Понятие признака в криминалистике

онятие признака является одним из фундаментальных понятий криминалистической теории. Его значение обусловлено той ролью, которую играют признаки вещей, явлений, событий в научных криминалистических исследованиях и в доказывании, в установ­лении истины в процессе судопроизводства. Сфера использования этого понятия охватывает как мыслительные процедуры (построение версий, анализ и оценку доказательственной информации и т. п.), так и действия (розыск, экспертное исследование, следственные действия и др.)

Уяснение криминалистического значения понятия признака требует рассмотрения этого понятия в философском, семиотическом и информационном аспектах.

Философское понятие признака неразрывно связано с понятиями вещи и свойства.

С пространственно-количественной точки зрения вещь — это всякое материальное тело, занимающее определенное пространство. Однако только такое понимание вещи приводит к серьезным противоречиям и логическим парадоксам, имеющим существенное значение для криминалистики, в чем можно убедиться на примере парадокса Гоббса. Рассматривая пространственно-количественное понимание вещи, Т. Гоббс рассуждает: “Если в этом корабле (имеется в виду корабль Тезея — Р. Б.) все доски будут постепенно заменены новыми, то корабль останется численно тем же самым, но если кто-нибудь сохранил бы вынутые старые доски и, соединив их наконец в прежнем порядке, построил бы из них корабль, то и этот корабль был бы несомненно количественно тем же самым, что первоначальный. Мы имели бы в этом случае два численно идентичных корабля, что является абсурдом”[186].

А. И. Уемов формулирует этот парадокс в общей форме: “...останется ли вещь той же самой, если последовательно изменить все свойства, отличающие ее от других вещей”[187]. Для того чтобы разрешить этот парадокс, необходимо сочетать пространственно-количественный подход к определению вещи с качественным ее пониманием: вещь представляет собой систему качеств. Вещь остается той же самой вещью, пока не изменится вся система качеств.

Вещь обладает определенными свойствами. Свойства вещи — это то, что характеризует какую-либо ее сторону и что выявляется в ее взаимоотношениях с другими вещами или явлениями. Как указывает А. И. Уемов, свойства в их отношении к вещам подразделяются на две группы. Свойства одной группы образуют границу данной вещи, ибо с исчезновением их данная вещь превращается в другую; их А. И. Уемов именует качествами вещи. Таким образом, качество — это существенное свойство. Свойства другой группы, не определяющие границ данной вещи, он называет просто свойствами.[188]

Свойства вещи существуют объективно, независимо от сознания субъекта. Они не могут быть отождествлены с ощущениями, ибо “ощущение есть результат воздействия материи на наши органы чувств”[189]. Свойства могут быть внешними, поверхностными, отражающими явление данной вещи, т.е. внешность, форму обнаружения сущности; свойства могут относиться и к внутреннему содержанию вещи, его сущности, внутренним связям его элементов. Качество выражается и во внешних, и во внутренних свойствах вещи, и в ее сущности, и в ее явлениях. “В этом смысле, — справедливо замечает Н. К. Вахтомин, — качество и есть та незримая граница, которая всей совокупностью свойств, которыми обладает предмет, отличает его от других предметов”[190].

Качественная определенность вещи заключается в том, что она обладает свойствами, позволяющими ей проявлять себя в отношении других вещей своеобразно. “Обладание свойствами есть неотъемлемый момент самого существования какой бы то ни было вещи. Вещей, не обладающих свойствами, не существует”[191].

Мы уже отмечали, что когда мы говорим о вещах как источниках доказательств, то подразумеваем, что эти вещи обладают такими свойствами, которые служат фактическими данными, имеющими значение для дела, т.е. доказательствами. Доказательством, таким образом, строго говоря, является не сама вещь, а ее свойства. Однако, если эти “свойства-доказательства” составляют сущность вещи, ее качество, то они неотделимы от вещи и сама вещь выступает как носитель этих фактических данных, доказательств. Если же “свойства-доказательства” не относятся к числу существенных свойств, не определяют качества вещи, могут быть отделены от нее без изменения ее сущности, а будучи отделены, образуют сущность новой вещи, тогда в качестве носителя доказательства выступит эта новая вещь.[192]

Предложенная нами концепция вещественного доказательства и его источника позволяет объяснить и возможность получения производных вещественных доказательств.

Производное вещественное доказательство может быть получено только в том случае, если требуется копия, слепок “свойств-доказа­тельств”, относящихся к категории внешних, поверхностных, поддающих­ся воспроизведению в силу своего содержания, ибо нельзя получить адекватную копию вещи, тождественной только самой себе, но можно воспроизвести некоторые ее свойства как элементы общности нескольких материальных тел. Логически это выглядит следующим образом: есть вещь А со свойством Б, имеющим доказательственное значение, и есть вещь В тоже со свойством Б. Совпадение двух свойств вовсе ни означает тождественности вещи А вещи В. Но так как у А и В имеется одинаковое свойство, то достаточно изучить это свойство у одной вещи, чтобы иметь о нем представление и применительно к другой. Если мы можем создать вещь В, обладающую таким же свойством Б, что и вещь А, являющаяся первоначальным вещественным доказательством, то это будет означать, что мы создали производное вещественное доказательство, не повторяющее самой вещи А, но дающее возможность исследовать опосредствованно ее свойства.

Еще Гегель отмечал, что вещь может в известных пределах варьиро­вать свои свойства, оставаясь той же самой вещью[193]. Но причиной изменения свойств является изменение качества. Возникает логическое противоречие: изменение свойств есть следствие изменения качества и в то же время не всякое изменение свойств означает изменение качества вещи. Нам представляется правильным путь разрешения этого противоречия, предложенный И. Д. Панцхава и Д. Я. Пахомовым. В этих целях они вводят понятия качественного превращения вещи и качественного изменения состояния вещи. Они пишут: “Качественное превращение есть особый случай изменения вещи, при котором данная определенная вещь становится другой вещью во всех отношениях (кроме, может быть, незначительной части менее существенных с некоторой определенной точки зрения отношений). Качественное изменение состояния вещи означает, что мы имеем дело с той же самой вещью, испытывающей, однако, качественные изменения, не затрагивающие ту инвариантную часть качественной определенности (или инвариантную часть совокупности свойств), которая делает эту вещь данной вещью”[194]. Мы полагаем, что различие между качественным превращением вещи и качественным изменением состояния вещи и лежит в основе обоснования возможности ее идентификации в тех пространственно-временных границах, с которыми обычно приходится иметь дело в процессе доказывания.

Свойства выражаются в признаках; признак есть проявление свойства. Каждая вещь обладает множеством свойств, каждое свойство может выражаться во множестве признаков. В логике признак — это “все то, в чем предметы, явления сходны друг с другом или в чем они отличаются друг от друга; показатель, сторона предмета или явление”[195].

В системе “свойство — признак” свойство играет роль сущности, признак — явления. Являясь выражением свойства, признак, как и свойство, объективен по своей природе. Несмотря на то, что одни и те же признаки могут выражать разные свойства, в конкретной системе “свойство — признак” признак неотделим от свойства. В силу этого мы считаем, что признак именно выражает, а не отражает свойство.

Между терминами “выражение свойства” и “отражение свойства” мы усматриваем существенное различие. Когда мы говорим, что признак есть выражение свойства, мы тем самым подчеркиваем его репрезентативность по отношению к выражаемому свойству, их неразрывную связь. Свойство проявляется вовне через признаки, самовыражается в них, не может существовать без них.

Считая признак отражением свойства, мы неизбежно вступаем в противоречие с этими положениями. Если признак — отражение свойства, то следует допустить, что:

¨ а) признак может неадекватно отражать свойство и, как таковой, не будет служить “показателем, стороной предмета или явления”;

¨ б) свойство может существовать без признаков и независимо от них (вспомним ленинское положение о независимости отражаемого от отражения);

¨ в) признак может быть отделен от свойства, ибо отражение в принципе может быть оделено от отражаемого. Но в этом случае возникает по крайней мере два вопроса: каким образом будет выражаться свойство, от которого отделены признаки, и чем оно будет отличаться при этом от других свойств.

Этот перечень допущений, противоречащих природе и свойства и признака, можно было бы продолжить, но, на наш взгляд, сказанного до­статочно, чтобы отдать предпочтение определению признака как выражения или проявления свойства. Между тем в большинстве криминалистических источников этой внутренней противоречивости определения признака как отражения свойства не отмечается. Так, В. Я. Колдин пишет, что “под признаком в криминалистике следует понимать объекти­вное отражение свойства объекта, являющееся первоначальным материалом исследования”[196]. Аналогично определяют признак А. Р. Шля­хов[197] и Р. А. Алимова[198]. На основе такого общего определения признака конструируются определения признаков отдельных свойств криминалистических объектов.[199]

Не усмотрев различия между отражением и выражением свойства, И.М. Лузгин в своем определении признака употребляет оба эти термина как равнозначные. Он пишет: “Под признаком в криминалистике понимают объективное отражение свойств предмета, выражение его реальных свойств, позволяющих отличить данный предмет от всех других”[200]. Из числа известных нам авторов лишь М. Я. Сегай определяет признак как выражение реальных свойств объекта.[201]

Определение признака как выражения (или отражения) свойства не является единственным в криминалистике. Ему предшествовало разделяемое до сих пор некоторыми криминалистами мнение о том, что признак и свойство суть понятия идентичные, что признак является свойством объекта.

С определением признака как свойства объекта мы встречаемся уже в первых работах по теории криминалистической идентификации. Так, в 1940 г. С. М. Потапов писал: “Свойства объекта являются его объективными признаками, устойчивостью которых определяется “устойчивое наличие” и самого объекта”[202]. В 1946 г. он повторил это положение[203].

На ошибочность подобного понимания признака указал А. И. Винберг, который отметил, что “данное проф. С. М. Потаповым определение признаков является весьма широким и в то же время неточным... Здесь смешивается понятие свойства предмета с понятием признака предмета”[204]. Однако это замечание было воспринято не всеми. Н. В. Терзиев продолжал считать, что “слово “признак” тоже обозначает свойство, но рассматриваемое под углом зрения узнавания с предмета”[205], а Н. А. Новоселова прямо называла свойства идентификационными признаками[206]. И. М. Лузгин в своем первом определении признака писал: “В криминалистике признаком надо считать выделение следователем сообразно целям расследования тех свойств предмета, явления, которые объективно возникли в результате преступления или присущи предметам независимо от преступления и использование которых способствует установлению истины по делу”[207]. Если не обращать внимания на имею­щуюся редакционную погрешность этого определения, в силу которой, строго говоря, получается, что признак — это выделение свойства, то можно сделать вывод, что автор имел в виду под признаком свойства, выделенные следователем, т.е. ставил знак равенства между понятиями признака и свойства[208]. Наконец, А. А. Эйсман попытался обосновать опре­деление признака как свойства различием между онтологическим и гносеологическим понятиями. По мнению А. А. Эйсмана, понятие свойства “яв­ляется онтологическим понятием, т.е. понятием, характеризующим вещи, явления сами по себе, с отвлечением от способа их познания, от их “мысленной обработки”... Напротив, признак — понятие, которым оперирует логика — наука о законах и формах мышления. Это и подобные ему логические понятия формируются с учетом способов и средств познания действительности... Поскольку вещам “самим по себе” присущи свойства и только через них они взаимодействуют между собой и с изучающим их человеком, то признаками могут быть только свойства вещей”[209].

Начнем с того, что неправомерно делить понятия на онтологические и логические, поскольку, во-первых, само определение понятия есть логическая операция[210], а, во-вторых, применительно к предмету нашего рассмотрения следует принять во внимание, что логика оперирует не только понятием признака, но и понятием свойства[211]. Далее, и это, пожалуй, главное, нельзя рассматривать признак как категорию только гносеологическую, лишенную онтологической основы. Как и свойство, признак существует объективно, независимо от познающего субъекта. Связь признака с процессом познания, на которую ссылается А. А. Эйсман в доказательство его логической природы, вовсе не означает зависимости признака от познавательной деятельности. В противном случае следует признать, что признаки существуют лишь постольку, поскольку они наличествуют в наших представлениях, а если признаки — это свойства, то и свойства существуют только тогда, когда они являются предметом нашей мысли.

Не следует смешивать онтологической сущности признака с его функциональным значением в логике, семиотике, теории информации. Там признак — это знак, метка, “показатель” или “примета” вещи, по которым ее можно узнать и т. п. Действительно, неизвестный, хотя и существующий объективно, признак не может играть этой роли. Но “непознанное”, как известно, не означает “несуществующее”. Только в этом смысле можно согласиться с В. Я. Колдиным, когда он пишет, что “вне познавательных процессов понятие признака утрачивает, таким образом, всякое значение”, подводя этой фразой итог анализу функциональной роли признака в криминалистике.[212] По этим же причинам нельзя согласиться и с И. М. Лузгиным, который считает, что “свойство рассматривается как онтологическая категория, характеризующая объект как таковой, независимо от познания его человеком. Признак — гносеологическая категория, характеризующая результаты познания, оценку человеком отдельных сторон объекта”[213]. Как и свойство, признак не зависит от субъекта, но от субъекта зависит выбор (отбор) и использование признака и цели такого использования.

Вещи изменяются, участвуют в процессах. “Исторический опыт развития научного мышления свидетельствует о том, что неизбежной формой выражения явлений мира объективной реальности в нашем знании выступает указание не только на изменение (процесс), но и на то, что изменяется, с чем происходит изменение. Принципы теории познания позволяют утверждать, что для этого имеются объективные основания, что такова фундаментальная закономерность мира объективной реальности, — вещь выступает как субстрат, носитель изменения, как то, с чем происходит изменение, а изменение всегда выступает как изменение чего-то, некоего субстрата, вещи”[214].

Поскольку событие, явление мы понимаем как процесс, то есть изменение вещей, а изменение вещей характеризуется изменением их свойств и, следовательно, признаков, постольку можно говорить о признаках событий, явлений, процессов. Таковы, например, признаки преступления — события, влекущего за собой изменения вещей, в том числе и окружающей среды. Таковы признаки способа совершения преступления и любого иного процесса, являющегося объектом криминалистического исследования или практики борьбы с преступностью.

Семиотическое понятие признака ведет свое происхождение от его логического определения как “метки”, “знака”, “указателя” чего-либо или на что-либо. По определению Н. И. Кондакова, признак — это “пока­затель, сторона предмета или явления, по которой можно узнать, определить или описать предмет или явление”[215].

Понятие знака шире понятия признака. В семиотике знак определяется как всякий “чувственно воспринимаемый предмет, указывающий на другой предмет, отсылающий к нему организм или машину”[216]. Знаком, таким образом, является и признак, и математический символ, и звуковой сигнал, и др. Знак может быть абстрактным, не связанным со свой­ствами обозначаемого им предмета; признак всегда конкретен и всегда выражает свойство вещи, которой принадлежит. Отражение признаков в сознании человека образует содержание понятий. Именно в этом смысле следует понимать выражение А. И. Уемова: “Материальные вещи — это системы качеств, идеальные вещи — это системы признаков”[217]. Из этого выражения можно сделать только указанный вывод, а вовсе не тот, который сделал И. М. Лузгин, считающий, что А. И. Уемов под признаком понимает лишь отображение в сознании какого-либо свойства, то есть категорию идеальную[218].

В семиотике признак относится к классу естественных знаков. Как справедливо отмечает А. И. Винберг, “естественные знаки лишь истолковываются в качестве знаков, ибо в действительности природные процессы не имеют цели информировать адресата и не имеют отправителя”[219]. Иными словами, признак не должен быть, а может быть знаком, он объективен и материален, но может, как знак, выступать в виде субъективного идеального отражения. В криминалистике и практике борьбы с преступностью признак также может играть роль абстракции, особенно когда идет речь о признаках понятий, явлений, событий.

Информационное понятие признака. Исследование путей в возможностей применения в криминалистике теории информации и кибернетики повлекло за собой рассмотрение понятия признака в информационном аспекте. Одним из первых это сделал М. В. Салтевский, суть позиции которого заключалась в следующем.

Признак отражает сторону предмета и несет, таким образом, порцию информации. Поэтому признак можно рассматривать как сигнал информации. Признаки объекта могут быть познаны как непосредственно, так и опосредованно. “Поэтому, — пишет М. В. Салтевский, показания приборов и приспособлений о признаках изучаемого объекта, а также измененное состояние предметов вследствие отображения на них признаков изучаемого объекта есть не что иное, как сигналы информации... Сигналом является не только отображение признака, но и сам признак материального объекта”[220].

Аналогичных взглядов фактически придерживался и А. И. Трусов[221], характеризуя информационную сущность вещественных доказательств. Правда, он пишет не о признаках материального объекта, а об его “изме­ненных состояниях” — местонахождении предмета, изменениях его размеров, структуры, формы и т. п.; но, как нам кажется, из текста следует, что речь идет именно о признаках как показателях изменения состояния.

Такое понимание информационной роли признака в криминалистической литературе опирается на аналогичную трактовку этого понятия в философии, где, например, Л. О. Резников[222] определял признак как явление, несущее информацию о предмете или его существенных сторонах. Однако, восприняв это правильное в своей основе определение, некоторые криминалисты восприняли и отдельные противоречивые положения, которые вывел из него Л. О. Резников. Он счел, что в качестве признаков объекта выступают: свойства как признак сущности, которую они выражают, и действия как признак причины, которая их вызывает[223].

Считая признак выражением свойства, а свойство — элементом сущности, логично заключить, что признак является выражением сущности. В плане категорий “сущность” и “явление” последнее выступает выражением первой, то есть в роли ее признака. Здесь можно согласиться с Л. О. Резниковым. Не вызывает возражений и его указание на действия как признак вызывающей их причины. Однако, как уже отмечалось нами ранее, нельзя согласиться с отождествлением признака со свойством. Между тем такое отождествление допускает на основе указанных положений Л. О. Резникова даже В. Ф. Орлова, вступая в противоречие с собственным взглядом на признак как выражение свойства. Она пишет: “В процессе идентификационного исследования, роль признака выполняют свойства объекта идентификации, несущие какую-то информацию о его индивидуальности”[224]. Но если признак — это явление, несущее определенную информацию о сущности объекта, то какую иную информацию несут свойства, являющиеся элементом сущности, и как эти свойства выражаются помимо признаков? На эти вопросы мы не найдем ответа, если поставим знак равенства между признаком и свойством.

Сигналом информации являются именно признаки, а источником информации — свойства, выражающиеся в признаках. При взаимодейст­вии объектов происходит перенос информации с признаков одного объекта на отображение этих признаков на другом объекте. В. Я. Колдин допускает, как нам кажется, неточность, когда пишет: “Взаимодействие идентифицируемого и идентифицирующего объектов может рассматриваться как канал связи, в котором свойства идентифицируемого объекта, выступающего в качестве сигналов информации, преобразуются (модулируются) в признаки объекта идентифицирующего (разрядка наша — Р. Б.). В силу взаимооднозначного соответствия (изоморфизма) отображаемого и отображения признаки отображения несут информацию о свойствах идентифицируемого объекта, и последние могут быть по этим признакам установлены”[225].

По нашему мнению, информация, которую несут признаки отображаемого объекта, переносится на отображение этих признаков. По этому отображению мы судим не о свойствах, а о признаках отображаемого, а уже через них — о его свойствах. В сущности, именно так характеризовал этот процесс передачи информации ранее и сам В. Я. Колдин: “Признаки при идентификационном исследовании воспринимаются непосредственно. Свойства же идентифицируемого объекта устанавливаются опосредствованно путем изучения механизма их отражения в других объектах и процессов, влияющих на передачу информации. Смысл разграничений понятий свойства и признака состоит именно в анализе отражательного и информационного процесса, выделении различных в гносеологическом плане средств и ступеней идентификационного исследования”[226].

Информация, которую несут признаки объекта, по общему признанию, достаточна для его индивидуализации в криминалистических целях. Некоторые авторы говорят даже об избыточности, покрывающей потери информации при ее переносе в процессе отражения и намного превышающей по объему практически нужды индивидуализации[227].

Резюмируя сказанное о различных аспектах понятия признака и их криминалистическом значении, можно заключить, что общее понятие признака в криминалистике адекватно его понятию в указанных областях знания. Специфически же криминалистическим является не понятие признака вообще, а понятие идентификационного признака и функциональные значения общего понятия признака.

Понятие идентификационного признака. Как показывает анализ литературных источников, интерес к понятию признака возник в криминалис­тике в связи с разработкой теории идентификации, где это понятие стало одним из центральных. В сущности, определение этого понятия потребовалось для того, чтобы на его базе сформулировать определение осо­бой функциональной группы признаков, названных идентификационными.

Термин “идентификационный признак” был предложен Б. М. Комаринцем в его кандидатской диссертации “Криминалистическая идентификация огнестрельного оружия по стреляном гильзам” (1945). Он считал идентификационными признаками такие родовые и индивидуальные признаки идентифицируемого объекта, которые могут отобразиться на идентифицирующем объекте и поэтому привлекаются для идентификации[228]. Примерно так же он определял это понятие и в дальнейшем[229].

Точно отражая существо понятия, термин “идентификационный признак” сразу же стал широко использоваться в криминалистической литературе[230]. В процессе уточнения обозначаемого им понятия было констатировано, что идентификационные признаки “являются только частью признаков объекта, но именно той его частью, которая служит цели отождествления объекта”[231], и что, следовательно, “понятие признака шире понятия идентификационного признака”[232]. К идентификационным стали относиться лишь наиболее существенные признаки объекта[233] или “все те признаки материального объекта, которые могут оказаться существенными при отождествлении объекта”[234]. При этом оказалось, что определение понятия идентификационного признака требует четкого уяснения, какие признаки следует считать существенными.

В логике существенным принято считать признак, “который необходимо принадлежит предмету при всех условиях, без которого данный предмет существовать не может и который выражает коренную природу предмета и тем самым отличает его от предметов других видов и родов”[235]. Однако из этого следует, что это признак, позволяющий установить родовую принадлежность или родовое отличие предмета, но не характеризующий его индивидуальность, поскольку он необходимо присущ всем предметам данного рода или вида. Это дало основание Н. А. Селиванову утверждать, что применительно к идентификационным при­знакам деление их на существенные и несущественные утрачивает всякий смысл, ибо в качестве идентификационных используются любые признаки, “независимо от того, отражают они существенное в данном предмете или нет”[236].

Мы разделяем взгляды А. И. Винберга, который писал, что “Н. А. Селиванов ошибочно подменяет в своей аргументации понятие существенных для идентификации признаков понятием существенных признаков предмета, тогда как эти понятия не совпадают. В теории криминалистической идентификации важны не существенные признаки предмета, которые, как мы видели, рассматриваются как присущие роду, виду, классу, группе, а признаки, существенные для установления индивидуально-конкретного тождества. Здесь, очевидно, понятие существенного имеет иное значение: отличие именно данного конкретного объекта”[237].

Однако если Н. А. Селиванов не отрицал правильности термина “идентификационный признак” в свой критике содержания этого понятия, то Н. М. Зюскин высказал мнение, что этот термин “является неясным и двусмысленным, не отражающим существа вопроса”, ибо слово “при­знак”, по его мнению, “обязательно должно сопровождаться пояснением: признак чего — отдельного предмета или класса предметов”[238].

Представляется, что Н. М. Зюскин излишне усложнял вопрос. Если понимать идентификационный признак буквально, то есть как признак, служащий целям идентификации, то предлагаемое им уточнение не име­ет значения, ибо в число идентификационных признаков, как это будет показано далее, могут входить как признаки, присущие нескольким пред­метам, так и признаки отдельного предмета — в совокупности. Можно согласиться с З. И. Кирсановым, который считает, что “понятие идентификационного признака, как и понятие заданной совокупности, определяется задачей идентификации. Идентификационным признаком, по нашему мнению, является не всякое свойство объекта, а лишь такое, ко­торое, во-первых, обладает способностью в какой-либо мере выделять (отличать) данный объект из совокупности других объектов и, во-вторых, имеет качественную устойчивость, относительную неизменяемость, то есть это свойство объекта должно непрерывно существовать в пределах времени идентификации. Выделяющая способность признака состоит в том, что некоторое свойство, будучи присущим данному объекту, в то же время отсутствует у некоторой части (разрядка наша — Р. Б.) других объектов исходного множества”[239].

Здесь мы подошли к вопросу о том, как и чем характеризуются признаки в криминалистике, и в частности, идентификационные признаки, с точки зрения их функциональной роли в процессе идентификации, то есть, в сущности, к вопросу о классификациях признаков.