Понятие следа

ам представляется, что понятия “следы в широком смысле” и “следы в узком смысле” как ничего фактически не обозначающие и не наполненные конкретным однозначно понимаемым содержанием следует исключить из языка криминалистики и заменить терминами “следы преступления” и “следы отображения” (как один из видов следов преступления).

С гносеологической точки зрения следами преступления являются любые изменения среды, возникшие в результате совершения в этой среде преступления. По нашей классификации, эти изменения могут быть двух видов: идеальные (“отпечатки” события в сознании людей) и материальные (“отпечатки” события на предметах, изменения обстановки события). Механизм возникновения идеальных изменений и сами эти изменения, как мысленные образы в сознании людей — участников или посторонних наблюдателей события, являются объектом исследования криминалистики лишь отчасти, поскольку криминалистика черпает ос­новные данные об этих процессах из психологии (общей и судебной), физиологии и других наук о человеке. В полном объеме криминалистическими объектами являются материальные изменения среды, и именно они составляют содержание понятия “следы преступления”.

Следы преступления в большинстве случаев и понимаются криминалистами как любые материально-фиксированные изменения среды. И.Ф. Крылов пишет о них как “об изменениях, появляющихся на месте преступления, на жертве или на самом преступнике в результате воздействия последнего”[110]. В. С. Сорокин подразумевает под ними “всевоз­можные материальные изменения в окружающей обстановке, связанные с совершенным преступлением. Эти изменения могут выражаться в перемещении предметов или веществ, отсутствии или наличии их в определенном месте, потере или приобретении каких-либо свойств”[111]. В общей форме термин “следы преступления” раскрывается Б. И. Шевченко: “Для обозначения всех самых разнообразных материальных изменений, которые обязаны своим происхождением тем или иным действиям преступника, связанным с совершением преступления во всех его стадиях, пользуются в криминалистике обобщающим и охватывающим все эти изменения названием — следы преступления”[112]. По мнению И. И. Пророкова, следы преступления могут выражаться в виде исчезновения имевшихся ранее предметов или изменения их положения, появления новых предметов или веществ, изменения состояния отдельных предметов или их поверхностей в результате внешних воздействий[113].

Следы преступления могут быть классифицированы по различным основаниям. Поскольку их источником является преступление (отра­жаемый объект), состав которого служит основой для классификации в уголовном праве, нам представляется, что та же основа может быть избрана и для классификации следов преступления в криминалистике: следы кражи, следы убийства, следы разбоя и т. д. Более дробная классификация может быть осуществлена по способу совершения применительно к каждому виду преступления.

Содержание термина “след-отображение” раскрывается в литературе, в основном, однозначно. След-отображение — это отображение на одном материальном объекте внешнего строения другого материального объекта[114]. Несколько более расширенное понятие следа-отображения предлагает Г. Л. Грановский, который считает, что следы-отображения — это “явившиеся результатом действий и контактов, связанных с событиями преступления, материальные отображения признаков внешнего строения и иных свойств объектов, имеющих устойчивые внешние грани­цы”[115]. С нашей точки зрения, особой необходимости в таком расширите­льном толковании данного термина нет, ибо “иные свойства объектов”, о которых говорит Г. Л. Грановский, в конечном счете отображаются в среде через признаки внешнего строения, разумеется, влияя на механизм следообразования и через него на форму отображения признаков. Но след в этом понимании всегда остается отображением признаков внешнего строения, а каким отображением — адекватным или не адекватным оригиналу — не имеет значения для определения понятия.

Уточнение Г. Л. Грановского справедливо, если подходить к следу-от­ображению как к результату процесса отражения, то есть с гносеологической точки зрения, либо под углом зрения механизма следообразования, а не чисто терминологически. Действительно, если рассматривать след как конечный результат процесса отражения, то нельзя игнорировать механизм отражения, то есть те факторы, которые влияют на полноту, форму, особенности отражения в следе признаков внешнего строения объекта и определяют содержание и степень искажения отражения по сравнению с оригиналом. И. И. Пророков, поддерживая Г. Л. Грановского, отмечал, что “наряду с внешним строением в... следах находят известное отображение и некоторые иные свойства следообразующего объекта, а также условия и механизм самого следообразования”[116], однако тоже не указывал, что внешнее строение объекта играет роль средства отражения всех этих свойств и процессов[117].

С понятиями следов преступления и следов-отображений связан вопрос об объектах судебного следоведения, или трасологии. В литературе существуют две точки зрения по этому вопросу. Одна заключается в том, что объектами следоведения являются только следы-отображения. Такой позиции придерживались Г. Л. Грановский, Б. И. Шевченко и ряд других авторов[118]. “Не вызывает сомнений, — писал Г. Л. Грановский, — что к трасологии могут быть отнесены только те следы, в которых в той или иной мере отобразились признаки внешнего строения объекта. Следы, в которых отображаются другие свойства объектов (химический состав, температура и др.), к трасологии не относятся”[119]. По мнению Б. И. Шевченко, указание именно на эти следы позволяет определить трасологию “как отрасль криминалистической техники, изучающую процессы формирования следов, отображающих внешнее строение предметов живой и мертвой природы”[120]. Аналогичны взгляды на объекты трасологии Н. А. Селиванова и М. В. Салтевского[121].

И. Ф. Крылов, сторонник другой точки зрения, считал, что “ограни­чение содержания учения о следах лишь следами-отпечатками может повредить практике” и что учение о следах “должно включать в себя как учение собственно о следах (отображениях), так и учение об изменениях, проявляющихся на месте преступления, на жертве или на самом преступнике в результате воздействия последнего”[122], т. е. фактически усматривал различие между объектами следоведения и трасологии.

Аналогичную в основе позицию занимал И. И. Пророков. Он писал: “В учебниках криминалистики последних лет рассмотрение следов ограничивается только следами-отображениями, а соответствующая часть кри­миналистической техники называется трасологией. Исключение из числа изучаемых криминалистикой многих других следов, возникающих в связи с событием преступления, имеющих важное значение для его раскрытия и требующих для работы с ними применения средств и методов криминалистической техники, не может быть оправдано. Содержание судебного следоведения значительно шире трасологии. Охватывая сведения как о всех следах, относящихся к области трасологии, так и о ряде других, судебное следоведение в большей степени отвечает задачам раскрытия и расследования преступлений”[123].

Нам представляется, что нет необходимости усматривать различие между следоведением и трасологией по кругу изучаемых объектов. И. И. Пророков расширял этот круг применительно к следоведению за счет следообразующих объектов и предметов-носителей следов. Но и те и другие представляют интерес лишь с точки зрения изучения следов-от­ображений и в этом плане, естественно, изучаются трасологией, как ее понимают Г. Л. Грановский, Б. И. Шевченко и другие сторонники изложенной позиции. Когда мы говорим, что объектами трасологии являются не все следы преступления, а лишь следы-отображения, мы делаем акцент на главном, ибо предмет-носитель следа и следообразующий объект служат лишь средством познания следа-отображения и механизма его возникновения, а при решении экспертных задач — это объекты не научного познания, а практической деятельности, в которой их роль зависит от содержания экспертного задания. Понимание трасологии как отрасли криминалистики, объектами которой являются следы-отобра­жения, вовсе не означает, иными словами, исключения из ее сферы предметов, субстанционально или причинно связанных с этими следами. Нам кажется, что это обстоятельство не дает оснований усматривать различия между содержанием терминов “следоведение” и “трасология”, что может породить только путаницу как в науке, так и в практике. На наш взгляд, эти термины по содержанию идентичны.

Изложенное не позволяет нам согласиться с позицией И. И. Пророкова, который считал объектами следоведения все предметы и вещества, являющиеся следами преступления, по тому признаку, что “первичная работа с этими следами на месте преступления составляет задачу криминалиста, и потому они включаются в предмет судебного следоведения”[124]. При таком понимании объектов следоведения последнее, по существу, должно поглотить всю криминалистическую технику и, пожалуй, значительную часть тактики, которой, как известно, также не чужда работа со следами преступления.