ПРОСТОЕ И СЛОЖНОЕ СЛОВО. ПРИЗНАКИ ПОНЯТИЯ СЛОВА Идея чистого лексикона

Словарный запас языка представляет собой открытую систему; постоянно существует возможность возникновения и интеграции новых элементов. О немецком слове Gas 'газ' в этимологическом словаре Клуге сказано: «Произвольное изобретение алхимика Ван Гельмонта из Брюсселя (ум. 1644), проникшее во все современные европейские языки». Быть может, с точки зрения психологии история изобретения этого слова Гельмонтом и представляет интерес (гипотеза хаоса), однако с точки зрения теории языка это не имеет никакого значения. Обычно неологизмы, возникающие практически ежедневно, являются либо чистыми производными, либо образованиями другого рода: так, например, потребности практической жизни заставляют использовать новые слова в качестве наименований товаров. Слова типа Мет или Erdal являются названиями товаров; мы еще рассмотрим их с семантической точки зрения подробнее; слова типа Hapag[196] являются сокращениями, служащими более удобными в речи представителями громоздких исходных образований; в моем «Дудене» их еще нет. То, что в этом словаре содержится, представляет собой пеструю смесь простых и сложных, исходных и производных слов.

Языковой инвентарь, состоящий из одних простых слов, был бы чистым лексиконом — книгой, которая практически почти не имела бы применения. Все, что обозначает сложные смысловые комплексы, в этом словаре, по определению, отсутствовало бы; в каком объеме включать туда слова, лишь частично производные друг от друга, следовало бы определить специальным соглашением. Например, при наличии целой группы регулярных образований типа singe 'ïîþ' — Sang 'пение', klinge 'звеню' –Klang 'звон' можно было бы считать производное слово новой единицей и не включать его в словарь; при этом, однако, неизбежны сомнительные случаи, связанные с единицами, в структурном отношении более или менее изолированными (с точки зрения языковой интуиции), — ср. хотя бы пару erteilen 'выдавать' — Urteil 'суждение'. Вместе с семантически сложными образованиями должна, как нам представляется, быть исключена и большая часть производных форм склонения и спряжения — вместо них (при условии, что мы не смешивали понятия «простой» и «самостоятельный») в словаре — должны быть представлены наряду с основами назывных и указательных слов также определенные слоговые элементы и другие фонематические модификаторы — а именно те, которые превращают простые слова в настоящие композиты. Когда Марти, различая автосемантические и синсемантические языковые знаки, подводит их тем не менее под общее родовое понятие, он, в сущности, принимает аналогичное решение.

То, что функциональные модификаторы, присоединяемые ко всякой единице чистого лексикона, должны содержать изрядную долю грамматической информации, является неизбежным — по крайней мере для языков с индоевропейской структурой; для языков типа китайского различие будет чисто количественным, однако отнюдь не принципиальным: анализ любого языка понуждает к абстракции и едва ли может завершиться в каком–то случае построением инвентаря, содержащего одни только чистые, изолированные единицы. Если подобной изоляции не возникает, то это указывает на существование, так сказать, distinctio rationis, что, однако, вовсе не отменяет саму идею чистого лексикона, а лишь делает ее реализацию практически мало интересной: в сущности, результат будет мало отличаться от обычных «корневых словарей» индоевропейских языков.

Чистый лексикон содержит все простые слова, и только их. Мы хотели бы обсудить подробнее понятия «простое» и «сложное» слово и напомнить некоторые тривиальные, но верные положения, необходимые для создания адекватной теории словосложения. Кроме того, само понятие слова также нуждается в анализе и определении. После этого можно будет перейти к изучению классов слов.