Психология бессознательного 31 страница

2. Одна медицинская газета, на обложке которой стояло так­же и мое имя, поместила прямо-таки «уничтожающую» критику одного совсем молодого референта по поводу книги моего друга Ф. из Берлина. По этому поводу я говорил с редактором, который, правда, выразил свое сожаление, но отказал­ся поместить возражение. После этого я прекратил отношения с газетой и в своем письменном отказе выразил редактору надежду* что наши личные отношения от этого случая не пострадают. Данный случай, собственно, и является источ­ником сновидения. Отрицательный прием, оказанный работе моего друга* произвел на меня глубокое впечатление: эта работа, по моему мнению, содержала фундаментальное биологическое откры­тие, которое лишь теперь — спустя 4 года — начинает оценивать­ся специалистами.

3* Одна больная рассказала мне недавно историю болезни свое-

го брата, который впал в помешательство с криком *N a t u г, N a t и г»*. Врачи думали, что восклицание это относится к чте­нию прекрасной статьи Гёте и что оно указывает на переутом­ление больного от занятий. Я сказал, что мне представля­ется более вероятным, что восклицание «природа» нужно понимать в том половом смысле, который известен и необразован­ным. И тот факт, что несчастный больной впоследствии изуродо­вал себе половые органы, во всяком случае подкрепил мое предпо­ложение. Когда произошел первый припадок, этому больному бы* ло 18 лет.

В сновидении прежде всего за моим Я скрывается мой так плохо встреченный критикой друг («я стараюсь несколь­ко выяснить себе обстоятельства времени»). Книга моего друга посвящена именно исследованию некоторых вопросов о длительности жизни; между прочим, автор говорит также о продолжительности жизни Гёте, которая равна очень зна­чительному в биологии числу дней. Однако мое Я уподобляется затем паралитику («я не знаю точно, какой у нас теперь го д»). Таким образом, сновидение представляет моего друга паралитиком, изобилуя при этом нелепостями. Скрытые же мысли гласят иронически: «Конечно, он — сумасшедший дурак, а вы — гении и больше всех понимаете; а не вернее ли будет о б-ратное». Эта инверсия широко использована в содержа­нии сновидения; так, например, Гёте нападает на молодого человека; это, конечно, нелепо, ибо в наше время всякий моло* дой человек легко может критиковать великого Гёте.

Я мог бы сказать, что каждое сновидение исходит только из эгоистических побуждений. Мое Я во сне не только замещает моего друга, но изображает также и меня самого; я отождествляю себя с ним: судьба его открытия представляется мне образцом того, как будет принято мое собственное открытие; когда я выступлю со своей теорией, подчеркивающей в этиологии психо­неврозов влияние половой сферы (ср. намеки на больного с возгла­сом «природа»), то меня ожидает такая же критика, и я уже теперь также смеюсь над ней. Вскрывая далее свои скрытые мысли, я постоянно нахожу насмешку и издевку как коррелят нелепостей в сновидении. Случайная находка в Вене­ции надтреснутого черепа овцы, как известно, навела Гёте на мысль о так называемой позвоночной теории черепа**. Мой друг хвалится, что, будучи студентом, он поднял целую бурю для устра­нения одного старого профессора, который, имея в прошлом заслу­ги (между прочим, и в указанной выше области сравнительной анатомии), сделался затем вследствие старческого слабо­умия неспособным к преподаванию* Поднятая им (другом) аги-

* Natur — доел, природа, натура, В южнонемецком также (эвфемизм) — срам, половые органы.— Примеч. ред. перееода.

** Теория происхождения черепа из видоизмененных разросшихся и сросшихся между собой позвонков,— Примеч. ред. перевода.

тация помогла предотвратить беду> создавшуюся в силу того, что в немецких университетах не положен возрастной предел акаде­мическому преподаванию. Но возраст не гарантирует от глупости. Несколько лет я служил в одной больнице при старшем враче, который, будучи давно уже дряхлым и с де­сяток лет заведомо слабоумным, продолжал занимать свою ответственную должность. Здесь мне вспоминается находка Гёте в Венеции. Молодые коллеги по больнице применили как-то к этому старику популярную в то время песенку: «Ни один Гёте этого не воспел* ни один Шиллер этого не описал» и т. д..

VII

Мы не закончили еще оценки работы сновидения. Кроме сгуще­ния, смещения и наглядной переработки психического материала необходимо приписать работе сновидения еще другого рода функ­цию, заметную, впрочем, не во всех сновидениях, Я не стану подробно описывать эту часть работы сновидения, но хочу лишь указать, что о ее сущности можно составить себе представление, если предположить — может быть, не совсем верно — что рабо­та сновидения действует иногда на сновиде­ние уже после его образования. Она заключается в том, чтобы расположить составные элементы сновидения в такой порядок, при котором они находились бы между собой в связи и сливались бы в одно цельное сновидение. Таким образом, сновиде­ние приобретает нечто вроде фасада, который, конечно, не во всех пунктах прикрывает его содержание, и при этом первое предвари­тельное толкование, которому способствуют вставки и легкие изме­нения. Но такая обработка сновидения становится возможной лишь благодаря тому, что работа сновидения при этом ничем не смущается и вообще обнаруживает резкое непонимание скрытых мыслей; поэто­му, когда мы приступаем к анализу сновидения, нам прежде всего необходимо отбросить эти попытки толкования,

В этой части цель работы сновидения становится особенно прозрачной: это — стремление сделать сновидение более понятным. Это обстоятельство указывает также и на характер такой переработки; последняя относится к соответствен­ному содержанию сновидения, так же как наша нормальная деятель­ность— к содержанию любого восприятия: она прилагает к нему известные готовые представления и уже при самом восприятии в целях понятности располагает элементы последнего в опреде­ленном порядке; однако такая переработка рискует исказить воспри­ятие, и действительно, если не удастся связать его с чем-либо известным, она приводит к самым странным недоразумениям. Ведь известно, что мы не в состоянии смотреть на ряд чуждых нам зна­ков или слушать незнакомые слова без того, чтобы не видоизме­нять их с целью сделать понятными н связать с чем-либо знакомым для нас.

Сновидения, подвергшиеся такой обработке со стороны такой

психической деятельности* полностью аналогичной мышлению в бодрствующем состоянии, можно назвать хорошо сочиненными. В других сновидениях эта деятельность совершенно отсутствует; в них даже не делается попытки упорядочить и истолковать их, так что по пробуждении мы, чувствуя себя тождественными с этой последней частью работы сновидения, говорим, что оно было «совершенно спутанным». Однако сновидение, представляющее беспорядочную кучу бессвязных отрывков, имеет для анализа такую же ценность, как и сновидение, хорошо сделанное и имеющее приглаженный внешний вид; в первом случае нам не приходится тратить усилий на разрушение того, что создано последней функцией работы сновидения, Не следует, однако, заблуждаться и считать, что этот фасад сновидения не представляет из себя ничего иного, как просто невразумительную и довольно произвольную перера­ботку содержания сновидения сознательной инстанцией нашей ду­шевной жизни. Нередко для создания фасада сновидения исполь­зуются фантазии-желания, которые находят себе воплощение в мыслях сновидения и по типу аналогичны известным нам из бодрство­вания так называемым «снам наявуя. Желания-фантазии, которые анализ открывает в ночных сновидениях, зачастую выступают как повторения и переработки сцен в детстве; фасад сновидения откры­вает нам собственное ядро сновидения, непосредственно подверг­шееся искажению во многих сновидениях путем смешения с другим материалом. В работе сновидения невозможно более открыть Дру­гих типов деятельности, кроме четырех вышеупомянутых.

Если твердо придерживаться того положения, что «работа снови­дения» означает переработку скрытых мыслей в содержание снови­дения, то нужно сказать, что работа сновидения вообще ничего не создает, не проявляет своей собственной фантазии, не рассуж­дает, не умозаключает и что вообще функции ее заключаются только в сгущении материала, смещении его и наглядном его представлении, к которым присоединяется иногда еще последний непостоянный элемент — истолковывающей переработки. В содер­жании сновидения встречаются, правда, и такие элементы, которые можно было бы принять за продукт высшей психической деятель­ности; но анализ всегда обнаруживает, что эти интеллекту­альные операции имели место уже в скрытых мыслях, откуда сновидение их лишь заимст­вует. Логическое заключение в сновидении есть не что иное, как повторение заключения из скрытых мыслей. Оно бывает неопро­вержимым, если переходит в сновидение без изменения; оно стано­вится бессмысленным, если работа сновидения переносит его на другой ^материал. Вычисление во сне указывает на таковое же

в скрытых мыслях; но тогда как в последнем случае вычисле­ние всегда правильно, во сне оно может в силу сгущения элемен­тов и смещения на другой материал дать самый нелепый резуль­тат. Даже встречающиеся в сновидении речи не сочинены вновь; они оказываются составленными из отрывков речей, произнесенных

или слышанных раньше и воспроизведенных теперь в скрытых мыслях; при этом слова воспроизводятся самым точным образом, повод же к их произнесению игнорируется и смысл жестоко извра­щается. Быть может, не излишне подкрепить последние указания примерами.

1, Невинно звучащее и хорошо сочиненное сновидение одной пациентки гласит:

Она идет на рынок со своей кухаркой, которая несет корзину. Мясник в ответ на ее требование чего-то говорит; «Этое о уже нет»,— и хочет дать ей что-нибудь другое с замечанием: #Это тоже хорошо». Она отказывается и идет к зеленщице. Послед­няя предлагает ей пучок какой-то странной зелени черного цвета. Она говорит: ъЭтого я не знаю (kenne) и не возьму».

Слова «этого уже нет* находятся в связи с историей ее лече­ния. Я сам за несколько дней до того объяснял пациентке, что воспоминания раннего детства уже не существуют как таковые, а заменяются метафорами н сновидениями; значит, в ее сновидении в качестве мясника фигурирую я.

Другие слова: «этого я не знаю» — были произнесены при совершенно других условиях. За день до сновидения она крик­нула своей кухарке, которая, впрочем, тоже фигурирует в сновиде­нии: «Ведите себя прилично, этого я не признаю (kenne)» (т. е. такого поведения не признаю и не понимаю). Более невинная часть этой фразы попала, в силу смещения, в сновидение; в скрытых же мыслях главную роль играла другая часть фразы; дело в том, что в данном случае работа сновидения изменила крайне наивно и до полной неузнаваемости созданную воображением больной ситуацию, где я веду себя в некотором роде неприлично по отношению к ней. А эта воображаемая ситуация, в свою очередь, является лишь «новым изданием* пережи­вания пациентки, имевшего когда-то место в действительности.

2. Вот другой как будто лишенный всякого значения сон, в котором встречаются числа. Г-же А снится, будто ей нужно упла­тить за что-то: дочь ее берет у нее из кошелька 3 фл. 6 5 к р., но мать говорит ей: «Что ты делаешь? Это ведь стоит только 21 крейцер».

Видевшая сон была иногородней; она поместила своего ребенка в какое-то воспитательное заведение в Вене и могла продолжать лечение у меня до тех пор, пока в Вене оставалась ее дочь* В день накануне сновидения заведующая заведением советовала матери оставить ребенка еще на год; в этом случае она продлила бы и свое лечение на год. Числа в сновидении приобретают зна­чение, если вспомнить, что «время — деньги». Один год равен 365 дням, в крейцерах 365 к р. или 3 ф л* 65 к р.; 21 крейцер соответствует трем неделям, которые оставались со дня сновидения до конца учения и, следовательно, до конца лече­ния. По-видимому, именно денежные соображения заставили эту даму отклонить предложение заведующей, и в силу этих же сооб-

pa жений в сновидении фигурирует небольшая денежная сумма.

3. Молодая, но находящаяся уже несколько лет в замужестве дама узнает, что ее знакомая сверстница Элиза Л, помолвлена. По этому поводу ей приснилось следующее:

Она со своим мужем сидит в театре, и одна сторона партера совершенно пуста. Муж рассказывает ей, что Элиза Л. и жених ее также хотели пойти, но могли достать только плохие места, три места за 1 ф л. 5 0 к р., а таких они не хотела взять. Она думает, что в этом не было бы беды*

Здесь нас интересует, как эти числа возникли из материала скрытых мыслей и каково испытанное ими превращение* Откуда возникли эти 1 ф л. 5 0 к р.? По незначительному поводу преды­дущего дня: ее невестка получила в подарок от своего мужа 15 0 ф л, и поторопилась растратить их, купив себе на эту сумму ка­кое-то украшение. Заметим, что 150 фл. в 100 раз больше, чем 1 ф л. 5 0 к р. Для цифры <три», относящейся к театральным билетам, имеется лишь та связь» что невестка Элизы Л. ровно на три месяца моложе этой дамы, видевшей сон. Ситуация в сновиде­нии является воспроизведением небольшого случая, которым муж ее часто дразнил: она однажды очень торопилась достать заблаговременно билеты на одно представление; когда же она явилась в театр, одна сторона партера была почти пуста; ей, следовательно, незачем было так торопиться* Не оставим, наконец, без внимания и ту нелепость в сновидении, что два лица хотят взять три билета в театр* Скрытые мысли здесь таковы: «Это ведь было бессмысленно выходить так рано замуж; мне незачем было так торопиться, На при­мере Элизы Л. я вижу, что всегда могла бы найти мужа и даже в сто раз лучшего (мужа, сокровище — Schatz), если бы только подождала. За свои деньги (приданое) я могла бы купить трех таких мужей».

VIII

Познакомившись в предыдущем изложении с работой сновиде­ния, читатель, пожалуй, будет склонен рассматривать ее как со­вершенно особенный процесс, не имеющий, насколько известно, подобного себе; на работу сновидения как бы переходит то стран­ное ощущение, которое обыкновенно вызывается у нас продуктом этой работы, т+ е. сновидением. Но в действительности работа сно­видения впервые знакомит нас лишь с одним из целого ряда пси­хических процессов, на почве которых возникают истерические симптомы, навязчивый страх, навязчивые и бредовые идеи, Сгу­щение и прежде всего смещение являются всегда характерными чертами также н для этих процессов; наоборот, наглядное представ* ление остается своеобразной чертой работы сновидения. Если это объяснение ставит сновидение рядом с созданиями больной пси­хики, то тем важнее для нас узнать существенные условия возникно­вения таких процессов, как сновидение. Читатель, вероятно, будет

удивлен, когда услышит, что к этим обязательным условиям не относятся ни состояние сна, ни болезнь; целый ряд явлений повсе­дневной жизни здоровых людей — забывчивость, обмолвки, промахи и известный род заблуждений — обязан своим возникновением такому же психическому механизму, как и сновидение.

Среди отдельных функций работы сновидения более всего по­разительно смещение, являющееся центральным пунктом всей проб­лемы, При исследовании в проса мы узнаем, что явление смеще­ния обусловливается чисто психологическими моментами: оно явля­ется чем-то вроде мотивировки. Чтобы обнаружить послед­нюю, необходимо дать оценку тем фактам, с которыми мы неиз­бежно сталкиваемся при анализе сновидения. Так, при анализе

первого сновидения я вынужден был прервать изложение скрытых мыслей ввиду того, что среди них, как я признался, были такие, которые я по важным соображениям предпочитаю скрыть от посто­ронних. К этому я добавил, что если вместо данного сновидения взять для анализа какое-нибудь другое, это делу не поможет; в каждом сновидении с темным или спутанным содержанием я натолк­нусь на скрытые его мысли, требующие сохранения тайны. Но если я продолжаю анализ для себя самого и не принимаю во внимание других, для которых ведь и не предназначено такое личное пере­живание, как сновидение, то я добираюсь, наконец, до таких мыс­лей, которые ошеломляют меня, которых я в себе не знал и которые мне не только чужды, но и неприятны; я готов энергично оспаривать их, но протекающая в анализе ассоциация идей непреодо­лимо навязывает мне их. Это общее положение вещей я могу объ­яснить только тем, что мысли эти действительно содержались в моей душевной жизни и обладали известной психической интенсив­ностью или энергией, но находились в своеобразном психологи­ческом состоянии, в силу которого не могли сделаться сознательными. Я называю это особенное состояние в ы-теснением. И я не могу не видеть причинной связи между не­ясностью сновидения и вытеснением некоторых скрытых мыслей, т. е. неспособностью их достигнуть сферы сознания; а отсюда я заключаю, что сновидение должно быть неясным для того, чтобы не выдать запретных скрытых мыс­лей. Таким образом, я прихожу к представлению об искаже­нии сновидения, которое является продуктом работы снови­дения и имеет своей целью замаскировать, т.е. скрыть, что-нибудь.

Я попытаюсь теперь на примере избранного мною для анализа сновидения спросить себя, какова же та скрытая мысль, которая проявилась в этом сновидении в искаженном виде и которая, будучи не искажена, вызвала бы с моей стороны самое резкое возражение. Я вспоминаю> что даровая поездка в карете напомнила мне о дорого обошедшихся мне в последнее время поездках в карете с одним членом моей семьи; далее, что толкование сновидения привело меня к мысли — «мне хотелось бы испытать разок любовь, которая

мне ничего не стоит», и, наконец, что я незадолго перед сновиде­нием истратил на это самое лицо большую сумму денег. В этой свя­зи я не могу отделаться от мысли, что мне жаль этих денег. И только когда я признаюсь в этом чувстве» приобретает смысл то обстоятельство, что я во сне хочу любви, не требующей от меня никаких расходов, И все-таки я вправе искренно сказать себе, что при решении затратить ту сумму я не колебался ни одного мгнове­ния; сожаление об этом, т. е. обратное побуждение, не достигло моего сознания; по каким причинам не достигло, это во всяком случае другой вопрос, ведущий далеко в сторону, и известный мне ответ па него принадлежит к другой связи идей.

Подвергая анализу не свое собственное, а сновидение друго­го лица, я приду к тем же выводам, хотя соображения, на которых будут основываться мои выводы, будут иными. Если я имею дело со сновидением здорового человека, то у меня нет иного средства заставить его признать обнаруженные и неосознанные им скрытые мысли, как указать на общую связь всех скрытых мыслей сновиде­ния. Если же я имею дело с нервнобольным, например истериком, то признание вытесненной мысли является для него обязательным вви­ду связи этой последней с симптомами его болезни и ввиду улучше­ния, наступающего у него при замене симптомов болезни неосознан­ными мыслями. Например, у больной, которой принадлежит послед­нее сновидение с тремя билетами за 1 фл. 50 кр., анализ должен допустить, что она не ценит своего мужа, сожалеет о браке с ним и охотно заменила бы его другим; она, конечно, утверждает, что любит его и что ее сознание ничего не знает об этой низкой оценке мужа {в 100 раз лучшего!); но все симптомы ее болезни приводят к такому же заключению, как и это сновидение, И после того как у больной были разбужены вытесненные воспоминания о том времени, когда она сознательно не любила своего мужа, болезненные симптомы исчезли, а с ними исчезло и ее сопротивление против вышеупомянутого толкования сновидения.

IX

Приняв понятие вытеснения и приведя факт искажения снови­дения в связь с вытесненным психическим материалом, мы в состоя­нии указать в общих чертах на полученные из анализа сновидений главные результаты. Относительно понятных и осмысленных сно­видений мы узнали, что они являются незамаскированными ис­полнениями желаний, т, е. что ситуация сновидения представляет исполненным какое-нибудь вполне заслуживающее внимания жела­ние, знакомое сознанию и оставшееся невыполненным наяву. В не­ясных и спутанных сновидениях анализ обнаруживает нечто вполне аналогичное: ситуация сновидения опять изображает исполненным какое-нибудь желание, выплывающее всегда из скрытых мыслей; но представлено оно в неузнаваемом виде, так что только анализ в со­стоянии вскрыть его. При этом желание либо само вытеснено н чуждо сознанию, либо самым тесным образом связано с вытеснен-

ными мыслями и выражается ими* Итак, формула этих сновиде­ний такова: они суть замаскированные исполне­ния вытесненных желаний. Любопытно отметить по этому поводу справедливость народного воззрения, рассматриваю­щего сновидение как предсказание будущего. В действительности в сновидении проявляется не то будущее, которое наступит, а то, наступление которого мы желали бы; народный дух и здесь посту­пает так, как он привык поступать в других случаях: он верит в то, чего желает.

С точки зрения исполнения желаний сновидения бывают трех родов- Во-первых, сновидения, представляющие невытеснен-ное желание в незамаскированном виде; таковы сновидения инфантильного типа, реже встречающиеся у взрослых. Во-вторых, сновидения, выражающие вытесненные желания в замаски­рованном виде: таково, пожалуй, огромное большинство всех на­ших сновидений, для понимания которых необходим анализ. В-треть­их, сновидения, выражающие вытесненные желания, но б е з или с недостаточной маскировкой их. Эти сновидения постоянно сопровождаются страхом, прерывающим сон; страх выступает здесь вместо искажения сновидения; в сновидениях же второй категории страх устраняется работой сновидения. Можно без осо­бых затруднений доказать, что представление, вызывающее теперь у нас во сне страх, было когда-то нашим желанием, а затем было вытеснено.

Существуют также ясные сновидения со страшным содержа­нием, которые, однако, не вызывают страха во мне; поэтому их не следует причислять к сновидениям третьей категорий. Такие снови­дения служили всегда доказательством того мнения, что сновиде­ния лишены всякого значения и психической ценности. Однако анализ одного примера покажет, что в таких случаях мы имеем дело с хорошо замаскированными исполнениями вы­тесненных желаний, т, е, со сновидениями второй категории; этот же пример может служить прекрасной иллюстрацией пригодности работы смещения для маскировки желаний* Девушка во сне видит единственного ребенка своей сестры мертвым при той же обста­новке, при которой она несколько лет назад видела мертвым пер* вого ребенка. При этом девушка не испытывает никакой жалости, но, конечно, протестует против того понимания, будто смерть ре­бенка соответствует ее желанию. Этого и не требуется: дело в том, что у гроба первого ребенка сестры она в последний раз видела и говорила с любимым человеком; если бы умер второй ребенок, то, вероятно, она опять встретилась бы в доме сестры с этим челове­ком, И вот она жаждет этой встречи, но протестует против такого чувства* В самый день сновидения она взяла билет на лекцию, объявленную все еще любимым ею человеком; ее сновидение есть просто «нетерпеливое» сновидение, как это обыкновенно бывает перед путешествием, посещением театра и другими ожидаемыми удовольствиями; чтобы скрыть это стремление, ситуация приме-

нена к случаю, который менее всего подходит для радостных чувств, но который оказал ей однажды услугу. Следует обратить внима­ние еще на то обстоятельство, что эмоции во сне соответствуют не получившемуся содержанию сновидения, а действительному, хотя и скрытому; ситуация в сновидении предвосхищает давно же­лаемое свидание и не дает никакого повода для тяжелых чувств*

X

Так как философам до сих пор не приходилось еще занимать­ся вопросом о психологии вытеснения, то позволительно в связи с неизвестной сущностью этого явления составить себе наглядное представление о процессе образования сновидения. Несмотря на сложность принятой нами схемы, мы все-таки не можем удовлетво­риться более простой схемой. По нашему мнению, в душевном аппарате человека имеются две мыслеобразующие инстанции, из ко­торых вторая обладает тем преимуществом, что ее продукты находят доступ в сферу сознания открытым; деятельность же первой инстан­ции бессознательна и достигает сознания только через посредство второй. На границе обеих инстанций, на месте перехода от первой ко второй, находится цензура, которая пропускает лишь угодное ей, а остальное задерживает. И вот Vo, что отклонено цензурой, находится, по нашему определению, в состоянии вытеснения. При известных условиях, одним из которых является сновидение, со­отношение сил между обеими инстанциями изменяется таким обра­зом, что вытесненное не может уже быть вполне задержано; во сне это происходит как бы вследствие ослабления цензуры, в силу которого вытесненное приобретает возможность проложить себе дорогу в сферу сознания. Но так как цензура при этом никогда не упраздняется, а лишь ослабляется, то она довольствуется та­кими изменениями сновидения, которые смягчают неприятные ей обстоятельства; то, что в таком случае становится осознаваемым, есть компромисс между намерениями одной инстанции и требова­ниями другой. Вытеснение, ослабление цензуры, об­разование компромисса — такова основная схема воз­никновения как сновидения, так и всяких психопатических представ­лений; при образовании компромисса как в том, так и в другом случае наблюдаются явления сгущения и смещения и возникают поверхностные ассоциации, знакомые уже нам по работе снови­дения*

Нет нужды скрывать, что известную роль в созданном нами объ­яснении сыграл элемент демонизма при работе сновидения. У нас действительно возникло впечатление* что образование неясных сно­видений происходит так, к а к будто одно лицо, находящееся в зависимости от другого, желает сказать то, что последнему не­приятно слушать; путем такого уподобления мы создали понятие об искажении сновидения и о цензуре и затем постарались перевести свое впечатление на язык несколько грубой, но зато наглядной психологической теории, К чему бы ни

свелись наши первая и вторая инстанции при дальнейшем иссле­довании, мы все же ждем подтверждения нашего предположения, что вторая инстанция распоряжается доступом к сознанию и может не допустить к нему, первую инстанцию.

По пробуждении цензура быстро восстанавливает свою прежнюю силу и тогда может отобрать все, что было завоевано у нее в пе­риод ее слабости. Что забывание сновидения — по крайней мере отчасти — требует именно такого объяснения, это явст­вует из опыта, подтвержденного бесчисленное количество раз. При пересказе сновидения, при анализе его нередко случается, что отры­вок, считавшийся забытым, вдруг вновь выплывает в памяти; этот извлеченный из забвения отрывок дает обыкновенно наилучший и ближайший путь к истолкованию сновидения; вероятно, в силу этого обстоятельства данный отрывок и был подавлен, т. е, забыт,

XI

Истолковав сновидение как образное представление исполне­ния желания и объяснив неясность его цензурными изменениями в вытесненном материале, нам уже нетрудно сделать вывод о функ­ции сновидения. В противоположность обычным разговорам о том, что сновидения мешают спать, мы должны считать сновидения хранителем сна. По отношению к детскому сну это утвержде­ние, пожалуй, не встретит возражений.

Наступление сна или соответственного изменения психики во сне, в чем бы оно ни состояло, обусловливается решением уснуть, ко­торое навязывается ребенку или принимается им добровольно вслед­ствие усталости; при этом сон наступает лишь при устранении внешних раздражителей, могущих поставить перед психикой вместо сна иные задачи. Нам известно, какие средства служат для устране­ния внешних раздражений;. но необходимо указать также на средства, которыми мы располагаем для подавления раздражений внутренних (душевных), также мешающих нам уснуть. Возьмем мать, усыпляющую своего ребенка; последний беспрестанно выра­жает какое-нибудь желание: ему хочется еще раз поцеловаться, он хочет еще играть; желания эти частью удовлетворяются, частью авторитетно откладываются на следующий день; ясно, что возни­кающие желания и потребности мешают уснуть. Кому не знакома забавная история (Болдуина Гроллера) о скверном маль­чугане, который, проснувшись ночью, орет на всю спальню: «Xq4y носорог а!» Спокойный ребенок вместо того, чтобы орать, в и-дел бы во сне» будто он играет с носорогом. Так как сновиде­ние, представляющее желание исполненным, принимается во сне доверчиво» то оно таким образом устраняет желание, и продол­жение сна становится возможным.

Нельзя не признать, что сновидение принимается доверчиво потому, что является нам в виде зрительного восприятия; ребенок же не обладает еще способностью, развивающейся позднее, отличать галлюцинации или фантазию от действительности,

Взрослый человек умеет различать это; он понимает также бесполезность хотения и путем продолжительного упражнения научается откладывать свои желания до того момента, когда они вследствие изменения внешних условий смогут быть удовлетворе­ны окольным путем. Соответственно этому у взрослого во сне редко встречается исполнение желания прямым психическим путем; воз­можно даже, что оно вообще не встречается; а все, что кажется нам созданным по образцу детского сновидения, требует гораздо более сложного объяснения. Зато у взрослого человека — и, пожалуй, у всех без исключения людей с нормальным рассудком — развивается дифференциация психического материала, отсутствующая у ребенка; появляется психическая инстанция, которая, будучи научена жиз­ненным опытом, строго господствует над душевными движениями, оказывая на них задерживающее влияние и обладая по отношению к сознанию и произвольным движениям наиболее сильными пси­хическими средствами. При этом часть детских эмоций, как бес­полезная в жизни, подавляется новой инстанцией, так что все вы­текающие из этих эмоций мысли находятся в состоянии вытеснения.