Н.А. Бердяев: философия творчества и свободы

Бердяев Николай Александрович (1874—1948), русский религиозный философ-мистик, близкий к экзистенциализму. Происходил из дворянской семьи. Учился в Киевском университете. В студенческие годы участвовал в социал-демократическом движении; подвергался репрессиям (исключение из университета и ссылка). Выступал в программных сборниках русских идеалистов: «Проблемы идеализма» (1902), антиреволюционные сборники «Вехи» (1909), «Из глубины» (1918); был организатором и председателем «Вольной академии духовной культуры» (1918—22). В 1922 выслан за границу. Основал религиозно-философский журнал «Путь» (Париж, 1925—40), руководил издательством «YMCA — Press» («Христианского союза молодёжи»).

Борьба и взаимодействие двух принципов: экзистенциалистского утверждения ничем не ограниченного духовно-творческого начала личности и христианского мотива сострадания определяют философские позиции и философские симпатии Б. (Он сам признаёт свою близость к Бёме, Ницше, Фихте, Кьеркегору, Ибсену, а также к русской религиозной традиции — славянофилы, Достоевский; отправным пунктом всегда остаётся принцип дуализма Канта.) Рождающаяся из абсолютизации каждого из этих мотивов двойственность позиции Б. выражается в ряде противоречий и прежде всего в фиксируемом им самим противоречии «творчества» и «жалости» (морали творчества, или культа «гениальности», и христианской морали искупления). Б., в духе мистики Бёме и Шеллинга, утверждает безосновность свободы, её примат над бытием (и богом) и, следовательно, — как бы неподвластность человека божественной воле; говорит об отсутствии бога в мире. Однако Б. принимает также концепцию истории в провиденциальном духе христианской эсхатологии. Для Б. характерно полное отталкивание от мира (царства «обыденности», зла), но и стремление к преображению мира. Призыв к творчеству как к средству изменения мира совмещается у Б. с убеждением в обречённости всякого творческого акта; по существу всякую объективацию (предметное воплощение) человеческого творчества Б. отождествляет с отчуждением.

С главной темой — проблемой личности, связано внимание Б. к философии истории (см. «Смысл истории», 1923, «Новое средневековье», 1924, «Судьба человека в современном мире», 1934, «Русская идея», 1946, и др.). Б. не признаёт за историей прогрессивного движения, считая, что её путь — это обнажение противоположностей — добра и зла — и трагическая борьба между ними, которая завершается выходом в «метаисторию» («царство божие»). В современности Б. находит признаки «варваризации» европейской культуры, начало её сумерек («Конец Европы», М., 1915), связанных с наступлением «массовой культуры». Б. — один из первых критиков современной цивилизации как цивилизации технической, которая явилась, согласно Б., результатом «торжества буржуазного духа» («Смысл творчества», М., 1916). Б. призывает к «спасению» через индивидуальный творчески-моральный акт (жертвы, любви и т.п.), — к «персоналистической революции» вместо социальной. Признавая, с позиций христианского социализма, классовую борьбу правомерной реакцией на социальную несправедливость и правду коммунистического принципа обобществления производства, Б., однако, считал необходимым вести с коммунизмом беспрерывную идейную борьбу, рассматривая его как выражение буржуазного, антидуховного сознания, ориентированного на материальность, материальные блага. В продолжение всей жизни выступая с критикой марксизма, считал его двойственным учением — сочетающим экономический детерминизм с волюнтаризмом и секуляризованным религиозным мировоззрением, выражающим надежды на мессианство пролетариата.

Б. оказал влияние на развитие французского экзистенциализма иполучил известность на Западе как главный выразитель традиции русской религиозно-идеалистической философии.

Бердяев не разделял традиционное христианское мировоззрение с его идеей завершенности творения и откровения. И то, и другое, с его точки зрения, не закончено, а может и должно продолжаться. Конечно, Богом, но уже совместно с человеком, через его, человека, творчество. Это свое убеждение, этот свой прорыв к новому религиозному сознанию Бердяев развивает в концепцию антроподицеи - оправдания человека в творчестве и через творчество. Творчество божественно и свято, оно - сама религия. "В творческом экстазе Бог сходит к человеку и участвует в делах его". Творческая личность, в особенности же гении - люди святые. Творческий путь - путь к святости. "Культ святости, - по искреннему убеждению Бердяева, - должен быть дополнен культом гениальности". Оправдание человека творчеством есть оправдание истории как творчества "общения в свободе и любви", как пути к спасению и избавлению от зла и страданий.

Без и вне творчества жизнь не представляет ценности, она - голое существование, одно из звеньев в цепи мировой необходимости. Творчество внутренне самооправданно, ни в каких других, т.е. внешних, вне его лежащих оправданиях или объяснениях оно не нуждается. Творчеством человек оправдывает жизнь и себя в ней перед Богом. Человеческая природа - "природа творческая, творящая". Жизнь в творчестве и творческая жизнь есть жизнь в духе, духовная жизнь, духовное восхождение. Духовность и творчество в каком-то смысле совпадают.

Творчество возможно только при допущении и в условиях свободы, в опоре на свободу. Оно вытекает, рождается из свободы. Свободу Бердяев награждает такими эпитетами, как таинственная, изначальная, бездонная, неизъяснимая, безосновательная. Он утверждает "примат свободы над бытием", т.е. над необходимостью, причинно-следственной зависимостью, над злом и тлением мира. Над свободой, оказывается, не властен даже Бог, ибо он ее не создавал. Свобода коренится в "ничто", или первичном хаосе, из которого Бог и сотворил мир.

Выходит, человек создан по образу и подобию свободы, он - дитя "Бога свободы". Такой подход, как нетрудно понять, хорош не только для человека, но и для Бога. Он снимает с последнего ответственность за зло, которое творится в мире. В самом деле, нельзя нести ответственность за чужие грехи, за "свободу греха" других. В исходном своем понимании свобода первична по отношению к добру и злу, она лишь обусловливает их возможность. Зло пришло в мир вместе с отпадением человека от Бога. Причину этого следует искать в своеволии и человеческой гордыне, в стремлении человека сравняться с Богом, став тем самым на его место.

Свобода, по Бердяеву, есть "положительная творческая мощь". Если же эта мощь приобретает отрицательное значение, то она становится произволом, свободой "от", а не свободой "для". Свобода не есть также осознанная необходимость. "Необходимость есть падшая свобода, свобода вражды и распада, свобода хаоса и анархии". Свобода полнится любовью, "любовь есть содержание свободы". Можно сказать и так: творчество есть любовь и, наоборот, любовь есть творчество.

Творчество для Бердяева есть также особая мораль, мораль или этика творчества. Она противопоставляется у него традиционной (христианской) морали, морали послушания и смирения, морали приспособления или оппортунизма, мещанского лицемерия и утилитарного страха. Морали, в которой нет окрыленности, героизма и борьбы, духа и жертвенности Прометея. Традиционная мораль проникнута "пафосом малых дел". "Пусть каждый скромно сидит на своем месте и терпеливо делает свое маленькое дело. Нехорошо слишком возвышаться над злом и уродством мира".

Мораль творчества направлена на созидание новой жизни, а не на приспособление к условиям наличного, данного, бытия. Она "хочет быть творчеством высшей правды жизни и высшего бытия". Творчество новой жизни, по выражению Бердяева, "проходит через тайну индивидуальности". Это движение от индивидуализма к индивидуальности, от средне-общего к самобытно-индивидуальному, от механического к органическому равенству и демократизму. Творческая мораль представляет собой мораль богатства и полноты человеческой природы, мораль призвания и стремления к какому-то высшему качеству.

Творчество, по Бердяеву, противостоит не только старой, традиционной морали, но и старой, ныне господствующей общественности, собственно общественной жизни. Эту последнюю нельзя определить иначе, как общность индивидуалистически разъединенных, распавшихся, атомизированных существ или особей. "Мы слишком общественны потому, - пишет Бердяев, - что слишком отъединены и отчуждены друг от друга". В такой общественности утеряна всякая связь человека с космосом, отрицается микрокосмичность, небесно-духовная возвышенность человека; все в ней застревает на поверхности и не идет дальше видимости подлинной жизни, т.е. органического человеческого общения - в экономике, политике и т.д. Это "общественность по необходимости, а не по свободе".

Бердяев считает, что все элементы разоблачаемой им общественности - хозяйство, государство, право - пребывают все еще в "дотворческой мировой эпохе". Новое, творческое общество, полагает русский мыслитель, может возникнуть или зародиться лишь естественным, органическим образом. Оно не создается революциями. Революция есть только "реакция против старого, а не творчество нового". Зло нужно изживать, т.е. внутренне и органически преодолевать, а не механически, внешне и мстительно разрушать. Переход к новой жизни. т.е. к осуществлению Божьей правды в "земной общественности", по Бердяеву, произойдет не в результате революций, а "через жертву безопасностью, гарантированной устроенностью", т.е. мещански-буржуазным существованием.

Творчество несовместимо, наконец, и с буржуазной (механической, уравнивающей, обезличивающей) цивилизацией. Технические силы цивилизации властвуют, господствуют над человеком, они подменяют подлинного, "внутреннего" человека, "внешним, автоматическим человеком". Овладение природой - а это главное в данной цивилизации - не может, по мысли Бердяева, "осуществиться через вражду и отчуждение от нее и вражду и отчуждение человека от человека"

Смысл новой эпохи, провозвестником которой Бердяев считал себя самого, состоит в том, что она наполняется откровением человека. "Итог мировой жизни и мировой культуры, - читаем мы у Бердяева, - постановка проблемы творчества, проблемы антропологического откровения". Обнажение этого итога, выявление его философских оснований и есть, видимо, самое главное в том вкладе, который внес Бердяев в русскую и мировую культуру.