КНИГА ТРЕТЬЯ 4 страница

однако теория "эротической революции" в рядах защитниц женских прав много раз побеждала там, где совершенно ясно, если и должна была проявиться типообразующая и формирующая сила женщины, то именно здесь. Слова "уважающая себя женщина не может вступить в законный брак" (Анита Аугспург) можно рассматривать как евангелие эротической программы. Настаивая на "ценности личности" и "самоопределении", потерявшие рассудок женщины отказываются от последней защиты своего пола, разрушают естественную форму, которая обеспечивает им и их детям надежную жизнь. Эмансипированная женщина помогает себе тем, что требует, чтобы о рожденных детях просто заботилось государство. Какое государство? Разве оно является заведением, которое должно обеспечивать половую распущенность? И здесь особо ярко проявляется идея отрицания долга у себя и требование его у других. Этим признается, что государственной идеи для настоящей "эмансипированной" особы вообще не существует. Потому что без понятия долга длительное существование государства немыслимо. Поборница женских прав проклинает брак как проституцию, но если вместо мужчины платит "государство", что это меняет в данном деле?

Если мужчина только субъективен, то есть думает безотносительно к обществу, то это, в конце концов, его дело. Он переходит от одной женщины к другой, развлекается в соответствии со своими силами, расплачиваться же должна женщина, если она остается беременной. Это неизбежное последствие теории эмансипации часто вызывает появление на лбу морщин. Тщательно продумав это, потребовали тогда "совершенно энергичных условий" для полигамного мужчины, который, вероятно, и в самом деле мог прийти к мысли испытать несколько свободных браков (Рут Бре). Но на этом, таким образом, "свободная любовь" должна была снова закончиться. Женщина должна предоставить мужчине необходимую степень радости любви.

Другие "эмансипированные" нашли, как известно, лучший выход: аборт, если предохранение не помогло. "Издалека заманчиво подмигивает время, когда науке удастся найти безвредные средства для уничтожения зародыша жизни. ... Радостная перспектива для всех тех, кто не одержим rage du nombre". Так писала дама Штекер в "Защите матери".

Этот полный страсти крик пророчицы имеет, конечно, и свою "научную" основу. Что касается аборта, то считают, что он наказуем только благодаря мужскому государству. Совсем иначе бы было в "женском государстве". Там женщине сразу же дали бы разрешение на уничтожение зародившейся жизни. Это тоже должно относиться к

правам, к физической свободе женщины. (С гордостью отмечается, что кантон Базеля аборт уже разрешил). Эти ученые в области раскрепощения женщин вместе со своими восторженными последователями снова, таким образом, выступают единым фронтом со всей нацеленной на разложение и уничтожение нашей расы политикой демократии и марксизма. Из права на абсолютную личную свободу неизбежно вытекает отказ от расовых барьеров. "Эмансипированная" может воспользоваться правом общения с неграми, евреями, китайцами. Женщина, призванная хранительница расы, благодаря эмансипации занимается уничтожением всех основ народности.

У настоящих "эмансипированных" при всех их рассуждениях, наряду с отсутствием понятия чести и долга, отсутствует также почти всякое нравственное обязательство. Они знают только идеи и понятия "развития", "соотношения сил", "перераспределения", а необходимую противоположность идеи развития, идею "вырождения" они почти совсем не знают. Поэтому они говорят очень равнодушно о том, что при усилении стремлений к "женскому государству", наряду с женской проституцией будет иметь место и мужская (вместе с мужскими борделями). То, что это не сможет достигнуть большого размаха - из-за физической отсталости мужчины по сравнению со способностями женщины - расценивается как прекрасный знак наступающего великолепия.

Другая сильная группа эмансипированных (фрейлейн Эльбертскирхен, фрау Майзель-Гес, Аугспург и т.д.), конечно, борются с проституцией, но не столько по общим нравственным причинам, сколько для того, чтобы гарантировать обеспеченность в течение жизни и другим женщинам. Насколько борьба этой группы бесчестна, видно уже из того, что она не хочет признать для себя брачные узы (единственно возможный вывод), а пользуется всю жизнь "свободной" любовью. Определенное предчувствие состояния в будущем желанного женского государства дают нам известные центры наших крупных городов с демократическим управлением. Изнеженные семенящие мужички в лаковых ботинках и лиловых чулках, с лентами на рукавах, с изящными кольцами на пальцах, с подведенными голубыми глазами и красными ноздрями, это "типы", которые в будущем "женском государстве" должны стать всеобщим явлением. Истинные и последовательные эмансипированные рассматривают все это не как падение и вырождение, а как "колебание маятника" от ненавистного мужского государства к женскому раю, как необходимость исторического развития. В результате происходит отказ от разницы в оценке, каждый ублюдок, каждый кретин может, надувшись от гордости, рассматривать себя как

необходимого члена человеческого общества и пользоваться правом на свободную деятельность и равноправие.

Теперь перед лицом современного социального положения предотвращение рождения, например, понимается как поступок, совершаемый в отчаянии. Но одно дело способствовать гибели народа, а другое со всей страстью воли стремиться к государственной власти, которая ставит целью устранение коррумпирующих всех нас предпосылок этого жалкого состояния. Первое означает расовый и культурный закат, второе - возможность спасения для женщины и мужчины, для всего народа.

Мужчину перед лицом современного положения совершенно не следует защищать. Напротив, он в первую очередь виноват в сегодняшнем кризисе жизни. Но его вина лежит совсем не там, где ее ищут эмансипированные! Преступление мужчин заключается в том, что они перестали быть мужчинами, поэтому и женщина часто переставала быть женщиной. Прежняя религиозная вера мужчины рассыпалась, его научные понятия стали нестойкими, поэтому он и растерял типо- и стилеобразующую силу во всех областях. Поэтому "женщина" ухватилась за государственный штурвал как "амазонка" с одной стороны, поэтому она потребовала эротической анархии как "эмансипированная" с другой стороны. В обоих случаях она не освободилась от мужского государства, а только предала честь своего собственного пола.

У восточных народов была очень распространена религиозная проституция. Священнослужители нигде не отказывали себе в этом удовольствии и благочестивые вавилонянки и египтянки - тоже. Достаточно проследить, например, историю богини Астарты, чтобы по преобразованию этого божества прочитать закат народа. Сначала она была девственной богиней охоты, даже войны. Затем она слыла королевой неба, богиней заднего прохода, богиней любви и плодородия. Под финикийским влиянием она стала духом защиты "религиозной" проституции, пока, наконец, не стала символом сексуальной анархии. Это означало конец Вавилона как государства и типа.

Тот, кто мог бы отвратить европейское падение, должен окончательно избавиться от либеральных, разлагающих государство взглядов и собрать все силы, мужчин и женщин, на предоставленных им территориях под лозунгом: защита расы, народная сила, государственное подчинение.

Конструктивный мужнина и лирическая женщина. — Богиня Фрейя. — Задача женщины: единство и сохранение расы. — Эмансипация женщины от женской эмансипации. Не нивелирование, а органичное разграничение.

Оценки ценности женщины в вышестоящих рассуждениях сделано, конечно, не было. И все-таки для воспитания нового поколения людей с немецким сознанием решающим является понимание того, что мужчина к миру и жизни подходит изобретательно, формирующе (структурно) и обобщающе (синтетически), женщина же лирически. Пусть средний мужчина в обычной жизни и не всегда обнаруживает структурные возможности, остается факт, что великие государственные учреждения, правовые кодексы, типообразующие союзы политического, военного, церковного характера, широкие философские и творческие системы, симфонии, драмы и культовые сооружения все без исключения, пока существует человечество, были созданы синтетическим духом мужчины. Женщина же представляет мир, который по своей красоте и своеобразию не уступает миру мужчины, а равным образом ему противостоит. "Амазонкоподобная" эмансипированная виновата в том, что женщина начинает терять уважение к своей сущности и присваивать ценности мужчин. Это означает духовное разрушение, перемагничивание женской природы, которая и сейчас продолжает свою мятущуюся жизнь так же, как и "современная" мужская, которая вместо того, чтобы заботиться о структуре и синтетике бытия начала молиться идолу гуманности, любви к людям, пацифизму, освобождению рабов и т.д. Заблуждаются и те, кто рассматривает это как переходный период. Женщина благодаря движению "эмансипации" не стала структурной, а стала только интеллектуальной (как "амазонка") или чисто эротической (как представительница сексуальной революции). В обоих случаях она утратила свое самое существенное содержание и не достигла тем не менее мужской сущности. То же касается - наоборот -"эмансипированного" мужчины.

С точки зрения женщины государство, правовой кодекс, науку, философию можно рассматривать как нечто внешнее. К чему тогда вечные формы, схемы, сознание? Не величественнее, не красивее ли стихийное, инстинктивное для глубокого восприятия? Нужны ли каждый раз дела для доказательства души? И не появились ли эти формы и дела мужчин из атмосферы личного женского, формы и дела, которые без женщин бы и не осуществились?

Жизнь - это бытие и становление, сознание и подсознание одновременно. В своем вечном становлении мужчина стремится путем формирования идей и делами создать бытие, пытается сформировать мир как органичную композиционную структуру. Женщина - это вечная хранительница инстинктивного. Нордические германские мифы представляют богиню Фрею как хранительницу вечной юности и красоты. Если бы ее отняли у богов, они бы состарились и пропали. В их отношении к Локи открывается мифическая древняя сущность.

Локи был полукровным богом. Долго совещались по поводу того, можно ли его признать в Валгалле как равноправного. Наконец, свершилось. Этот полукровка Локи играл роль посредника, когда великаны должны были заново строить замок Одина. В уплату он потребовал Фрею! Когда боги услышали об этом договоре, они отказались его выполнять. Затем Локи обманывает и великанов. Так Один, хранитель права, сам стал виновным. Возмездием стала гибель Валгаллы. В этом мифе заложено глубочайшее, только сейчас пробуждающееся признание: метис выдает, не задумываясь, символ расового бессмертия, вечную юность и делает виновными даже благородных. Что мог шепнуть Один мертвому Бальдуру на ухо, когда он провожал его в последний путь?

В переводе на современный язык германский миф говорит: в руках и в типе женщины находится дело сохранения расы. От политического гнета любой народ может освободиться, от расового заражения никогда. Если женщины одной расы рожают негритянских или еврейских метисов, то грязный поток негритянского "искусства" беспрепятственно пойдет по Европе дальше, как это происходит сейчас; если еврейская литература публичного дома и дальше будет попадать в дом, как сейчас, если на сирийца с Курфюрстендамм и дальше будут смотреть как на "соотечественника" и человека, с которым можно вступить в брак, тогда в один прекрасный момент наступит такое положение, что Германия (и вся Европа) в своих духовных центрах будет заселена только метисами. При помощи теории об эротическом "возрождении" еврей и сегодня - а именно при помощи теорий о женской эмансипации - проникает в корни нашего бытия. Когда Германия созреет до того, чтобы решительным веником и беспощадным отбором провести полную чистку, неизвестно. Но если это где-либо и произойдет, то уже сегодня в проповеди поддержания чистоты расы и лежит самая святая и великая задача женщины. Это означает сохранение того инстинктивного, еще не объединенной, а потому первоначальной жизни; жизни, от которой зависят содержание, тип и структура нашей

расовой культуры, тех ценностей, которые делают нас творческими. Но вместо того, чтобы обратить внимание на это самое важное и великое, еще многие женщины прислушались к отвлекающим крикам врагов нашей расы и нашей народности и были совершенно серьезно готовы к тому, чтобы за избирательный бюллетень и место в парламенте объявить мужчине борьбу не на жизнь, а на смерть. Якобы стремление не остаться "гражданкой второго сорта в государстве" побуждает женщину бороться за "право участия в выборах" (как будто при сегодняшнем господстве денег судьбу можно решить выборами), в то время как инстинкт мужского выбора для нее очерняют журналы и произведения, открыто или скрыто заражающие душу и расу. Женщина несет сегодня деньги в крупные еврейские торговые дома, из витрин которых проглядывает сверкающее падение прогнившего времени, а современный либеральный мужчина с затуманенным национальным сознанием слишком слаб, чтобы противиться общему течению. Лирическая страсть женщины, которая во времена бедствия могла стать такой же героической, как и формирующая воля мужчины, казалось надолго разрушена - задача истинной женщины состоит в том, чтобы разобрать эти обломки. Эмансипация женщины от женской эмансипации -это первое требование женского поколения, которое хотело бы спасти от гибели народ и расу, вечное и инстинктивное, основу всех культур. Времена обывателя и "мечтательного бытия девушек", конечно, окончательно прошли. Женщина принадлежит к общей жизни народа, для нее открыты все возможности получения образования, для ее физического совершенствования существует ритмика, гимнастика, спорт в той же степени, что и для мужчин. При сегодняшних социальных отношениях она не имеет трудностей и в профессиональной жизни (причем законы об охране материнства должны соблюдаться еще строже). Может быть, стремление всех обновителей нашей народности дойдет до такой степени, что сломав враждебную народу демократическую марксистскую выщелачивающую систему, они проложат путь социальному порядку, который больше не будет заставлять молодых женщин (как это сегодня имеет место) толпами стекаться на рынок труда, расходующий самые важные женские силы. Для женщины должны быть открыты, таким образом, все возможности для развития сил, но в одном должна быть ясность: судьей, солдатом и руководителем государства должен быть и оставаться мужчина. Эти профессии сегодня больше, чем когда-либо требуют не лиричной, а даже суровой точки зрения, признающей только типичное и общенародное. Уступить здесь значило бы для мужчин забыть свой долг перед прошлым и будущим. Самый твердый

мужчина именно для железного будущего еще достаточно тверд. Если за издевательство над расой и народом, если за расовый позор когда-нибудь будет полагаться тюрьма или смертная казнь, потребуются стальные нервы и самые жесткие формирующие силы, пока "чудовищное" не станет однажды естественным.

Родные души нельзя нивелировать, уравнивать, их следует уважать как органичные сущности и культивировать их самобытность. Структура и лирика бытия - это двойной звук, мужчина и женщина -это создающие напряжение жизни полюса. Чем сильнее каждая сущность сама по себе, тем больше рабочий эффект, культурная ценность и жизненная воля всего народа. Тот, кто позволит себе презреть этот закон, тот найдет в истинном мужчине и в истинной женщине своих решительных противников. Если никто больше не будет защищаться от расового и сексуального хаоса, то гибель неизбежна.

В первой книге высшая ценность германцев была рассмотрена подробно. Ей служат разным образом немецкий мужчина и немецкая женщина. Культивировать ее как жизненный тип может и должно быть задачей мужчины, мужского союза. Мы находимся в центре ужасного процесса брожения, еще многие личности и союзы борются против церковного средневековья и масонства только инстинктивными, негативными оборонительными средствами. Они еще не объединены, потому что тип будущего еще только должен быть разработан, а высшая ценность чести не безусловно принята. Великая идея исходит от немногих с тем, чтобы других сделать вождями, если эти немногие должны будут допустить на руководящие посты только личности, для которых идеи чести и долга стали естественными. Всякая уступка здесь -неважно по каким причинам - отрицательно повлияет на продолжительность процесса становления новой жизненной формации. Сила и душа должны совпадать с расовой точкой зрения с тем, чтобы помочь в создании грядущего типа. Осуществить это - первая и последняя задача вождя будущего немецкого общества.

Грядущая империя: создание мужского объединения. — Нетерпимая мысль нового мифа. — Гёте, Иисус, Игнациус, Бисмарк и Мольтке. — Воля и воспитание типа. — Грядущие формы. — Новый миф.

Германская империя, таким образом, в том виде, в каком она существовала после революции 1933 года, становится делом целеустремленного мужского союза, который должен четко представлять себе высшую ценность, которую предстоит внедрить в будущую жизнь. Высшая ценность, вокруг которой должны группироваться все другие требования жизни, должна соответствовать самой сути народа. Только в этом случае он выдержит необходимый жесткий отбор, продолжающийся в течение десятилетия, и выдержит с радостью. Но этот единственный, самый сокровенный оборот дела должен быть осуществлен; из него вытекает все остальное.

В тезисе о "представительстве Бога" папство черпало свою моральную и теоретическую, а затем также практическую и политическую силу. Эта мифически обоснованная догма одна определяла, вплоть до сегодняшнего дня, типы, историю многомиллионных народов. Эта догма сегодня сознательно и беспощадно отвергается, подавляется и заменяется точно такой же верой в собственные духовные и расовые ценности, верой, вырастающей до мистической силы. Идея чести - национальная теория - становится для нас началом и концом всего нашего мышления и действия. Она не терпит рядом с собой равноценного силового центра, неважно какого типа, ни христианской любви, ни масонской гуманности, ни римской философии.

Все силы, которые формируют наши души, имели свое происхождение от великих личностей. Они действовали, ставя цель как мыслители, вскрывая сущность как поэты, типообразующе как государственные деятели. Они были определенного рода мечтателями, как сами по себе, так и в качестве представителей своего народа.

Гёте не создавал типов, напротив, он воплощал общее обогащение всего бытия. Некоторые его слова вскрыли скрытые до тех пор духовные источники, которые в другом случае не были бы вскрыты. И все это во всех областях жизни. Гёте изобразил в Фаусте нашу сущность, то вечное, которое после каждого перелива нашей души живет в новой форме. Благодаря этому он стал хранителем и жителем нашего устройства, второго которого у нашего народа нет. Когда времена

ожесточенной борьбы однажды закончатся, Гёте снова начнет заметно влиять на внешние вопросы. Однако в ближайшем десятилетии он отойдет на задний план, потому что ему была ненавистна власть типо-образующей идеи, и он как в жизни, так и в поэзии не признавал диктатуры идеи, без которой народ никогда не останется народом и никогда не создаст настоящего государства. Так как Гёте запретил своему сыну участвовать в освободительной войне немцев и предоставил молот кузнеца судьбы Штейну, Шарнхорсту и Гнайзенау, то сегодня среди нас он не является вождем в борьбе за свободу и новое формирование нашего столетия. Нет истинных величин без ограничительных жертв. Обладающий бесконечным богатством не смог сосредоточиться и неуклонно преследовать единственную цель.

Иисус тоже не был создателем типа, он был тем, кто обогащал души. Его личность ввели в союз священников Рима Григорий "Великий", Григорий VII, Иннокентий III и Бонифаций VIII. Он был слугой своих "рабов" с совершенно обратной целью, чем он это себе представлял. Аналогична ситуация со святым Франциском. Напротив, Магомет и. Конфуций были типообразующими силами. Они ставили цель, указывали пути. Магомет к тому же принуждал следовать своему учению, в то время как Конфуций создал и сохранил китайскую народность путем незаметного воздействия на нее. Существенно аналогично Магомету Игнатий Лойола выстроил свой тип. Он сознательно растоптал чувство чести человека, поставил перед мышлением новую цель, указал достаточно средств и путей, то есть был сознательным воспитателем душ, и, кроме того, дух иезуитов создал себе тип, определяемый внешне, так сказать, физиономически.

В области искусства мы наблюдаем подобные явления. Здесь имеются личности, которые являются единственными в своем роде и не создают общего стиля, другие, напротив, продолжают жить как типообразующие. Микеланджело, например, обогатил искусство как лишь немногие, но продолжение его манеры работать привело бы к хаосу. То же можно сказать о Рембрандте и Леонардо. Рафаэль же обнаружил большую типообразующую силу. Аналогично проявились Тициан и греческое искусство.

Схожее воспитание предлагает и политическая жизнь. Александр рождает и воплощает идею мировой империи. Рим подхватывает эту идею. Собственное имя Цезарь вырастает до монархических титулов кайзер и царь. В сочетании с церковно-римским мышлением возникает тип властителя божьей милостью. Наполеон означает такую же преобразующую силу, как и Цезарь, но до сих пор только глубоко волную-

щую, а не создающую тип. Другим способом разбил Лютер чужую корку над нашей жизнью, но он не провозгласил типа ни в религиозном, ни в государственном отношении. Он должен был заново освобождать наш замысел, пробить брешь в скалах, чтобы помочь пробиться запертому жизненному источнику. То, что долгое время, вплоть до великих прусских королей не находилось ни одного мужчины, чтобы направить его в органичное русло, означало трагизм более поздней немецкой истории.

Перед лицом последовавшего менее чем через 44 года существования краха Второго рейха, помимо рассмотренных уже вначале вопросов встает последний: действовала ли в 1870 году вообще типообразующая сила мужского государства или нет? Да или нет? Я считаю, что о Бисмарке будут судить относительно последствий его творчества и его движущих сил, а не средств, применяемых в работе, когда-нибудь так же, как о Лютере. Он относится к тем натурам, которые будучи одаренными редко встречающейся волей, могут оставить свой отпечаток на всем времени, чтобы оставить вокруг себя пустыню, усеянную растоптанными личностями, которые не подчинились безоговорочно. Десятилетиями звучали жалобы, что Бисмарк, чувствуя свое превосходство, рассматривал все министерства как разнообразные частные конторы, а министров как своих заведующих канцеляриями. Как бы неумно не вел себя Вильгельм II по отношению к Бисмарку и каким бы посредственным не казалось его дарование при прочтении его "событий и образов", настоящая картина содержится все же в них. Вильгельм сравнивает Бисмарка с загадочной глыбой на свободном поле. Если ее откатить, под ней найдешь только червей. Это символ нашей политической истории последних пятидесяти лет. Идея кайзера 1871 года была взглядом назад на внутренне мертвое кайзерство "милостию Божией", одновременно она сочеталась диким браком с хаотическим либерализмом. Только одному Бисмарку удалось вдохнуть в это неорганичное образование горячее дыхание жизни. В ощущении своей незаменимости в нем поднялось властное сознание долга в том смысле, чтобы не допускать преемственности самостоятельной натуры. История Германии существенно не изменилась бы, даже если бы Вильгельм II оставил Бисмарка и дальше на службе. Так великий человек создавал и сколачивал одной рукой империю, а другой вносил факел в собственный дом. И не было другой политической силы, чтобы предотвратить беду.

Наряду с Бисмарком, однако, действовала личность, благодаря которой Германия не погибла раньше и благодаря которой появилась

возможность героической борьбы в мировой войне в течение четырех с половиной лет, - Мольтке (важное указание Шпенглера). Создатель большого генерального штаба представляет собой самую мощную типообразующую силу со времен Фридриха Великого. Он не был человеком, который ковал душу народа в политической борьбе речей, а был тем, кто помогал воспитывать существующие ценности личности и делал сознание ответственности в частностях предпосылкой для любого действия. Вводимые Мольтке отношения между ответственным полководцем и его начальником штаба были прямой противоположностью того, что Бисмарк делал в дипломатии, когда он старался сделать своих министров зависимыми от себя в финансовом отношении. Непосредственный подчиненный был обязан обоснованно и четко представлять свои взгляды и заносить их в протокол, даже если они противоречили приказу. Этот основной принцип, проводимый сверху донизу, поддерживаемый распоряжениями, которые все без исключения сводились к тому, чтобы воспитывать немецкого солдата - несмотря на жесткую дисциплину - самостоятельно думающим и решительно действующим человеком и бойцом, был немецкой тайной успеха в мировой войне. Несмотря на человеческие недостатки, которых никогда нельзя избежать, тип немецкого солдата, распространившийся от прусского офицера Фридриха Великого, является живым доказательством того, что и для возникающего Третьего рейха единственным спасительным путем может стать метод графа Мольтке, если нужно избежать нового краха после освободительного подъема и неуверенной радости. Мольтке был личностью непреклонной последовательности, но его динамика не выливалась, подобно динамике Лютера и Бисмарка, в бесплодные вспышки, он также резко переживал глубокую душевную подавленность, подобно душам тех других. В неменьшей степени Мольтке воздействовал на свое окружение в плане принуждения. Принуждения, но не подавления. Второй рейх Германии был основан на полях сражения и создан Бисмарком; но сохранила его, в первую очередь, создающая личность и типы сила гения Мольтке. Так получилось, что после Бисмарка канцлерами рейха становились исключительно нули или податливые натуры без определенного направления, которые колебались между своими теориями и либеральными силами, чтобы в конце концов привести немецкий народ в сети враждебных целеустремленных дипломатов. Но получилось так, что из серого немецкого войска вышло такое большое число превосходных полководцев и солдат, какого не было во всем остальном мире. Действительная Германская империя 1914-1918 годов не находилась больше в Германии, а была

на фронте. На фронте у Фолклендских островов и в Циндао, в германской Восточной Африке, в Индийском океане, над Англией. В Германии в министерских креслах сидели пресмыкающиеся и не знали, что делать с сильным государством на поле боя.

Это не было виной системы Мольтке, когда офицерский тип перед войной все больше отмежевывался от остального народа, становился кастой и, наконец, начал проявлять отрицательные стороны такой неорганичной для Германии изоляции. На смену сословию офицеров, основанному только на чести, должны были прийти бесцеремонные торговцы и биржевые спекулянты. Но чтобы осуществить эту замену, необходимо было провести резкие границы, которые с человеческой точки зрения казались неприемлемыми, но были необходимы для создания типа. Этот преследуемый клеветнической еврейской прессой офицер был тем., кто позднее самоотверженно защищал Германию и полностью жертвовал собой на полях сражения, а кроме того из них вышли те, кто с 1914 по 1918 год впервые надел почетную серую форму.

Бюргерская и марксистская Германия лишилась мифа, у нее больше не было высшей ценности, в которую она верила, за которую она была готова бороться. Она хотела завоевать мир "мирным" экономическим путем, набить свой мешок деньгами и так глубоко ушла в торговлю и махинации, что удивилась, когда другим народам это не понравилось, и они заключили союзы против немецких коммивояжеров. В августе 1914 года высшая ценность войска Мольтке стала, наконец, высшей ценностью всего народа. Все, что еще было истинным и великим, отбросило торгашеские шлаки и поблагодарило немецкого солдата за защиту национального понятия чести. Казалось, Мольтке победил Бляйхрёдера. Затем главнокомандующий отказался от него. Вместо того, чтобы по крайней мере сейчас после многих лет беспечности по отношению к высшей ценности нашего народа использовать возможность и вздернуть на виселицах тот сброд, который в течение многих лет ее оплевывал, кайзер протянул руку марксистским вождям, реабилитировал, не желая того, предателей страны и сделал гада господином над борющимся за свое существование государством. И наконец вместе с народом "дождался" благодарности от этого гада 9 ноября 1918 года.

Нет сомнения в том, что тип Мольтке в первое время существования мужского союза, формирующего Германию будущего - назовем его Германским орденом - не очень сильно выдвигался на передний план. И для того, чтобы вырвать души из современной хаотической

неразберихи, нужны были проповеди лютеровского направления, проповеди, которые гипнотизируют, и писатели, которые сознательно перемагничивают сердца. Руководитель типа Лютера должен, однако, ясно понимать, что после победы он должен непременно отказаться от системы Бисмарка и перенести принципы Мольтке и на политику, если он не только хочет сам реализоваться, но создать империю, которая его переживет и которая присягнула одной высшей ценности. Как бы ни складывалась ситуация, при помощи взрывных или формообразующих сил, и те, и другие должны иметь духовную нордическую сущность. При помощи потомков, проникших в Европу совершенно чуждых рас, нельзя образовать руководящий слой с германским характером, даже если отказаться от святой Германской империи немецкой нации и предоставить будущее "свободной игре сил" в области политики, как это было поднято до принципа в экономической сфере после 1871 года. Но тогда все жертвы во имя духа и крови будут напрасными. Через короткий промежуток времени к власти придет такая же демократия, и германская освободительная борьба будет только эпизодом на пути к падению, а не приметой нового подъема, к которому было такое страстное стремление.