Сельское хозяйство: старое и новое

Уже в последней трети XVIII в. в России наблюдается заметное оживление предпринимательской деятельности — появляется все больше промышленных заведений, растет число городов и промыс­ловых сел, постоянно увеличивается экспорт хлеба и спрос на него внутри страны. Этому способствовали стабильность государствен­ных налогов, просуществовавшая до конца XVIII в., революция цен и вовлечение России в европейский рынок. Эти процессы продол­жались и в первой половине XIX в. За первые десятилетия XIX в. вывоз хлеба из России вырос в несколько раз и достиг, по различ­ным оценкам, 69—95 млн.. пудов в год. Особенно расширилась хлебная торговля после 1846 г., когда в Англии были отменены по­шлины на ввоз хлеба. По официальным подсчетам, ежегодный сбыт хлеба внутри России в 9 раз превосходил вывоз в зарубежные стра­ны. Сельскохозяйственное производство все крепче связывалось с внутренним и внешним рынком, приобретая все более товарный характер, усиливалась межрегиональная специализация.

В связи с непрерывным ростом населения, торговли и промыш­ленности значительно расширилась посевная площадь во всех гу­берниях европейской России: чтобы получить больше земледель­ческих продуктов, поднималась нетронутая целина, распахивались луга, леса и заросли кустарника. В южноукраинских губерниях и в области войска Донского' пахотные угодья увеличились с конца XVIII в. к середине XIX в. больше чем втрое.

В старых обжитых районах, даже в черноземных местностях, почва истощалась, и поэтому по инициативе наиболее хозяйствен­ных помещиков в 1830—1850 гг. возникло 20 новых земледельчес­ких обществ, которые ставили своей задачей определение мер для подъема сельского хозяйства. Деятельность этих обществ охватила Прибалтику, Украину, Центральный черноземный район, Повол­жье, Закавказье и отчасти нечерноземную полосу. Эти общества изучали местные природные условия, вводили более эффективные способы ведения хозяйства, создавали с этой целью опытные фер мы и хутора, проверяли действие

' Область войска Донского— историческое название территории размещения Донского Казачьего войска. Современные: Ростовская область, часть Волгоград­ской, Луганской, Воронежской областей и Калмыкии.

усовершенствованных машин и орудии. Некоторые сельскохозяйственные общества издавали спе­циальные журналы, в различных земледельческих районах было ус­троено несколько десятков сельскохозяйственных выставок, где представлялись образцы растений, усовершенствованные орудия, наиболее ценные породы лошадей, овец и крупного рогатого скота.

Особое внимание было обращено на замену стародавних, при­митивных орудий более совершенными. Раньше других стали рас­пространяться молотилки и веялки. Затем начали вводить сорти­ровки для отбора зерна, сеялки, равномерно разбрасывавшие семена, и другие орудия. Медленнее, несмотря на острую необхо­димость ускорения уборки урожая находили применение жатвен­ные машины: импортные жатки были дорогими и мало приспособ­ленными к российским условиям земледелия, а создать отечественную дешевую, быстро работающую жатку не удавалось. Вначале сельскохозяйственные машины ввозились из-за границы, позднее стали производиться и в самой России.

С целью повышения доходности имений некоторые помещики стали вводить новые сельскохозяйственные культуры. На Правобе­режной Украине, например, появились обширные плантации сахарной свеклы, на Левобережной Украине — табака, в южных губерниях и в Нижнем Поволжье расширились посевы подсолнеч­ника, почти повсеместно увеличивалась посадка картофеля. В Не­черноземье паровые поля начали занимать посевами трав — клеве­ра, люцерны, тимофеевки. Больше внимания теперь обращалось на необходимость удобрения полей навозом, отбора семян для по­сева, более глубокой вспашки.

Передовую роль в улучшении сельского хозяйства играла При­балтика. В прибалтийских имениях повышение уровня агротехни­ки носило более широкий и всесторонний характер; местами здесь применяли бобовые растения, вводили искусственные удобрения, вели упорную борьбу с сорняками.

Отдельные островки передового сельского хозяйства были рас­сеяны и в других местах европейской части России. Примером предпринимательского помещичьего хозяйства может служить крупное имение А. Реброва в Пятигорском округе Предкавказья. На 599 десятинах плодородной пашни Ребров собирал большой урожай пшеницы, которую сбывал как на местных рынках, так и на Дону и Черноморском побережье. Большие доходы приносили помещику разведение овощей для ближайших городов, сенокосы и особенно виноградники. В имении были также тутовый сад, образ­цовое шелкомотальное производство, 6 водяных мельниц, конный завод на 900 голов, большое стадо крупного рогатого скота и овец, в том числе тонкорунных. В 1842 г. Ребров получил от своего хо­зяйства крупный доход для того времени — около 12 тыс. руб. серебром. Характерно, что самые трудоемкие процессы при обра­ботке садов, виноградников и огородов выполнялись не крепост­ными (у Реброва их было 556 душ обоего пола), а наемными работ­никами.

Развитие производительных сил наблюдалось и в хозяйствах зажиточных крестьян — государственных, удельных и помещичь­их. Большинство участников сельскохозяйственных выставок со­ставляли государственные крестьяне.

Многие крестьяне сами изобретали улучшенные орудия и ма­шины: так, на выставке 1842 г. в селе Великом была выставлена трепальная машина для льна, сделанная крестьянином Х.Алексее­вым, на Лебедянской выставке 1849 г. крестьянин В.Сапрыкин показал изготовленные им модели молотилки, веялки и водяной мельницы, на Вятской выставке 1854 г. демонстрировалась сено­косная машина крестьянина А. Хитрина. Некоторые крестьяне со­здавали опытно-показательные хозяйства. В 1857 г. в Вятской гу­бернии насчитывалось несколько сотен таких доходных предпринимательских усадеб. В 1850-е годы особенно выделялся своими опытами крестьянин Нолинского уезда Вятской губернии Е. Метелев: он следил за текущей агрономической литературой, поддерживал связи с Московским обществом сельского хозяйства и двумя учебными фермами, закупал семена улучшенных сортов и проводил опыты их посевов. У Метелева было большое стадо ско­та. Для повышения плодородия глинистой почвы он использовал навоз. На его усадебном огороде вызревали отличные овощи, а фруктовый сад давал хороший урожай. Нередко хозяйства государ­ственных крестьян по продуктивности превосходили хозяйства соседних помещиков.

Технические нововведения применялись также в хозяйствах удельных крестьян, занимавших среднее положение между поме­щичьими и государственными крестьянами и плативших оброк царской семье. В 40—50-е годы в Симбирском удельном имении широко использовались конный английский плуг, веялки и моло­тилки. В 1844 г. удельный крестьянин вятского имения Сенин изо­брел молотилку, которая по простоте, удобству и дешевизне была признана лучшей в России.

В деревнях всех категорий в 1830—1850 гг. шло расслоение кре­стьян: с одной стороны, выделялись разбогатевшие хозяева, а с Другой — обедневшие земледельцы, которым приходилось ухолить на заработки.

Зажиточные крестьяне не ограничивались отведенными наде­лами, приобретали или брали землю в аренду. На основании Указа 1801 г. не только купцы и мещане, но и государственные крестьяне покупали незаселенные земли, в 1858 г. в государственных дерев­нях 33 губерний России насчитывалось около 270 тыс. таких соб­ственников, которым принадлежало более 1 млн. десятин земли, в основном пашни.

Удельные крестьяне приобретали землю с разрешения своего начальника. В Самарской губернии было немало таких земельных собственников, имевших по 100—200 десятин каждый.

Еще большее распространение получила аренда земли у казен­ного или удельного ведомства, особенно в районах степного За­волжья. Арендаторами были и сельские общества, и отдельные крестьяне. В Сызранском удельном имении в 1840-е годы числи­лось 12 крупных арендаторов, которые снимали 20 тыс. десятин земли на 9 тыс. руб., из них крестьянин А.Рачейский снимал боль­ше 6 тыс. десятин, за которые заплатил 3,5 тыс. руб.

Наряду с лесопромышленниками, подрядчиками и торговцами из среды крепостных крестьян выдвигались сельскохозяйственные предприниматели, сбывавшие на рынок крупные партии зерна, хмеля, льна, овощей, выращенных на собственных или арендован­ных землях. Чтобы вести такое хозяйство, нужно было нанимать рабочую силу: богатые крестьяне и купцы, которые не могли вла­деть крепостными, широко использовали батраков.

В дополнительных рабочих руках нуждались помещики, преиму­щественно на юге и юго-востоке, особенно применявшие более совершенные приемы агротехники и скотоводства, машины. И обедневшие крестьяне уходили из своих деревень на сезонные сельскохозяйственные работы. В небольших городах и селах на Нижней Волге в 30—50-е годы существовали настоящие «биржи труда». По приблизительным данным, в 1850-е годы ежегодно ухо­дили батрачить: 300 тыс. человек на Южную Украину, 150 тыс. — в Заволжье, 120 тыс. — в Прибалтику, 130—150 тыс. человек — в остальные регионы.

Но все эти положительные изменения в сельском хозяйстве России первой половины XIX в. были очень ограниченными. Даже основная масса государственных крестьян, юридически свободных и более независимых, состояла из середняков, которые вели само­стоятельное трудовое хозяйство; крестьян, которые были вынуж­дены сократить свое хозяйство или вовсе его забросить, было немного. По данным псковской подворной переписи, государст­венных крестьян, обрабатывавших исключительно собственную землю, было 56%, а оставивших земледелие — только 6%. Кресть­ян, создававших крепкие хозяйства предпринимательского типа, а их были десятки и даже сотни тысяч, было все же ничтожно мало по сравнению с общей массой. Так, в 1858—1859 гг. ревизских душ (т.е. крестьян мужского пола) в русских губерниях насчитывалось — помещичьих 6 577 159 человек (45,97%), государственных — 6 772 375 (47,34%), удельных - 957 140 (6,69%), а всего -14 306 673 человека.

Число передовых помещиков, переходивших на новую агротех­нику, составляло приблизительно 3-4% общего их числа, процент крестьянских хозяйств такого типа был еще меньше. Развитие производительных сил в сельском хозяйстве происходило не столько в форме радикального обновления агротехники и полеводства, сколь­ко путем расширения посевных площадей и освоения новых мало­заселенных районов, т.е. преобладали экстенсивные формы раз­вития.

Подавляющее большинство помещиков стремились повысить доходность своих имений старыми способами: расширением бар­ской запашки за счет крестьянских наделов, увеличением барщин­ных дней и оброка. Так, в Харьковской и Полтавской губерниях помещики имели больше 68% удобной земли, а в Екатеринослав-ской — больше 80%. В Рязанской и Тамбовской губерниях по срав­нению с 1780 г. барская запашка увеличилась в 1,5—2 раза. Больше всего пострадали крестьяне мелкопоместных имений. Все чаще помещики отбирали у крестьян всю землю и переводили их на месячину. В конце 1850-х годов в Полтавской и Харьковской гу­берниях безземельные крестьяне составляли почти четверть всех крепостных. В мелкопоместных имениях европейской части Рос­сии таких крестьян было около половины, а в Курской губернии все крепостные мелких помещиков жили в барских усадьбах в ка­честве дворовых или батраков.

Крестьянское малоземелье, усиливаемое ростом населения, на­блюдалось во всех губерниях старого заселения: в нечерноземном районе вместо положенных 8 десятин на ревизскую душу приходи­лось от 1,5 до 3 десятин, в черноземных губерниях вместо 5 деся­тин крестьяне имели от 2 до 4 десятин.

Увеличивалась численность крестьян, отбывавших барщину: к началу 1860-х годов в черноземном центре таких крестьян было более 70%, в Поволожье — более 73%, а на Украине — от 97 до 99%. Крестьянам назначались непосильные нормы, закон 1797 г. о трех днях барщины в неделю большей частью не исполнялся.

Повышалась и оброчная повинность. Если в конце XVIII в. средняя сумма оброка составляла 7 руб. 50 коп. с души, то к концу 1850-х годов она поднялась в нечерноземных губерниях до 17-27 руб.

Уменьшение наделов и увеличение повинностей вели к упадку крестьянского хозяйства: по официальным данным, в 6 губерниях Центральночерноземного района на каждую ревизскую душу было собрано в среднем в 1840-х годах по 3,15 четверти, а в 1850-х го­дах — по 2,66 четверти зерновых.

Упадок крестьянского хозяйства в условиях крепостного строя неизбежно приводил к упадку помещичьих имений: крепостные крестьяне обрабатывали барские поля, используя собственные ору­дия и рабочий скот. В 1859 г. числилось заложенными более 7 млн. крестьян (66% всех крепостных) на сумму 425 млн. руб. серебром. В некоторых губерниях, например в Нижегородской и Калужской, под залогом состояло от 78 до 93% всех имений.

Помещики заводили свеклосахарные и винокуренные заводы, суконные и полотняные мануфактуры, но не будучи способными конкурировать с вольнонаемными, они становились все менее до­ходными. Некоторые помещики выдавали крестьянам денежные премии или «нанимали» своих крепостных. Но все эти меры дава­ли незначительный результат.

Положение удельных и государственных крестьян было лучше, но и они страдали от роста податей, многочисленных дополни­тельных повинностей, малоземелья, а переселение на малозаселен­ные земли сопровождалось злоупотреблениями чиновников, воло­китой и страданиями для переселенцев.

В XVIII в. размер подушной подати в течение 70 лет после ее введения не изменялся, но, начиная с 1795 г., только Александр 1 за короткое время —с1810по1818г.—4 раза увеличивал подуш­ный оклад, доведя его с 1 руб. 26 коп. до 3 руб. 30 коп. Выросли и особые оклады.

Не раз уже говорилось, что государственные подати и натураль­ные повинности в течение веков подрывали возможности для кре­стьянского хозяйства не только расширенного, но и простого вос­производства, что в сочетании с природно-климатическими особенностями предопределяло замедленность социально-эконо­мического развития России. Все это справедливо и для XIX в. Более того, даже некоторые крупные чиновники в то время стали это понимать. Так, министр финансов Канкрин в 1826 г. признавал обложение крестьян чрезмерным. Растущим осознанием объектив­ных причин недоимок объясняются и попытка переложения об­рочной подати государственных крестьян с душ на землю, и прове­дение кадастра (для удельных крестьян такое нововведение было проведено более или менее успешно).

Тяжело отразилась на положении крестьян Крымская война. Рекрутские наборы и призывы в ополчение в 1853—1855 гг. изъяли из сельскохозяйственного производства около 1,5 млн. работников. Кроме того, только государственная деревня выделила в эти же годы 15 млн. подвод для перевозок грузов и 18 млн. конных и пеших работников для починки и строительства дорог и дорожных соору­жений.

В помещичьей деревне 34 губерний европейской части России шло сокращение посевов, которое в 1856 г. по сравнению с 1852 г. достигло 35%. Чистые сборы хлеба на душу населения в предвоен­ное десятилетие (1840—1850 гг.) составили в среднем 22—24 пуда, а в 1851—1860 гг. — только 19—21 пуд. Заметен упадок животно­водства: в 1840—1850 гг. на 100 душ населения приходилось 79 го­лов крупного рогатого скота, в 1851—1860 гг. — 67, а поголовье лошадей сократилось на 24%.

Одной из причин отсталости сельского хозяйства было также общинное пользование землей, широко распространенное в губер­ниях европейской части России. Помещики и казна искусственно поддерживали отжившую поземельную общину: время от времени «мир» переделял землю между крестьянами, чтобы сохранить за каждым домохозяином способность отбывать повинности. В усло­виях растущего малоземелья и обеднения деревни такая система была выгодна землевладельцам, государству и бедноте, но невы­годна середнякам и зажиточным крестьянам. Отсутствие уверен­ности, что после передела сохранится тот же надел, стесняло лич­ную предприимчивость, отбивая охоту лучше обрабатывать землю. При общинном землепользовании господствовал принудительный севооборот. С общиной также были связаны круговая порука, за­труднение мобилизации земли в руках наиболее дельных хозяев, сохранение психологии уравниловки и иждивенчества.

Общие сборы зерновых в России к середине XIX в. продолжали расти, в основном за счет расширения посевных площадей в мало­населенных и только осваиваемых районах, но общая отсталость сельского хозяйства, низкая урожайность и производительность труда в крепостных имениях и малоземельных крестьянских хо­зяйствах (в том числе государственных крестьян) требовали боль­шого количества рабочих рук, препятствовали сокращению числа занятых в сельском хозяйстве и переливу рабочей силы в промыш­ленность и торговлю. Все это неизбежно и замедляло общее эконо­мическое развитие России, и угрожало ее доходам от экспорта хле­ба: на европейском рынке хлеба появился опасный конкурент — американский фермер. Если в 1830-е годы объем вывоза русского хлеба в Европу на целых 86% превышал североамериканский, то в 1840-е годы — только на 48%.

А вот какие впечатления вынес личный секретарь великого князя Константина Николаевича А. Головнин, который в 1860 г. ездил по поручению начальника собирать местные сведения по крестьянскому делу: «Более всего поражает в настоящее время в средних и южных губерниях России истощение их и медленность всякого развития народного благосостояния. Доказательством тому служит, что между двумя последними ревизиями население почти не увеличилось, что в городах и селах весьма мало видно новых построек, а часто встречаются каменные дома... которые теперь стоят пустыми и разрушаются. По общему отзыву жителей, в по­следние тридцать лет уменьшилось значительно число скота и даже домашней птицы, и все предметы крайне вздорожали, особенно в последние годы... Все сие становится весьма понятным, естествен­ным, если вспомнить, что в последние 40 лет извлекался из помя­нутых губерний возможно больший доход и брались усиленные рекруты и между тем ничего на эти губернии не издерживалось. Самая плодородная почва истощается при таком хозяйстве»'.