Механизм следообразования

од механизмом следообразования понимается процесс, конечная фаза которого представляет собой образование следа-отображения. Элементами этого процесса являются объекты следообразования — следообразующий, следовоспринимающий и вещество следа, следовой контакт как результат взаимодействия между ними вследствие приложения энергии к объектам следообразования. Мы уже отмечали, что все элементы механизма следообразования были впервые названы и охарактеризованы Б. И. Шевченко в его работе “Научные основы современной трасеологии”. Что касается видов энергии или воздействий, в результате которых образуется след, то их подробную характеристику дал Г. Л. Грановский, различающий физическое, химическое и биологическое воздействие[125].

В общей форме механизм следообразования выглядит следующим образом. воздействие на объекты следообразования приводит к их взаимодействию, в результате чего возникает следовой контакт. Следовой контакт вызывает формирование следа, обусловленное системой сил, определяющих направления взаимных перемещений объектов следообразования. Следовой контакт является своеобразной кульминацией про­цесса следообразования. Это — момент взаимодействия поверхностей следообразующего и следовоспринимающего объектов, которые Б. И. Шевченко назвал контактными. Им же дана классификация и характеристика видов следового контакта.

Б. И. Шевченко различал следовые контакты: активные и пассивные, непосредственные и дистанционные, однослойные и многослойные, односторонние и обоюдные. По его мнению, “каждый конкретный следовой контакт совмещает в себе те или другие условия из числа перечисленных в указанных выше категориях”[126]. Основанием для деления контактов на активные и пассивные является источник энергии, вызвавший образование следа: в первом случае энергия исходит от самих объектов, а ее действие не побуждает их к самостоятельному контакту. При непосредственном контакте объекты следообразования прилегают друг к другу, при дистанционном находятся друг от друга на расстоянии. При однослойном следовом контакте отображение образуется только на одном следовоспринимающем объекте, при многослойном — на нескольких, расположенных один за другим[127]. Наконец, при одностороннем контакте отображение образуется на одном из объектов следообразования, при обоюдном — на обоих[128].

Понятие обоюдного следового контакта стало с некоторого времени трактоваться отдельными криминалистами гораздо шире, нежели это имел в виду автор термина. Инициатором подобного расширительного толкования выступил М. Я. Сегай, в трактовке которого это понятие приобрело общеметодологический характер. В 1966 г. в статье “Сущность судебной идентификации как способа доказывания тождества по взаимному отображению свойств” М. Я. Сегай выдвинул идею нового подхода “к сущности судебной идентификации как процессу установления тож­дества предметов материального мира, основанному на познании свойств не только искомого, но и взаимодействовавших с ним идентифи­цирующих объектов”[129]. На этом основании он разделил идентификационные связи между контактирующими объектами на прямые и обратные и отметил, что “в благоприятном случае взаимного отражения свойств взаимодействовавших объектов идентификация возможна путем суммарного использования как прямой, так и обратной идентификационной связи. Именно в одновременном использовании всех форм идентификационных связей, — подчеркнул М. Я. Сегай, — наиболее полно осуществляется принцип доказывания тождества в уголовном судопроизводстве на основе совокупной оценки неповторимого комплекса свойств всех взаимодействовавших объектов”[130]. Позднее он писал, что “к данному случаю применима универсальная гносеологическая модель судебной идентификации, где искомый и контактировавший с ним объекты соединены механизмом взаимодействия в единый идентификационный блок”[131]. Такие идентификационные связи между контактирующими объектами М. Я. Сегай назвал встречными[132].

Возражая М. Я. Сегаю, А. И. Винберг писал: “Конечно, в процессе контактирования идентифицирующий объект также оставляет свои признаки на искомом (идентифицируемом) объекте. Но равноценно ли значение данного процесса принципу идентификации по формуле проф. С. М. Потапова о том, что отождествление искомого объекта основывается на индивидуальности и относительной устойчивости именно его собственных свойств? Думается, что в этой случае М. Я. Сегай производное понятие принимает за первоисточник”[133].

В. Я. Колдин детально проанализировал предложение М. Я. Сегая и пришел к следующим выводам:

1) М. Я. Сегай неправомерно применил при рассмотрении встречного взаимодействия объектов понятия идентифицируемого и идентифицирующего объектов, имеющие смысл лишь при анализе элементарного одностороннего отражательного процесса;

2) выражения “взаимное отображение”, “встречные отображения” условны, так как задача идентификации как раз и состоит в том, чтобы проверить предположение о взаимодействии объектов и наличии “встречных” отображений;

3) основания суммирования информации при исследовании встречных отображений следует искать за пределами идентификационного исследования; таким основанием является единство механизма следообразования, экспериментальное исследование с целью определения контактирующих поверхностей[134].

Справедливость соображения В. Я. Колдина о том, что основания суммирования информации при исследовании встречных отображений лежат за пределами идентификационного исследования подтверждается следственной практикой, и в особенности практикой расследования дорожно-транспортных происшествий. Единство механизма следообразования устанавливается в процессе следственного осмотра или, чаще, производством следственного эксперимента[135].

Свое несогласие с предложением М. Я. Сегая выразил и В. С. Митричев. По его мнению, во всех описанных М. Я. Сегаем и схожих случаях речь идет не об одном, а о нескольких самостоятельных идентифицируемых объектах. М. Я. Сегай смешивает идентификационные признаки каждого из взаимодействующих объектов с признаками механизма их взаимодействия. Между тем нельзя “считать собственными признаками предмета, используемыми экспертом в качестве идентификационных, факты взаимодействия этого предмета с объектом-носителем, факты нахождения обоих объектов в одном месте и т. д.”[136].

Нет сомнения, что М. Я. Сегай справедливо обратил внимание на возможность возникновения при следовом контакте на следообразующем объекте встречного отображения следовоспринимающего объекта, хотя, справедливости ради, следует отметить, что о подобных “встреч­ных отображениях” и ранее имелись упоминания в литературе, правда, без столь далеко идущих выводов. Так, еще в 1956 г. Г. Б. Карнович писал: “Внимательное наблюдение за окружающей действительностью приводит нас к выводу, что и передающий объект воспринимает воздействие воспринимающего, а на нем образуются те или иные следы этого воздействия... Хорошо известно, что все инструменты, к какой бы отрасли производства или бытового обслуживания они ни относились, одновременно и образуют определенные следы на обрабатываемом объекте и воспринимают следы, образуемые обрабатываемым объектом. Иногда следы на обоих объектах оказываются настолько определенными, что можно придти к точным выводам о том, в результате какого взаимодействия определенных объектов они образовались”[137].

Однако мы солидарны с критиками М. Я. Сегая в том, что он несколько переоценивает значение таких встречных отображений в криминалистическом (не в гносеологическом) аспекте, рассматривая их возникновение как проявление универсальной закономерности, а их использо­вание — как самостоятельную форму идентификации. Оснований для таких выводов мы не усматриваем, и, видимо, не случайно их не привел и З. М. Соколовский, поддержавший концепцию М. Я. Сегая[138].

В то же время можно полностью согласиться с Б. И. Шевченко, который, признавая известное криминалистическое значение обоюдных изменений объектов следообразования, оговаривается, что “двусторонняя индивидуальная идентификация возможна при таких явлениях и процессах следообразования, когда оба объекта или вовсе ничего не теряют в своем внешнем строении, или же теряют в небольшой мере, то есть до пределов индивидуального минимума каждого из них”[139]. Решающим условием при этом Б. И. Шевченко считает существенно различный уровень рельефа контактных поверхностей и достаточную площадь следового контакта. В этой связи он обоснованно критикует Е. М. Светлакова за попытку решить вопрос о возможности образования встречных отображений, достаточных для идентификации обоих объектов, без учета уровней их рельефа и размеров площади контакта[140], и в конечном счете приходит к выводу, что практически типичным для индивидуальной идентификации является односторонний следовой контакт[141].

Сказанное нуждается в коррективах, когда речь заходит об идентификации по чувственным отражениям (мысленным образам). Когда в сознании опознающего формируется мысленный образ человека, который, в свою очередь, воспринимал опознающего в момент расследуемого события, налицо, несомненно, встречные отображения, по которым могут быть идентифицированы оба субъекта. Но здесь уже нельзя говорить о следовом контакте в трасологическом смысле этого понятия.

При непосредственном следовом контакте контактирующие поверхности располагаются под определенным углом друг к другу. Характеристика различных углов, определяющих взаимное положение следообразующего и следовоспринимающего объектов, — рабочего, фрон­тального, встречного — также относится к понятийной части учения о механизмах следообразования[142].

В последнее время предпринимаются попытки расширить понятийную часть учения о механизмах следообразования за счет интерпретации терминов наук, методы которых стали использоваться в трасологии. Например, Г. Л. Грановский считал необходимым включение таких понятий, как “поле следа”, “предельный переход” и др.[143] Разумеется, такое расширение возможно (мы не рассматриваем сейчас вопрос об указанных конкретных понятиях), однако, по нашему убеждению, только при соблюдении тех условий, которые характерны для тенденций развития языка криминалистики в целом[144].