44 страница

После объединения политика испанского абсолютизма была направлена не только против мятежных кастильских феодалов, но и на подавление сепаратистских и автономистских устремлений Каталонии, Галисии, Басконии; при этом насаждался кастильский язык, а в среде каталонских, галисийских, баскских писателей получило распространение мнение о языках своих народов как о языке «черни» — они предпочитали писать по-латыни или по-кастильски. В результате в течение нескольких столетий в культуре этих народов едва теплятся лишь фольклорные жанры и связанная с ними низовая письменная традиция.

Как бы ни был кратковремен расцвет гуманистической культуры Каталонии, она оказала влияние и на развитие литературы в Кастилии в XV в., и на последующее развитие культуры общеиспанского Ренессанса в XVI—XVII вв. В XV в. творчество каталонских писателей было для кастильских литераторов образцом.

В частности, каталонская школа петраркистов способствовала решительной поэтической реформе кастильской лирики в начале XVI в. Одним из ее инициаторов стал Хуан Боскан, каталонец по происхождению, с гордостью называвший себя учеником Аузиаса Марка. Поэзии Марка многим обязан и крупнейший поэт «итальянской» школы в Испании XVI в. Гарсиласо де ла Вега, ближайший друг Боскана.

В кастильской литературе на рубеже XIV—XV вв. происходит смена ведущих жанров как в народной («хугларской») поэзии, так и в «ученой» литературе. В народной поэзии уже со второй половины XIV в. все более ощутимо влияние французских образцов на героический эпос. Творчество хугларов приходит постепенно в упадок, и героические поэмы Испании утрачивают черты самобытности и оригинальности; на смену им приходит романсовая и сатирическая поэзия.

В «ученой» литературе еще в начале XV в. продолжают занимать господствующие позиции сторонники традиций галисийско-португальской лирики. Это получило отражение в рукописных, а затем и печатных сборниках поэзии, в так называемых кансьонеро (то есть в песенниках).

Наиболее известны «Кансьонеро Баэны», составленный около 1445 г. кастильским поэтом Хуаном Альфонсо де Баэной и включавший 576 стихотворений свыше 50 поэтов конца XIV — начала XV в., «Кансьонеро Сту́ньиги», составленный ок. 1460 г. (в нем собраны стихи главным образом арагонских поэтов), и изданный в 1511 г. «Всеобщий кансьонеро», где опубликованы произведения 138 поэтов второй половины XV в. Кансьонеро разнообразны по содержанию: наряду с приверженцами галисийско-португальской школы — Алонсо Альваресом де Вильясандино (ум. ок. 1424), Масиасом, прозванным Влюбленным (ум. ок. 1434), маркизом Энрике де Вильеной (1384—1434) и др., в них представлены и поэты новой «итальянской» школы — Франсиско Империаль (нач. XV в.), Хуан де Мена (1411—1456), одним из первых в Испании осваивавший традиции поэзии Данте и разрабатывавший жанр символико-аллегорической поэмы, и др.

Вершину испанской поэзии XV в. составляет творчество маркиза Сантильяны и Хорхе Манрике.

Иньиго Лопес де Мендоса, маркиз Сантильяна (1398—1458) принимал деятельное участие в политической борьбе, не раз выступая против кастильского короля Хуана II и его фаворита Альваро де Луны, сатирическую характеристику которого он набросал в поэме «Поучение фаворитам». Свои взгляды на искусство Сантильяна высказал в «Прологе и письме к коннетаблю дону Педро Португальскому» (1448), первом дошедшем до нас литературно-критическом труде в Испании. Определив поэзию как «создание вещей полезных, но скрытых под очень красивой оболочкой, вещей вымышленных, отделанных и расположенных согласно определенному счету, весу и размеру», Сантильяна, подобно Данте, различает три поэтических стиля: высокий, которым писали греко-латинские авторы; средний — стиль ученых итальянских, провансальских и испанских поэтов; низкий. Представители последнего, «не придерживаясь какого-либо порядка и правил, сочиняют без счета романсы и песни, которыми наслаждаются люди низкого и рабского положения». Сам Сантильяна, однако, отнюдь не пренебрегал народно-поэтической традицией; ее сочетание с влиянием провансальской куртуазной лирики и новыми ренессансными веяниями, воспринятыми из Италии и Каталонии, и составляют своеобразие поэзии Сантильяны. На творчество Данте Сантильяна непосредственно ориентировался в диалогической поэме «Маленькая комедия о Понце» (1444), поэме «Ад влюбленных»; творчество Петрарки — образец при создании поэмы «Триумф любви» и 42 «Сонетов на итальянский лад», в которых Сантильяна впервые вводит в литературу Испании эту лирическую форму. Плодотворное воздействие итальянской культуры сказалось и в стихах Сантильяны в духе народной поэзии — в его «Серранильях» (букв. «Песни горянок»), «Песнях» и «Сказках». Здесь ренессансные веяния определяют новую трактовку традиционных тем. Создавая «пастушеские» песни, в большинстве своем повествующие о рыцаре, предлагающем пастушке свою любовь, Сантильяна отталкивается от провансальских пасторелл, но дает пасторальной теме новое истолкование: красота крестьянской девушки делает ее идеалом, до которого рыцарю надо возвыситься, чтобы заслужить ответное чувство. В жизнерадостных песенках обнаруживается чувство гармонии, соразмерности поэтической формы, тонкое ощущение перспективы, что характерно для ренессансного искусства. Испанская народно-поэтическая традиция позволяет Сантильяне облечь все это в простые и бесхитростные формы, наполнить стихи чувством, в котором страстность сочетается с чуть-чуть лукавой усмешкой. О внимании Сантильяны к искусству народа свидетельствуют собранные и обработанные им «Пословицы старух у камелька». Этой книгой Сантильяна положил начало фольклористике и публикациям народных пословиц в Испании.

Воин и поэт Хорхе Манрике (1440—1478) оставил небольшое число стихотворений любовного или сатирического содержания. Посмертную славу ему принесли «Строфы Хорхе Манрике на смерть его отца» (1476), подлинный шедевр, о котором Лопе де Вега писал, что его следовало бы отпечатать золотыми буквами. Поэма имеет строгую трехчастную композицию, важную и для раскрытия идейного замысла, и для художественного его воплощения. Манрике рисует как бы три ипостаси жизни в столкновении со смертью: жизнь как понятие родовое, ведущая к вечности в загробном мире; жизнь земная и чувственная; наконец, «жизнь честная» — в памяти потомков. С точки зрения верующего человека, каким был Хорхе Манрике, в вечной жизни за гробом сливаются воедино и жизнь и смерть, как реки впадают в океан. Но средневековая пространственно-временная «вертикаль» (определение М. М. Бахтина), на которой жизнь человеческая лишь точка, откуда возможно движение либо в ад, либо в райские кущи, уже перестает удовлетворять человека, живущего на исходе Средневековья, в преддверии Возрождения. Перед Манрике раскрываются горизонты окружающей жизни и природы; здесь вторжение смерти может мыслиться лишь как нарушение гармонии, разрушительное вторжение извне. При мысли о «смерти, как о ловушке, куда все мы попадаем», поэта охватывает тоска по нарушенному единству мира. Гармония восстанавливается на основе бессмертия человека, прожившего «честную жизнь», подобно отцу поэта, сражавшемуся с маврами. Поэма завершается гимном во славу «честной жизни» и истинного бессмертия, которое видится поэту уже не на средневековой вертикали, а на горизонтали жизни человека в благодарной памяти потомков здесь, на земле. Трижды смерть как будто бы одерживает победу, но «все же решающий и конечный вывод, — как пишет передовой испанский ученый Америко Кастро, — это добрая вера в силу всякой жизненной энергии, вера, находящая благородный отклик в нашей душе».

Параллельно с «ученой» поэзией в XV в. продолжает развиваться народная по своему происхождению и характеру поэзия. Бурные события дали толчок сатирическим жанрам. Один из наиболее ранних образцов сатиры — анонимная поэма начала XV в. «Пляска Смерти». Самый облик Смерти, понимание ее роли в жизни человека еще весьма традиционны и близки к религиозному толкованию. Но в уста Смерти вложено осуждение проходящих перед нею чиновников, купцов, духовенства, знати и самого короля. Зато ни одного бедняка нет среди тех, кто предстает перед Смертью.

Демократический характер носили поэмы «Строфы Минго Ревульго» (после 1464) и «Строфы о пороках короля дона Энрике и дурном управлении Испанией в его царствование» (до 1474). Первая из них представляет собой диалог двух «пастухов»: Хиля Арривато (от исп. arriba — наверху), олицетворяющего высшие классы, и Минго Ревульго (испорченное Domingo Vulgo), представляющего народ. Обе поэмы изображают народ как стадо овец, брошенных на произвол судьбы нерадивым и дурным пастырем. Авторы клеймят придворных и знать, забывших о справедливости и благоразумии и терзающих простых людей. Появившиеся в разгар феодальных смут и народных движений, поэмы отражают настроения широких слоев испанского народа.

По-иному эти же настроения народа получили отражение в романсовой поэзии. Романсами в Испании называют лирико-эпические поэмы различного объема. Такие стихотворения исполнялись обычно под аккомпанемент гитары. Их поэтическая форма устойчива (обычно они состоят из восьмисложных стихов с ассонансом в четных строках), но достаточно гибка в силу отсутствия четкой строфики.

В XIX в. ученые романтической школы полагали, что романсы — один из древнейших видов поэтического творчества испанского народа, в дальнейшем породившие героические эпические поэмы. Однако М. Мила и Фонтанальс в конце XIX в., а позднее Р. Менендес Пидаль убедительно доказали, что эпические поэмы возникли независимо от романсов, и высказали гипотезу, подтверждаемую рядом фактов, что романсы возникли из фрагментов героических поэм в пору их упадка, т. е. в XIV в. За последние десятилетия, однако, было указано на то, что процесс развития от поэмы к лирико-эпической песне — явление, не находящее аналогии ни в каком другом европейском эпосе. К тому же изучение так называемых «старых романсов», т. е. дошедшей до нас, правда, в более поздних записях романсовой поэзии XIV—XV вв., показывает, что лишь небольшое число романсов могло возникнуть из поэм, ныне известных или прозифицированных в старинных хрониках. Поэтому многие исследователи склоняются к мысли, что героические поэмы и романсы существовали в устной народной традиции достаточно долгое время параллельно с героическим эпосом как две формы поэтического осмысления действительности в народном сознании.

По-видимому, древнейшими были так называемые «пограничные романсы», в которых получили отражение многовековая борьба и вместе с тем разнообразные контакты между христианской

и мавританской Испанией. Одновременно или несколько позднее стали слагаться романсы на темы, затронутые в героическом эпосе, — о Бернардо дель Карпио, семи инфантах Лары, графе Фернане Гонсалесе и, конечно, о Сиде. В отличие от поэм в романсе выступает на первый план не повествовательный, а лирический и драматический моменты. Отсюда столь характерные для романса фрагментарность описания, «недосказанность», пристрастие к диалогической форме.

В XV в. романс стал весьма популярным жанром. В это время или немногим ранее появились, видимо, романсы на старинные исторические сюжеты, не разрабатывавшиеся в эпосе, — например, эпизоды гибели Нумансии в борьбе против римлян, царствования вестготского короля Вамбы, происходившего из крестьян, и т. п. К числу «исторических» относятся и романсы, зафиксировавшие памятные в жизни народа события современности (таковы, например, романсы о короле Педро Жестоком, о фаворите короля Хуана Альваро де Луне и др.). Рождаются также романсы о героях французского эпоса и рыцарских романов, «новеллистические», основанные на вымысле, и «лирические», среди которых особенно интересны «мавританские», повествующие не столько о борьбе между испанцами и маврами, сколько о любви юного испанца к прекрасной мавританке или мавра к испанской девушке. Косвенным свидетельством популярности этого жанра в XV в. является то, что короли и гранды начинают заказывать поэтам романсы в честь своих побед. В следующем столетии к этому жанру обращаются крупнейшие ренессансные поэты и драматурги.

В прозе XV в. новые веяния захватили меньший круг авторов, чем в поэзии. В исторических сочинениях Фернана Переса де Гусмана (1376—1460) — поэме «Восхваление славных мужей Испании» и прозаическом труде «Море историй» (1450, изд. 1512) усиливается по сравнению с предшествующими историческими сочинениями тенденция к художественному осмыслению истории, появляется забота об артистичности формы, т. е. историография осмысляется как своеобразная ветвь художественной литературы. Это особенно характерно для третьей части книги «Море историй», которая не раз издавалась отдельно под названием «Поколения и жизнеописания». Здесь содержатся 36 портретов современников автора: королей Кастилии — Энрике III и Хуана II, государственных деятелей, писателей — Вильены, Сантильяны и др. В отличие от средневековых хронистов, изображавших исторических лиц как идеальное воплощение черт рыцаря или короля, Перес де Гусман хочет раскрыть своеобразие характера своих персонажей, что превращает жизнеописания из исторической хроники в психологические этюды, предваряющие жанр литературного портрета эпохи Возрождения.

С ренессансной тягой к познанию окружающего мира, к расширению умственных горизонтов связано также появление описаний заморских путешествий: книга «История великого Тамерлана» (изд. 1582) Руй Гонсалеса де Клавихо (ум. 1412) и «Странствия и путешествия Педро Тафура в различных частях света» (середина XV в.).

Новые тенденции обнаруживаются и в собственно художественной прозе. Так, около 1435 г. Хуан Родригес де ла Камара, известный также по месту рождения как Родригес дель Падрон (ум. ок. 1450), создал роман «Вольный раб любви», в котором сквозь куртуазные схемы любви прорывается человеческое чувство, поэтическое ощущение природы. Особенно примечательна в книге тенденция к психологизму, вообще характерная для литературы этой переходной поры.

Достижением на этом пути была и книга Альфонсо Мартинеса де Толедо (1398?—1470?) «Бич, или Осуждение мирской любви» (написана в середине XV в., опубл. 1548), крупнейшее сатирическое произведение в испанской прозе XV в. Книга — отклик на сатиру Боккаччо «Корбаччо», но испанский автор в своей оценке действительности ближе к «Декамерону». Тон повествования Мартинеса де Толедо жизнерадостный, полный добродушного юмора. Автор не столько обличает пороки женщин, сколько лукаво подсмеивается над их слабостями — кокетством, легкомыслием, тщеславием и т. д. Размышления на этот счет он иллюстрирует в занимательных новеллах, сюжеты которых черпает из книжных и фольклорных источников, а также из личных наблюдений. Во многих отношениях эти новеллы продолжают традиции «Книги благой любви» Хуана Руиса. Однако дидактический момент здесь еще дальше отступает перед картиной действительности, которая привлекательна для художника сама по себе. Эти черты книги вместе с богатым, подлинно народным языком, пересыпанным пословицами, делают ее предшественницей ренессансной испанской прозы, в частности «Селестины» и плутовского романа.

ЛИТЕРАТУРА РАННЕГО
ОБЩЕИСПАНСКОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ

В конце XV в. образовалось единое Испанское государство, в 1492 г. пал последний оплот мавров на полуострове — Гранада, совершилось

открытие и началась колонизация Нового Света. Фердинанд и Изабелла, опираясь на военную силу городов, обуздывают знать; короне оказалась фактически подчиненной и церковь, которая благодаря учрежденной в 1478 г. инквизиции «превратилась в самое несокрушимое орудие абсолютизма» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 10, с. 431). Владения Испании неслыханно расширяются: помимо заокеанских колоний к ней разными путями присоединяются Нидерланды, Неаполитанское королевство, Наварра, а при Карле (Карлосе) I (1516—1556), избранном в 1519 г. императором под именем Карла V, — также обширные территории в Центральной и Южной Европе. Как пишет К. Маркс, «это было время, когда влияние Испании безраздельно господствовало в Европе, когда пылкое воображение иберийцев ослепляли блестящие видения Эльдорадо, рыцарских подвигов и всемирной монархии. Вот тогда-то исчезли испанские вольности под звон мечей, в потоках золота и в зловещем зареве костров инквизиции» (там же).

Союз королевской власти и городов оказался недолговечным, испанский абсолютизм скоро обнаружил свою реакционность. Подавление восстания «коммунерос» (городских коммун) Кастилии в 1519—1521 гг., поражение городских движений в Валенсии и на острове Майорка привело к тому, что в Испании, как писал К. Маркс, «аристократия приходила в упадок, сохраняя свои худшие привилегии, а города утрачивали свою средневековую власть, не приобретая значения, присущего современным городам» (там же, с. 432). Королевская власть не способствовала развитию местной промышленности, она «сделала все от нее зависящее, чтобы не допустить роста общих интересов, обусловленных разделением труда в национальном масштабе и многообразием внутреннего обмена...» (там же). Объяснялось это тем, что у испанских королей и знати оказался источник доходов, который обеспечивал блеск державы, не укрепляя национального могущества. Это было золото Америки, потоком хлынувшее из-за океана. Уже к середине XVI в. объем производства в Испании резко уменьшился, а затем целые отрасли и вовсе исчезли; положение усугублял упадок сельского хозяйства. Окончательно подорвала испанскую экономику «революция цен». В результате страна переживает со второй половины XVI в. экономический кризис, приведший к хозяйственному краху и обнищанию масс. Становится очевидным и постепенный провал внешнеполитических планов испанской короны. Карлу V приходится вести непрерывную борьбу, для того чтобы сохранить за собой императорскую власть. При его преемниках Испания лишается значительных владений в Европе, превращаясь в оплот воинствующего католицизма и контрреформации и ведя изнурительные и чуждые ее национальным интересам войны. Все это привело к тому, что ко второй половине XVII в. Испания оказалась низведенной до положения второстепенного государства.

Этот период в истории страны стал эпохой наивысшего расцвета культуры и искусства Испании; объясняется это отчасти сохранением вольнолюбивых устремлений испанского народа, теми возникшими в ходе Реконкисты чувствами национального единства и гордого сознания своей силы, которые не могла подавить никакая реакция. Подъем экономики страны и последовавшие за ним бурные и драматические события способствовали быстрому развитию ренессансной культуры. В Испании возникают новые университеты, многие из них, в особенности старинный Саламанкский и вновь открытый в Алькала́ де Эна́ресе, становятся крупнейшими центрами гуманистической учености, известными за пределами страны.

В идеологии испанского Ренессанса гуманистические тенденции переплетаются с католической традицией теснее, чем в других странах Западной Европы. Но Эразм, хотя его идеи с последней четверти XVI в. свирепо вытравляла испанская реакция, привлекал деятелей культуры Испании как раз тем, что у него соединялись поиски примирения истин науки и религии. В русле «христианского гуманизма» действовала в Испании целая школа эразмистов. Один из самых последовательных среди них, Альфонсо Вальде́с (ок. 1492—1532), создает в духе Эразма сатирические диалоги. Первый из них — «Диалог Лактанция и архидьякона» (1528), рассказывая о захвате Рима войсками императора Карла, подвергает резкой критике папскую курию, фактически выдвигая требования реформы церкви; в «Диалоге Меркурия и Харона» (1528—1530) антиклерикальная и антитираническая сатира сочетается с утверждением гуманистической морали. Хуан Вальдес (ок. 1500—1541), брат Альфонса Вальдеса, критически характеризует католическую догматику в «Христианской доктрине» (1529), а в знаменитом «Диалоге о языке» (1535—1536) высоко оценивает достоинства испанского национального языка.

С эразмизмом связан и крупнейший ученый-гуманист Хуан Луис Ви́вес (1492—1540), деятельность которого протекала главным образом за рубежами Испании. В философских взглядах Вивеса своеобразно сочетались материалистические тенденции с искренней религиозностью. Наиболее значительные труды Вивеса

посвящены теории познания; в них он рядом положений предвосхищает экспериментальный метод Ф. Бэкона; большое значение имеют также его работы по этике и педагогике.

В Испании укореняется не пантеистическое, нередко близкое к атеизму истолкование неоплатонизма, присущее Бруно, Кампанелле и некоторым другим итальянским гуманистам и прямо направленное против религиозно-аскетического христианского мышления, а более сдержанная его интерпретация деятелями платоновской академии во Флоренции — Марсилио Фичино и его единомышленниками, считавшими возможным примирить ренессансные идеалы с философски облагороженным христанством. Распространение неоплатонизма на Пиренейском полуострове связано преимущественно с трудами выходца из Испании Леона Еврея (Иуда Абрабанель, 1463—1520?), автора «Диалогов о любви», вышедших в 1535 г. по-итальянски и переведенных в 1568 г. на испанский язык, а также с книгой Кастильоне «Придворный» (1528), перевод которого осуществил в 1534 г. Х. Боскан. Неоплатонические идеи сыграли существенную роль в литературе, определив многие важные черты испанского пасторального романа и поэзии мистиков.

Со ссылкой на раннее христианство и в духе «христианского гуманизма» подвергают критике абсолютизм, трактуемый как тираническая власть, многие общественно-политические труды этого времени. Алонсо дель Кастильо в «Трактате о государе» (1521), Антонио де Гевара в пользовавшейся всеевропейской известностью книге «Часы государевы, или Золотая книга об императоре Марке Аврелии» (1529) формулируют требования к «идеальному монарху», подчеркивая прежде всего его обязанность сообразовывать свои действия с «народным мнением», заботиться о народном благе и т. п.

Деятельность большинства испанских ученых-гуманистов относится к первой половине XVI в. В более позднее время едва можно назвать несколько философов (Хуан Уарте, Франсиско Санчес), политических мыслителей и историков (Хуан Мариана), в трудах которых высказываются гуманистические идеи. Причины — в той политике реакции, которая исключала возможность распространения гуманистических идей в их прямом, философски-научном выражении.

Характерной особенностью испанского гуманизма было отсутствие того восторженного культа античности, какой наблюдается почти повсеместно в эпоху Возрождения. Конечно, и в Испании проявляется интерес к античному миру. Одним из пионеров в изучении античности стал выдающийся испанский гуманист Элио Антонио Небриха (1444—1522), в 1481 г. опубликовавший «Введение в латынь», а затем латино-испанский и испано-латинский словари. Ему же принадлежала первая научная грамматика испанского языка (1492). В XVI в. появляется значительное число переводов из античных авторов и подражаний им. Но интерес к античности сочетался с обращением к национальной традиции и нередко с интересом к «римским испанцам» и (Сенеке, Лукану), причем большинство деятелей культуры отдавали предпочтение национальному началу каждый раз, когда оно вступало в противоречие с какими-то сторонами античного наследия. Особенно ярко эти тенденции, объясняющиеся характерным для испанской культуры самобытным путем развития, связанным со свойственным культуре испанского Возрождения в целом демократизмом, обнаружились в испанской национальной драме.

Двойственность отношения к античному наследию раскрывается и в области эстетической мысли испанского гуманизма. Большинство испанских теоретиков искусства провозглашают принцип «подражания природе», но в его истолковании нет единодушия: одни мыслители и художники видят в искусстве зеркало, призванное отображать природу во всем ее многообразии, прекрасное и уродливое, высокое и низменное; другие заявляют, что задача искусства — изображать мир не таким, каков он есть, а таким, каким он должен быть. Соответственно появляются понятия «правда истории» (эмпирическая, конкретная истина факта) и «правда поэзии» (идеальная модель действительности), а также понятия «высоких» и «низких» жанров. Выше указывалось, что в испанской средневековой литературе границы «высокого» и «низкого» были размыты, происходило постоянное смешение их друг с другом. В эпоху Возрождения это деление поначалу было выражено более отчетливо, чем прежде (достаточно сравнить резко противопоставленные друг другу жанры рыцарского и пасторального романа, с одной стороны, и плутовского романа — с другой). Однако в конечном счете господствующей тенденцией испанской ренессансной литературы остается размывание границ между «высоким» и «низким», стремление к их синтезу, как и к синтезу учено-гуманистической традиции, идущей из античности и более развитых ренессансных культур Западной Европы, и традиции народной. При этом явный приоритет большинство деятелей искусства отдают национальной народной традиции. Этим объясняется тот факт, что возникающие в эпоху Возрождения повсеместно идеи, затем легшие в основу классицистской эстетики, в Испании

приобрели сравнительно небольшое число сторонников и не смогли серьезно повлиять на пути развития современного испанского искусства.

Само собой разумеется, что в среде испанских гуманистов и писателей не было единства. Присущие части из них аристократические тенденции обнаруживаются в произведениях рыцарского и пасторального романа, в некоторых направлениях «высокой» поэзии. Однако творчество титанов литературы испанского Возрождения глубоко народно. Писатели испанского Ренессанса в своем творчестве преимущественное внимание уделяли отечественной истории и быту, ставили большие идейные проблемы, волновавшие испанский народ, притом в доступной ему художественной форме, тесно связанной с фольклорной традицией, а в решении этих проблем они в целом исходили из народной оценки событий, выражая глубоко и разносторонне чаяния демократических кругов.

Характерная черта литературы испанского Возрождения — ее близость к народному творчеству. Под пером ренессансных писателей расцветает и обогащается новыми темами и идеями жанр народного романса. Традиции народного театра в новом свете предстают в творчестве драматургов Возрождения. Испанские гуманисты, среди которых следует особо отметить Эрнана Нуньеса (1463—1533) и Хуана Маль Лару (1525?—1571), изучают и пропагандируют народные пословицы и поговорки, пролагая пути фольклористике. В творчестве ренессансных писателей народная речь становится нормой и вместе с тем замечательно обогащается. Отражая оппозиционные настроения масс, литераторы Испании подвергают в своих произведениях резкой критике многие стороны современной им действительности, в том числе и возникающие буржуазные отношения, обнаруживающие здесь свой хищническо-паразитический характер.

Испанская лирика уже в XV в. испытала на себе влияние итальянской ренессансной поэзии, но только в начале XVI в. это воздействие привело к поэтической реформе. Решающую роль здесь сыграла деятельность двух поэтов начала века — Боскана и Гарсиласо де ла Веги.

Хуан Боскан (1490?—1542), связанный с каталонской гуманистической традицией, был участником итальянского похода императора Карла V и хорошо познакомился с итальянским языком и ренессансной литературой (свидетельство тому — превосходный перевод «Придворного» Кастильоне). В своих поэтических произведениях, изданных посмертно (1543), Боскан впервые широко применяет итальянские поэтические размеры, одиннадцатисложный стих, терцины, октавы, переходит к итальянской системе слоговых ударений. Эти нововведения расширяли возможности испанской поэзии, открывали простор для высокой ренессансной лирики. Однако только талант подлинного поэта-новатора, каким был его друг Гарсиласо де ла Вега (1501?—1536), придал итальянской поэтической традиции национальный испанский облик. Представитель одного из знатных родов, придворный императора Карла V, он участвовал в его военных походах и погиб в бою. Поэтическое наследие Гарсиласо невелико по объему и было опубликовано вместе со стихами Боскана. В творчестве Гарсиласо две ведущие темы: любовь и природа, решаемые в ренессансно-гуманистическом духе. Через всю жизнь поэт пронес трагическое чувство любви к португальской даме Изабель Фрейре. Оно осталось неразделенным, и это накладывает отпечаток элегической печали даже на ранние стихотворения поэта, повествующие о пробуждении в его душе высокого чувства. В стихотворениях последних лет, написанных после смерти Изабель, чувство поэта приобретает еще более трагическое звучание. Однако любовь Гарсиласо — страсть к реальной, земной женщине, и, даже оставшись неудовлетворенной, она, по мысли Гарсиласо, обогащает его душу и одухотворяет окружающий его мир.

В испанской поэзии никто до Гарсиласо де ла Веги не изображал с такой тонкостью и богатством оттенков красоту неприхотливого сельского пейзажа Кастилии, никому не удавалось так точно передать ощущение полного слияние человека с природой. Особенно ярко это раскрывается в знаменитых «Эклогах». По форме эти произведения — пасторали в духе поэм Боккаччо и других итальянских поэтов. Идеализированное изображение сельской жизни в «Эклогах» Гарсиласо связано с пантеистическим преклонением перед природой, с ощущением жизни на лоне ее как средства приближения к идеалу гармонического человека. Реминисценции из античной мифологии перестают быть простой данью подражания итальянским и античным образцам; они способствуют созданию картины «золотого века» человечества, каким представлялась Гарсиласо античность.