СЛОЖНОЕ СИНТАКСИЧЕСКОЕ ЦЕЛОЕ

Виды связи в сложном синтаксическом целом

В связной речи предложения связаны друг с другом по смыслу. Отдельно взятое предложение обычно обла­дает только относительной смысловой законченностью, группа же предложений передает содержание высказы­вания значительно полнее. Такая группа тесно взаимо­связанных самостоятельных предложений образует особую синтаксическую единицу более высокого поряд­ка, чем отдельное предложение, и называется слож­ным синтаксическим целым (сверхфразовым единством).

Смысловые отношения, объединяющие отдельные предложения в сложное синтаксическое целое, подкреп­ляются различными средствами: повторением слов из предшествующего предложения, употреблением личных и указательных местоимений, наречий (затем, потом, тогда, там, так и др.), союзов (зато, однако, так что и др.), вводных слов, указывающих на связь мыслей (итак, следовательно, во-первых, во-вторых, напротив, наконец и др.), порядком слов в предложениях, инто­нацией частей и целого и т. д.

Примером сложного синтаксического целого, в кото­ром использованы разные средства объединения само­стоятельных предложений, может служить отрывок из «Хаджи-Мурата» Л. Н. Толстого:

Когда на другой день Хаджи-Мурат явился к Воронцову, прием­ная князя была полна народа. Тут был и вчерашний генерал с щетини­стыми усами, в полной форме и орденах, приехавший откланяться; тут был и полковой командир, которому угрожали судом за злоупо­требления по продовольствованию полка. Тут был армянин-богач, покровительствуемый доктором Андреевским, который держал на от­купе водку и теперь хлопотал о возобновлении контракта. Тут была, вся в черном, вдова убитого офицера, приехавшая просить о пенсии или о помещении детей на казенный счет. Тут был разорившийся грузинский князь в великолепном грузинском костюме, выхлопаты­вавший себе упраздненное церковное поместье. Тут был пристав с большим свертком, в котором был проект о новом способе покоре­ния Кавказа. Тут был один хан, явившийся только затем, чтобы рассказать дома, что он был у князя.

Все дожидались очереди и один за другим были вводимы краси­вым белокурым юношей-адъютантом в кабинет князя.

В этом отрывке первое предложение образует так называемый зачин, последнее — концовку. Оба они скрепляют заключенные между ними предложения в сложное синтаксическое целое. Сами предложения связаны параллелизмом структуры и повторяющимися в начале каждого из них словами тут был. Такая связь внутри сверхфразового единства называется парал­лельной.

По-другому построено следующее сложное синтакси­ческое целое:

Неведомая сила толкнула его [Григория] в грудь, и он попятился, упал навзничь, но тотчас же испуганно вскочил на ноги. И еще раз упал, больно ударившись обнаженной головой о камень. И потом, не поднимаясь с колен, вынул из ножен шашку, начал рыть могилу (М. Шолохов).

Связь между отдельными предложениями данного отрывка осуществляется наличием единого субъекта; причем каждое последующее предложение развивает, «подхватывает» содержание предыдущего. Такая связь между ними называется цепной.

Структура абзаца

Сложное синтаксическое целое часто, но не всегда совпадает с абзацем. Абзац — это отрезок текста от одной красной строки до другой, заключающий в себе обычно несколько предложений, реже — только одно предложение. Сплошной письменный или печатный текст, не разбитый на абзацы, не только труден для чте­ния, но и проигрывает в смысловом отношении, так как не выделяются структурно-логические части, из которых он состоит.

Примером деления текста на абзацы может служить начало рассказа А. П. Чехова «Каштанка»:

Молодая рыжая собака — помесь такса с дворняжкой — очень похожая мордой на лисицу, бегала взад и вперед по тротуару и бес­покойно оглядывалась по сторонам. Изредка она останавливалась и, плача, приподнимая то одну озябшую лапу, то другую, старалась дать себе отчет: как это могло случиться, что она заблудилась?

Она отлично помнила, как она провела день и как в конце концов попала на этот незнакомый тротуар.

День начался с того, что ее хозяин, столяр Лука Александрыч, надел шапку, взял под мышку какую-то деревянную штуку, заверну­тую в красный платок, и крикнул:

— Каштанка, пойдем!

Период

Периодом (гр. περιοδε— обход, круг, круго­вращение) называется сильно распространенное пред­ложение (чаще всего многочленное), характеризую­щееся со стороны содержания значительной полнотой и законченностью выражения мысли, единством темы, а со стороны интонации распадением на две части: повышение и понижение. Первая часть произносится с постепенно нарастающим повышением голоса, затем следует явно выраженная пауза, после которой насту­пает заметное понижение голоса.

Такое интонационное оформление образует как бы кольцо, круг: период открывается и замыкается одина­ковым способом ровного произношения.

В больших по объему периодах повышение и понижение, в свою оче­редь, подразделяются на части посредством пауз мень­шей длительности; эти части называются членами периода.

Благодаря емкости и изяществу формы, легко­сти восприятия заключенного в нем содержания, период получил распространение в различных стилях и жанрах: в художественной прозе, в поэзии, в ораторских выступ­лениях, в публицистической речи.

В зависимости от смысловых отношений между по­вышением и понижением выделяются разные виды периода: временной, причинный, сравнительный, условный, уступительный и др.

Приведем два примера перио­да — сравнительного и уступительного: Как плавающий в небе ястреб, давши много кругов сильными крылами, вдруг останавливается, распластанный среди воздуха на одном месте, и бьет оттуда стрелой на раскричавше­гося у самой дороги самца-перепела,— так Тарасов сын Остап налетел вдруг на хорунжего и сразу накинул ему на шею веревку (Г.);

Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обре­зывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц,— весна была весною даже и в городе (Л. Т.).

ТЕКСТ, ДИСКУРС

Журналист в своей работе должен создавать не предложения или словосочетания, а синтаксические структуры, конструкты более сложные, как в смысловом отношении, так и в формальном. Журналист имеет дело с текстом, его читатель – с дискурсом.

Поясним эти два важнейших понятия современной филологической науки.

Анализ специальных работ показывает, что понятие "текст" имеет сегодня как узкое, так и широкое значение. При узком или традиционном понимании, характер­ном для исследований филолого-лингвистического направления, под текстом пони­мается любое речевое высказывание независимо от объема, но непременно облада­ющее признаком завершенного смыслового единства и коммуникативной значимос­тью. Данные критерии могут быть применены как к отдельному слову, так и к предложению и даже к букве. Приведем рассуждения И.Н. Горелова и К.Ф. Седова: "Видим перед собой табличку "Выхода нет" (перед лестницей в метро). Вроде бы предложение, да еще очень пессимистичное. Но табличка эта висит перед лестницей в метро. Получается, что никакому пессимизму автор не предавался - просто указал, что именно в этом месте из метро выйти нельзя, надо искать место с табличкой "Выход". Казалось бы - одно слово, а содержит всю необходимую нам для данной ситуации информацию. Это - текст, как и многие другие тексты: "Осторожно!", "Не ходить!" (текст понятен, словесная часть как бы слита с несловесным фрагментом действительности — газоном или клумбой), "Продуктовый магазин", "Цветы", "Зоо­парк"... Несомненными текстами ... являются буквы "Т", "А", "М" (метро, напри­мер)".

В свое время О.И. Москальская также отмечала, что поскольку объем - это не характеристика текста, то этим термином могут быть обозначены различные рече­вые единицы. Под "текстом" понимается, - писала О.И. Москальская, - с одной стороны, любое высказывание, состоящее из одного или нескольких предложений, несущее в себе по замыслу говорящего законченный смысл, а с другой стороны, та­кое речевое произведение, как повесть, роман, газетная или журнальная статья, на­учная монография, документы различного рода и т.п.... В качестве текстов рассмат­риваются также части целого речевого произведения — главы, параграфы, абзацы.

Однако не все так просто: можно добавить точки зрения других ученых, которые считают, что число единиц, образующих текст, при его определении не является таким уж важным или главным признаком. В связи с этим можно возразить, что в языке слово может состоять из одной только морфемы, предложение - из одного слова, а текст - из одного предложения. Вероятность таких случаев невелика, но они существуют.

В настоящее время термин "текст" перенесен на многие жизненные явления, при­чем под текстом не обязательно понимается связное и законченное образование. Благодаря психоаналитическим теориям и, прежде всего, теориям 3. Фрейда, К.Г. Юнга, Дж. Лакана, в качестве текстов рассматри­ваются сновидения. Дж. Лакан однозначно утверждал, что "сон есть текст", посколь­ку он "структурирован как текст", хотя и не всегда сопровождается речью.

Русский ученый П.А. Флоренский сновидения рассматривал как переход жизни человека из мира видимого в мир невидимый, утверждая, что "в нас самих жизнь в видимом чередуется с жизнью в невидимом". То, что сновидения есть тексты, следует из ана­лиза сновидений с точки зрения их композиции и семантического наполнения: "сон­ная фантазия представляет нам ряд лиц, местностей и событий, целесообразно сцеп­ляющихся между собой, т.е., конечно, не глубокой осмысленностью событий", "от­дельные события, как бы ни казались они нелепыми, однако связаны в сновидении причинными связями", "сновидение ... приводит к некоторому заключительному со­бытию, являющемуся развязкой и завершением всей системы последовательных причин и следствий".

Э. Бенвенист тексты сновидений уподоблял художественным произведениях: «подсознание использует подлинную "риторику", которая, как и стиль, имеет свои фигуры»; "мы находим здесь и там все способы субституции, порождаемые табу: эв­фемизм, намеки, антифразы, умолчание, литоту", а также метонимию, все виды ме­тафор; «"синтаксис" сновидений напоминает стилистический прием эллипсиса».

Термин "текст" используется также в семиотическом смысле. В качестве текстов рассматриваются, например, такие знаковые образования невербального происхожде­ния, как произведения изобразительного искусства, музыкальные сочинения, немое кино, ритуальные действия и т. п. Иными словами, культура в целом, как это показано в работах Ю.М. Лотмана, представляет собой текст в ее знаковом воплощении.

Широкое понимание термина "текст" утвердилась сравнительно недавно. Оно связано с тем, что понятие культуры трактуется как сложное семиотическо­е образование. Такой подход обусловлен развитием семиотики, науки о знаках. Напомним, что идея создания науки о знаках возникла не только у Ч. Пирса. Ф. де Соссюр сформулировал основы науки о знаках, предложив для нее термин "семиология". В оте­чественной науке развитию семиотической теории культуры способствовало науч­ное объединение исследователей, известное под названием Тартуско-Московской лингвистической школы.

Основным тезисом семиотической теории культуры является положение о культуре как системе знаков. Согласно этому положению, каждая культура пред­ставляет собой определенную систему конвенциональных знаков. Естественный язык, язык математики, нотная запись и т.д. — примеры знаковых систем, при помо­щи которых осуществляется кодирование феноменов культуры, хранение знаний человека о мире. Феномены культуры становятся, таким образом, знаковыми сущ­ностями, в которых внешне воспринимаемая форма наделена значением, однако до­ступ к значению является уделом посвященных, т.е. тех, кто владеет знаниями о ко­дировании и декодировании семиотических систем. Поэтому мы с вами можем ут­верждать, что культурные знаки - это знаки, наделенные неким тайным значением.

Положение о культуре как знаковой сущности ведет к тому, что все явления куль­туры мыслятся как тексты. Поскольку культура и все, что существует в мире, есть текст, субъект неизбежно находится внутри текста. В результате его сознание есть тоже некая сумма текстов. Под текстом, таким образом, понимается решительно все, что порождает и воспринимает человек. Присутствие текста в тексте, обозначаемое термином "ин­тертекстуальность". Поскольку текст порождается и воспринимается как ин­тертекст, о тексте как автономном образовании не может быть и речи. Отсюда вы­текает важнейший тезис постструктурализма о несамотождественности текста.

В концепции постструктурализма текст - это не только интертекстуальная мо­дель. У каждого текста есть "изнанка". Для французского постструктурализма в лице М. Фуко "чистое бытие желания" выражается в понятии "желание власти".

М. Фуко считает, что для каждой исторической эпохи характерна более или ме­нее единая система знаний, образуемая из дискурсивных практик различных науч­ных дисциплин. Совокупность этих правил М. Фуко обозначил термином "эпистема", ко­торая реализуется как языковая норма, бессознательно предопределяющая мышле­ние представителей культур. Поскольку эпистема всегда подчинена структуре вла­стных отношений, она не может быть объективной.

Таким образом, "изнанкой" текста культуры, по М. Фуко, являются властные от­ношения. Удержанию власти служат средства массовой информации, находящиеся в распоряжении властных структур. Мистифицируя массовое сознание, они ведут к фундаментальной, онтологической трансформации культуры. Уничтожить жажду власти, руководимую человеком, как считает М. Фуко, невозможно, поэтому един­ственным противодействием является изобличение власти.

Термин "дискурс" не менее распространен, чем термин "текст". Одно из значений термина "дискурс" уточняет, к примеру, традиционные по­нятия стиля и индивидуального языка. Вместо выражений типа "стиль Хемингуэя", "язык Хемингуэя", "язык политической партии" становятся привычными выраже­ния: "дискурс малой группы", "дискурс мемуаров", "дискурс бизнес-плана" и т. п. В науке под дискурсом стали понимать сложное коммуникативное явление, для понимания которого необходимо привлечение экстралингвистических факторов (знания о мире, мнения, установки, цели адресата).

Как коммуникатив­ное событие, дискурс не мыслим без участников общения, что предполагает их взаи­модействие (интеракцию) в социальных ситуациях. Поскольку дискурс - это комму­никативное событие, то в нем задействованы не только язык в его актуальном упо­треблении, а также те ментальные процессы, которые непременно имеют место в процессе коммуникации. Возможность использования понятия "дискурс" как к устному, так и письменному тексту ставит вопрос о соотношении понятий "дискурс" и "текст".

Ряд ученых говорит о том, что дискурс - это актуально произнесенный текст: текст - это абстрактная грамматическая структура произнесенного; дискурс -это понятие, относящееся к речи, текст - это понятие, касающееся системы языка. Иными словами, текст и дискурс здесь соотнесены точно также, как и предложение и высказывание.

Текст есть продукт процесса порождения и интерпретации. Дискурс представляет собой динамический процесс, частью которого является текст. Таким образом, ана­лиз текста - это есть лишь часть анализа дискурса. Кроме анализа текста, дискурс включает социальные условия, которые предопределяют порождение и восприятие текста, ментальные процессы и т.д.

Мы с вами также разделяем ту точку, согласно которой дискурс – это текст, направленный (воздействующий) на воспринимающее лицо (читатель, слушатель, зритель) таким образом, чтобы сформировать у этого лица нужные автору текста представления.

Теперь обратимся к другой важной стороне и текста и дискурса.

Тексты СМИ, хотим мы этого или не хотим, несут

«искаженность» коммуникации. При этом следует учитывать и особенность средств передачи информации. Не только телевидение, но и газеты начинают с изложения «фактов»; это изложение претендует на статус «неприкрытой правды» – а вовсе не ее описания. Особенно ясно это видно на примере визуальных СМИ, когда картинку реальности (отметьте – кем-то снятую и, возможно, даже смонтированную) выдают за саму реальность. Современные СМИ как бы говорят: «Мир таков – смотрите сами». Эту тенденцию обозначим как тенденцию «визуализации» информации.

Такое понятие, как «монтаж», приобретает важное значение.

«Визуализация» текстов СМИ ставит серьезной вопрос о существовании той самой подлинной и единой для всех реальности, о которой рассуждают. Возмущенные звонки в редакции телевещания 11 сентября 2001 г. с требованием прекратить дурные шутки и розыгрыши с обвалом зданий – яркое выражение тех проблем, которые ставит эта «визуализация» информации (повторим еще раз, она свойственна не только телевидению, но и традиционным источникам информации – газетам и т.д.).

Не столь важным, однако, действующим фактором является и

информационная пресыщенность. Ранее информация, так или иначе, в основном обрабатывалась личностью, осмыслялась ею. Теперь же нередка ситуация, когда мы имеем дело просто с маркировкой факта, события; нет того самого вдумывания, которое вело бы к освоению этого факта личностью и осмыслению его в рамках целостного мироотношения.

Все вышеперечисленные моменты изменяют традиционное

понимание текста, на котором базируется инструментарий его анализа.