сотворимость» его наличными целями взаимодей­ствующих субъектов. Ценность используемых при этом методов определяется способностью «просмат­ривать» и фиксировать обыденные формы человечес­кого взаимодействия (основанные на субъективной интерпретации и имеющие основой непосредственное взаимодействие индивидов).

Методологическим фундаментом развертывания данного тезиса стала феноменологическая филосо­фия Гуссерля, раскрывающая сущность и содержа­ние жизненного мира, в котором проявляются «субъективного смысла действия». Трудность и новизна феноменологического подхода заключает­ся в том, что феноменология не мыслится как научная теория, пользующаяся присущими науке способами анализа. Феноменолог - это не гносео­лог старого типа: орудие его размышлений - ин­туиция, интеллектуальная интроекция, растворе­ние в потоке феноменов. Поскольку он такой способностью обладает, то «живет» в феноменаль­ном потоке и через него «усматривает сущности», т. е. феноменологически постигает их (без косвен­но-символизирующих и математических методов, без аппарата умозаключений и доказательств). Таков новый стиль философствования, противосто­ящий привычным научным методам. Его появле­ние сопровождалось волной надежд, что, возмож­но, наконец-то будет найден точный инструмент анализа жизненного мира - сферы «первоначаль­ных очевидностей», способствующий преодолению противоположности рационализма и эмпиризма (ис­тин разума - разумное и истин факта - действи­тельное).