НИКЕЙСКОЕ ЦАРСТВО ЛАСКАРЕЙ. ТРАПЕЗУНТСКОЕ ЦАРСТВО В XIII в. СЕЛЬДЖУКСКИЕ СУЛТАНЫ И НАШЕСТВИЕ МОНГОЛОВ 7 страница
Первый период Трапезунтского царства характеризуется подчинением сельджукам, по крайней мере на фоне этого вопроса протекает внешняя история Трапезунта при первых двух его Великих Комнинах». Концом этого периода является катастрофа, постигшая сельджуков. Могущественного Ала ад-дина Кейкубада сменил слабый преемник Гиас ад-дин Кейхозрев (1236—1245 или 1238—1246), вместо войн и управления возлюбивший магию, редкостных зверей, вино и женщин. Его покинули лучшие полки, и, когда приблизились монголы Бачу, подчиненные Конии государи — между ними и трапезунтский — заняли выжидательное положение. В окрестностях Сиваса (Севастии) Кейхозрев разбит был наголову монголами (1244) и бежал к греческому никейскому царю Иоанну Ватаци. Даже его семейство, доверенное охране армянского царя Хетума, было выдано последним по требованию Бачу. За это Хетум, царствовавший в богатстве и славе 45 лет и известный латинянам под именем Гайтона, обеспечил себе монгольскую дружбу и подданным своим в Киликии безопасность. Взяв города сельджукского царства и самую Конию, Бачу пошел на Грузию, где царица Русудан, сестра Лаши, захватила власть и дружила с сельджуками, за что Тифлис был разорен Джелал ад-дином (1225). Русудан послала в Конию законного наследника Давида, сына Лаши, и хотела доставить трон своему сыну, также Давиду. Татары теперь вмешались в распрю, посадили одного Давида в Тифлисе, другого в Сванетии, а за мятеж схватили грузинских князей и большую часть зарезали. И Грузия тогда подчинилась татарам. Одновременно Иконийский султанат стал управляться монгольским наместником, хотя на престоле Конии сидели до конца XIII в. потомки Кейхозрева, большей частью малолетние. События эти случились, впрочем, уже при четвертом Великом Комнине в Трапезунте, Мануиле. Трапезунт попал из подчинения иконийскому сельджукскому султану в подчинение монгольским ханам, но благодаря своевременной покорности Мануила монголы не вступили в область Трапезунта и Великие Комнины не ездили ко двору ханов в далекий Каракорум. Это было великим успехом политики Комнинов. Монгольская власть была разорительна для покоренных народов. Правда, ими немедленно принимались меры, чтобы города были вновь заселены и поля засеяны. Но единственной их целью было повысить собственные доходы, и покоренные должны были работать для них. Все имеющее ценность было немедленно переписано и обложено: поля, мастерские, рыбные ловли, рудники. Лишь женщины и духовенство были освобождены от податей. Каждый христианский подданный монголов отдавал ежегодно сборщикам 100 фунтов ячменя, 50 — вина, 2 — риса, 3 мешка соломы, веревки, 1 серебряную монету, стрелу и подкову. Сверх того с 20 штук скота бралось одно животное и 20 монет; лошади и мулы все были забраны монголами. Систему переписи и обложения в Передней Азии второй половины XIII в. организовал монгольский вельможа Аргун. Подати натурой он перевел на деньги и с самих монголов стал брать десятину. Жалобы на него наконец дошли до великого хана, и якобы лишь свидетельство дружественного ему армянского князя Сембада спасло Аргуна от казни. Ханы и князья монголов в Передней Азии жили среди сказочной роскоши, население же бросало свое достояние и разбегалось в горы. Даже князья христиан продавали или закладывали свои земли и замки.
Глава V
МИХАИЛ ПАЛЕОЛОГ
Феодор II Ласкарь оставил по завещанию свой престол 8-летнему сыну Иоанну и назначил регентом своего друга Георгия Музалона. В соблюдении верности малолетнему царю присягнули армия, синклит, духовенство и Музалон.
Регент знал, насколько ему враждебны архонты, враги личного режима, и наемники-латиняне с Михаилом Палеологом во главе. Поэтому он немедленно отвез малолетнего царя в крепость Магнисию, где хранилась царская казна, и окружил его верными слугами под начальством Агиофеодорита, друга покойного царя. В то же время он созвал архонтов и войско и объявил, что готов уступить власть желающему принять на себя ответственность. Враги Музалона не пошли, однако, на мировую сделку с ненавистным временщиком, уверяя его в верности, но цена их новой присяги была хорошо известна обеим сторонам.
Не прошло трех дней со дня похорон царя Феодора, как в Сосандрах, на его могиле, разыгралась кровавая катастрофа. Молодой царь с Музалонами и сановниками прибыли в храм для заупокойного богослужения. Наемники подняли шум, требуя показать им царя Иоанна, и, когда он показался на паперти, заговорщики — все известные нам враги Феодора — вместе с наемниками-латинянами ворвались во храм. Напрасно Музалоны искали спасения в алтаре. Их нашли и разрубили на куски. Кровь регента обрызгала престол. Убит он был наемником Карлом. Держа куски дымящегося мяса, заговорщики поносили царя Феодора над его могилой. Имущество Музалонов было немедленно разграблено. Но перед народом заговорщики — в числе их Акрополит не назвал ни себя, ни М. Палеолога — кричали: «Мы расправились с изменниками, которые извели царя Феодора и посягнули на свободу его сына, царя Иоанна. Да здравствует свобода!»
Охрана малолетнего царя была усилена. Многими овладела паника. Старый вельможа Карианит со своими приближенными бежал к сельджукам. У трона юного царя разыгрались страсти и соперничество; знатные семейства хотели захватить его в свои руки. Палеолог приставил к нему своих братьев, предупредив родственников Ласкарей Цамантуров, знатных Торников, Стратигопулов, Ватац, Тарханиотов, Кантакузинов и иных. Знатный смирнский магнат Нестонг, помолвленный с одной из дочерей царя Феодора, все время проводил во дворце и даже играл с ребенком-царем в мяч на конях в присутствии царевен.
Анархия не могла длиться продолжительное время. Дела государства, особенно на Западе, требовали твердой руки. Первым кандидатом в регенты был Михаил Палеолог— испытанный полководец, любимец войск, особенно наемников-латинян, знатного рода, выдвинувшегося при первых Комнинах, родственник царствующего дома и лично, и по жене. Гибель Музалонов, даже если бы не была делом его рук, открыла ему путь к верховной власти. Палеолог, вербовавший себе сторонников обещаниями денег, для вида отказывался от регентства, указывая на свою бедность, требуя голоса патриарха Арсения Авториана, вызванного из Никеи, требуя, наконец, для себя высокого звания, чтобы легче нести бремя верховной власти. Не дожидаясь патриарха, Михаилу дали звание великого дуки. Как регент, он получил доступ к царским богатствам, собранным царями Иоанном и Феодором в крепостях Магнисии на Меандре и Астице на Скамандре. Казну охраняла верная стража из вооруженных секирами «кельтов» — преемников варяго-английской дружины. Михаил Палеолог начал раздавать деньги под ложными предлогами не на потребности государства, но чтобы снискать себе друзей, и сам он уверял при этом, что тратит на свой дом всего три червонца в сутки. Раздавал же он щедро. Особенно старался он привлечь духовенство на свою сторону. Прибывшему патриарху Михаил устроил торжественную встречу и вел его мула под узцы; прибыв во дворец, он вынес малолетнего царя и вручил патриарху. При всяком случае он заявлял, что примет власть лишь из рук синода. В то же время он соблазнял архиереев, показывая им царские сокровища. Синод не устоял, тем более что Палеолог не скупился на содержание архиереев и через третьих лиц или при ночных свиданиях обещал еще более. По выражению Пахимера, скоро Палеолог стал водить архиереев за нос, куда ему было угодно. На соединенном заседании синода с сановниками ни один архиерей не подал голоса против Палеолога, наоборот, все находили нужным возвести его в сан деспота, чтобы он получил справедливое воздаяние за труды и личный риск, сопряженные с регентством, и чтобы Палеолог, удовлетворенный такой честью, тем вернее оберегал малолетнего царя; архиереи указывали на знатный род Комнина-Палеолога, на его почтение к духовенству, доступность и щедрость. Напротив того, родственники царствующего дома Цамантурыи Нестонг, упомянутый жених царевны, находили, что Палеологу достаточно звания «царского отца»; если же его приблизить к царской власти, то сестры юного царя, за три и четыре поколения ведущие свой род от царей, будут унижены и не найдут себе мужей, подходящих по знатности. Перевес голосу духовенства дала партия заговорщиков, «слепых», т. е. ослепленных царем Феодором; во главе этой партии стояли Алексей Стратигопул, Фили, Торники и другие знатные приверженцы и родные Палеолога. Если повелевающий именем царя, говорили они, сам будет частным лицом, то не будут его слушаться; даже свободолюбивые люди на корабле ставят себе капитана. Ради одного младенца не погибать государству. Не знаем мы разве, до каких несчастий дошла империя, когда мы были изгнаны с родины? Тогда же была, хотя плохая, власть, а что будет, если у нас вовсе не окажется правительства? Нужно возвеличить того, кто будет принимать чужестранных послов, обращаться к народу, приказывать войску. Ромэйское государство не может управляться иначе как монархом. Наконец, сам патриарх Арсений, еще будучи в Никее, при известии о кончине Феодора II высказывался в том смысле, что следует вручить власть Палеологу.
Таким образом, было решено возвести регента в сан деспота, граничивший с царским, и знаки этого высшего сана были вручены Палеологу малолетним царем и патриархом (1259). Щедроты Палеолога полились рекою; втайне он хлопотал уже о венце царя-соправителя, ссылаясь на участь Музалонов. Одновременно он начал и репрессии и родственника Ласкарей, непокорного Цамантура, сослал в Бруссу под стражу, от которой его освободил лишь монашеский постриг. И на этот раз духовенство оказалось впереди приверженцев Палеолога. Провозглашение Палеолога царем было назначено на 1 января 1260 г.
Предварительно шли переговоры между Палеологом и его избирателями. Судя по известиям Пахимера, недостаточно, впрочем, определенным, будущему царю были поставлены условия. Он обязался отказаться от престола за себя и за сына, если не окажется достойным, т. е. если не сдержит своих обещаний.
Палеологу было предложено, во-первых, гарантировать права Церкви, слушаться и чтить ее представителей. Он обязался считать Церковь своей матерью в противоположность царю Феодору, который пренебрегал Церковью и держал ее в подчинении царской власти, так что патриарх был лишен возможности печаловаться за свой народ.
Знати и сановникам было обещано назначать на высшие должности лишь достойных в противоположность личному режиму Феодора, предпочитавшему незнатных. Не должно быть посягательства на имущественные права, но как бедный (крестьянин), так и достаточный (архонт) могут безбоязненно хвалиться своим достатком, — в отмену законов против роскоши, изданных царем Ватаци. Обещано было не устанавливать незаконных (т. е. новых) налогов.
Палеолог обязался не слушать доносов, обеспечить правосудие назначением нелицеприятных судей, в частности восстановить в своем звании протоасикрита, знатного Михаила Какоса (Злого) из рода Сеннакеримов. Отменены были судебные поединки и испытание железом, которое при Ватаци угрожало самому Палеологу.
Ученым гарантировано почетное положение, точнее сказать, царские щедроты, которыми они, впрочем, пользовались при Ласкаридах.
Армии будущий царь обещал оставить поместья (прении) за детьми владевших ими служилых людей, хотя бы находившимися во чреве матери при смерти отца. Другими словами, прении становились наследуемым имуществом, приближались к вотчинам, хотя и под условием военной службы.
Обещания Палеолога обозначали торжество элементов, пострадавших от крайностей национальной самодержавной власти, глашатаем которой являлся Феодор II и его верные Музалоны. И Церковь и архонты получили гарантии прежнего их положения в империи. Под фразами о чести, правосудии и награждении достойных мы видим крушение политики Ласкаридов, которые в тяжкой борьбе за самостоятельность v. единение эллинизма пытались выковать крепкую национальную власть. Михаил Палеолог, сам вышедший из средь: недовольной знати, в качестве претендента на не принадлежавший ему престол растерял не только финансовое, но и политическое достояние никей-ских царей. Катастрофа 1258 г. могла не быть непредвиденной или случайной, но она была пагубной для позднейших судеб Византии и сказалась горькими последствиями для самого Палеолога, когда он был поставлен лицом к лицу с труднейшими национальными задачами. Он начал свое правление, так сказать, с залога захваченного им чужого наследства.
Но на первых порах он пожинал плоды своих уступок. Неоднократные клятвы в верности царствующему дому, которыми цари Ватаци и Феодор обязали его и архонтов, были, по выражению историка, разорваны синодом, как паутина: коронация соправителя, говорили архиереи, не измена, но необходимая помощь малолетнему царю. Упомянутым Сеннакеримом был составлен текст новой присяги, включавшей прежние клятвы Палеолога с добавлением присяги ему самому и угроз церковным проклятием, особенно за возбуждение междоусобной войны. Боялись, очевидно, народа. Высшие чины присягнули по этой формуле в верности обоим царям, сам же Палеолог поклялся в том, что он не посягнет на безопасность и права молодого царя Иоанна. В назначенный день архиереи и сановники облекли Палеолога в царские одежды и подняли его на щите.
Новый царь поспешил исполнить условленное в явных и тайных переговорах. Он породнился с знатнейшими фамилиями, между прочим, женил младших братьев на дочерях Торника и Враны, выдал своих родственниц за членов знатнейших фамилий, Раулей, Фили и других, и сближение с аристократией ввел в систему своей политики. Приверженцев своих он щедро жаловал чинами и женил на знатных невестах. Военачальникам и войску он роздал щедро поместья, укрепив их за потомством получивших на вечное время и выдав в том грамоты за золотою печатью. Должники казны были выпущены из тюрем; прошения о пособиях и подарках из казны удовлетворялись немедленно и без соблюдения срока, стоило лишь попросить. Казенные деньги выбрасывались кучами, и люди бросались на них, как псы.
Спеша короноваться, Палеолог с войсками прошел в Филадельфию, где занялся укреплением границ с сельджуками; патриарха же он отослал в Никею, поручив готовиться к помазанию на царство обоих царей. В то же время он подговорил наиболее преданных ему архиереев отложить коронацию малолетнего Иоанна до его совершеннолетия; некоторые же архонты угрожали расправиться с сыном царя Феодора, если его сторонники будут настаивать на коронации его одновременно с Палеологом. Патриарх не знал, как поступить; из архиереев же один Салоникский митрополит, Мануил Псара, тот самый, который предсказал Палеологу близкое воцарение, упорно отстаивал права законного наследника престола и требовал, чтобы Иоанна короновали первым. Однако митрополит мог лишь добиться подтверждения безопасности сына Феодора и под угрозами подписал синодальное постановление. И несчастный сын царя Феодора лишь присутствовал при помазании на царство Палеолога и его супруги, имея на голове не венец (стемму), но простую повязку, усыпанную жемчугами и драгоценными камнями. Малютка сам ничего не понимал, а всякий заботился о себе. Чернила еще не успели просохнуть на присяге обоим царям, как духовенство стало внушать народу, что клятво-преступничество лучше междоусобной войны.
Царь Михаил Палеолог, бросая на приемах деньги обеими руками, устроил для народа ристалища и игры, в которых сам принимал участие вместе с сановниками; он приказывал всем веселиться и быть уверенными в лучшем будущем; в отмену указов Ватаци против роскоши было разрешено наряжаться и завивать себе волосы. Неразумные веселились по царской милости, а кое-кто шептал: «Чешитесь, завивайтесь, а потом будете драть себе волосы, когда есть будет нечего». Открытой оппозиции Палеологу не могло уже быть; из предосторожности он посадил в тюрьму Карианита, единственного из приближенных Феодора Ласкаря, имевшего силу в войске; Карианит бежал впоследствии к сельджукам, но был убит в дороге турецкими разбойниками. Протостратор И[оанн] Ангел был отозван из западной армии, но по пути в Никею умер якобы от страха.
В области внешней политики успех следовал за успехом на первых порах. Сельджукский султан через послов просил у него защиты на случай неудачи в междоусобной войне, и Палеолог обещал принять его с открытыми объятиями. Не отпуская от себя малолетнего Иоанна Ласкаря, Палеолог отправился в Лампсак. К нему туда привезли пленных рыцарей-франков, с самим князем ахейским Вилльгардуэном и баннеретами Туей и Годефруа Каритенским. Как было изложено в гл. [II], они были взяты при разгроме западной коалиции под Пелагонией (ныне Монастырь) в 1259 г. Князь Вилльгардуэн отказался признать Палеолога своим сюзереном и был заключен в тюрьму. Своих же счастливых военачальников Палеолог наградил по-царски: брату Иоанну дал сан деспота, другому брату Константину — севастократора, Льву Стратигопулу — кесаря, старому Михаилу Ласкарю, брату Цамантура, за его покорность — сан великого дуки.
Положение латинян в Константинополе было безнадежное. Палеолог поставил себе задачей овладеть, наконец, Константинополем, который так долго не давался в руки Ласкаридам, которые, может быть, предпочитали свой Нимфей. Заведены были тайные сношения с бароном Ансельмом де Кайе, стоявшим, по-видимому, во главе гре-кофильской части баронов Балдуина II. Ансельм обещал впустить греков, но, когда греки заняли Штату, Ансельм не смог выполнить своего плана. Палеолог, уходя, принял депутацию баронов и согласился лишь на перемирие сроком в один год.
Но латиняне, будучи на краю гибели и нищеты, не утратили своих претензий. По рассказу Акрополита, их послы явились к Палеологу в Нимфей и предложили ему отдать им Салоники и всю Фракию как условие для вечного мира. Однако Михаил знал цену и своим и их силам. Город Салоники, ответил он, моя родина, и там скончался мой отец, великий доместик. Как мне его вам отдать? Латиняне пошли на уступку — отдай нам, начиная с Серр. Михаил и на это не пошел — в Серрах я начал свою карьеру и люблю город, как родной. «Царь, отдай нам хоть от г. Болеро». — «В этих местах я охотился, хочу охотиться и впредь». — «Что же ты, наконец, нам отдашь?» — «Ничего, — ответил Михаил, — а так как вы хотите мира и знаете, как я воюю, по моему управлению Вифинией, то я требую, чтобы вы мне платили половину сборов таможенного и монетного. Иначе не миновать войны, а она будет выгодна ромэям». С тем бароны и уехали в Константинополь.
И Михаил начал наступление. Чтобы изолировать Константинополь с суши, он послал войска в Силиврию, которая и была взята с бою. В латинских руках осталась лишь Аорамея возле нынешнего Сан-Стефано. Подгородные крестьяне, так называемые «вольные», поставлявшие припасы и латинянам, и грекам, со взятием Силиврии оказались под защитою войск Палеолога. Он прибыл в Силиврию и собрался штурмовать Константинополь, когда внутренние дела заставили его спешно уехать в Никею.
Его трон колебался: патриарх Арсений открыто перешел в оппозицию, и партия Ласкарей подняла голову. Коронация одного Палеолога, с нарушением прав законного наследника престола, была вынуждена у патриарха, и он увидел, как грубо был он обманут. С ним уже не считались, его ходатайства по церковным делам не имели успеха, несмотря на столь категорические обещания, данные Палеоло-гом перед своим воцарением. Патриарх Арсений решился на крайний шаг. Без объявления причин он ушел из Никеи и поселился в уединенной обители в Вифинии на р. Драконе. Синод перепугался. Он, боясь царя, просил патриарха вернуться. Палеолог действительно был потрясен; его архиереи не могли найти исхода из создавшегося положения. В Церкви ересей не было, и сместить патриарха было не за что. Между тем церковные дела пришли в расстройство. К Арсению был послан митрополит Ираклийский Никита. Он потребовал от Арсения письменного отказа, Арсений сейчас же согласился; от него потребовали потом выдать знаки патриаршего сана — жезл и светильник, — Арсений немедленно их отослал. Когда же Никита потребовал от патриарха письменно изложить мотивы отречения, Арсений прогнал его с глаз. Как было с ним поступить? Вины за ним не было. Было указано, что при посвящении Арсения не были соблюдены канонические сроки, но даже синод Палеолога не рискнул опереться на столь ничтожный предлог. Осудили Арсения за то, что он оставил свой пост, не посоветовавшись ни с кем и внезапно, и тем нанес Церкви ущерб. Избрали на его место Никифора, митрополита Ефесского, архиерея богатого и самостоятельного, который уже ранее был кандидатом в патриархи, но не был утвержден царем Ватаци за неуступчивый нрав. Палеолог был рад разрешению патриаршего кризиса и отправился подготовлять поход на Константинополь; но радость его оказалась преждевременной, кризис коренился глубже, чем казалось царю. Два влиятельных митрополита — Салоникс-кий Мануил, защитник юного Ласкаря, и Андроник Сардский (к ним присоединился было и Смирнский Калофор) — открыто восстали против нового патриарха, имея за собою сторонников прежней династии, «и было многое смятение, и возник из-за патриарха великий соблазн». На стороне Арсения оказалось все население Никеи, и за церковной распрей скрывалось политическое движение.
Напрасно Никифор старался предотвратить неминуемый раскол увещаниями, угрозами, ссылкою непокорных архиереев. Большинство паствы не признавало патриарха. Видя это, Никифор отряс прах ног своих у ворот Никеи и поспешил в лагерь Палеолога. Из оппозиции Мануил Сало-никский эмигрировал за границу, Андроник Сардский приехал ко двору, явился к обедне и заявил царю, что желает постричься. Палеолог удивился; но, когда митрополит стал распространяться о церковном соблазне, царь не стал его слушать, приложился и ушел. Андроника постригли, но он не успокоился. Арсения жалел народ; пошли слухи, что архиереи перемрут и хартофилакс Векк, будущий знаменитый патриарх, имел о том видение.
Штурм Галаты оказался неудачным, хотя войск у Палеолога было во много раз больше, чем у защитников. Латиняне отбивались храбро; их стрельба из бойниц нанесла грекам крупные потери. Осторожный Палеолог приказал отступить. Все равно было ясно, что падение латинского Константинополя — вопрос краткого времени. Окрестности были в руках греков.
В пригороде Евдоле (ныне Макрикей на Мраморном море) они наткнулись на факт, о котором не умолчим и мы. Между развалинами монастыря Предтечи было найдено тело грозного царя Василия Болгаробойцы, выброшенное из могилы латинянами. Тело царя хорошо сохранилось; нагое, ничем не прикрытое, оно было приставлено к стене церкви, и в губы была воткнута пастушья дудка. Так поступили латиняне с останками наиболее могущественного из византийских царей, пред которым трепетала Южная Италия. Палеолог прислал немедленно парчовые покровы; сановники и духовенство с пением и светильниками принесли тело Болгаробойцы в палатку царского брата, а затем оно было с почестями погребено в Силив-рии, в монастыре Христа.
Неудача под Константинополем почти совпала со смертью патриарха Никифора, преемника Арсения; вновь пришлось думать о замещении патриаршей кафедры. Но Палеолог не только не унывал, но даже отдыхал и развлекался в Нимфее в обществе своих сестер. Старшая, благочестивая Марфа, в дни молодости Михаила опекала его как мать в доме своего мужа, великого доместика Тарханиота. Другая сестра, хитрая Евлогия, убаюкивала его в детстве песенкой: «Здравствуй, царь, войдешь в столицу через Золотые ворота». Евлогия была не только льстива, но зла и влиятельна. По ее совету Михаил Палеолог решил развязаться с сыном Феодора Ласкаря, отнял у несчастного царевича знаки царского достоинства и готовил ему злую участь.
Внешние отношения складывались для Михаила благоприятно. Силы греков выросли, а у соседей убавились. Латиняне были прямо в плачевном состоянии (см. гл. [II]).
Падение Константинополя было вопросом времени, хотя штурм греков и был отбит. Содержа в плену ахейского Вилльгардуэна — едва ли не главную опору латинского императора, — Михаил Палеолог постарался обезвредить и венецианцев, дабы изолировать константинопольских баронов и их императора. Для этого он заключил в марте 1261 г. союз с генуэзцами, всегдашними врагами и соперниками венецианцев. Генуэзцы теперь жаждали отомстить Венеции, отнявшей после трехлетней ожесточенной и кровопролитнейшей борьбы в водах Сирии цветущую приморскую колонию Акру. Генуэзцы потерпели большой урон, и их остатки перебрались из Акры в Тир (1258). Теперь в союзе с греками они надеялись отомстить венецианцам и выжить их из Константинополя. Генуэзские послы прибыли ко двору Палеолога в Нимфей. Они выговорили для своих сограждан полную свободу торговли на всем пространстве владений Палеолога и обеспечили за ними права на всю недвижимость, каковою Генуя владела в Константинополе по договору с Мануилом Комнином (1155). Генуэзцы получали свои кварталы в главнейших торговых центрах империи: в Салониках, Смирне, Адрамиттии, Ани, на островах; никто из латинян, кроме генуэзцев и пизанцев, не мог торговать в бассейне Черного моря, и венецианцев, врагов Генуи, Палеолог не должен был пускать в свои владения. В свою очередь генуэзцы обязались предоставить в распоряжение Палеолога свой флот, который поступал на содержание греческого царя для похода йро-тив всех врагов царя, особенно венецианцев; лишь против Армении, Кипра, Ахеи генуэзцы не были обязаны выступать; всякий генуэзец, живший в Романии, мог быть зачислен в греческое войско (1261). С пизанцами также был заключен договор, и они получили льготы. Венецианцев удалось изолировать.
Сельджукский султан Изз ад-дин, боясь соперника Мелика, проживавшего в Никейском царстве, искал расположения Палеолога. Он послал к нему послов просить поддержки и убежища при случае, и Палеолог милостиво пообещал. Появились в Нимфее крупные перебежчики из Конии, так, двое братьев родом с Родоса, приближенные к султану и богачи, убежали к Палеологу со всеми своими сокровищами. Михаил их принял ласково и пожаловал им высокие звания. Скоро и сам султан, спасаясь от монголов Хулагу, прибыл в Нимфей со всей семьей, матерью-христианкою и с несчетными богатствами. Почет ему был оказан: оставлены его телохранители-турки, предоставлено носить красные сапоги и сидеть рядом с императором на приемах; однако ради верности семью его послали в Ни-кею, а самого султана Палеолог не отпускал от себя. Помощи против монголов Изз ад-дин не получил. С монголами греки связываться боялись. Про татар ходили слухи в народе, будто они людоеды и чудовища с песьими головами (старинный мифический образ в Троаде и Вифинии, живучий и в византийское время, отразившийся на местных рельефах). Границы же хорошо оберегались пограничниками и крепостями еще со времен царя Ватаци, и на мелкие стычки с татарами в пограничной полосе никто не обращал внимания.
Были, однако, и черные тучи. С Болгарией отношения ухудшились. При последнем Ласкаре Болгария была слаба. Среди смут после умерщвления Михаила Асеневича и Ка-лимана политический центр страны перемещается из Тырнова в Софию. Около 1257 г. бояре возвели на престол Константина Тиха, по матери серба, внука св. Стефана Немани, а по отцу — из рода Тихомиров, магнатов из-под Скопле. Его двоюродный брат севастократор Калоянн рядом с Софией создал (1259) ценнейший памятник искусства в Болгарии XIII в. — церковь Боянскую с фресками. В сохранившейся ктиторской надписи Калоянн именует себя внуком сербского короля Стефана Немани. Он, вероятно, происходил от дочери Стефана, выданной за Стреза Просекского. Родопские и македонские магнаты начали играть в Болгарии первую роль. Тырнов уступил место Западу. Сохранились превосходные ктиторские фрески в этой церкви (не считая позднейших, от 1346 г. — боярина Алдимира, сына воеводы софийского Витомира, и от XV — XVI вв.). Они изображают Калоянна с женою и царя Константина Тиха с супругою, царицей Ириной, дочерью Феодора II Ласкаря. Стиль и исполнение греческие. Замечателен и образ Вседержителя в куполе, родственный таковому в сербском Грачаницком монастыре XIV в.
Тиху приходилось круто на первых порах. Бан Мачвы, упоминавшийся выше русский князь Ростислав, отнял Видинскую область при помощи венгерских полков и величал себя в грамотах dux Galiciae et imperator Bulgarorum, хотя он никогда не был признан в Тырнове. Одновременно отложилась и Восточная Болгария. Появился новый претендент в черноморских областях Болгарии, именно Мица, зять царя Михаила Асеневича. Константину Тиху приходилось при таких обстоятельствах спасаться при помощи греков. Неизвестно, на каких условиях царь Феодор Ласкарь дал ему в жены свою дочь Ирину, по матери внучку великого Асеня. После этого Константин сам стал называть себя Асенем. Несмотря на поддержку никейского двора, Мица одно время так стеснил Константина, что последний потерял всю свою страну и заперся в крепости Стенимахе. Выручили его греки. Михаил Палеолог послал к нему вскоре после достижения власти известного нам Акрополита. Результаты этой миссии, равно как и цель, нам неизвестны. Однако Константин начал теснить Мицу и заставил его укрыться в Месемврии, на берегу Черного моря. Мице не осталось другого исхода, как поддаться Михаилу Палеологу. В 1265 г. куропалат Глава прибыл в Месемврию, принял город от Мицы и вывел его со всем родом, пешком через Балканы, в Константинополь. Михаил Палеолог принял Мицу на службу и дал ему богатые земли в Малой Азии по реке Скамандру. От Мицы пошли византийские Асеневичи, знаменитый в истории XIV — XV вв. служилый род, совершенно огреченный (1).
Это случилось в 1265 г. Но четырьмя годами ранее Константин Болгарский почувствовал себя не нуждающимся в покровительстве греческого императора. Мало того, он встал во враждебные отношения к Палеологу под влиянием, как передают историки, жены своей Ирины, дочери Феодора Ласкаря, желавшей отомстить Палеологу за своего несчастного брата, последнего из Ласкаридов. И болгарский царь нашел выгодным поддерживать партию старой никейской династии.
Дата добавления: 2018-03-01; просмотров: 279;