Социальная мобильность

Социальная мобильность есть изменение соци­альной группой, индивидом места (социального по­ложения) в социальной структуре общества. В ее содержание входят вопросы интенсивности, объ­ема, направленности, способа, постоянства тенденций передвижений, изменений социальной струк­туры и их связи со сдвигами в экономической, политической, социокультурной и др. сферах жиз­ни общества.

Групповая мобильность связана с глубокими со­циальными изменениями, которые обусловливают появление (исчезновение), подъем (опускание), цир­куляцию (обновление) социальных групп, переме­щения которых по иерархической лестнице вносят перемены в стратификационные структуры. Дан­ные перемещения могут происходить по восходя­щей и нисходящей линиям, носить временный или устойчивый характер. Но, в любом случае, они сопровождаются сложными адаптационными про­цессами к новому статусу социальной иерархии.

В доиндустриальных, традиционных обществах имела место закрытая иерархическая система с чет­кими демаркационными и непроницаемыми грани­цами: рабство, касты, сословия и т. п. Принадлеж­ность к ним жестко предопределяла место человека в обществе - недопущение или резкое ограниче­ние перемещений в иерархической структуре. На этой основе формировались эгалитаристские взгля­ды и устремления. В условиях неадекватности со­циальных институтов реально сложившейся стра­тификационной структуре возникает социальная напряженность и конфликтность между нарождаю­щимися новыми слоями и сопротивляющимися ин­ституциональными перегородками, завершающаяся открытыми столкновениями. Острота последних оп­ределяется, с одной стороны, степенью стремления высших слоев к консервированию выгодной для них стратификационной системы, с другой сторо­ны - уровнем эгалитаристских устремлений низ­ших слоев.

В индустриальных открытых обществах, разви­вающихся на путях рыночной экономики, плюра­листической демократии и гражданского общества, стратификационные границы размыты и проница­емы. Постоянная модификация и следование ин­ституционального за реальной стратификационной структурой снимает радикальность с социальных отношений в обществе. Западная социология при изучении социальной мобильности сосредоточилась на исследовании перемещений из одних социаль­ных слоев в другие. Эта проблематика имеет серь­езное значение для стабилизации общества, так как условия открытого доступа к позициям элиты увеличивают возможности способных и амбициоз­ных людей для подъема с «низших» социальных уровней на более «высокие».

По проблеме социальной мобильности П. Соро­киным был выдвинут ряд положений, вошедших в концепцию «бесцельных флуктуаций» - отсутст­вия четкой обусловленности общества социальной стратификации процессом социальной мобильности.

1. Отсутствует постоянная долговременная тен­денция в изменениях интенсивности (усиление­, ослабление) и направленности (восходящая-нисхо­дящая) социальной мобильности.

2. Отсутствует постоянно действующая тенден­ция в колебаниях уровня благосостояния и дохо­дов (обогащения-обнищания) внутри социальных групп или общества в целом. Среди претерпеваю­щих нисходящую мобильность работников пример­но в одинаковом положении оказываются менед­жер и администратор, техник и торговый агент, квалифицированные и неквалифицированные ра­ботники. Так же, как и увеличение среднего уровня благосостояния и дохода в высокоразвитых обществах не означает отмену нисходящей эко­номической мобильности в слаборазвитых (в час­тности, в странах третьего мира.).

3. С процессом восходящей мобильности всегда конкурирует сопоставимый по масштабам процесс нисходящей мобильности. Не существует постоян­ной долговременной тенденции ни к усилению, ник ослаблению каждого из этих двух взаимосвязан­ных и вместе с тем взаимопротиворечащих один другому процессов. Восходящая и нисходящая мобильность как контртенденции находятся в «ди­намическом равновесии.

Как свидетельствуют данные социологических исследований по этой проблематике, ухудшение или улучшение экономической мобильности находятся на примерно одинаковой отметке независимо от того, был ли год удачным или неудачным с точки

зрения экономических показателей. В этом нахо­дит свое подтверждение тезис о «бесцельной флук­туации». Необходимо отметить, что достижения НТР не внесли четкой однонaправленной тенден­ции в процессы вертикальной мобильности как «постоянно и вечно восходящей», так как она несет и нисходящую мобильность, связанную с понижением профессионального статуса части работников, безработицу и т. п. Происходящие в последние десятилетия в развитом обществе экономические и научно-технические сдвиги приводят к увеличению интенсивности каждой из составляющих равнове­сие, но не приводят к его кардинальному смеще­нию.

В стабильных обществах вертикальная мобиль­ность носит преимущественно индивидуальный ха­рактер. С изменением статуса и страты, с подъе­мом или опусканием вниз, что является предметом социологических исследований, опирающихся на богатый эмпирический и статистический материал.

4. В стратификационном обществе структурные границы гибки и пористы: они выполняют функ­цию институционально-профессиональной и социо­культурной флуктуации (рациональной циркуля­ции), а не эзотерических, демаркационных линий. При этом роль «социального лифта» могут выпол­нять институты собственности, брака, образования, спорта и т. п. Данная функция обеспечивает .за­качивание. вверх (при наличии определенного со­противления) всего ценного и творческого, что есть в данной нации и социуме в целом. Это является условием полноценного рационального функциони­рования общества и создания особой динамической стабильности.

Стратификация с открытыми и относительно за­крепленными позициями упорядочивает движение «вверх-вниз», которое при иных обстоятельствах могло бы превратиться в хаотическую борьбу за власть, жесткое сопротивление, войну всех против всех. Здесь эгалитаристские взгляды получают мощ­ный отпор прежде всего со стороны среднего слоя.

Концептуальные подходы в западной социоло­гии к проблемам социальной стратификации и со­циальной мобильности в индустриальном обществе принципиально отличались от трехчленной модели классовой структуры, господствующей в марксист­ской социологии. Последняя, в новых социальноисторических условиях, продолжала догматически обосновывать марксистское положение об опреде­ляющей роли собственности на средства производ­ства как важнейшего фактора социальной диффе­ренциации, который обусловливал природу политической власти, престиж и привилегии соци­альных групп.

В доиндустриальных обществах и на ранних сту­пенях индустриального собственность действитель­но занимала господствующее положение в соци­альной дифференциации, сближая классовую и сословную закрепленность и обусловливая антаго­низмы классовых отношений. По версии К. Марк­са, наличие частной собственности и неравное рас­пределение материальных благ вело к вертикальному расслоению общества с акцентом на дихотомичес­кой модели классовой структуры: к образованию основных типов антагонистических классов - экс­плуататоров и эксплуатируемых, с соответствую­щим им социальным неравенством. В условиях капитализма происходит концентрация богатства в руках немногих и абсолютное обнищание масс производителей материальных благ (пирамидаль­ная фигура общества). Это выливается в неизбеж­ную борьбу за перераспределение этих благ и унич­тожение данного строя. Победа передового рабочего класса приводит к установлению общественной соб­ственности на средства производства, которая в ко­нечном счете приведет к уничтожению классов (коммунистическое бесклассовое сообщество) и со­путствующего им социального неравенства. В ре­зультате осуществится торжество эгалитаристского идеала уравнительного равенства: установление рав­ных условий для удовлетворения жизненных по­требностей и всестороннего, гармоничного разви­тия каждой личности, независимо от каких бы тони было различий.

Политико-идеологическое, популистское исполь­зование данных устремлений основывается на сти­хийно-психологическом проявлении эгалитаризма­­ в массовом сознании: острое ощущение несправед­лив ости окружающего мира, уровня социальной иерархии, связанных с богатством и бедностью, пре­стижем, возможностями карьеры, обладанием властью и т. д. В условиях неадекватности соци­альных институтов реальной стратификационной системе удается поднять массы на борьбу за спра­ведливость и достижение полного равенства. Но, как показывает опыт истории, результатом этой борьбы является лишь замена устаревшей страти­фикации на новую.

Абсолютизация в марксистской социологии эко­номического критерия социальной дифференциации вела к элиминированию других: функционального, статусно-ролевого, профессионального, социально­ демографического и др. Соответственно, и к упро­щению реальной многомерности и разнообразия со­циальных связей и отношений в обществе. В полной мере это проявилось и в советской социологии, где господствовала официальная доктрина в формуле «два класса дружественных (рабочие и колхозное крестьянство) плюс один слой (интеллигенция)». В ней догматически упрощались реальное наличие и глубина внутренней стратификации советского об­щества. Узость подобного подхода формировала не­адекватное реальности и тормозящее роль страти­фикации в обществе представление о социальной структуре. К его недостаткам можно отнести сле­дующие моменты.

1. Сведение критериев социальной дифференциации только к отношению к средствам производст­ва и характера труда.

2. Представление о равенстве шансов и посто­янной тенденции увеличения восходящей социаль­ной мобильности, связанной с процессом дестрати­фикации общества (через уничтожение классов).

3. Представление о стратификационных возмож­ностях как сугубо дружественных и бесконфликт­ных, основанных на единстве интересов «советско­го народа».

4. Вуалирование реального неравенства соци­альных групп по отношению к собственности, пре­стижу, власти и бюрократического (номенклатур­ного) механизма управления динамикой, социальнойструктуры.

Поэтому, несмотря на идеологические заклина­ния и претензии на коллективизм и всеобщее ра­венство, беспрецедентный социально-политическийи экономический экоперимент зашел в тупик. В советском обществе сложилась иерархическая структура с дезинтеграцией интересов социальных групп и жесткой командно-административной системой институциального контроля. Перманентное нарас­тание неравенства привело к социальной напря­женности и конфликтности в обществе, отчужде­нию от труда, потребительству, потере внутреннего стимула к действию и тому подобным деформаци­ям социализма, завершившихся крахом социаль­ной системы. Таков итог мифотворчества с эгалита­ристеким равенством, базирующимся на марксистской доктрине классов и классовой борьбы.

В ситуации борьбы за постсоциалистические пре­образования наблюдается процесс стратификации общества. Он сопровождается коллизиями легали­зации и легитимизации новых социальных слоев, чрезмерным вытягиванием профиля стратификации, нарушением привычного уровня потребления, об­нищанием основной массы населения. Эти явления сопровождаются нарушением социального равнове­сия, нарастанием фрустрации (гнетущего напряже­ния) и аномии (или безнормности).

Теория «деидеологизации»

С решением проблемы социальной стратифика­ции индустриального общества тесно связана тео­рия «деидеологизации» - заката идеологической эры. Дело в том, что западной социально-фило­софской жизни присуще негативное отношение к иде­ологии как к крайней форме ценностных суждений, выражающих интересы различных социальных об­щностей - групп, слоев, классов, наций, обществен­ных движений. Это предопределяет их выраженную партийность, субъективность, заинтересованность, являющиеся основой иллюзорности, ложности, иска­женности, не научности идеологии. В силу этого она находится по ту сторону науки и культуры. Вмес­те с тем, в традиционных (отсталых) обществах идеология играет важную роль: выражая чаяния и, устремления социальных сил, она способна моби­лизовать, ориентировать и целенаправленно вести их к действиям с социальной эффективностью. В условиях соперничества социальных групп за по­литическую власть идеология является источни­ком антагонизмов, непримиримости и конфликтов, тормозящих развитие общества.

Однако изменения социальной стратификации в индустриальном обществе сопровождаются исчез­новением антагонистических классов, депролетари­зацией населения и установлением социального со­гласия как основы социального порядка. В связи с этим снимаются идеологические мерки и нагруз­ки с социальных отношений, т. е. приходит «ко­нец идеологии. На первый план выходят технико-рациональные аспекты функционирования общества, основанные на приоритете науки и куль­туры. Такое освобождение индустриального общес­тва от влияния идеологии получило название «де­идеологизации», выражающей принцип: «чем меньше идеологии, тем лучше» (Р. Арон, Д. Белл, Ж. Эллюль и др.).

1.4. Доктрина «Maccoвoгo общества»

Призрак преследует социологов. Призрак массового общества.

Э. ШИЛ3

В условиях индустриализации произошло за­метное возрастание количества сфер мас­совой деятельности, что обусловило повы­шение удельного веса в социологии инновационных концепций массовых совокупностей и процессов. Если до этого массовая деятельность отождествлялась с материальным производством, то теперь индустри­альный, по типу своей организации, характер при­обретает само общество - массовое общество.

В этой связи возникают вопросы: существует ли тенденция к развитию творческой сущности чело­века в условиях массовизации или же, наоборот, к росту безликости и анонимности? выступает ли мас­са в обезличенной форме или же сохраняет лич­ностное начало?

Особое место в решении подобных вопросов за­нимает доктрина «массового общества», которая цементирует всевозможные течения» плюралисти­ческой демократии», «общества благоденствия», «общества согласия», «социального партнерства» и др. Данная доктрина претендует на целостное опи­сание структуры и динамики современного индус­триального общества, в котором «массовизация» рассматривается как «включение» масс в жизнеде­ятельность общества. Массовое - это общество, в котором доминируют массы, господствует массовое производство и потребление, массовая коммуника­ция и культура, гражданское общество, опираю­щееся на общественное мнение. Применительно к массовому обществу всегда стояла проблема – это благо или зло? В историческом аспекте выделяют несколько концептуальных трактовок «массового общества».

а. Элитарная концепция (Г. Лебон, Г. Тард, Ортега-и-Гассет и др.), в котором масса рассматри­вается как толпа («свинячье множество», «гряду­щий хам» и т. п.) - худшая часть людей. В мас­совых действиях отсутствуют общие ценности и убеждения, поэтому для них характерны ирраци­ональные импульсы, анархия, хаос и т. п. Разру­шительная угроза массы для общества заключает­ся в том, что, несмотря на свою неспособность руководить своим собственным существованием, она необоснованно стремится занять место элиты ­природного лидера. Реализация данного устремле­ния - это «восстание масс», «буйство толпы», «цар­ство толпы», которое ведет к катастрофе и закату человеческой цивилизации.

б. В 30-40 годах формируется антитоталитар­ная концепция (Х. Арендт, Э. Ледерер и др.), в которой критикуются проявления государ­ственно-монополистической организации, тоталита­ризма. В ней масса рассматривается как гетероген­ная неоднородная общность - деклассированная, утратившая классовую определенность, превратив­шаяся в аморфное состояние и следующая своим эмоциям. Своекорыстная элита осуществляет свое господство с помощью популизма и тоталитарного (бюрократического) аппарата - заигрывая с мас­сой, манипулируя выгодными для себя ее настро­ениями на общественном и бытовом уровне. В результате образовавшаяся социальная псевдогруппа - «единый народ», оказывается сбитым с толку, развращенным и подчиненным «сильной личнос­ти» (фашизм, социализм). Таким образом, сверхор­ганизованные бюрократические общества являют­ся продуктом массовизации и разными моделями «массового общества».

Применительно к индустриальному «массовому обществу» исследователи выделяют две тенденции, закрепленные в соответствующих концепциях.

в. Либеральная концепция (Р. Миллс, Д. Рис­мен и др.), в рамках которой на основе пессимис­тической критики отрицательных сторон индустри­ализма обосновывается тенденция дальнейшего роста бюрократизма, общественной «машинерии», отчуждения, унификации «массового человека», со­ставляющих оплот всяческого конформизма, аморф­ности, манипулирования и контроля масс. Данная массовизация как неизбежное зло, сопутствующее тех­ническому прогрессу, хоронит надежду на то, что народ реально существует. Но при этом масса не рассматривается как разрушительная сила: она является пассивным множеством дезинтегрирован­ных, полуобразованных людей (единичных атомов), связанных общностью интересов (работа, досуг, традиции и т. п.) В «одинокую толпу». Правящая элита развращает массы и, таким образом, получа­ет власть и прибыль. Но сама она тоже развраща­ется массами, так как предпосылкой ее правления является то, что она создает неполноценную мас­совую культуру, результатом которой является упадок общества. В этих условиях «независимая духовная элита», творящая эзотерические ценнос­ти, обосабливается и от властвующей элиты (мани­пуляторов), и от масс.

г. Демократическая концепция (Д. Белл, С. Лип­сет, Э. Шилз и др.), в которой процесс массовиза­ции рассматривается как разрыв узды, сковываю­щей массы в традиционном обществе. Благодаря этому происходит «возвышение мacc»: им стано­вится доступным то, что еще недавно было приви­легией элиты.

Эффективно развивающаяся экономика осуществляет массовое производство по принципу, что «продукцию производят не для того, чтобы про­дать, а для того, чтобы ее купили». Тем самым обеспечивается рост массового потребления и бла­годенствия. Экономическая демократия позволяет каждому выбирать ту форму деятельности, которая ему по душе. Диффузия капитала, пробужде­ние самостоятельности и предпринимательства ве­дет к формированию среднего класса – основы общественного согласия. Средства массовой коммуникации и массовая культура не только соединяют воедино гетерогенные социальные группы, но и создают «большинство образованных людей», об­ладающих необходимыми для общежития качес­твами. Правовое государство и гражданское общес­тво обеспечивают «права человека» и механизмы самоуправления всевозможных общественных и по­литических структур, выражающих и защищаю­щих интересы налогоплательщиков, местных жи­телей, избирателей и т. д. При этом общественное мнение выступает инструментом завоевания и удер­жания власти.

Институты «массового общества» объединяют де­ятельность населения, способствуя его социально­му единству и уменьшению разрыва между массой и элитой. Для отношений последних характерна не дихотомия «элита – масса», а гомогенизация (гомогенный - однородный), в которой различия касаются степени, а не сущности - скорее коли­чества, чем качества. В этих условиях политика рассматривается не как отношения классов, а лишь как технология управления. Она является искусст­вом достижения компромиссов между различными социальными группами, что обеспечивает устойчи­вость, стабилизацию социуму, канализирует «мас­совое поведение» в соответствии с конституционны­ми нормами и процедурами. В результате формируется прогнозируемое поведение, то есть по правилам, выработанным демократией.

Универсальный и интегральный характер ин­дустриализма обусловливает наличие соответству­ющих законов организации, функционирования и управления на макросоциологическом уровне. Их инновационный характер требует новых подходов и методов целостного видения социального мира- фиксации, изучения и объяснения. В качестве интегральной концепции, оказавшей определяющее влияние на повышение теоретического статуса со­циологии, выступило направление структурного функционализма, определившего в 50-60-е годы контуры западной социологической мысли.