Методы оптимальных решений 1 страница

В гносеологии познавательное отношение традиционно рассматривается в единстве трёх сторон (элементов): субъекта, объекта и средств познания.

В рамках классической рациональности субъект-объектная связь не проблематизируется, определяется как прямое и достаточно адекватное отражение субъектом свойств объекта. Неклассика (например, в лице квантовой физики) обосновывает положение о неустранимом влиянии средств исследования (в частности, приборов) на поведение объекта (элементарной частицы).

Неонеклассика утверждает не только зависимость познания от средств освоения предметности, но и демонстрирует детерминирующее влияние особенностей субъекта (прежде всего, его ценностных ориентаций) на постановку целей, выбор инструментария исследования.[344]

Анализ познавательного отношения в гуманитарной психологии целесообразно начать с рассмотрения его сторон.

В гносеологии субъект есть носитель познавательного активизма: хотения, веления, целеполагания. Как показывает В.В. Ильин, существовавшие в истории философии трактовки субъекта в духе антропологизма, трансцендентализма, социологизма, историзма нуждаются в объединении на основе синтеза сильных сторон каждой позиции[345]. На наш взгляд, такой синтез не может быть равномерным в различных областях знания. В естественных науках субъект познания “ближе” к полюсу трансцендентализма, что обуславливается более строгим, по сравнению с гуманитаристикой, языком этих наук, спецификой объекта, данным во внешнем опыте. Субъект гуманитарного познания в большей степени уникален, незаменим, на его исследовательской деятельности сильнее сказывается влияние ценностных установок, жизненного опыта. В этом смысле гуманитарное знание сходно с философией, история которой есть не только история идей, но и история отдельных мыслителей. Философ стремится к самовыражению, отстаивает собственную жизненную позицию, часто нарушая при этом законы логики, опирается не только на дискурс, но и на интуицию.

Однако, гипертрофия уникальности субъекта познания чревата развалом гносеологии: полное отсутствие идентичности между конкретными познавателями ведет к невозможности единой науки. Поэтому уникальность субъекта должна иметь границы, последние задаются общностью культуры, языка, общечеловеческими ценностями, единством материального мира.

Таким образом, субъект познания в гуманитарной психологии и уникален, и трансцендентален (универсален). Уникальность детерминируется вариациями индивидуального жизненного опыта, универсальность – языком, культурой.

Выше отмечалось, что единство гуманитарного психологического знания задается определенным философским образом человека. В основе последнего лежат ценностные установки, приобщенность к которым делает субъекта познания гуманитарной психологии отличным от иных (например, ориентированных на естественнонаучную парадигму) исследователей. Поэтому субъект гуманитарной психологии является, прежде всего, носителем определенных ценностных ориентаций, философской концепции человека. Неонеклассический подход совпадает с гуманитарным именно в пункте признания ценностной ангажированности субъекта, который не может трактоваться как беспристрастный, нейтральный познаватель. Гуманитарно ориентированные психологи акцентируют необходимость наличия сострадания, сопереживания в отношениях врача и пациента, консультанта и клиента. Эмпатическая пристрастность является важнейшим условием не только эффективной психотерапии, но и условием адекватного познания личности исследуемого, поскольку позволяет увидеть личность клиента сквозь призму потенций положительного развития.

Другая важная черта неонеклассической рациональности состоит в приоритете конструктивно-проективного видения мира перед дескриптивным. Как отмечает В.В. Ильин, “важен не мир сам по себе, а проект мира,…интересно не то, что существует в бытии безотносительно к человеку, а то, что требуется человеку, существующему в бытии…”[346]. Неразрывная связь гуманитарной психологии с психопрактикой, направленной на позитивную трансформацию личности, превращает субъекта в носителя не только познавательного, но и практически-преобразовательного активизма[347].

В целом адекватное понимание субъекта познания в гуманитарной психологии проходит через признание его производности от субъекта жизнедеятельности: первый есть лишь одна из ипостасей второго. Субъект жизнедеятельности выступает как целостный, многоплановый индивид, как носитель мировоззрения, на основе которого формируются ценностные ориентации субъекта познания.

Традиционный подход к объекту как к реальности, существующей вне и независимо от сознания, в области гуманитарной психологии сталкивается с известными трудностями, обусловленными следующими обстоятельствами: во-первых, наличием со стороны объекта встречного познавательного активизма, который направляется как на личность исследователя, так и на внутренний мир исследуемого: клиент обращается к консультанту не для того, чтобы тот его понял, а чтобы понять самого себя с помощью консультанта; во-вторых, объект гуманитарной психологии способен изменять свою природу (сознание, поведение) в зависимости от того, что утверждает о нем консультант.

С другой стороны, неотчуждаемое от научного познания требование объективности оправдывает себя в гуманитарной психологии при более глубоком рассмотрении познавательного отношения. В ситуации самоанализа, которая может рассматриваться в качестве “элементарной клеточки” познавательного отношения (при этом субъект и объект объединяются в одном лице), освоение субъективной реальности должно опосредоваться чем-то объективным, подверженным рациональному освоению. В “Толковании сновидений” З. Фрейд исследует собственные сновидения, переведенные в вербальную форму, т.е. в уже объективированном, доступном интерсубъективному рассмотрению, виде. Таким образом, познавательное отношение приобретает следующую конфигурацию: С(п)®О®С(ж), где С(п) — субъект познания, С(ж) — субъект жизнедеятельности, О — объективации субъекта жизнедеятельности, стрелки обозначают направленность познавательной активности субъекта познания.

Таким образом, введение различия между субъектом познания и субъектом жизнедеятельности позволяет сделать вывод, что именно последний как целостный, многомерный индивид является объектом гуманитарного психологического знания.

В различных направлениях гуманитарной психологии структура субъекта жизнедеятельности трактуется по-разному. В классическом психоанализе постулируется наличие таких инстанций, как Эго, Супер-Эго, Оно. В “аналитической психологии” К.Г. Юнга вводятся понятия “Самости”, “Тени”, “Персоны”. В христианской психологии вводится представление о “духовном Я” индивида. В концепции Ж. Лакана используется концепт “субъекта бессознательного”, “ответственного” за порождение и смену означающих. Общее между различными трактовками субъекта жизнедеятельности состоит в том, что внутри него выделяются два слоя: глубинный, подлежащий кропотливому исследованию, и поверхностный, данный в самосознании. Именно первый слой выступает в качестве фундаментального (но не единственного) объекта познания в гуманитарной психологии

Дальнейшая конкретизация представлений об объекте предполагает выделение предмета познания. Последний конституируется при рассмотрении объекта с определенных мировоззренческих позиций, имманентных гуманитарной психологии. В отличие от интроспекционизма и когнитивной психологии, рассматривающих индивида изолированно от социального окружения, как некую монаду, субъектоцентричная психология изучает его как погружённого в со-бытие-с-другими. Уже в психоанализе личность исследуется через взаимоотношения со “значимыми другими”, прежде всего, в контексте триады: ребёнок – мать – отец. В неофрейдизме и гуманистической психологии внимание к социальному окружению заметно усиливается.[348] С другой стороны, индивид понимается гуманитарно-ориентированными психологами как целостное, духовно-телесное существо. Такое видение противостоит редукционистским взглядам, сводящим человека либо к его поведению (бихевиоризм), либо к когнитивным структурам психики (когнитивная психология). Таким образом, для гуманитарного подхода характерно целостное, холистическое видение своего объекта.

Другая важная черта предметной специфики индивидоцентричного психологического знания состоит в эволюционно-историческом взгляде на человека как на развивающееся существо, способное творить само себя. Интерес к “жизненной истории” пациента, впервые заявивший о себе в психоанализе, дополняется “проективным” видением в гуманистической психологии. В бихевиоризме Б. Скиннера человек может изменить свое поведение (но не душу!) через переучивание, слом застарелых привычек, тогда как гуманистическая психотерапия открывает возможность для кардинальной трансформации всей личности.

В-третьих, гуманитарно-ориентированный психолог основное внимание уделяет изучению души, внутреннего мира личности: всякий поведенческий акт – от непроизвольного движения до поступка – рассматривается как производный от ментальных процессов, как их манифестация. В рамках вещно-натуралистического подхода сознание, душа либо отвергаются совсем (классический и скиннеровский варианты бихевиоризма), либо редуцируются к когнитивным компонентам (когнитивная психология, необихевиоризм К. Халла). Это качество гуманитарной психологии можно обозначить как феноменологическую ориентацию.

Таким образом, предметное своеобразие гуманитарной ориентации в психологии, в отличие от естественнонаучной, состоит в холистическом, эволюционно-историческом, проективно-нормативном, феноменологическом видении своего объекта. Такое видение предполагает использование соответствующих методов познания.

Субъектоцентричной психологии присуща также ориентация на решение конкретных проблем живых людей, тогда как получение нового знания оказывается если и не второстепенной, то вторичной задачей. В тех направлениях, в которых такая ориентация проявляется наиболее ярко[349], теоретический компонент выражен слабо, вплоть до редукции к нескольким базовым принципам, превалирует описательное, “рецептурное” знание. В отношении такого рода знания наиболее адекватным будет проблемный подход, т.е. рассмотрение знания в качестве центрированного на описании, объяснении и решении ряда типичных проблем. Соответственно, предметом гуманитарной психологии окажутся жизненно важные, экзистенциальные проблемы-трудности, с которыми сталкивается рядовой человек, а сама она предстанет как знаниео причинах возникновения, о сущности и проявлениях, о путях преодоления таких проблем.

С другой стороны, среди направлений гуманитарной ориентации есть такие, в которых абстрактно-теоретические построения характеризуются масштабностью, всеобъемлемостью и глубиной. Таков, прежде всего, психоанализ, опирающийся на собственную философию, разрабатывающий детальные представления о природе человека, структуре личности и психики, о механизмах функционирования сознания и бессознательного. Во всём психоанализ способен найти свой интерес: от бреда шизофреника до гениальных произведений искусства, от оговорки случайного прохожего до столкновений между народами и государствами. Психоаналитический метод позволяет объяснить практически всё, относящееся к миру человеческого, поэтому предметная область психоанализа и гомологичных ему направлений представляется предельно широкой: сущность человека, структура психики и закономерности её функционирования, пути генезиса сознания и личностных структур, природа художественного творчества и причины возникновения религии и т. д.[350] Предмет психоанализа не только покрывает предметную область психологии, но далеко простирается за её пределы.[351]

Резюмируя вышесказанное о предметном своеобразии гуманитарной парадигмы в психологии, можно заключить: имея в качестве непосредственного объекта целостного человека, погруженного в стихию повседневности социального бытия, гуманитарная психология ставит себе задачей решение экзистенциальных, смысложизненных проблем индивида и является знанием как об этих проблемах, так и о наиболее важных, сущностных качествах человека, о его истинной природе и предназначении, о “человеческом” в человеке.

Таким образом, предметная область субъектоцентричной психологии синтетична: на философском уровне она включает знания о природе человека, не поддающиеся строгому научному обоснованию; теоретический уровень состоит из знаний, традиционно относимых к ведению психологии (структура психики, психические процессы и механизмы, мотивы, потребности, эмоции и мн. др.); прикладной уровень формируется из проблемно-ориентированного, феноменалистского, эмпирического знания, получаемого в сфере психотерапии и психопрактики.

Дальнейшему прояснению специфики познавательного отношения в гуманитарной психологии содействует анализ инструментария познания, в котором важнейшее место принадлежит таким концептуальным средствам, как язык и методы науки.

Категориально-понятийный строй в значительной мере задаёт видение объекта исследования, тем самым участвуя в формировании представлений о предмете. Любая дисциплина, претендующая на научность, стремится выработать собственный язык, ввести в познавательный арсенал только ей присущие, оригинальные понятия[352].

Субъектоцентричная психология обладает достаточно развитой категориально-понятийной сеткой, сквозь призму которой ей удаётся выявить в человеческом бытии нечто особенное, невидимое через “очки” академической психологии, с одной стороны, и философской антропологии – с другой. Категориальный строй персоналистической психологии создаёт возможность для раскрытия важных гуманитарных инвариантов, относящихся, по меньшей мере, к бытию человека современной западной культуры. Основные теоретические конструкты фиксируют и обобщают эмпирически наблюдаемые феномены, обнаруживаемые в клинической практике, в процессе психотерапии, в повседневной жизни, а также посредством самонаблюдения.

Основным, наиболее фундаментальным понятием, позволяющим специфицировать, маркировать гуманитарный подход в психологии, является понятие “личностного роста”, свойственное только данной науке. У З. Фрейда оно присутствует имлицитно в тех местах его произведений, где речь идёт об эмансипирующей функции терапии, позволяющей сделать ужасную жизнь невротика терпимой и сносной. В глубинной психологии К.- Г. Юнга вводится понятие “индивидуации”, понимаемое как “становление собой”. Для В. Райха личностный рост отождествляется с постепенным рассасыванием “физического” и “психического” “панциря”. У А. Маслоу появляются понятия “самоактуализации” и “самотрансценденции”.[353] В осуществлении личностного роста кроется не только цель гуманитарно-ориентированной психотерапии, но и конечный смысл самой гуманитарной психологии.

Личностный рост предстаёт как процесс увеличения автономии, свободы индивида, как нахождение им своего подлинного Я, как приятие себя и мира, как позитивная направленность на созидание, как утверждение субъективного ощущения счастья и полноты жизни. Личностный рост может быть количественно измерен при помощи стандартных психометрических методик.[354]

Другим фундаментальным представлением субъектоцентричной психологии является категория “самости”, впервые получившая обоснование в глубинной психологии. К.-Г. Юнг считал, что идея “самости” есть “трансцендентный постулат, недоказуемый научно”[355]. Самость выступает, с одной стороны, как виртуальный центр личности, причина и источник индивидуации, побуждающая человека к развитию. Это “бессознательная самость”. С другой стороны, есть “самость сознательная”, выступающая как цель, как идеальный итог индивидуации.[356]

В теории К. Роджерса вместо понятия “самости” используется термин “Я-концепция”. “Я-концепция” суть образующееся в детстве в процессе дифференциации феноменального поля сознания представление индивида о самом себе. Я-концепция распадается на Я-идеальное (тот образ Я, к которому человек стремится), Я-реальное (то, что человек думает о себе в настоящий момент), Я-воспоминание (то, каким человек представляет себя в прошлом), Я-зеркальное (мнение человека о том, как его воспринимают другие). В отличие от юнговской “самости”, не поддающейся полному осознанию и артикуляции, Я-концепция может быть измерена, для чего был разработан метод Q-сортировки.[357]

Наиболее важным нормативным, ценностно заряженным представлением следует считать образ, модель “совершенной личности”, описываемую такими категориями, как “полноценно функционирующий человек” (К. Роджерс), “самоактуализирующаяся личность” (А. Маслоу). Нормативность этого образа проявляется в том, что в своём содержании он ориентирован на современную западную культуру, отражает господствующие в сегодняшнем обществе либерально-демократические ценности. Согласно Роджерсу, “полноценно функционирующий человек” должен обладать пятью основными чертами: открытостью переживаниям, экзистенциальным образом жизни, организмическим доверием, эмпирической свободой, креативностью.[358]

Наряду с вышеотмеченными фундаментальными понятиями в гуманитарной психологии присутствуют производные от них или их дополняющие и конкретизирующие термины, большинство из которых специфичны для одного-двух направлений. К числу таких терминов можно отнести следующие: конгруэнтность (К. Роджерс), защитные механизмы (З. Фрейд, К. Роджерс), дефициентные и бытийные потребности, пиковые переживания (А. Маслоу), Эго (З. Фрейд, К.-Г. Юнг), Тень и Персона (К.- Г. Юнг), личность и сущность (Г. Гурджиев), стиль жизни (А. Адлер), смысл и сверх-смысл (В. Франкл) и др.

Общими для всех школ гуманитарной ориентации являются категории, обслуживающие процесс терапевтического взаимодействия: терапевт, пациент, консультант, клиент, успех терапии, условия успешной терапии, цель терапии, сопротивление, инсайт, эмпатия, помогающие отношения и др.

Субъектоцентричная психология вполне свободно и правомерно оперирует понятиями, заимствуемыми из академической психологии, психиатрии, философии, религии, зачастую обогащая и даже трансформируя содержание “одолженных” терминов.[359]

На наш взгляд, следует обратить внимание на такую черту языка гуманитарной психологии, как метафоричность, проявляющуюся в использовании ёмких антрпоморфных образов, аналогий из обыденной жизни, мифологических сюжетов. Упрёки в мифотворчестве адресовались ещё З. Фрейду, справедливыми их можно признать и по отношению к К.-Г. Юнгу, В. Райху, С. Грофу, христианской психологии. Мифологизация языка, предполагающая его трансформацию в сторону образности, метафоричности, метонимичности, драматичности, делает теоретические конструкты более понятными пациентам (клиентам, вообще непрофессионалам), тем самым увеличивая эффективность психотерапии. Метафоры переносят смысл с первичного(знакомого) на вторичное(незнакомое), связывают конкретное с абстрактным, поэтому незаменимы при общении пациента и врача, клиента и консультанта[360]. Необходимость использования образных ресурсов языка обуславливается особом характером субъектоцентричной психологии, в которой объективное описание и объяснение подчинены задаче личностной трансформации, а познание осуществляется в ходе диалогического общения двух субъектов, каждый из которых должен понимать другого.[361]

В целом, язык гуманитарной психологии характеризуется нормативностью (использование прескрипций), аксиологичностью (ценностная нагруженность понятий), метафоричностью (использование образов, аналогий, метафор). К нему предъявляются такие требования, как быть “понятным”(для пациента, клиента) и одновременно“богатым”, способным уловить тонкие нюансы жизни. В определенной мере эти требования противоречат условиям однозначности, точности, традиционно предъявляемым к рафинированным языкам науки, но оказываются имманентно присущими философской герменевтике. Так, например, Г.Г. Гадамер полагает, что понятия философии должны быть достаточно расплывчатыми, нечёткими, поскольку их жесткость и строгость противоречит амбивалентности человеческой жизни, чревата “внедрением в жизнь” понятных и правильных идей.

Специфика методологии гуманитарного познания традиционно усматривается в своеобразии процедуры понимания, противостоящей объяснению. Последнее получает негативную оценку как “овеществляющее”, “омертвляющее”, выхолащивающее уникально-личностное – таков лейтмотив рассуждений сторонников “герменевтического метода”, начиная от В. Дильтея и Г. Зиммеля и заканчивая М.М. Бахтиным и Г.Г. Гадамером. На наш взгляд, противопоставление “понимающей” и “объяснительной” стратегий познавательного поиска малоплодотворно, поскольку абсолютизация любой из них чревата серьёзными негативными последствиями эпистемологического характера. Возведение на “пьедестал” объяснительной методологии в области человековедения приводит к господству редукционизма, незаконному сведению сложного к простому, элиминации экзистенциально-значимого. Однобокий акцент на понимании выливается в стремление объять необъятное, т.е. понять человеческую личность во всей полноте, глубине, неоднозначности, что, в конечном счёте, ведёт к превращению гуманитарного знания в подобие искусства, несистематизированную суммацию индивидуального и неповторимого.

Современное гуманитарное знание, несмотря на известную эпистемологическую незавершённость собственного “портрета”, вполне успешно существует, гармонично сочетая абстрактное с конкретным, общее и типическое с уникальным, объяснение с пониманием, нахождение причинных зависимостей с освоением смысловых пространств индивидов. Достигается это, прежде всего, за счёт сложносистемной, иерархической организации гуманитарного знания, на каждом уровне которого “работают” особенные, адекватные именно данному уровню способы и приёмы познания. В рамках таким образом организованного знания понимание и объяснение уже не противостоят друг другу как навеки разделённые полюса, а взаимодополняют и взаимодействуют друг с другом.

Основной методологической процедурой исходного, эмпирического уровня гуманитарной психологии является понимание, получающее рациональное, вербальное оформление в виде интерпретации. По сравнению с интерпретацией понимание оказывается более широкой, универсальной процедурой, пронизывающей все сферы человеческой жизнедеятельности. Понимание заключает в себе моменты загадочности, неоднозначности, наличие которых не позволяет его полностью рационализировать.

Интерпретация выступает и как результат, рациональное оформление и завершение понимания, и как предварительное условие понимания в тех случаях, когда спонтанное понимание затруднено. В общем виде процесс познания развёртывается как движение от пред-понимания к глубокому и полному пониманию, как переход от поверхностных интерпретаций к интерпретациям более точным и адекватным. Благодаря интерпретации происходит конституирование фактов гуманитарно-ориентированного психологического знания, их вписывание в контекст теории. Интерпретация есть связующее звено между реальностью и теорией, поскольку она имеет дело как с единичным (события жизни), так и с общим (язык теории). Фактами субъектосодержащего психологического знания могут стать любые проявления человеческой деятельности, если они проинтерпретированы.

Интерпретативная деятельность гуманитарного психолога подчиняется принципам герменевтического толкования текстов. Наиболее фундаментальный из них фиксируется правилом “герменевтического круга”, предполагающим необходимость вовлечения в аналитическую работу психолога всей жизненной истории пациента, всего богатства его внутреннего мира. Другим важнейшим условием работы исследователя, обеспечивающим надёжный заслон догматизму, является принцип плюрализма (конфликта) интерпретаций, ни одна из которых не может быть признана окончательной и совершенной. Выбор между конкурирующими интерпретациями осуществляется как на основе “филологических” критериев, к которым можно отнести требования глубины, полноты, красоты, эвристичности, непротиворечивости, обоснованности, самосогласованности, так и на базе “психологических” критериев: принятие интерпретации пациентом, инсайты пациента, прагматическая значимость интерпретации, способность интерпретации обеспечить успех терапии.

Объектом интерпретативной деятельности психолога могут стать любые манифестации человеческой субъективности: мимика, жесты, речь, сновидения, рисунки, поступки, чувства, потаённые желания и страхи, воспоминания, фантазии и т.п. Задачей толкования является углубление понимания, трактуемое по-разному в различных школах гуманитарной психологии. Например, основная максима психоанализа может быть сформулирована так: “Понять пациента, прорываясь сквозь сопротивления и защиты, лучше, чем он сам себя понимал”. Цель психоаналитической интерпретации – вскрыть динамику бессознательного, найти потаённый душевный конфликт или тайное желание. В гуманистической психологии задача понимания связана с переходом с феноменального поля сознания к эссенциальным компонентам психики, поэтому императив психотерапевтической деятельности можно сформулировать так: “Помочь клиенту углубить своё знание о себе, встретиться с собственной самостью”. В самом общем виде интерпретация продвигается от формы к содержанию, от явления к сущности, последняя может трактоваться как “самость”, “подлинное Я”, “бессознательное”, “загадочное желание” и др.

Следует отметить, что интерпретативная деятельность гуманитария в значительной степени созвучна, гомологична аналогичной работе естествоведа. Так, например, физик, наблюдающий природные явления или проводящий эксперимент, так же, как и гуманитарий, интерпретирует полученные результаты в свете определённой теории. При этом, как указывает И. Лакатос, теорию можно модифицировать так, что она будет в состоянии успешно объяснить все явления, относящиеся к её предметной области.[362] Неудивительна поэтому судьба психоанализа, оказывающегося в состоянии объяснить весь спектр психологических феноменов и справиться с любой критикой в свой адрес, тем самым доказывая вновь и вновь свою жизненность. Отсюда ясно, что наиболее эффективным средством против догматизма в любой науке является конкуренция теорий, их амплификация и пролиферация.

В рамках гуманитарной парадигмы в психологии теоретизирование осуществляется по сходной колее, накатанной естествознанием, т.е. связанной с подведением частного под общее, созиданием идеально-типических моделей, выведением номологических связей. Однако, в отличие от натуралистики в её классическом, ньютоно-картезианском варианте, концептуализация в индивидоцентричной психологии не подчиняется жёстким, однозначным и прямолинейным законам традиционной, аристотелевой логики. Язык классической логики оказывается здесь неприемлемым по причине неадекватности по отношению к отображаемой в теории реальности. Если закон гравитации обладает всеобщностью в приложении ко всем телам, наделенным массой, то законоподобные связи, фиксируемые гуманитарными психологами, вполне допускают исключения, зачастую не поддающиеся однозначным и чётким толкованиям. Происходит это, прежде всего, в силу сложноорганизованности человеческого индивида, которому присущи черты сознательности, самостийности, свободного воления, жизнедеятельность которого нередко направляется эмоциями, чувствами, предубеждениями, привычками, а потому не укладывается в прокрустово ложе аристотелевой логики. Отсюда вытекает невозможность ясных и однозначных предсказаний, точных и эффективных рецептов решения проблем.

На теоретическом уровне субъектоцентричного психологического знания представляется предпочтительным использование средств неклассических (модальной, вероятностной, нечёткой, диалектической) логик, в большей мере соответствующих задачам концептуализации феноменов человеческого бытия. Так, например, К. Роджерс, формулируя номотетические гипотезы о природе человека, вместо слова “все”, которому в классической логике предикатов соответствует квантор всеобщности, использует термин “большинство”, показывающий, что множество людей, к которому относится номологическое утверждение, следует рассматривать как нечёткое множество.[363]

Исходя из того, что нижним порогом научной рациональности является выраженность знания в естественном языке,[364] исследовательская деятельность гуманитарного психолога, стремясь быть как можно более адекватной предмету и в то же время оставаясь научной и рациональной, находит в естественном языке предел своего осуществления и кристаллизации. Именно естественный язык, богатый неоднозначностями, смысловыми нюансами и оттенками, допускающий гиперболы, метафоры, аналогии, замещения и пр., вполне способен с наибольшей возможной для науки степенью адекватности, недоступной рафинированному языку натуралистики и, тем более, формализованным языкам, отразить и выразить полноту человеческой жизнедеятельности.

Наиболее рельефно противоположность между натуралистической и гуманитарной психологией проявляется в отношении к методу эксперимента. Как известно, в естествознании эксперимент движим целью выявления сущности какого-либо явления в наиболее рафинированном, очищенном от случайности виде, для чего исследуемый объект помещается в искусственные, далёкие от реальности условия. Помещение в такие условия человека чревато не только серьёзными этическими проблемами, но и чисто научными трудностями. Психологические эксперименты зачастую плодят артефакты, появление которых обусловлено тем, что объект экспериментирования наделён сознанием и свободой выбора, зависим от настроения и желания соответствовать социальным нормам, испытывает эмоции и строит гипотезы о сущности проводимого с ним исследования.[365]