Промышленность и торговля в первой половине XIX в.

Интересные и важные изменения происходили в первой поло­вине века в промышленности и торговле. С 1790 по 1825 г. общий оборот внешней торговли вырос более чем в 3 раза, значительно увеличился оборот ярмарок. С 1804 по 1825 г. число рабочих, заня­тых в обрабатывающей промышленности, выросло с 95 тыс. до 210 тыс. Менялись состав владельцев мануфактур и социальная структура промышленных предприятий: появлялось все больше крестьянских заведений, органически вырастающих из сельских промыслов, постоянно росло количество вольнонаемных работни­ков. В 1825 г. передовая хлопчатобумажная промышленность име­ла 95% вольнонаемных рабочих, шелковая — 83%; в четырех ос­новных промышленных губерниях вольнонаемные рабочие составляли от 73 до 87%.

Несмотря на то, что 16 марта 1797 г. появился Указ «О дозволе­нии покупать к заводам и фабрикам крестьян и об отобрании оных в казну в случае уничтожения оных заведений», предприятия с принудительным трудом явно проигрывали вольнонаемным заве­дениям. С 1797 по 1816 г. было зафиксировано лишь 6 случаев покупки крестьян к промышленным предприятиям лицами недво­рянского звания и 6 ноября 1816г. появился Указ «О недозволении покупать крестьян к фабрикам и заводам, Министерству внутрен­них дел подведомственных, ни с землею, ни без земли». Поначалу этот запрет предполагался как временный, но со временем стал окончательным. Посессионные и крепостные мануфактуры в зна­чительной степени существовали за счет льгот и заказов государст­ва. Даже суконные заведения этого типа проигрывали вольнонаем­ным по качеству продукции, цене и быстроте выполнения заказов, и полагающиеся им привилегии, сохранявшиеся под давлением дворян, владевших ими, наносили большой урон казне.

В 1799 г. из 81 747 рабочих, занятых в обрабатывающей промы­шленности, подведомственной Мануфактур-коллегии, 41% состав­ляли приписные и покупные крестьяне. А в середине 1830-х годов имелось 132 посессионных предприятия с 45 212 рабочими, абсо­лютная их численность выросла в 1,32 раза, но удельный вес со­кратился до 14% численности рабочих обрабатывающей промыш­ленности. Но посессионные заводы оставались крупными предприятиями — они составляли 2% общего числа заводов и фа­брик при 14% рабочих. Больше всего посессионных предприятий было в производстве тканей (82%) и в том числе в производстве сукна (приблизительно 41% всех посессионных). Это объясняется большими потребностями государства в сукне для армии и паруси­не для флота. Поэтому эти предприятия имели существенные при­вилегии.

К 1830-м годам относится начало промышленного переворота в России. К началу 1860-х годов были полностью механизированы бумагопрядение и в большой степени ситцепечатание, все больше машины использовались в бумаготкачестве, производстве полот­няных, шерстяных и шелковых тканей. В 1824—1826 гг. в Россию ввозилось в год в среднем 74 тыс. пудов хлопка и 337 тыс. пудов хлопчатобумажной пряжи, которая шла на изготовление материи. А в 1848—1850 гг. ввозилось уже более 1,25 млн. пудов хлопка, а пряжи — всего лишь 281 тыс. пудов. Это свидетельствует о резком росте прядильного производства наряду с ткацким. В 1843 г. было 40 прядильных фабрик с 350 тыс. веретен, а в 1853 г. — около 1 млн. веретен. К середине века начинает сказываться узость внутреннего рынка для российской, механизированной в значительной степени, текстильной промышленности, что было одной из причин уси­ления проникновения России в Среднюю Азию и на Кавказ и при­соединения новых территорий во второй половине XIX в.

Быстро росло также применение машин на писчебумажных и свеклосахарных предприятиях. Металлургические заводы стали заменять отсталое кричное производство пудлингованием и уста­навливать усовершенствованные прокатные станы. Шире стали применяться паровые машины, на уральских горных заводах по­явились первые водяные турбины. К началу 1860-х годов в России было проложено 1626 км железнодорожных путей (Петербург — Царское Село, Петербург — Москва). Движение пассажиров и гру­зов по старым грунтовым дорогам было медленным, неудобным и опасным, кроме того, прерывалось во время весенней и осенней распутицы. Шоссейных дорог к 1840-м годам было всего 780 км. Перевозка по рекам с помощью бурлаков осуществлялась еще медленнее. Но против широкого строительства железных дорог вы­ступали крупные извозопромышленники, боявшиеся потерять большие доходы, царские сановники во главе с достаточно дально­видным и дельным министром финансов Е. Канкриным. Говори­ли, что движение паровозов по обледенелым, занесенным снегом рельсам будет невозможным, что постройка железных дорог грозит неисчислимыми убытками, «порчею нравов» и потрясением суще­ствующего порядка (в последнем, пожалуй, были правы, но суще­ствующий порядок уже неизбежно требовал изменений).

Паровое судоходство к середине XIX в. широко распространя­лось по основным рекам Волжского бассейна. Характерно, что пароходы были частными: государство не оценило вовремя досто­инства и выгоды нового типа судов, и военный флот России оста­вался в основном парусным.

Появились первые машиностроительные заводы, в основном в Петербурге. В 1849 г. для постройки пароходов был создан круп­ный частный завод в Сормово около Нижнего Новгорода.

К 1860 г. в обрабатывающей промышленности вольнонаемные составляли уже 80% общей численности рабочих, горнозаводская промышленность была технически более отсталой, но и здесь к этому времени вольнонаемные составляли 20% рабочих. Крепост­ные свеклосахарные заводы тоже были вынуждены нанимать до­полнительных рабочих. Но вольнонаемные рабочие в это время — в основном те же крепостные крестьяне являлись отходниками. Это приводило к удорожанию рабочей силы (нанимателю такого рабо­чего приходилось оплачивать не только поддержание его жизнен­ных сил, но и оброк помещику, который к тому же в любой момент мог отозвать своего крепостного в имение).

По мере механизации труда среди рабочих росла доля женщин и детей. В середине 1850-х годов на Гусевской бумагопрядильной фабрике из 893 рабочих большинство составляли женщины. В 1849 г. на свеклосахарных заводах около трети рабочих были жен­щины. В 1840-х годах на московских бумагопрядильных и шерсто­прядильных фабриках работало около 3 тыс. детей.

О темпах и характере экономического развития России в пер­вой половине XIX в. говорят следующие данные. Рост выплавки чугуна в расчете на душу населения составлял: в 1830 г. — 3,270 кг., в 1840 г. — 2,887, в 1850 г. — 3,323, в 1860 г. — 4,023 кг и всего за 30 лет увеличился на 0,753 кг. Производство сахара на душу насе­ления составляло: в 1830 г. - 0,009 кг, в 1840 г. - 0,034, в 1850 г. -0,254, в 1860 г. — 0,751 кг и всего увеличилось на 0,742 кг, или более чем в 83 раза. Ввоз хлопка в 1830 г. составлял 0,33 кг на душу населения, в 1840 г. - 0,104, в 1850 г. - 0,287, в 1860 г. - 0,687 кг и всего увеличился на 0,357 кг, или приблизительно в 2 раза. Явно бросается в глаза отставание в темпах роста металлургического производства, которое было в это время сосредоточено на горных заводах Урала, где сдвиги в составе рабочих, в средствах труда и технологии были минимальны. Одновременно бурно развиваются отрасли, где широко применяются вольный труд, машины, среди владельцев которых много недворян, работающих не на казну.

Для того чтобы верно оценить успехи российской промышлен­ности и определить, догоняла ли она западноевропейские страны, необходимо сравнить эти успехи с тем, что происходило в евро­пейских странах.

Во второй половине 1840-х — начале 1850-х годов выплавка чугуна на душу населения составляла (в русских фунтах): в Анг­лии — 21,1, во Франции — 37,5, в Пруссии — 18,3, в Австрии — 13,5, а в России (без Финляндии и Польши) — 8,7. Таким образом, Россия производила чугуна меньше Франции в 4,3 раза, Англии — в 2,7, Пруссии — в 2,1, Австрии — в 1,5 раза.

За 1812—1856 гг. объем промышленного производства в России удвоился, но во Франции за это время число паровых двигателей выросло в 5 раз, обороты банков — в 8, в Англии объем выпуска промышленной продукции — более чем в 30 раз. Удельный вес России в мировом промышленном производстве в 1860 г. равнялся 1,72% и уступал Франции в 7,2 раза, Германии — в 9, Англии — в 18 раз.

Особенно заботилось российское правительство о горнозавод­ской, оружейной, суконной отраслях, чья продукция шла на нуж­ды армии, но именно они оказались наиболее отсталыми к Крым­ской войне. Александр I и Николай I много внимания уделяли

армии, любили парады и разводы, но общая экономическая отста­лость, консерватизм внутренней и внешней политики, боязнь пе­ремен привели к тому, что к настоящей войне Россия оказалась не готова. Армия была вооружена гладкоствольным оружием, значи­тельно уступавшим по дальности и точности стрельбы нарезным английским и французским ружьям и пушкам. Англо-французский военный паровой флот легко справился с российским парусным. Поражение в Крымской войне выявило необходимость ускорен­ной технической модернизации прежде всего в интересах государ­ства. Все российское общество, конечно же, нуждалось в модерни­зации, в развитии промышленности, в переходе сельского хозяйства на интенсивные методы хозяйствования. Но это процес­сы длительные, связанные с перемещением людей из одних сфер занятости в другие, с коренной перестройкой форм собственности, с выработкой новых правил экономического поведения, с измене­ниями в психологии и поведении массы людей и со многими дру­гими процессами. Искусственное подстегивание этих процессов ни к чему хорошему не приводит. Например, одним из главных усло­вий развития промышленности в России, вообще ее модерниза­ции, было расслоение, разложение старого полунатурального кре­стьянского хозяйства, обезземеливание большей части крестьян и превращение их в сельский и промышленный рабочий класс. Как мы видели, этот процесс шел в России и до 1861 г. На самом деле, не только и не столько помещикам, а всей России и в конечном счете в отдаленной перспективе это было на пользу и самим кре­стьянам, которые мучились на своих клочках земли. Но обычно человек не думает о дальних перспективах, о счастье далеких по­томков, он хочет жить нормально здесь и сейчас. Поэтому попытка освобождения крестьян сверху и без земли неизбежно вызвала бы огромные социальные потрясения, а следовательно, была невоз­можна в тот момент. Хозяйств, регулярно использовавших наем­ную рабочую силу, было немного, мгновенно появиться они не могут по объективным экономическим причинам, помещичьи хо­зяйства не способны быстро перестроиться из-за отсутствия капи­талов, и в результате в отношениях землевладельцев и безземель­ных крестьян все осталось бы по-прежнему — барщина в виде отработок за землю, оброк. Свобода есть, а улучшения жизни нет, и отсюда следует взрыв недовольства. Преждевременность, форси­рованное развитие промышленной модернизации России, начавшейся с отмены крепостного права в 1861 г., которая велась в интересах государства, во многом предопределили и характер реформ 1860-х годов, и дальнейшую судьбу России.

ЛЕКЦИЯ XII

РОССИЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО:

ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ И СОСТОЯНИЕ К СЕРЕДИНЕ XIX В.

Планы и дела Александра I. Государство в период правления Николая I. Бюрократия и самодержцы. Революционное и общественное движение

Новые явления в российской действительности, наметившиеся уже в последние десятилетия XVIII в., — вольнонаемный труд, втягивание России в европейские рыночные связи и начало складывания внутреннего рынка в экономике, распространение про­свещения, изменения в мышлении и поведении пока еще только верхних слоев общества, проникновение в Россию идей естествен­ного равенства всех людей, рост и усложнение государственного аппарата — все это требовало серьезных изменений в политичес­кой и социальной сферах. Можно по-разному относиться к лично­сти и государственной деятельности Павла I в период его краткого правления, но, даже признавая некоторые положительные момен­ты в его замыслах и поступках, следует сказать, что размышления о том, как Павел I служил своему Отечеству, как «подтягивал дис­циплину», невольно рождали мысль не только о необходимости его свержения, но и об ограничении самодержавия законами и кон­ституционными учреждениями.

Проекты преобразований политической системы России и по­пытки их осуществления начинаются с первых дней царствования Александра I и продолжаются весь XIX век. Споры о смысле и значении проектов и реформ XIX в. продолжаются до настоящего времени. Что задумывалось верховной властью и что получалось на деле?

Планы и дела Александра I

Александр I воспитывался Екатериной II в духе уважения к за­конам, к людям независимо от их положения. Готовя внука к царствованию, она внушала ему мысль о необходимости заботы о государстве и подданных как главной в деятельности монарха. Огромную роль в формировании личности будущего императора сыграл его воспитатель швейцарец Лагарп.

Оказавшись на престоле в результате убийства своего отца Пав­ла I в ночь с 11 на 12 марта 1801 г., Александр I уже одним изпервых своих указов от 15 марта 1801 г. объявил полную амнистию политическим ссыльным, заключенным в тюрьмах, и эмигрантам, а 2 апреля была ликвидирована и сама Тайная канцелярия, наво­дившая ужас на российских жителей. В это же время было восста­новлено в своих правах около 10—12 тыс. офицеров и чиновников, лишенных их при Павле I по суду и без суда, было отменено запре­щение ввоза книг и нот из-за границы, разрешены частные типо­графии, снят запрет на поездки за границу, восстановлены Жало­ванные грамоты дворянству и городам, запрещено принимать объявления о продаже крестьян без земли.

Все эти меры означали лишь ликвидацию в основном наиболее одиозных распоряжений Павла I, не требовали какой-либо подго­товки и не означали серьезных перемен в существовавшем строе. Но в это же время был создан Непременный совет из 12 сановни­ков, который должен был стать совещательным органом при царе, но особой роли не имел. 5 июня была образована Комиссия для составления законов.

В июне 1801 г. начал работать Негласный комитет в составе молодых друзей Александра I — Строганова, Новосильцева, Чар-торыйского и Кочубея. Задачей комитета было изучение положе­ния дел и реформирование правительственного механизма. В Не­гласном комитете обсуждались проекты разграничения и уточнения полномочий высших государственных учреждений. В результате 8 сентября 1802 г. по проекту этого комитета были учреждены ми­нистерства. В это же время была проведена реформа Сената. При этом идея преобразования Сената в законодательное учреждение (в плане разделения компетенции между верховными органами власти) была отвергнута, и Сенат, по сути, остался органом госу­дарственного надзора над администрацией и высшей судебной инстанцией.

Уже при обсуждении проекта реформы Сената и ее осуществле­нии выявились ограниченность либеральных взглядов Александ­ра I и их абстрактность. Он долго не хотел включать в регламент Сената право представления императору о неправильных действи­ях министров: при первой же практической попытке поставить под контроль даже не его действия, а деятельность его чиновников, Александр I оказал упорное сопротивление этому проекту. Но без четкого разграничения полномочий органов власти, без создания системы взаимного контроля, без предоставления высшим учреж­дениям хоть какой-то независимости и самостоятельности все по­пытки Александра I навести порядок, установить равенство перед законом и прочие либеральные проекты оборачивались пустыми мечтами. Так, в регламенте Сената был также пункт, по которому Сенату предоставлялось право высказывать свои возражения про­тив новых указов, если они не соответствовали законам, были не­ясны по своему смыслу или неудобны по тем или иным соображе­ниям. Но если по представлению Сената в таком указе не делалось изменений, то он оставался в силе. Вскоре представился случай и Сенату реализовать это свое право. По докладу военного министра Александр I определил, что все дворяне унтер-офицерского звания обязаны служить в военной службе 12 лет, что противоречило Жалованной грамоте дворянству, и сенатор граф С. Потоцкий пред­ложил опротестовать этот указ. Это было сделано с ведома самого Александра I, но его реакция на единодушное мнение Сената ока­залась резко отрицательной: Александр I не только оставил указ в силе, но и лишил Сенат этого права.

В 1803 г. М. Сперанский, молодой талантливый чиновник, ко­торого Александр I стал приближать к себе, составил записку, в которой обрисовал всю трудность положения в стране: «В настоя­щем порядке вещей мы не находим самых первых элементов, не­обходимо нужных к составлению монархического управления (под монархическим управлением Сперанский разумел конституцион­ное. — Авт.). В самом деле, каким образом можно основать монар­хическое (т.е. конституционное. — Авт.) управление по образцу, изложенному выше, в стране, где половина населения находится в совершенном рабстве, где сие рабство связано всеми почти частя­ми политического устройства и с воинской системой и где сия система необходима по пространству границ и политическому по­ложению? Каким образом можно основать монархическое управ­ление без государственного закона и без уложения? Каким обра­зом можно постановить государственный закон и уложения без отделения власти законодательной от власти исполнительной? Каким образом отделить власть законодательную без сословия (т.е. учреждения. —- Авт.) независимого, ее составляющего, и без общего мнения, ее поддерживающего? Каким образом составить сословие (т.е. учреждение. — Авт.) независимое без великого и, может быть, опасного превращения (т.е. переворота. — Авт.) всего существующего порядка — с рабством и без просвещения? Каким образом установить общее мнение, сотворить дух народный без сво­боды тиснения (печати)? Каким образом ввести или дозволить сво­боду тиснения без просвещения? Каким образом установить ис­тинную министерскую ответственность там, где отвечать некому и где отвечающий и вопрошающий составляют одно лицо, одну сто­рону? Каким образом без ответственности могут быть охраняемы законы в исполнении? Каким образом может быть обеспечено самое исполнение без просвещения и обилия в исполнителях?..»'.

По мнению М. Сперанского, все эти проблемы необходимо было разрешить, а потом уже вводить конституцию, а пока он предлагал самодержавие сохранить, усилить народное мнение, ко­торое должно влиять на власть, и постепенно вводить новые учреждения, которые бы «приспособляли дух народный» к восприя­тию идеи конституции.

В своей «Записке» Сперанский четко выразил мнение наиболее прогрессивных деятелей того времени. Главным препятствием для введения конституционного строя считалось крепостное право, но отменять его без просвещения считалось опасным, а просветить народ при крепостном праве было нелегко. Получался своего рода заколдованный круг, выйти из которого предполагалось путем дли­тельных и упорных усилий, и первоочередной задачей полагали просвещение. И именно просвещению правительство уделяло мно­го внимания в первое пятилетие XIX в. Были образованы новые университеты, которые пользовались большой автономией, резко увеличены расходы на образование, ослаблена цензура, выделялись субсидии для перевода и издания книг и т.д.

После перерыва в преобразовательной деятельности, вызванно­го войнами 1805 и 1807 гг., Александр I вновь обращается к проек­там и проводит ряд реформ государственного управления в 1810— 1811 гг. Подготовка к ним шла с конца 1808 г. в ходе бесед Александра I со Сперанским, ставшим к этому моменту его бли­жайшим соратникам. Результатом этих бесед явилось «Введение к Уложению государственных законов», написанное Сперанским.

М.Сперанский доказывал необходимость коренных реформ в России закономерностями всемирной, и особенно европейской, истории. Все развитие политической жизни Европы представляло, по его мнению, «переход от феодального правления к республи­канскому», и никто не смог противостоять этому неумолимому процессу.

Тем же самым путем, по мнению Сперанского, шла и Россия. Исходя из положения в государстве, из изменения отношения на­рода к самодержавной власти, из явного упадка ее авторитета, из очевидной невозможности справиться с положением «частными исправлениями», прямо заявляя о «всеобщем неудовольствии», «сильном желании другого порядка вещей», Сперанский делал однозначный вывод: «Настоящая система правления не свойствен­на уже более состоянию общественного духа, и настало время пере-

' Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. М., 1993. С. 74.

менить ее и основать новый вещей порядок», что означало ограни­чение самодержавия и создание конституционной монархии.

В основу реформы Сперанский предлагал положить традиционный принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. С этой целью предлагалось законодательную власть сосредоточить в новом органе — Государственной думе, исполнительную — в министерствах, а судебную отдать Сенату

Определенными гражданскими правами во «Введении» наделя­лись все жители страны, включая крепостных крестьян, а полити­ческими (право избирать и быть избранными) — дворяне и люди среднего состояния на основе имущественного ценза.

Проводить преобразования Сперанский предполагал постепен­но, не сразу открывая весь замысел, но и не затягивая дело.

Похоже, что предложения Сперанского были представлены Александру I и одобрены им. Во всяком случае, 1 января 1810 г. было объявлено о создании нового высшего органа власти — Госу­дарственного совета — и открылось его первое заседание. Однако Государственный совет оказался не тем органом, который предус­матривался проектом Сперанского, предлагавшего сделать Совет связующим звеном между императором и тремя принципиально новыми формами государственной власти — Государственной ду­мой (законодательство), Сенатом (суд) и министерствами (испол­нительная власть). Реально же Государственный совет получил совершенно другую функцию — исключительно законосовещатель­ного органа, все законы должны были проходить через него, но он их не принимал, а только обсуждал, право принятия закона оста­лось за императором. При этом Александр I не склонен был счи­тать себя связанным мнением большинства Совета. Из 242 дел, по которым в 1810—1825 гг. в Государственном совете были разногла­сия, Александр I в 159 случаях утвердил мнение большинства, в 83 случаях — меньшинства (причем в 4 случаях это было мнение одного человека). Естественно, все остальные предложения Спе­ранского остались на бумаге. А Государственный совет скоро был наделен, помимо законосовещательной, судебными и контрольны­ми функциями, наряду с Сенатом. А поскольку законы обсужда­лись еще и в Комитете министров и комиссии законов, то даже упорядочения и разграничения полномочий и функций высших органов власти не произошло, скорее, наоборот.

В марте 1812 г. без всяких объяснений и обвинений Сперанский был отправлен в ссылку и вернулся в Петербург только через 9 лет. С начавшейся вскоре войной работа по составлению проектов преобразований была прекращена, но после заграничных походов эта работа возобновилась. В 1815 г. Александр I даровал конституцию Царству Польскому, а в речи на открытии первого польского сейма в 1818 г. недвусмысленно пообещал со временем распространить конституционное устройство на всю Россию. Эта речь Александра I была очень быстро напечатана в русских газетах, что должно было означать решительность намерений императора. И действительно, вплоть до 1820 г. в Варшаве, в канцелярии Новосильцева, шла ра­бота по написанию конституции для России, основой для которой явилась конституция Царства Польского.

Польская конституционная хартия определяла, что Царство Польское навсегда присоединяется к России, русский император объявлялся польским царем, его власть законодательно ограничи­валась хартией, соблюдать которую император обязывался особой клятвой. В хартии было записано, что «польский народ будет иметь на вечные времена народное представительство», состоящее из двух палат: Сената и палаты депутатов. Члены Сената пожизненно на­значались императором, члены нижней палаты избирались путем прямого голосования. Избирательное право получали все дворяне, достигшие 21 года и обладавшие недвижимостью, и остальные граждане, имевшие недвижимую собственность и уплачивающие за нее налог, кроме польских крестьян, уже тогда лично свободных.

В октябре 1819 г. в Варшаве Александр I рассмотрел и утвердил принципы будущей конституции, известные как «Краткое изложе­ние основ». Многие разделы в этом документе были еще мало раз­работаны, но видна близость к польской хартии 1815 г., и в целом он является типичным образцом конституционных проектов того времени. В нем нашли отражение самые существенные черты ев­ропейского государственного устройства: разделение властей, не­зависимость одной ветви власти от другой, равенство всех граждан перед законом, народное представительство, состоящее из назна­чаемой императором верхней палаты и избираемой нижней, и т.д.

Окончательный вариант конституции России под названием «Государственная уставная грамота Российской империи» был го­тов к осени 1820 г. В этом документе сделано много отступлений назад по отношению к польской хартии и «Краткому изложению основ». Существенно усиливались законодательная власть импера­тора, его вмешательство в судопроизводство. Избиратели теперь определяли только кандидатов в депутаты, из которых император делал окончательное назначение.

И здесь мы видим, что, как и в случае с Сенатом в 1802 г., если Александр I сталкивался с чем-то, что ущемляло привычную бес­контрольность, что ограничивало его возможности действовать по-своему, его самодержавная сущность брала верх над его теоретиче­скими представлениями.

С. Мироненко отмечает, что при всей буржуазности характера «Уставной грамоты» не следует преувеличивать ее последователь­ность и радикальность. В «Уставной грамоте» основополагающий принцип всех европейских конституций того времени — суверени­тет народа, т.е. признание народа источником государственной власти, заменен суверенитетом императорской власти. В статье 12 сказано прямо и недвусмысленно: «Государь есть единственный источник всех в империи властей гражданских, политических, за­конодательных и военных». В этом «Уставная грамота» 1820 г. прин­ципиально отличается даже от польской хартии 1825 г., где нет ни слова о суверенитете монарха. И это не отвлеченный теоретичес­кий вопрос, а принципиально важное положение, которое опреде­лило главный недостаток проекта, идущий из феодального про­шлого, — проникновение императорской самодержавной власти во все сферы государственной жизни, сохранение ее определяющего влияния на все стороны жизни страны. Также сохранялись все дворянские привилегии, а о крепостном праве даже не упомина­лось.

Постепенно Александр 1 терял всякий интерес даже к этому столь урезанному и двойственному проекту конституции России, и на этот раз не было никаких попыток его реализации, и он остался неизвестным в то время. О причинах отказа Александра I даже от мечтаний о реформах речь еще впереди.