Отношение рабочего класса к насилию

Нет другого вопроса, вокруг которого враги коммунизма нагромоздили бы столько лжи и злонамеренных выдумок, как вопрос о диктатуре пролетариата. Стремясь запугать трудящихся, сыграть на их демократических устремлениях, они изображают диктатуру пролетариата как отрицание демократии, как диктатуру отдельных групп или лиц, как «тоталитаризм», политический произвол и т. п. Особенно усердно нападают на то, что коммунисты признают в определенных условиях необходимость насилия. На этом ос-

новании диктатуру пролетариата пытаются представить как сплошное насилие, которое будто бы вытекает из самого мировоззрения коммунизма.

Между тем, как говорил В. И. Ленин, «в нашем идеале нет места насилию над людьми». Классу, который сам на протяжении столетий был объектом подавления, свирепых расправ и преследований, глубоко ненавистны порядки, делающие возможными насилие над людьми, их угнетение и унижение. Рабочему классу чуждо и чувство мести в отношении тех, кто его эксплуатировал. Он берет власть не для того, чтобы мстить, а для того, чтобы построить новое общество, освобождающее людей от эксплуатации и всех видов гнета.

Следуя своим гуманным, благородным целям, рабочий класс старается выбирать и соответствующие средства борьбы. «Цель оправдывает средства» — лозунг иезуитов, а не коммунистов. Коммунисты используют любую возможность, позволяющую обойтись без насилия как в ходе борьбы за власть, так и в период построения социализма. И если рабочему классу все же приходится прибегать к насилию, то это вызывается сопротивлением уходящих классов, следовательно, в нем виновато не новое, социалистическое общество, а старое, капиталистическое.

Ошибаются те, кто думает, что диктатура пролетариата и применение насилия в отношении насильников противоречат гуманизму. Дело обстоит как раз наоборот. Чем решительнее новая власть, тем беспочвеннее надежды реакционеров на реставрацию, тем меньше надобности в применении силы. И, наоборот, чем рабочая власть слабее и нерешительнее, тем яростнее контрреволюционные попытки со стороны буржуазии, тем тяжелее последствия классовой борьбы. Меньше крови будет пролито в будущем, если своевременно подавить кучку контрреволюционных заговорщиков.

Буржуазная пропаганда старается представить политическое подавление исключительно как террор, репрессии и прямые ограничения демократических прав. Но такие крайние меры применяются лишь как ответ на активное сопротивление самой буржуазии. Если свергнутые реакционные классы поднимают оружие, они наталкиваются на решительные действия рабочей власти, которая лишает их способности к сопротивлению. Но в других случаях дело может ограничиться ненасильственными мерами, ведущими к постепенной ликвидации условий существования эксплуататорских классов: национализацией капиталистической промышленности, приобщением к труду и перевоспитанием лояльно настроенной части буржуазии и т. п. Однако при всех условиях диктатура пролетариата не основывается на произволе и беззаконии, наоборот, она создает твердую революционную законность и

правопорядок в стране, требуя неукоснительного исполнения законов как от граждан, так и от должностных лиц в государственном аппарате новой власти.

Поскольку это зависит от рабочего класса, он всегда отдает предпочтение ненасильственным методам перед методами репрессий. Ведь чем шире слой буржуазии, готовой сотрудничать с рабочим классом, тем легче проходят социалистические преобразования, тем меньших человеческих и материальных жертв они потребуют, тем скорее найдут применение в новом обществе знания и организационные навыки лояльно настроенной части бывших капиталистов и в прошлом близких к ним групп интеллигенции.

Капиталисты и помещики России, развязав гражданскую войну, сами вынудили Советскую власть применить к ним репрессивные меры, которые были только ответом на насилие со стороны свергнутых эксплуататоров. Это признавали многие объективные наблюдатели. Герберт Уэллс, который побывал в России в 1920 г., писал: «Не коммунизм, а европейский империализм втянул эту огромную, расшатанную, обанкротившуюся империю в шестилетнюю изнурительную войну. И не коммунизм терзал эту страдающую и, быть может, погибающую Россию субсидированными извне непрерывными нападениями, вторжениями, мятежами, душил ее чудовищно жестокой блокадой. Мстительный французский кредитор, тупой английский журналист несут гораздо большую ответственность за эти смертные муки, чем любой коммунист» ⁴.

Как только позволяла обстановка, Советская власть переходила к другой политике в отношении буржуазии. Известно, например, что В. И. Ленин после взятия Ростова в январе 1920 г. объявил, что теперь можно отменить смертную казнь. Но эксплуататоры срывали эти попытки, снова и снова переходя в атаку на завоевания революции.

То, что оказалось неизбежным в России, где свергнутые классы до последней минуты не теряли надежды на реставрацию, вовсе не составляет общей закономерности социалистической революции. Новое в этом отношении дал опыт стран народной демократии и особенно Китая, где оказалось возможным распространить меры перевоспитания на более или менее значительные слои буржуазии.

Еще более благоприятными могут оказаться условия грядущих социалистических революций. В ряде стран диктаторские меры, возможно, понадобятся только против узких групп монополистического капитала и их пособников. В этих странах после прихода рабочего класса к власти может оказаться вполне реальным применение к основной массе буржуазии методов перевоспитания. Конечно, методы убеждения и перевоспитания возобладают только в том случае, если будет создан подавляющий перевес сил рабочего класса и народа,

если свергнутые классы будут знать, что все попытки реставрации натолкнутся на твердую и решительную позицию рабочей власти. Сама функция подавления эксплуататорских классов и в этом случае не отпадет — она останется, хотя и будет осуществляться иными методами и в течение более коротких сроков.

Но какими бы методами ни осуществлялась диктатура пролетариата, всегда она является, как подчеркивал Ленин, упорной борьбой против сил и традиций старого общества ⁵.

И тогда, когда рабочая власть вынуждена прибегать к насильственным мерам, применяемые ею методы принципиально отличаются от методов господства эксплуататорских классов, которое в основе своей держится на насилии. Сила диктатуры пролетариата в ее широкой социальной базе, в том, что она выражает волю народа и применяется самим народом. В. И. Ленин писал, что сила, на которую опирается власть рабочего класса, — это не сила штыка, захваченного горсткой военных, не сила полицейского участка, не сила денег. Эта сила опирается на народную массу. Вот основное отличие новой власти от всех прежних властей. Имея в виду первые годы становления Советов, Ленин говорил: «Новая власть, как диктатура огромного большинства, могла держаться и держалась исключительно при помощи доверия огромной массы, исключительно тем, что привлекала самым свободным, самым широким и самым сильным образом всю массу к участию во власти»⁶.

Наконец, в то время как для эксплуататорского государства подавление — главная функция, определяющая всю его деятельность, для государства рабочего класса подавление — это отнюдь не главное. Главной его задачей является преобразование экономики, всей социально-политической жизни на социалистических началах. «...Не в одном насилии, — писал Ленин, — сущность пролетарской диктатуры, и не главным образом в насилии. Главная сущность ее в организованности и дисциплинированности передового отряда трудящихся, его авангарда, его единственного руководителя, пролетариата. Его цель — создать социализм, уничтожить деление общества на классы, сделать всех членов общества трудящимися, отнять почву у всякой эксплуатации человека человеком»⁷.