Бремя богов

Единственная мудрость, какую мы можем приобрести, — это мудрость смирения. Смирение бесконечно.

Т. Элиот

На мой взгляд, суть учения Екклесиаста сконцентрирована в главе 3 его книги. Здесь находится наиболее часто цитируемое выраже­ние, которое повторили в своей песне популярные музыканты ше­стидесятых годов — «Всему свое время». Затем следует фраза, ко­торую я уже приводил: «Видел я эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим». Следующий раздел этой главы задает тон всему, что будет в дальнейшем.

Проповедник развивает учение, которое богословы называли антропологией, или учением о человеке. Он обсуждает сходство людей с животными — ведь всех нас ожидает одна и та же участь — и различия между нами. Главное отличие заключается в том, что мы несем бремя богов. Как говорил Паскаль, человек отличается от животного именно потому, что он сознает свою малость.

Об этом «бремени» говорили греки в мифе о Прометее, кото­рый дал людям огонь (искусство и просвещение). Но боги посчитали, что он дал им «честь сверх должного», и в наказание Зевс приковал Прометея к скале и послал орла, который терзал печень героя. Итак, превзойдя свою меру, человечество навлекает на себя вину и страдание.

У христиан есть параллель этому греческому мифу. Мы тоже верим, что Бог возложил на нас бремя, к которому мы сами потя­нулись. В саду Эдема не было и тени экзистенциального отчаяния, а труд и удовольствие полностью удовлетворяли человека. Но в эту блаженную пору Адам и Ева захотели уподобиться Богу, по­знав добро и зло. Они отвергли свой статус творения и потяну­лись к чему-то большему, чем Бог дал им. Они не смогли доверить­ся Богу, и бремя богов легло на их плечи.

Наш век, как никакой другой, мучительно причастен к бреме­ни богов. Мы открыли и высочайшую надежду, и сокрушительное отчаяние. Большинство наших проблем порождено, как это ни странно, мечтой о прогрессе, стремлением к самоусовершенст­вованию и лучшей жизни. В конце XIX века казалось, что наука и техника сумеют излечить болезни, облегчить боль и все мы зажи­вем по-царски. Прогресс и впрямь даровал нам посудомоечную машину и многочисленные прививки, но заодно с ними атомное оружие, парниковый эффект и бесчисленное множество канце­рогенов.

Бруно Беттельхейм писал:

"Никогда прежде такому количеству людей не жилось так хорошо: мы уже не дрожим в страхе перед болезнями и голодом, перед злом, таящимся в темноте, перед чарами ведьм. Мы избавлены от труда охотиться за своей пищей; машины, а не ручной труд по­ставляют нам почти все, что нам требуется, и много такого, без чего мы вполне могли бы обойтись. Мы унаследовали свободы, за которые человечество билось несколько столетий. Благодаря все­му этому мы должны были бы ощутить рассвет новой великой на­дежды. Однако теперь, когда мы могли бы вовсю наслаждаться жизнью, мы испытываем глубочайшее разочарование, потому что свобода и комфорт, о которых мы так мечтали, не придали ни це­ли, ни смысла нашей жизни».

Наши достижения оборачиваются против нас самих. Мы стара­емся продлить человеческую жизнь, но мы не в силах придать смысл этой жизни для людей, постоянно прикованных к сложной аппаратуре — и тут же появляются «альтернативные решения». Мы поставляем в страны третьего мира антибиотики, стремительно снижая показатели детской смертности, — в результате население резко возрастает, и ему уже грозит призрак голода. Мы вколотили сотни миллиардов долларов в войну с бедностью — в итоге бедня­ков стало больше, чем прежде.

Наиболее развитые в технологическом отношении страны занимают первые места по количеству разводов, наркоманов, абортов, разгулу насилия и преступности.

Как говорит Малькольм Маггеридж в книге «Новое открытие Иисуса":

"Почти неизменно мы получаем в итоге совсем не то, к чему стре­мились. Распространение образования способствовало росту не­грамотности, полстолетия пацифизма завершились двумя самы­ми страшными и разрушительными войнами, стремление ко все­общему равенству только обострило классовое самосознание, а сексуальная свобода породила всевозможные мании в невидан­ных прежде масштабах».

Так и Екклесиаст произносит грозное пророчество в пору не­слыханного благосостояния и общественного прогресса. Прави­тель Израиля чувствовал и в себе, и в своем народе неспособность выдержать это бремя. Он усвоил тот суровый урок, который Моисей старался преподать израильтянам: все, к чему притрагивается человек, отмечено роковым изъяном, и опасней всего хорошие времена, потому что лучшие наши побуждения приведут нас к краху. Иначе говоря, люди — отнюдь не боги, и именно эта мысль доводит проповедника до отчаяния. Роджер Шаттук назвал это в честь персонажа Чосера «синдромом Батской ткачихи»: «Мы недо­вольны своей участью, какой бы она ни была, просто потому, что она нам досталась».