ГЛАВА 10 КОНТРОЛЬНО-ИЗМЕРИТЕЛЬНЫЕ ПРИСПОСОБЛЕНИЯ КАК СРЕДСТВО УПРАВЛЕНИЯ КАЧЕСТВОМ ПРОДУКЦИИ 23 страница

С внешней стороны различаются: 1) оконченное преступление, при котором осуществлены все законные признаки правонарушительного деяния; 2) покушение, при котором виновный совершил действие, направленное непосредственно на осуществление признаков преступления, но не достиг, однако, полного их осуществления; 3) приготовление, при котором совершены только действия под­готовительного характера, но еще не совершено действий, направленных к непосредственному осуществлению состава преступления. За покушение обыкновенно налагается наказание в меньшей степени, чем за оконченное преступление, а подготовительные действия обыкновенно не облагаются наказаниями совсем.

Из сказанного выше следует, что лишь те правонарушения облагаются уголовными наказания­ми, за которые таковые наказания прямо установлены в законе (nullum crimen sine lege). Отсюда и возникает уголовное право, как та область публичного права, которая устанавливает право государ­ства налагать наказания за преступления и обязанность законно осужденного повиноваться пригово­ру. Здесь указаны как наказуемые деяния, так и налагаемые за них наказания.

Наказание преследует одну общую цель: оно есть средство борьбы государства с преступной волей. Конечно, для искоренения преступности государство не может ограничиться одной только карательной деятельностью; оно должно принимать также меры для устранения тех социальных ус­ловий, которыми вызывается самое явление преступности. Но, с другой стороны, государство не может обойтись и без наказаний за уже совершенные преступления. Такая карательная деятельность
государства может быть оправдана с разных точек зрения. 1) Самая угроза наказанием, содержащая­ся в уголовном законе, создает лишний мотив, побуждающий всех членов общества воздерживаться от совершения преступлений; с этой точки зрения, наказание, чтобы достигать цели, должно всегда состоять в причинении более или менее чувствительного зла преступнику. 2) Приведение наказания в исполнение вызывает новые последствия. Оно дополняет общее предупреждение, содержащееся в уголовном законе, действуя устрашающим образом на всех граждан; далее, оно доставляет удовле­творение лицу, потерпевшему от преступления, и тем устраняет потребность в самоуправстве; нако­нец, оно оказывает действие и на самого преступника. Это действие, в свою очередь, может быть различно: наказание может иметь целью исправить преступника, устрашить его на будущее время или сделать его безвредным для общества, отняв у него физическую возможность к повторению пре­ступления. Какими именно свойствами должно отличаться наказание, налагаемое в каждом определенном случае, это зависит, с точки зрения правильной законодательной политики, и от свойств пре­ступления, и от личных свойств преступника.

Кроме неправды гражданской и уголовной, различается еще так называемая административная неправда. О ней мы говорим в том случае, если какой-либо административный орган при исполнении своих обязанностей выходит за пределы, установленные нормами права для его деятельности.

Соответственно этим трем видам неправды различаются и три вида судопроизводства: 1) граж­данское судопроизводство, 2) уголовное и 3) административное.

Судебная деятельность государства. Гражданский суд имеет своей задачей разбирать споры о граж­данских правах, принуждать к исполнению обязанностей, соответствующих этим правам, и принимать меры для предохранения частных прав от нарушения. Соответственно этому следует различать два главных вида гражданского процесса: 1) судопроизводство спорное или тяжебное, которое имеет своим предметом разби­рательство споров о состоянии частных прав и принятие мер к восстановлению нарушенного состояния прав; 2) судопроизводство охранительное, которое состоит в том, что государство принимает меры для обеспече­ния частных прав от нарушения и для их укрепления и констатирования.

1. Судопроизводство по спорным делам. Мы знаем, что гражданские субъективные права пре­доставлены членам государственного общежития в их собственных личных интересах; поэтому субъект гражданского права волен пользоваться или не пользоваться своим правом, смотря по жела­нию; он может и совсем отказаться от своего права. Отсюда возникает целый ряд особенностей гра­жданского судопроизводства, которые объединяются под общим именем так называемого диспозитивного принципа.

Эти особенности состоят в следующем.

Гражданский процесс начинается не иначе как по просьбе заинтересованного частного лица; по собственной инициативе государственная власть не возбуждает производства по поводу граждан­ской неправды (nemo invitus agere cogitur). Производство гражданского дела, будучи начато, прекращается, если того пожелает лицо, возбудившее процесс. Это лицо именуется истцом, противная сто­рона— ответчиком, а самый акт истца, вызывающий гражданский суд к деятельности, — иском.

Так как каждый волен, по усмотрению, распоряжаться своим гражданским правом, то, по общему правилу, гражданский процесс кончается, если стороны придут к мирному соглашению. С другой стороны, и при разбирательстве дела суд исследует лишь те стороны дела, о которых истец и ответчик не соглашаются; если ответчик на суде признает правильность утверждений истца, то суд считает такие утверждения доказанными. Исключение делается лишь для тех дел, по которым право распоряжения сторон ограничено общегосударственным интересом (как-то: дела брачные, дела о законности рождения, дела лиц недееспособных и т. п. В этих случаях суд проверяет и такие утверждения, о которых стороны не спорят).

Разбирая гражданские дела, суд не выходит обыкновенно за пределы тех доказательств, ко­торые приводят сами стороны. Суд только следит за законностью всего производства и, где нужно, оказывает сторонам необходимое содействие (ne procedat judex ex officio). Факты, на которые сами стороны не ссылаются (напр. истечение давности по требованию, которое предъявляет истец), судом во внимание не принимаются (quod поп est in actis поп estin mundo). Наконец, гражданский суд не выходит за пределы требований, заявленных сторонами; он не может присудить истцу больше, чем он требует, но, конечно, может присудить ему меньше или совсем отказать (judex ne eat ultra petita partium).

В остальных отношениях устройство гражданского суда должно быть таково, чтобы оно, по возможности, гарантировало полное беспристрастие суда и законность его решений. Для этой цели выработаны следующие основные принципы судопроизводства: а) Состязательность процесса. На суде должны присутствовать обе стороны — истец и ответчик, — которые ставятся в одинаковые условия, так что суд занимает место беспристрастного посредника (audiacur et altera pars). Только в виде исключения допускаются заочные решения, против которых, впрочем, можно подавать особые отзывы и требовать пересмотра дела. Ь) Гласность суда. Она состоит в том, что действия суда совер­шаются в присутствии сторон и что в залу суда допускается посторонняя публика. Только гласность процесса может гарантировать, что судьи отнесутся к делу с полным вниманием и что они не будут позволять себе отступлений от форм судопроизводства; поэтому слушание дела «при закрытых две­рях» допускается лишь в виде исключения, с) Устность и непосредственность судопроизводства. Эти принципы состоят в том, что объяснения на суде даются сторонами устно и в присутствии самих су­дей, так что судьи непосредственно знакомятся со всем материалом доказательств, приводимых сто­ронами. Противоположность составляет господствовавшее в прежние времена письменное производ­ство, когда дело решалось на основании составляемого в канцелярии суда письменного доклада об обстоятельствах дела. Впрочем, и теперь эти принципы с полной строгостью проводятся лишь при разбирательстве дела в первой инстанции. d) Суд решает дело по свободному убеждению судей, ко­торое основывается на всем содержании происходившего перед судьями устного производства. Про­тивоположность этому принципу свободной оценки доказательств составляет господство так назы­ваемой формальной системы доказательств, которая была принята и в нашем процессе до введения Судебных Уставов 1864 г. При этой последней системе судья должен оценивать значение приводи­мых доказательств согласно правилам, точно установленным в законе (различались доказательства полные и неполные, свидетели достоверные и недостоверные и т. п.).

Против состоявшегося решения возможно, при определенных условиях и в пределах законных сроков, оспаривание сторон, последствием которого является новое рассмотрение дела в высшем суде (во второй инстанции). Обжалованье решения происходит, главным образом, в двоякой форме: апелляции или кассации.

1) Апелляционное производство состоит в том, что во второй инстанции вновь пересматрива­ется дело по существу и постановляется новое решение, так как в жалобе заявляется претензия на незаконность решения или на неправильное обсуждение в первой инстанции фактов, лежащих в основе решения. 2) Кассационное производство возбуждается в том случае, если сторона находит, что при постановлении решения, не подлежащего апелляции, низшим судом нарушены нормы права, т. е. применены или истолкованы неправильно нормы права, относящиеся к разбиравшемуся делу, или не соблюдены важные формы судопроизводства. Высший суд не решает дела по существу, но если убедится в незаконности решения низшего, то отменяет его и, если нужно, вновь передает дело в низшую инстанцию.

2. Судопроизводство охранительное. В этой области действуют разные установления. Сюда от­носится деятельность опекунских властей, назначающих и утверждающих опекунов и следящих за их действиями; деятельность старших нотариусов, утверждающих акты по обороту недвижимостей и заносящих их в свои реестры; деятельность нотариусов, удостоверяющих прочие частные акты; дея­тельность судов, когда они констатируют безвестное отсутствие лица, утрату потерянных докумен­тов, охраняют открывшееся наследство и утверждают в правах на наследство.

Задачу уголовного суда составляет расследование вопросов о совершении уголовных преступ­лений и наложение на преступников определенных в законе наказаний. Уголовное судопроизводство отличается от гражданского существенными чертами. 1) Мы знаем, что государство преследует уго­ловные преступления в своем собственном интересе как деяния, опасные для всего государства. По­этому уголовное производство возбуждается государственной властью по собственной инициати­ве — ex officio, хотя бы никакой частной жалобы не было. Исключения составляют лишь немногие дела. 2) Также, лишь за немногими исключениями, уголовное дело не может кончиться примирением частного лица, потерпевшего от преступления, с виновным. Признание, сделанное обвиняемым в процессе, не имеет здесь решающего значения и не принимается судом во внимание, если другие обстоятельства выяснят его ложность. Вообще, задача уголовного суда состоит в выяснении истины как она есть, и при этом суд не связан ограничениями, которых пожелали бы участвующие в деле частные лица. 3) Состязательность процесса здесь претерпевает значительные видоизменения. Имен­но состязательному принципу здесь соответствует т. наз. обвинительный процесс в противоположность следственному. Следственный процесс, применявшийся и у нас до введения Судебных Уставов 1864 г., состоял в том, что суд сам возбуждал судебное преследование, собирал доказательства и затем постановлял решение. При такой постановке суд неизбежно делается пристрастным, ибо, сам возбудивши преследование против определенного лица, он всегда склонен поддерживать основа­тельность того предположения, которое побудило его начать это дело. Обыкновенно с этим типом процесса связана формальная система доказательств. Обвинительный процесс состоит в применении начала состязательности к уголовным делам. Перед судом выступают две стороны: обвинитель и обвиняемый — и суд является в роли беспристрастного посредника между ними. В роли обвинителя редко допускается частное лицо; чаще эта задача возлагается на представителя государственной вла­сти — лицо прокурорского надзора. Состязательное начало, впрочем, терпит в уголовном процессе значительные ограничения. Во-первых, суд здесь не может довольствоваться материалом, приводи­мым сторонами, и расследовать только спорные между ними факты; уголовный суд принимает от себя все меры для выяснения обстоятельств дела и принимает во внимание и такие факты, на кото­рые стороны не ссылаются. Во-вторых, орган обвинения, по природе вещей, находится в более вы­годном положении, нежели обвиняемый: обвинитель — специалист и должностное лицо, не заинте­ресованное лично в исходе дела. Для уравновешения положения суд должен озаботиться, чтобы и обвиняемый не был лишен помощи юридически образованного защитника. Для этой цели служит институт присяжной адвокатуры. Так как осуждение невинного нежелательно для государства, ибо оно подрывает доверие к суду и авторитет права, то принимаются против такого исхода соответст­венные меры (всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого). Не допускается больше т. наз. ос­тавление в подозрении, имевшее место в дореформенном процессе.

В уголовном процессе имеет место гласность, устность и непосредственность процесса и прин­цип свободной оценки доказательств. Впрочем, эти принципы строго проводятся лишь при судебном , следствии. В предшествующих ему стадиях процесса — предварительном следствии и решении во­проса о предании суду — ограничены применение этих принципов и даже начала состязательности: при предварительном следствии многие акты совершаются в отсутствие обвиняемого, который в этой стадии процесса не имеет и защитника.

Обжалование уголовного приговора совершается в порядке апелляционном и кассационном. Не подлежат апелляции решения, постановленные с участием присяжных заседателей. Так называ­ются представители общества, у которых не предполагается непременного юридического образова­ния и которые не состоят судебными чиновниками, Но тем не менее привлекаются к участию в ре­шении уголовных дел. У нас. согласно Судебным Уставам, присяжные участвуют в решении важ­нейших уголовных дел, подлежащих окружным судам. Присяжные решают при этом вопросы факта, т. е. вопросы о том, совершено ли преступное деяние и виновен ли в нем подсудимый; вопросы пра­ва, т. е. определение соответственного наказания, решаются затем коронным судом на основании вердикта присяжных. Суд присяжных введен по следующим соображениям: в нем видят средство борьбы с рутиной и формализмом, к которым склонны представители коронного суда; далее, ему придавали значение как способу привлечь к суду общественное сочувствие и интерес; наконец, он является средством распространения в населении знания закона и уважения к нему, а также и для исправления недостатков закона, согласно указаниям общественного мнения, выразителями которого являются присяжные.

Административная юстиция. Особое производство необходимо в тех случаях, когда органы го­сударственного управления нарушают своей деятельностью законные права и интересы подданных или извращают закон при его применении, не совершая в то же время ни уголовного преступления, ни гражданской неправды. Такого рода противные закону действия и распоряжения административ­ных органов и составляют административную неправду. Для ее устранения существуют различные способы. 1) Представления низших органов управления высшим о незаконности сделанных послед­ними распоряжений. 2) Жалобы частных лиц и общественных установлений высшему начальству на незаконность распоряжений административных органов, задевающих права и интересы этих лиц и учреждений. 3) Постоянный контроль общих судов или особых административных судов. Контроль общих судов за действиями администрации часто оказывается неудобным как потому, что ставит администрацию в слишком большую зависимость от суда, так и потому, что суд далеко не всегда располагает техническими сведениями, необходимыми при разрешении подобных дел. Потому и признается желательным учреждение особых административных судов для разрешения пререканий по делам службы, возникающих между органами администрации, а также и пререканий административных органов с частными лицами и общественными установлениями; конфликты, возникающие между администрацией и общими судами, подлежат при этом обыкновенно решению общих судов для ограждения независимости судебной власти. Особые административные суды, независимые от администрации, существуют, напр., в Пруссии. Общие суды разрешают вопросы административной юстиции в Бельгии и Италии. Во Франции эти дела ведаются учреждениями, находящимися в зави­симости от администрации. В России высшим органом административной юстиции является Первый Департамент Сената; менее важные дела разрешаются разными административными учреждениями, которые ведают не одни только эти дела (напр. губернские присутствия по городским и земским де­лам, губернские и уездные присутствия по воинской повинности и т. п.).

Текст печатается по изд.: Хвостов В.М. Общая теория права.— С. 136—147.

Г. Ф. ШЕРШЕНЕВИЧ

НАРУШЕНИЕ ПРАВА

[...] Понятие, виды и последствия правонарушения. В противоположность социальным за­конам в научном смысле, которые указывают, как действуют люди, — законы, издаваемые государ­ственною властью, или нормы права, указывают, как должны действовать люди, хотя они могут дей­ствовать и иначе. Поэтому научные законы не знают исключений, нормы права допускают наруше­ние их. Возможность нарушений норм права составляет их необходимое предположение, потому что нормы права стремятся угрозою воздействовать на сопротивляющуюся волю отдельных членов. «Самое обеспеченное правовое общение, — говорит Бирлинг, — было бы то, в котором всякий при­нудительный аппарат оказался бы излишним». Но если бы исчезла мысль о возможности правонару­шений, не было бы правового общения.

Правонарушение выражается всегда и только в действии человека. Под именем действия мы понимаем такое выражение воли, которое направлено на некоторое изменение во внешнем мире. Момент воли есть необходимый для понятия о действии. По отсутствию воли нельзя признать дейст­вием то, что проделывает человек в состоянии гипноза, хотя с внешней стороны получается впечат­ление действия; не будет действием падение человека, хотя бы оно произвело значительные измене­ния вовне, напр. если в результате оказывается задавленный ребенок или разбитая посуда.

С другой стороны, состояние воли, не выражающееся во внешних изменениях, также не подой­дет под понятие действия. Так, нельзя признать действием внутреннюю борьбу мотивов, переживае­мых человеком, который предполагает какое-либо изменение во внешнем мире, напр. задумывает преступление или обдумывает завещание.[...]

[,..] Правонарушения как действия бывают двоякого рода: в виде совершения или в виде упу­щения. В первом случае человек производит вовне то изменение, которое он не должен был учинять, напр. лишает жизни другого человека, разрывает документ. Напротив, упущение заключается в том, что человек допускает произойти изменениям, которые он обязан был предотвратить, напр., не является к отбыванию воинской повинности, последствием чего оказывается замешательство в служебном от­ношении, не платит своим кредиторам, вследствие чего они теряют известную ценность. Такое упу­щение не следует рассматривать как бездействие, потому что при бездействии отсутствует всякий мо­тив к изменению, а при упущении, как действии, имеется воля, направленная на некоторое изменение.

Правонарушение есть действие противоправное. Действие, согласное с правом, допускаемое правом, не может рассматриваться как правонарушение. Что же нарушает правонарушение?

Может быть, правонарушение есть действие, нарушающее интересы? Но если интересы чело­века страдают от чужих действий, это еще не значит, что вызывающее их действие есть правонару­шение. Так, конкуренция несомненно нарушает частные интересы, но правонарушения тут нет. [...]

[...] Остается предположить, что правонарушение есть нарушение права, т. е. поведение чело­ века, противное праву. Иногда возникает новый вопрос: какое право нарушается правонарушением, объективное или субъективное?

Правонарушение следует понимать, по мнению одних, как нарушение субъективного права. Немыслимо, — говорит Биндинг, — противоправное действие или противоправное поведение, ко­торые не были бы направлены против субъективного права». «Если всякое правонарушение есть на­рушение субъективного права, то не существует единого состава правонарушения, но столько видов его, сколько видов субъективных прав. По содержанию и объему последних только и может определиться содержание и объем того или другого вида противоправности». Также и по мнению Бирлинга, не может быть сомнения, что всякое противоправное действие посягает одновременно и на субъек­тивное право, и на объективное право. «Всякое правонарушение составляет не только нарушение норм, но и нарушение права и обязанностей». [...]

[...] Правонарушение всегда представляет нарушение норм объективного права, а иногда и субъективных прав. Противоправность правонарушения состоит в том, что поведение человека противоречит тому, какое требуется объективным правом. Нарушить закон — значит перейти закон, т. е. за линию дозволенного, за пределы разрешаемого. Человек совершает то, что норма объективного права запрещает делать, или упускает сделать то, что норма объективного права приказывает ему делать. Принимая во внимание данное раньше соотношение между объективным и субъективным правом, мы должны сказать, что нарушение субъективного права предполагает нарушение объективного права, но нарушение объективного права не всегда сопровождается нарушением субъективного права. Когда человек похищает чужую вещь, он действует одновременно против субъективного пра­ва собственника и объективного права страны. [...]

Конечно, никакое противоправное действие человека не может нарушить норму права в смыс­ле ее разрушения. Разрушается или подрывается тот интерес, частный или общественный, который охраняется нормою права, а нарушение нормы выражается в том, что лица, к которым она обращена, действуют в отдельных случаях не так, как она того требует. И тем не менее сущность правонаруше­ния состоит именно в поведении вопреки нормам права, исходящим от государственной власти, хотя бы ее веления не соответствовали в действительности ни общественным, ни частным интересам.

Если правонарушение есть действие противоправное, то правонарушения нет там, где действие человека не остается в пределах дозволенного объективным правом, хотя бы при этом были наруше­ны законные интересы другого человека, обеспеченные предоставленным ему субъективным правом. Нет правонарушения, за отсутствием противоправности, в случаях исполнения служебной обязанности, осуществления своего права, согласия потерпевшего, необходимой обороны, состояния крайней необ­ходимости. С точки зрения того, чьи интересы страдают при этом, происходит как бы нарушение его права, потому что вторгаются в сферу его интересов, которые он привык считать охраняемыми его субъективным правом, но с точки зрения объективного права, допускающего такое нарушение и отни­мающего на этот случай свою защиту, правонарушения нет, а имеется только нарушение интересов.

Правонарушения нет, когда интересы человека, охраняемые правом вообще от посягательств со стороны других лиц, нарушаются лицом, выполняющим свою служебную обязанность. [...]

[...] Правонарушения нет, когда интересы человека, охраняемые правом вообще от посягатель­ства со стороны других, нарушаются с согласия самого заинтересованного. С точки зрения тех, кото­рые в правонарушении видят нарушение субъективного права, всякое вторжение в сферу чужих за­щищенных интересов теряет характер правонарушения, как только имеется согласие потерпевшего. Но мы видели несостоятельность этого взгляда. Если же признать, что правонарушение является на­рушением объективного права, защищающего определенный круг интересов, то, очевидно, согласие не имеет никакого значения там, где нормы права охраняют общественные интересы, и вопрос воз­можен только в отношении норм, охраняющих частные интересы. Согласие того, чьи интересы на­рушаются, устраняет наличность правонарушения только в том случае, если потерпевшему принад­лежит свободное распоряжение своим правом. [...]

[...] Правонарушения нет, когда интересы человека, охраняемые правом вообще от посяга­тельств со стороны других лиц, нарушаются лицом, находящимся в состоянии необходимой оборо­ны. Под необходимой обороной понимается нарушение обороняющимся лицом охраненных правом интересов лица, незаконно нападающего. [....]

[...] Правонарушения нет, когда интересы человека, охраняемые правом вообще от посягатель­ства со стороны других лиц, нарушаются лицом, находящимся в состоянии крайней необходимости. Под состоянием крайней необходимости понимается спасение собственных интересов за счет чужих интересов от угрожающей и иначе неотвратимой опасности. Напр., человек, защищаясь от нападав­шей на него собаки, убивает ее, чем причиняет вред ее хозяину; спасаясь от нападения сумасшедше­го, человек прячется за другого, который и попадает под удар. Состояние крайней необходимости отличается от необходимой обороны тем, что в первом случае нарушаются интересы третьих лиц, а во втором — интересы нападающего; во втором случае неправомерному нападению противопостав­ляется правомерная защита, а в первом происходит столкновение интересов, равно защищаемых пра­вом. Основание к устранению момента противоправности в действиях, совершенных в состоянии крайней необходимости, можно видеть в снисхождении к слабости человека, которому своя рубашка ближе к телу.

До сих пор мы рассматривали правонарушение как действие противоправное. Теперь поднима­ется новый вопрос: должно ли правонарушение быть еще и вменяемым действием, т. е. основанным на вине действовавшего лица? Составляет ли вина существенный момент в понятии всякого правона­рушения? Вопрос этот представляется спорным.

По мнению одних, правонарушение логически предполагает вину. «Как гражданское, так и уголовное правонарушение», по словам Листа, «есть вменяемое (виновное) действие». «Противо­правное действие», говорит Биндинг, «должно быть умышленным или неосторожным; правонаруше­ние может быть только при наличности вины, и без нее его нет». Эту мысль едва ли не раньше дру­гих развивал Меркель. Правонарушение составляет нарушение велений и запретов права. Эти прика­зы обращены к воле людей, способных к вменению, и потому могут быть нарушены лишь по воле. Все, что не исходит от сознательной воли человека, представляется только явлением природы. В та­ких случаях человек выступает не как существо, одаренное разумом и волей, а потому ответственное, а просто как выразитель суммы естественных сил. Если говорить о правонарушении со стороны су­масшедшего, ребенка, то нужно последовательно говорить о правонарушениях со стороны животно­го, даже неодушевленных предметов.

Против этого взгляда выдвигается понятие о правонарушении как действии несогласном с пра­вом, хотя бы оно было совершено человеком невменяемым или без всякой вины с его стороны. Одновременно с Меркелем выступил Иеринг с противоположным мнением, предлагая различать объек­тивное правонарушение как независимое от вины состояние и субъективное правонарушение, имею­щее в своем основании вину. В этом же направлении высказываются и некоторые современные юри­сты. «Действия, упущения и господство людей, нарушающие право, составляют неправду. В подоб­ное противоречие можно впасть и без вины, и в таких случаях мы говорим о неправде объективной; если же право нарушается виновно, то неправда является субъективной». Бирлинг предлагает различать «правонарушение в широком смысле, как всякое противоречащее праву внешнее отношение
человека к человеку, и правонарушение в тесном смысле слова, как такое, которое вменяется, со­гласно праву, лицу, действующему противоправно. [...]

[...] В разрешении вопроса о том, насколько момент вины является существенным в понятии о правонарушении, необходимо начать с понятия о вине. Если виной называть ответственность за со­вершенное противоправное действие, то все дело сводится к тому, установлена ли ответственность за данное действие или нет. Если закон установил ответственность, значит, вина предполагается; если ответственности не установлено, следовательно, нет вины, нет и правонарушения. С этой точки зре­ния рассматриваемый вопрос легко решается в области уголовного права: без наказания, назначенно­го по закону, за действие, действие не может считаться преступным, т. е. нарушением права.

Дело сложнее в гражданском праве. Существуют, несомненно, случаи, когда закон соединяет известные юридические последствия с действиями, в которых не открывается никакой вины. Собст­венник усматривает в добросовестном владельце нарушителя своего права, и закон помогает ему восстановить свое право. «Как должны мы, — замечает Иеринг, — обозначить положение добросо­вестного владельца чужой вещи? Правомерным назвать его нельзя; тогда не остается ничего иного, как назвать его неправомерным», т. е. нарушением права. Если мы говорим об ответственности доб­росовестного владельца перед собственником, хотя отсутствие вины отмечается в признании добро­совестности, значит, возможна ответственность при отсутствии вины, а следовательно, мыслимо пра­вонарушение без вины. Это обстоятельство и произвело раскол среди цивилистов, из которых одни отстаивают необходимость вины для понятия о правонарушении, другие считают допустимым пра­вонарушение и без вины.

Нельзя утверждать, что вина = ответственность. Ответственность есть последствие вины: если есть вина, то есть ответственность, но ответственность, т. е. обязанность возмещения вреда, мыслима и там, где вины нет. Вина же представляет собою состояние сознательной воли человека, который намеренно или неосмотрительно совершает действие, направленное на фактический результат, про­тивный закону. Однако говорят, все же, при отсутствии умысла или неосторожности со стороны дей­ствовавшего может произойти нарушение интересов, защищаемых законом против посягательств. Нарушение юридически защищенных интересов есть правонарушение. Но это именно неверно. Юри­дически защищенные интересы и юридическая защита интересов — не одно и то же. Интерес, связанный с правом собственности на дом, есть юридически защищенный интерес, но юридическая защита не поможет, если нарушение данного интереса произойдет от пожара. Юридическая защита интересов дается против действий человека путем воздействия на его волю угрозой, но не против слепых сил. Юридические средства обеспечения интересов предполагают именно наличность воли, способной усвоить угрозу и воздержаться от нарушения. За пределами этих условий юридическая защита бессильна, откуда бы ни исходило нарушение интересов. [...]