Сущность всего

У евреев есть обычай вспоминать слова Екклесиаста один раз в году, в Праздник кущей. Живя в Чикаго, я наблюдал, как семьи, се­лившиеся вдоль Норт Шор, возводили палатки во дворах своих коттеджей и там вкушали пищу и вспоминали события, относя­щиеся ко времени странствия их предков по Синайской пустыне. В разгар этой церемонии руководитель празднества поднимался на ноги и читал вслух всю книгу Екклесиаста в качестве напоми­нания о том, что нельзя полагаться на успех и благополучие.

Быть может, нам всем следует ввести обычай такого ежегод­ного чтения. Особенно это было бы полезно нам, американцам, живущим в кондоминиумах и коттеджных поселках, посреди изобилия земного царства, уверенным в вечном торжестве капи­тализма и надежно укрывшимся за ядерным щитом. Дж. Паркер назвал книгу Екклесиаста «единственной книгой Библии, кото­рая полностью предназначена для возвращения нам чувства ре­альности».

Для верующих христиан эта книга также служит надежным компасом. По временам и мы чувствуем, как вера угасает в нас, как привычные ответы уже не способствуют решению загадки бытия. Мы впадаем в депрессию, испытываем отчаяние, скуку, безразли­чие. Иногда наступает другая крайность, и мы идем на поводу у той блаженной «духовности», которая сулит нам счастье и здоро­вье. Бывает и так, что мы, напротив, навязываем себе духовный ас­кетизм, отвергая радости пищи и питья, отдыха и любви. Екклеси­аст противостоит всем этим опасным тенденциям, предлагая нам суровое решение, лишенный иллюзий реализм. Вечность заклю­чена в наших сердцах, но бремя богов давит на наши плечи.

Разумеется, вся весть Писания не сводится к книге Екклесиаста. Здесь ничего не сказано о завете, здесь нет чудесных историй Бо­жественного вмешательства, нет и обещания конечного избавле­ния. Проповедник ограничил свое зрение достаточно узкой пер­спективой, он говорит лишь о том, что видит вокруг себя. И все равно книга кончается призывом:

Выслушаем сущность всего:

бойся Бога и заповеди Его соблюдай,

потому что в этом все для человека;

ибо всякое дело Бог приведет на суд,

и все тайное, хорошо ли оно или худо (12:13-14).

Некоторые комментаторы рассматривают последнюю главу как хвалебный гимн, к которому автор хитроумно привел нас, обойдя все ловушки. Другие вообще считают эту главу поздней­шим дополнением, состряпанным писцами, которых напугал чрезмерный радикализм этой книги. Я же представляю себе уста­лого старика, похожего на Соломона — человека, который усерд­но искал разгадку бытия. В начале главы 12 он рисует поистине шекспировскую картину старости. И теперь, отягощенный ошиб­ками и сознанием своей смертности, он говорит со вздохом: «Лишь одно важно: постарайся посреди этого бессмысленного и суетного мира не забыть своего Создателя».

Философ Людвиг Витгенштейн пишет: «Верить в Бога — зна­чит понимать, что явления этого мира еще не составляют сущ­ность всего. Верить в Бога — значит понимать, что в жизни есть смысл... И этот смысл заключен не в самой жизни, но вне ее». Да­вид и другие авторы псалмов подбирали каждый кусочек своей жизни, чтобы почтительно представить его Богу. Проповедник поступает иначе: он распыляет и труд, и удовольствие на элемен­ты и заходит в этом процессе столь далеко, что уже не в состоя­нии собрать их вновь воедино. Он снимает один слой за другим и вот уже наткнулся на пустоту. И тогда звучит предупреждение для тех, кто еще может ему последовать: помни своего Создателя, бойся Бога.

Писатели-экзистенциалисты придумали выражение «скачок веры», описывая разрыв между нашими культурными предпосыл­ками и верой в трансцендентное. Те из них, кто сохранял связь с религией, находили родственную душу в Кьеркегоре, поклоннике Авраама, Иова, Давида и прочих рыцарей веры, сохранивших ее вопреки всем сомнениям, вопреки даже фактам, которые могли бы разрушить ее. Один из экзистенциалистов напомнил мне рас­суждения математика и философа XVII века Блеза Паскаля, который также сражался с ощущением бесцельности бытия. Паскаль утверждал, что вера иной раз напоминает пари. Он говорил при­ятелям: «Если я верю в Бога и жизнь после смерти, а вы нет, и в итоге окажется, что Бога не существует, мы оба останемся в проиг­рыше. Но если Бог есть, вы все равно окажетесь в проигрыше, а я выиграю». Полагаю, проповедник одобрил бы такой подход.

Вопль, звучащий в конце этой книги, — отнюдь не торжеству­ющее «Говорил же я вам!» Скорее это последний вздох необычай­ной личности, посвятившей свою жизнь поискам всех мыслимых альтернатив. Я различаю в этом вскрике интонацию «Петли гадю­ки» Франсуа Мориака и «Силы и славы» Грэма Грина: ту усталую и разочарованную интонацию, которой окрасилось наше столетие. Если вы попали в ловушку видимого мира и не желаете более ни­чего видеть, холодная логика приведет вас к осознанию бессмыс­ленности бытия и отчаянию. Наш путь превратится, по словам Марка Твена, в «печальное паломничество, в отчаянное скольже­ние из вечности в вечность». В конце своей книги Екклесиаст призывает нас: «Постарайтесь как-нибудь совершить этот скачок веры, ощутить присутствие Бога, и тогда в один прекрасный день жизнь обретет смысл. Наступит субботний отдых для вечности, заключенной в наших сердцах, и бремя богов ляжет на плечи вос­кресшего человечества легкостью бытия».

"Не знаю, Кто или Что задает этот вопрос. Не знаю, когда он был задан. Не помню, чтобы я отвечал на него. Но в какой-то момент я Кому-то или Чему-то ответил «да», и с этого момен­та я знаю, что бытие имеет смысл и потому моя жизнь имеет цель».

Даг Хаммерскейльд