Концепция исторического развития общества в домаркситской философии.

(Вопрос № 52 канд. экз.)

Авторский текст // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 510–517.

1. Каким образом парадигма социального знания определяет представления историков о развитии общества?

2. Каковы предпосылки возникновения марксистской концепции исторического развития?

3. Каковы достижения и противоречия марксистской концепции исторического процесса?

Нет ответов

Б.Л. Губман // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 510-512.

1. Каковы основные вехи истории домарксистской философии исто­рии?

2. Опишите главные этапы развития домарксистской философии исто­рии?

Сама попытка взглянуть на историю как обладающею целостным смыслом была предпринята отнюдь не сразу. «Греки и римляне, - пишет, - К. Левит,- не обладали особым словом для того, что мы в единственном числе именуем "историей", они знали "истории" ("Ызгопае") лишь во множественном числе». Это справедли­во относительно творчества таких выдающихся историков античности, как Геродот, Фукидид, Тацит, Светоний и др. Лишь в сочинениях Поли-бия возникает новый тип всеобщей истории. Идея всемирности истории вызревала вместе с универсализацией связей между различными реги­онами, странами и народами. Для философов античности «природа будет моделью для истории, а не история - моделью для природы». Натуралистический историзм античности не ставит проблемы начала человеческой истории, всецело поддерживается циклизма, хотя уже в его границах складывается противостояние неумолимо идущего време­ни, «хроноса» и «кайроса» как исторического благовремения, ставшее впоследствии достоянием христианского мышления.

Христианское истолкование смысла истории подразумевает ее осознание как особого рода целостности, единства. В нем торжествует провиденциально-эсхатологическое толкование диалектики социально­го развития, реализуется поиск имманентной цели, «телоса» истории. «Священная» история, центральным событием которой христианские философы и богословы считают явление Христа, становится ключом к пониманию смысла истории мирской. Эсхатологическая мифология обретает статус постоянного фона, на котором вершится многообразие событий истории человечества. Отцы церкви создают теологию исто­рии предполагающую видение социальной жизни от момента творения человека до страшного суда и финального спасения. Именно под таким углом зрения трактуют историю Августин, Аквинат Иоахим Флорский, средневековые хронисты. В лоне христианского истолкования смысла истории зарождаются «субстанциальный» подход к ее содержанию. Рассмотрение ее целостности, разворачивающейся в направлении оп­ределенного финала, есть не что иное, как поиск единой субстанции общественной жизни, раскрывающейся во времени. Здесь следует искать истоки субстанциалистских концепций истории в западноевропейской историософии Нового времени.

Подчеркивая противостояние мира природы и культуры, фило­софы Нового времени видят в человеке существо, способное проникнуть в строй универсума и сознательно созидать свою общественную жизнь по канонам разума. Важным достоянием их построений становится идея «естественного закона», направляющего исторические деяния людей (Т. Гоббс, Дж. Локк и др.). В ходе спора о «древних и новых» временах еще в XVII столетии обсуждалась проблема прогресса, подробно разра­ботанная затем в трудах А.Р. Тюрго, Ж.А. Кондорсэ и других мыслите­лей эпохи Просвещения. Вера в торжество общественного прогресса, «гуманистических начал в жизни людей имела, однако, односторонне упрощенное звучание: их финальная победа рисовалась просветителям изначально предуготованной, как бы запланированной своеобразным «перелицованным провидением». Эта слабость их построений была отчетливо осознана сначала Ж.-Ж. Руссо, заговорившим о неоднознач­ности влияния успехов цивилизации на человека, И.Г. Гердером, под­черкивавшим, что существует многообразие культур и прогресс отнюдь не реализуется автоматически, а затем стала предметом обстоятельной критики приверженцев романтической традиции.

Немецкая классическая философия как бы резюмировала искания западноевропейской мысли Нового времени, предлагая новый ракурс рассмотрения проблемы смысла истории. Уже в трудах Канта ставится вопрос о возможности совмещения взгляда на историю как единый, направляемый закономерностью прогрессивный процесс и наличия в ней индивидуально-личностного измерения, связанного с реализацией свободного саморазвития человека. «Попытка философов разрабо­тать всемирную историю согласно плану природы, направленному на современное гражданское объединение человеческою рода, должна рассматриваться как возможная и даже как содействующая этой цели природы», — писал Кант. Подобный философский взгляд на историю предполагает ее видение как процесса, ведущего к прогрессивному торжеству коллективного разума, гармоничному состоянию мирового сообщества. Он телеологически предустановлен, предопределен целью Природы. Свобода человека мыслится Кантом как возвышающаяся Над феноменальным миром, противоположная ему и существующая в нормальной сфере. Но в таком случае возникает вопрос о взаимосвязи цели природы и свободной самореализации индивида.

М. Фуко // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 514-516.

1. Каким был исторический дискурс до начала XVII в.? Какую роль в древности и Средние века играла история?

Исторический дискурс можно было бы понять как род письменной или устной церемонии, целями которой в действительности должны быть оправдание власти и одновременно ее укрепление.

В самом деле, традиционная функция истории, начиная с первых римских аналитиков и позднее, вплоть до средневековья и, может быть, до XVII века и еще позже, состояла в том, чтобы говорить о праве власти и усиливать ее славу. Ее роль была двойной: с одной стороны, го­воря об истории, истории королей, сильных мира сего, суверенов и об их победах (или, возможно, об их временных поражениях), имели в виду юридически прикрепить людей к власти, которая своим существованием подтверждает всю законность и историческую непрерывность, преемс­твенность: привязать таким образом юридически людей к непрерываю­щейся власти и с помощью этой непрерывности. С другой стороны, их хотят ослепить крепостью ее славы, на деле едва поддерживаемой, ее высшими образцами и ее подвигами. Ярмо закона и блеск славы являют­ся, как мне кажется, двумя гранями исторического дискурса, направлен­ного на укрепление власти. История, также как ритуалы, святыни, цере­монии, легенды, является оператором, интенсификатором власти.

2. При каких обстоятельствах и почему возникает дискурс истории как войны рас?

В XVI и в начале XVII века исторический дискурс перестает быть дискурсом верховной власти, даже дискурсом расы, а становится дискурсом рас, их столкновения, борьбы, захватывающей нации и законы. В силу этого, я думаю, история становится абсолютно противоположна истории суверенитета, какой она была до того. Это первая познанная Западом неримская, антиримская история.

Власть больше не является связующим началом единства города, нации, госу­дарства. Власть получает особую функцию: она не связывает, она служит И постулат, что история сильных мира сего наверняка включает историю маленьких людей, постулат, что история сильных развивается вместе с историей слабых, постепенно заменяется принципом гетерогенности: история одних не является историей других. Теперь обнаруживается или, во всяком случае, утверждается, что история побежденных после битвы при Гастингсе саксов не является историей победивших в той же битве нормандцев. Становится возможным понять, что победа одних оборачивается поражением других.

3. Каким образом дискурс истории как борьбы рас повлиял на истори­ческую концепцию Маркса?

Содержание революционного дискурса, который не переставал воздействовать на Европу, по крайней мере с конца XVIII века, не сво­дилось только к расшифровке асимметрий, к призывам возобновить и оживить социальную войну, но это все же была его важная составная, именно она была сформирована, определена, утверждена и органи­зована в той большой контристории, которая с конца средневековья говорила о борьбе рас. История революционного проекта и революционной практики неотделима от конт­ристории, которая порвала с индоевропейской формой исторической практики, ориентированной на верховную власть; она неотделима от появления контристории, то есть истории рас, и от роли, сыгранной ею на Западе.

7.2 К.Маркс: история общества как естественноисторический процесс смены общественно-экономических формаций.

( Вопрос №53 канд экз)

К. Маркс, Ф. Энгельс // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 517-522.

1. Что такое материалистическое понимание истории? Что, с точки зрения К. Маркса и Ф. Энгельса, отличает их собственное понимание истории от предшествующих концепций исторического развития?

Итак, это понимание истории заключается в том, чтобы, исходя именно из материального производства непос­редственной жизни, рассмотреть действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порожденную им форму общения — т.е. гражданское общество на его различных сту­пенях - как основу всей истории; затем необходимо изобразить деятель­ность гражданского общества в сфере государственной жизни, а также объяснить из него все различные теоретические порождения и формы сознания, религию, философию, мораль и т.д. и т.д., и проследить про­цесс их возникновения на этой основе, благодаря чему, конечно, можно будет изобразить весь процесс в целом (а потому также и взаимодействие между его различными сторонами). Это понимание истории, в отличие от идеалистического, не разыскивает в каждой эпохе ту или иную кате­горию, а остается все время на почве действительной истории, объясня­ет не практику из идей, а идейные образования из материальной прак­тики и в силу этого приходит также к тому выводу, что все формы и продукты сознания могут быть уничтожены не духовной критикой, (не растворением их в «самосознании» или превращением их в «привиде­ния», «призраки», «причуды» и т.д., а лишь практическим ниспровер­жением реальных общественных отношений, из которых произошел весь этот идеалистический вздор,— что не критика, а революция явля­ется движущей силой истории, а также религии, философии и прочей теории. Эта концепция показывает, что история не растворяется в «самосознании», как «дух от духа», но что каждая ее ступень застает в на­личии определенный материальный результат, определенную сумму производительных сил, исторически создавшееся отношение людей к природе и друг к другу, застает передаваемую каждому последующему поколению предшествующим ему поколением массу производительных сил, капиталов и обстоятельств, которые, хотя, с одной стороны, и ви­доизменяются новым поколением, по, с другой стороны, предписывают ему его собственные условия жизни и придают ему определенное раз­витие, особый характер. Эта концепция показывает, таким образом, что обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят об­стоятельства.

2. Как осуществляется исторический процесс?

На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противо­речие с существующими производственными отношениями, или - что является только юридическим выражением последних - с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции.

С изменением экономической основы более пли менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необ­ходимо всегда отличать материальный, с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или фило­софских, короче - от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение.

3. Что такое общественно-экономические формации? Какими характер­ными чертами они отличаются? Как происходит смена общественно-экономических формаций?

Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем со­зреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества. Поэтому человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда матери­альные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления.

4. Что такое базис и надстройка общественно-экономических формаций? Как они взаимосвязаны в процессе развития общества?

В общественном про­изводстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения - производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их матери­альных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстрой­ка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание.

Экономическое положение - это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки: политические формы классовой борьбы и ее результаты - государственный строй, установленный победившим классом после выигранного сражения, и т.п., правовые формы и даже отражение всех этих действительных битв в мозгу участников, полити­ческие, юридические, философские теории, религиозные воззрения и их дальнейшее развитие в систему догм. Существует взаимодействие всех этих моментов, в котором экономическое движение как необхо­димое в конечном счете прокладывает себе дорогу сквозь бесконечное множество случайностей (то есть вещей и событий, внутренняя связь которых настолько отдалена или настолько трудно доказуема, что мы можем пренебречь ею, считать, что ее не существует). В противном случае применять теорию к любому историческому периоду было бы легче, чем решать простое уравнение первой степени.

5. Как осуществляется общественный прогресс в антагонистических общественно-экономических формациях?

(см. вопрос №2 )

6. Что такое коммунистическая общественно-экономическая форма­ция?

В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путем, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда. Выражением «трудовой доход», неприемлемое и в настоящее время из-за своей двусмысленности, теряет таким образом всякий смысл.

Здесь, очевидно, господствует тот же принцип, который регули­рует обмен товаров, поскольку последний есть обмен равных стоимостей. Содержание и форма здесь изменились, потому что при изменившихся обстоятельствах никто не может дать ничего, кроме своего труда, и по­тому что, с другой стороны, в собственность отдельных лиц не может перейти ничто, кроме индивидуальных предметов потребления. Но что касается распределения последних между отдельными производителя­ми, то здесь господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой.

На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчез­нет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники обще­ственного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазною права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!

Г. Лукач // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 44-47.

1. Какие недостатки и противоречия гегелевской философии критикует К.Маркс?

Таковым является опять-таки проблема действительности, проблема единства исторического процесса. Маркс упрекает Гегеля (но в еще большей мере - его последователей, которые все больше скаты­вались на позиции Фихте и Канта), что, в сущности, он не преодолел дуализма мышления и бытия, теории и практики, субъекта и объекта; что его диалектика - в качестве внутренней, реальной диалектики ис­торического процесса — это простая видимость; что как раз в пункте, имеющем решающее значение, он не пошел дальше Канта; что позна­ние для Гегеля - это познание, относящееся к материалу, который сам по себе сущностно ему чужд, а не самопознание этого материала - то есть человеческого общества.

2. Каковы заслуги самого Маркса в формировании концепций социальной философии?

Восприняв прогрессивную часть гегелевского метода, диалектику, понятую как познание действительности, Маркс не только решительно порвал с преемниками Гегеля, но одновременно расколол надвое саму философию Гегеля. Историческую тенденцию, присущую гегелевской философии, Маркс предельно усугубил и провел с чрезвычайной последовательностью: с присущим ему радикализмом он превратил в исторические проблемы все общественные феномены и проявления социализированного человека, конкретно указав реальный субстрат исторического развития и раскрыв его методологическую пло­дотворность.

Исходный пункт диалектического материализма, положение о том, что не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их обще­ственное бытие определяет их сознание.

И. Валлерстайн // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 92-95, 531-534.

1. В чем видит И. Валлерстайн заслуги К. Маркса в развитии социальной философии?

Одной из сильнейших сторон марксизма было то, что, как оппозиционное и потому критическое учение, он привлекал внимание не просто к противоречиям системы, но и к про­тиворечиям ее идеологов, апеллируя к эмпирически очевидным историческим фактам, тем самым вскрывая негодность моделей, предлага­емых для объяснения общества.

Гений Маркса, секрет силы его мысли состоит в том, что он первый сконструировал действительные социальные модели, основанные на долговременной исторической перспективе. Эти модели были увеко­вечены в их первоначальной простоте тем, что к ним стали относиться как к неизменным законам, априорным объяснениям, автоматически приложимым ко всем обстоятельствам и всем обществам...

2. Каковы противоречия социальной философии марксизма?

В принципе, да; на практике, однако, существует много разных, часто противоречащих друг другу, дошедших до нас версий «марксизма».

3. Каково было влияние К. Маркса на социальную мысль первой поло­вины XX в.?

Маркс имел две ипостаси: был пленником своего социального положения и одновременно гением, способным временами смотреть на вещи более широко и с лучшей точки зрения. Первый Маркс извлекал общие выводы из истории Великобритании. Второй же был вдохновителем критических концептуальных подходов к общественной реальности.

Обратная сторона медали, однако, в том, что марксизм в результате столь же часто служил оправданием статус-кво, как и способом его подрыва. Причем он выполнял «консервативную» функцию особенно хорошо именно потому, что провозглашался «антисистемной» идеоло­гией. Почему это произошло? Все дело в принятой интеллектуальной стратегии. Сосредоточение на разработке контрмодели включало в себя два подчиненных решения: признание предпосылок современной науки и признание основных черт картины, нарисованной господствующей историографией, претендовавшей на изображение того, «что действи­тельно произошло».

4. В чем заключаются причины кризиса марксизма как социальной тео­рии?

Но предпосылки современной науки и господствующей историог­рафии были не более нейтральными, чем сами модели. И цыплята вер­нулись домой петушками в период после 1945 г., когда как социальная наука истеблишмента, так и марксистская социальная наука обнаружили возрастающие трудности в объяснении реального мира, то есть в опре­делении подлинного направления исторического перехода, в котором мы начали жить. Сегодня это часто изображают как «кризис марксизма», но это слишком узкое определение. Скорее это «кризис исторических социальных наук», а сверх того еще и «кризис науки» как таковой.

1. Почему потерпели поражение «старые левые»?

Победы марксистов над анархистами в рамках социалистических и рабочих движений и «политических» ационалистов над националистами «культурными» в рамках различных националистических движений были победами сил, выступавших за бюрократизацию революции, то есть за создание постоянных органи­заций, различными способами подготавливающих почву для захвата политической власти.

Всемирная революция 1968 года произошла, когда народные массы начали отказываться от вредной привычки. Впервые в истории пафос антисистемной борьбы обернулся против лидеров антисистемных движений: социал-демократических — на Западе, коммунистических — в восточном блоке от Одера до Хуанхэ, национально-освободительных — в Африке и Азии, популистских — в Латинской Америке. Расставаться с ривычками всегда нелегко. Революция, начавшаяся в 1968 году, до­стигла своей кульминации лишь через 20 лет — в 1989-м, когда народные массы, разочаровавшиеся в антисистемных силах, преодолели наконец инстинкт подчинения лидерам, развитый в них многолетней идеоло­гической обработкой, и окончательно порвали с прошлым. Во многом это произошло благодаря осознанию в 1970-1980-е годы того, что соци­альные улучшения, достигнутые в 1945-1970 годах, были химеричны и что капиталистическое миро-хозяйство никогда не сможет предложить реальной перспективы всеобщего благосостояния, преодолеть растущую пропасть между центром и периферией.

2. Означает ли их поражение, что победу одержали их оппоненты — ли­бералы?

Результатом прозрения стало повсеместное разочарование в госу­дарстве, четко проявившееся в 1990-е годы. Нас настойчиво убеждают в том, что так начался поворот к неолиберализму. На самом деле [следует говорить об] осуществлявшемся государством отходе от либерализма и его обещаний спасения через социальный реформизм. Нас настойчиво убеждают в том, что так произошел возврат к индивидуализму. На деле же - это возрождение коллективизма. Нас настойчиво убеждают в том, что так произошел возврат к оптимизму. На деле же - это поворот к глубокому пессимизму.

3. На каких основаниях может быть заключено соглашение между либе­ралами и демократическими левыми?

Лучшие дни либералов уже позади Сегодня нам угрожает при­шествие тех, кто не хочет ни компетентности, ни инкорпорированности; Иначе говоря, перед нами открывается перспектива худшего из миров. Если мы хотим поставить на их пути преграду, если мы хотим построить новую историческую систему, мы можем сделать это только на основе Единения. Для либералов пришло время положиться на демократов. Если они сделают это, они по-прежнему будут играть достойную роль. Либералы по-прежнему могут напоминать демократам о рисках [решений, принима­емых] неуемным и торопливым большинством, но им следует делать это лишь признавая неоспоримый приоритет большинства при коллективных решениях. Кроме того, либералы могут постоянно призывать и к исклю­чению из сферы коллективного тех вопросов, решение которых следует оставить индивиду, а вопросов этих—несметное множество. Такая позиция приветствовалась бы в демократическом мире. И, разумеется, отдавая инкорпорированности приоритет перед компетентностью, мы говорим прежде всего о политической сфере. Мы не предлагаем игнорировать значение компетентности на рабочем месте или в мире науки.