Принудительное регулирование сельского хозяйства

Идею «единого хозяйственного Центра» Н. Осннский распространял и на сель­скохозяйственное производство, как известно, менее всех других отраслей подхо­дящее для «руководящих и направляющих» воздействий. На этом хотелось бы подробнее остановиться, гак как этот «блок» воззрений Н. Осинского достаточно иллюстративен. Начнем с того, что к совхозно-колхозному варианту построения сельского хозяйства, очень удобному для осуществления идеи «единого Центра», автор, как ни странно, относился холодно, считая, что строительство совхозов н коллективных хозяйств (коммун, артелей)«не есть главный фактор социалисти­ческой перестройки русского сельского хозяйства», более того, и целом это -

«утопичный путь»²².

В противовес такой организационноймодели устройства аграрного сектора эко­номики автор предлагал свою версию, которую оценивал как гораздо более пло­дотворную. Ее смысл сводился к принудительному государственному регули­рованию сельскохозяйственного производства а целом, «которое будет проникать нее глубже и перейдет в государственную организацию этого производства»²³. Думается, в таком общем виде гипотеза Н. Осинского просто малопонятна, а потому нуждается в пояснении. Что имел в виду Н. Осинскнй, когда со свойственной ему запальчивостью утверждал, будто центр тяжести всей работы по переустройству сельского хозяйства па социалистических началах лежит в пол­номасштабном принудительном вмешательстве государства?

Под таким «вмешательством» он разумел многослойныйи многоэтапный про­цесс эскалации централизованных государственных воздействий на различные стороны сельскохозяйственного производства. Этот процесс начинается с эле­ментарной борьбы против недосева. Так, крестьянам предъявляется требование засеять обязательно весь яровой (или озимый) клип своими средствами и своими семенами. Собственно производственного плана, предписывающего стройную си­стему заданий, пока нет. Но уже на будущий год «к этому первому пласту может уже добавиться следующий: примитивные указания, чем именно засевать (скажем, например, овсом, а не в обход разверстки другими кормовыми средствами)и как обрабатывать землю»²⁴. Следующий этап — «взятие на учет и мобилизация лю­дей, лошадей и инвентаря как для организованного выполнения предшествующих требований, так и для переброски туда, где не хватает рабочих рук и средств производства»²⁵.

Далее, руководящие указания бурно нарастают, превращаясь в настоящий шквал. Так, за полным регулированием севооборота следует трансформация «индивиду­альных полос в общественное поле с общественной запашкой». Все это позволит вплотную подойти к работе по составлению планов снабжения и производствен­ных планов, которые станут сердцевиной централизованного управления сель­ским хозяйством I) масштабах «от Москвы до самых до окраин». Таким образом, мажорно заключал автор, «пройдет несколько лет, и деревня наряду с городом стянет незыблемой опорой советской власти, социализма и коммунистической партии»²⁶.

Итак, по Н. Осинскому, единственный путь социалистических преобразований в деревне — принудительноегосударственное регулирование сельского хозяй­ства. Причем оно предлагалась в 1920 г., тогда, когда за плечами молодого государства был достаточно солидный опыт «военнокоммунпстического» госу­дарственного руководства аграрной экономикой, основанного на пресловутой продразверстке, приведшей к заметному сокращению посевных площадей, резко­му снижению урожайности, катастрофическому ухудшению животноводства. Не­ужели Н. Осинский не замечает этого? Нет, видит. Видит и понимает, что устой­чивая тенденция к падению сельскохозяйственного производства связана отнюдь не только и не столько с «погодными условиями», ставшими, как известно, для многих последующих поколений прекрасным, просто незаменимым объяснением перманентных «провалов» в области реализации наших впечатляющих аграр­ных планов, хотя всякий раз «провалы» тускнели на фоне еще более величе­ственных «замыслов» и «задумок» Центра. Эта мрачная тенденция связана, конечно, и с продразверсткой.

Потребовав от крестьян сдачи всех излишков сверх определенной потребитель­ской нормы, государство пока не смогло дать им в обмен орудия крестьянского производства и предметы широкого потребления. В итоге, правильно рассуждал Н. Опшскнй, у мелкого самостоятельного хозяина (крупные или «крепкие» крес­тьянские хозяйства кулацкого типа были по существу сразу же уничтожены

ведением самой системы уравнительного землепользования, «поравнення»)исче­зают стимулы к производству продукции б объемах, превышающих личные по­требительские нормы крестьянина и внутренние нужды его хозяйства. «С точки зрения хозяина-собственника, у него остается позыв только к чисто потребитель­скому натуральному хозяйству, а не к потребительски-трудовому, дающему некоторые излишки без применения наемного труда»²⁷.

Кроме того, справедливо добавлял автор, тяжесть разверстки «ударяет больше всего по хорошему, работающему хозяину в пользу "лодыря" - спекулянта. Хоро­ший хозяин ворчит на государство и на лодырей, а частью — что еще хуже -заражается примером последних»²⁸.Казалось бы, недостатки столь «варварско­го» государственного вмешательства вскрыты, неприкрытая внеэкономическая эксплуатация крестьянства обнажена и теперь остается сделать лишь один шаг, заключающийся в отмене продразверстки и провозглашении необходимости Прод­налога, способного восстановить стимулы к производству. Но нет, как раз этого шага, предопределяемого самой логикой предыдущего анализа, Н. ОсинскиЙ не делает. Более того, он решительно возражает против выдвигавшихся к тому времени (1920 г.) предложений о ликвидации разверстки и установлении твердо фиксированной «порции каждого рода продуктов», благодаря которой все произ­веденное сверх заранее объявленной ставки налога останется в свободном распо­ряжении крестьян и, естественно, приобретет стимулирующий эффект, побуждаю­щий больше производить и развивать свое хозяйство.

Идея продналога не прельщала Н. Осинского, у него были контраргументы: он опасался реставрации буржуазных отношении, возрождения фигуры капиталиста-кулака и сопряженной с этими отношениями и этой фигурой «свободной торгов­ли», а значит, крушения отстаиваемой им самой системы государственного принудительного регулирования, которая, какой не без оснований полагал, не выдержит соперничества с «вольными аграриями».

Но идея для Н. Оснпском в данном случае была важнее хлеба. Поэтому нельзя сдавать государственных позиций в пользу «частнохозяйственныхотношений», наоборот, следует наращивать силу государственных воздействий на крестьян­ское хозяйство, опираясь при этом на «старательных» хозяев («лодырей» автор не почитал) и подпирая их плечами государства.

В какие же конкретные организационные формы могло вылиться государствен­ное регулирование? Прежде всего в формы посевкомов — «боевых сельскохо­зяйственных органов», призванных встать во главе «великой кампании» по «пла­номерному засеву и упорядоченной обработки земли»²⁹.

Такова вкратце трактовка Н. Осинскнм вопроса о принудительном государственном вмешательстве в аграрную экономику, основанная на фанатичной вере в силу, в возможности единого Центра. Оценивая ее, следует сказать, что она прямо не отторгала крестьянина от земли, не превращала хозяина а равнодушного к земле наемного работника колхозов-совхозов, этих, как по­лагал автор, утопических образовании, которые тем не менее в годы «вели­кого перелома» превратились в единственную форму организации сельского хозяйства. Гораздо более утопичным было как раз его предложение о регули­ровании производства 20 миллионов крестьянских хозяйств страны из государ­ственного центра, которое, конечно же, не могло стать сколько-нибудь серьезной альтернативой сталинской коллективизации³⁰. Вряд ли это смогло бы обеспе­чить высокую продуктивность труда в сельском хозяйстве, ибо труд этот, как и труд работника колхозо-совхозного генотипа, не мог быть раскрепощенным, свободным, заинтересованным. Можно, разумеется, приказать засевать пшеницу вместо ржи или овса, но нельзя заставить «подневольного» крестьянина коман­дой «сверху» собирать урожай, скажем, по 60 центнеров зерновых с гектара.

Самое, однако, удивительное состояло в том, что концепция Н. Осинского была принята Коллегией Наркомпрода 28 октября 1920 г. И не только Коллегией. VIII съезд Советов в полном соответствии с этой концепцией принял одно из самых утопических решений выдыхавшейся уже эпохи «военного коммунизма» о социализации крестьянского хозяйства, которое предписывало повсеместную организацию посевкомои, устанавливающих размеры, характер и способ обработ­ки каждого ИЗ 20 МЛН крестьянских хозяйств, развивающихся по единому плану и под единым руководством. И только 21 марта 1921 г. ВЦИК издал Декрет об отмене продразверстки. Система «военно-коммунистического» регулирования сельского хозяйства рухнула, хотя, впрочем, ненадолго. «Великий перелом» был не за горами. Впоследствии он причудливо соединил колхозную идею с идеями Н. Осинского об указаниях «сверху»: чем засевать, сколько засевать, когда засе­вать.

Таким образом, как видим, и в области промышленности, и в области сельско­го хозяйства Н. Осинский уповал па магические способности единого Цент­ра. Казалось бы, политическим эквивалентом такой модели экономической сис­темы могла быть только неограниченная диктатура, тоталитаризм. Это было бы ЛОГИЧНО.

Критика главкизма

Но, подчеркнем еще раз, несмотря на многочисленные централистские акценты И. Осинского, безусловно главные в его концепции, в ней была в достаточной степени выражена и демократическая составляющая. Порой его стремление к демократическому управлению раздражало вышестоящих руководителей. Так, уже 23 декабря 1917 г. СНК принял постановление, которым специально обращалось внимание Н. Осинского на то, что ВСНХ должен немедленно превратить себя из органа дискуссионного (ибо с первых дней организации ВСНХ в его Президиу­ме велись жаркие творческие дискуссии) в орган, практически управляющий промышленностью³¹.

Об этом же свидетельствует и негативное отношение Н. Осинского к так называ­емой главкистской системе, вдохновенно насаждавшейся Ю. Лариным и ознаме­новавшей наступление эры максимальной централизации управления. В то время когда нужно вести решительную борьбу с ведомственностью, ведомственным сепаратизмом, негодовал Н. Осинский, главки и центры еще больше расчленяют

народное хозяйство на отдельные отсеки, препятствуя установлению подлинной планомерной централизации хозяйственного руководства, и наоборот, способствуя углублению всевозможных бюрократических извращений.

Главкистская система была уязвима, по мнению Н. Осинского, прежде всего сво­им «вертикальным» строением, устранявшим от управления трудящиеся массы и представляющим собой вследствие этого не демократический, а бюрократический централизм, на котором не могло созидаться социалистическое общество. «Верти­кальное» устройство должно обязательно дополняться «горизонтальным», свя­занным с территориальным управлением, предполагающим широкую самостоя­тельность мест и децентрализацию управления. Территориально организованной должна стать, например, вся добывающая промышленность, рыбное и лесное хо­зяйство, все предприятия местного значения, обслуживающие данный регион. Отрасли же обрабатывающей промышленности, за некоторым исключением, необ­ходимо «отдать» Центру.

Сражаясь против чрезмерной централизации и главкнзма, за расширение прав местных советов в области хозяйствования, Н. Осинский оставался верен этой линии и в области партийного устройства, настаивая, в частности, на том, чтобы всякий сколько-нибудь важный вопрос, прежде чем получить решение, обязатель­но обсуждался в широких партийных массах чтобы заседания ЦК были откры­тыми для всех членов партии; чтобы партийное большинство при выборах в различные учреждения не «давило» меньшинство, а предоставляло ему места в соответствии со сложившимися пропорциями; чтобы партия предоставляла мень­шинству часть средств для печатания статей и т. д.

Как видим, Н, Осннскнн противопоставлял пресловутому «единству» широкую демократизацию в партии. Настойчивая,мужественная борьба Н. Осинского и его единомышленников за демократию была вскоре расценена как фракционная война против партии со всеми вытекающими отсюда печально известными последствиями.

Завершая обзор взглядов Н. Осинского, кратко коснемся его позиции в вопросе о товарно-денежных отношениях. Надо сказать, что демократические устремле­ния автора совершенно не увязывались с его трактовкой рынка, в соответствии с которой при социализме на смену стихии меновых связей приходит строгий, вы­веренный плановый расчет.

Взглядам Н. Осинского свойственна презумпция «виновности» товарно-денеж­ных отношений, их несовместимости с социалистическим хозяйством как хозяй­ством натуральным, не требующим для своего развития денег и свободной игры рыночных сил. Конечную цель финансовой политики автор видел в естествен­ном переходе к «безденежному распределению благ (по крайней мере, внутри страны) и превращению денежных знаков в расчетные знаки»³². Иными словами, «бестоварному социализму» соответствует и «безрыночная демократия», в корне отличающаяся от буржуазной части о-хозяйствен ной демократии.

В основе этих представлений Н. Осинского лежит мысль, согласно которой в систе­ме новых специфических хозяйственных взаимоотношений,рожденных процессами национализации, государство становится монопольным поставщиком товаров на внутреннем рынке, и в этих условиях обмен товарами становится в известной мере формальным актом, простым «перемещением ценностей», при котором участие де­нег «теряет всякий смысл»³³.

Резюмируя все вышесказанное еще раз, отметим, что концепция Н. Осинского отличалась крайней противоречивостью: призывая к демократии, она а то же время была одной из самых апологетичных по отношению к идеям «бесто­варного» социализма.

Но не на этой ноте хотелось бы закончить очерк о Н. Осинском. Ондорог нам тем,что является одним из первых мужественных борцов за демократизацию нашего общества, отдавшим за нее свою жизнь. Обэтом мы не имеем права забывать.

Взгляды А. Рыкова

Рыков Алексей Иванович (1881-1938) — крупнейший государственный и хо­зяйственный руководитель. Начиная с октябрьских событий 1917 г, и вплоть до начала 1930-х годов все сколько-нибудь заметные хозяйственные мероприятия, осуществляемые в стране, так или иначе, прямо или опосредованно, связаны е фигурой А. Рыкова.

Его послужной список впечатляет. Комиссар по внутренним делам в первом совет­ском правительстве. С февраля 1918 г. после добровольной отставки Н, Осинско­го — председатель ВСНХ. С мая 1921 г. — заместитель председателя Совнаркома (В. Ленина), а вскоре, после его смерти, председатель правительства (до 1930 г.). С 1926 г. - председатель СТО СССР. С 1930 г. начинается черная полоса в жизни А, Рыкова, отстранение его от активной деятельности, а затем арест и приве­денный в исполнение в 1938 г. смертный приговор.

Остановимся на воззрениях А. Рыкова, изложенных им в многочисленных докла­дах, выступлениях, статьях, брошюрах. А, Рыков не был теоретиком в общеприня­том смысле этого слова, но он был хозяйственным руководителем самого высокого ранга, многоопытным и искусным экономистом-практиком, умевшим четко формулировать и отстаивать свои позиции, представляющие для экономической науки, пожалуй, не меньший интерес, чем иные пространные теоретические экскур­сы. Итак, каковы же были эти позиции?