События после III Вселенского Собора. Возникновение монофизитства.

433 г. (по другим данным – 434 г.) интересен и еще одним событием, серьезно повлиявшим на историю большей части цивилизованного мира. В этом году к власти приходит правитель гуннов Аттила, получивший в истории прозвище «Бич Божий». Гунны были тюрскским народом, сформировавшемся к IV в. на территории Приуралья. Именно их движение на Запад в значительной степени вызвало то самое передвижение народов, которое полностью перекроило политическую карту Европы. В 30-40-е гг. Западной и Восточной частям Империи пришлось непосредственно столкнуться с той страшной угрозой, которую представляли собой гунны. Уже в 435 г. Аттила вместе со своим братом Бледой начинает нападать на границы Империи, а в 443 г. армия гуннов наносит поражение имперским войскам на Галлиполийском полуострове и осаждает столицу Империи – Константинополь. Только ценой огромного выкупа в 2600 кг. золота от него удалось откупиться. В 445 г. он убивает своего соправителя брата Бледу и становится единоличным правителем империи гуннов. Этот человек обладал не очень привлекательной внешностью. Был коренастым, плотного сложения. Его фигуру довершала большая голова с плоским носом, раскосыми глазами и жидкой бородой. Но при этом это была харизматическая личность, способная внушить страх и уважение всем, кто имел с ним общение. Благодаря своим способностям правителя и завоевателя ему удается подчинить множество народов, и его империя простиралась от Галлии до Китая.

В 447 г. гунны вновь атакуют Империю. Византийская армия снова была разгромлена. На этот раз Аттила потребовал себе на Балканском полуострове земли южнее Дуная. И ему снова пришлось уступить. Таковы основные исторические события в описываемый период.

В Антиохии не все подержали соглашение 433 г. В результате возникает оппозиция пат­риарху Антиохии Иоанну. В результате осуждения Нестория возникают нес­торианские общины, отложившиеся от Православия. Эти несториане считали своим вождем Федора Мопсуетского, а не Нестория. Несториане сначала были и в империи и в Персии, но под давлением правительства, они были вытеснены в Персию (Восточная Сирия). Учитывая их оппозиционость ви­зантийскому правительству, персидские власти не устраивали на них го­нений. Несториане продолжают распространятся дальше на Восток, прони­кают и в Китай. Наличие христиан (пусть даже и несторианского толка) на Востоке благоприятно сказалось на судьбе Русской Церкви. В период монголо-татарского нашествия в монгольском войске христианский элемент был значителен.

После III Вселенского Собора Несторий был сослан в ссылку в оазис Каргех. В последние годы жизни на его долю выпадает немало злоключений. На оазис нападают разбойники-но­мады, пришедшие с верховьев Нила, и берут Нестория в плен. Однако раз­бойники были вынуждены вскоре бросить свою добычу. Несторий дово­дит группу пленников до города Панополиса, где живет некоторое время, опасаясь репрессий со стороны аввы Шенуды. Впоследствии желая "заго­нять" Нестория власти несколько раз меняют ему место ссылки. В ссылке он пишет свою апологию - "Коммерцию Гераклида". Несторий старается откликаться на все события церковной жизни. Он с восторгом принимает томос папы Льва, солидарен с Флавианом в отношении Евтихия. Смерть настигает Нестория в 451 г. накануне IV Вселенского Собора, куда Нес­торий был приглашен св. императором Маркианом. В своей апологии Несто­рий писал: "Мое горячее желание - да будет благословен Господь небесе и земли! А Несторий пусть останется анафемой. Господу угодно, чтобы люди примирились с Ним, проклиная меня. Я не отказался бы зачеркнуть то, что я говорил, если бы я был уверен, что это нужно, и что люди через это обратятся к Богу".

Между тем, в Церкви возникает новая ересь - монофизитство. В 444 г. умирает св. Кирилл Александрийский. Блаж. Феодорит Киррский встре­тил это событие словами: "Наконец-то, наконец-то умер этот злой чело­век! Его уход обрадует живых и огорчит мертвых. Надо опасаться, чтобы, тяготясь им, они не прислали нам его обратно, Не надо ли придавить его могилу камнем потяжелее, чтобы нам вновь его не увидать...". Действи­тельно, многие в Египте тяготились Феофилом и Кириллом Александрийски­ми, а также их борьбой с патриархами Константинополя, отнимавшей слишком много средств. Новый патриарх Диоскор старается навести в финансовых делах патриархии порядок, борется с коррупцией родственников Кирилла. Однако, не будучи богословом, Диоскор унаследовал вздорный характер сво­их предшественников, т.е. был личностью весьма авторитарной.

Продолжается царствование Феодосия II. Оно ознаменовалось реабилитацией Иоанна Златоуста. Его останки были торжественно перенесены в Константинополь и положены в соборе свв. Апостолов вместе с останками других епископов. Феодосий шел впереди процессии и склонился перед гро­бом, прося прощения за грехи своих родителей.

Временщиком Феодосия II был камергер Хрисанфий. Его крестным от­цом был архимандрит Евтихий, считавший себя сторонником Кирилла Алек­сандрийского. Опираясь на его учение о единой природе Евтихий стал учить, что после воплощения две природы Сына Божиего соединились в од­ну, человечество растворилось в Божестве Иисуса Христа как капля меда в океане. В 448 г. собравшийся в Константинополе собор, несмотря на позицию двора, осуждает Евтихия, который, не подчиняясь его решениям, требует созыва другого собора.

Этот собор, впоследствии прозванный разбойничьим, был созван в 449 г. Евтихий сохраняет доверие двора, а также его поддерживает пат­риарх Диоскор. Диоскор прибывает в Эфес с многочисленной свитой, из которой выделяется группа монахов, возглавляемых аввой Варсумой. С по­мощью этих монахов и опираясь на государственную власть, Диоскору уда­ется создать на соборе атмосферу террора. Монахи кричали "На костер Евсевия, сжечь его живьем! Рассечь надвое разделяющих Христа надвое!". В результате Евтихий был полностью оправдан, а его противники осужде­ны. Св. Флавиан не пережив унижений скончался по дороге в ссылку.

На соборе присутствовали папские легаты. Они привезли с собой то­мос папы Льва св. Флавиану. Этот томос не содержал с богословской точки зрения ничего нового, но в нем в простых формулировках осуждалось как несторианство, так и монофизитство. Формулы томоса уравновешивали крайности как антиохийского, так и александрийского богословия и могли послужить почвой для примирения. К негативной стороне можно отнести латинскую терминологию папы Льва, малопонятную восточным епископам. Однако папским легатам фактически так и не дали на соборе слова.

На Константинопольской, Антиохийской и Иерусалимской кафедрах оказались сторонники Диоскора, однако положение сразу же меняется пос­ле смерти Феодосия II (погиб, упав с лошади на охоте). Императрицей становится его сестра св. Пульхерия, которая, стремясь укрепить свою власть, сочетается браком с сенатором св. Маркианом, взяв в него обеща­ние, что она сохранит девство. Св. Маркиан был первым императором, венчанным на царство. Св. Пульхерия была противницей монофизитства, и вскоре все стали обращаться с покаянием, их принимали под условием признания томоса папы Льва. Упорствовал лишь Диоскор, объявив себя к тому же властителем Египта. Свв. императоры начали подготовку к IV Все­ленскому собору, который приведет к другим решениям.

Халкидонский Собор

Пульхерия и Маркиан объявили о созыве собора в октябре 451 г. в Никее. Папа Лев, после того, как восточные епископы подписали его Томос, не видел необходимости в соборе. Однако, покорился факту и назначил своими легатами трех епископов и двух пресвитеров. К назначенному сроку свыше 500 епископов были свезены в Никею. Ни на один собор до сих пор не собиралось такое коли­чество участников. Однако и этот Собор был по преимуществу восточным — кро­ме 5 папских легатов, с Запада прибыли только 2 африканских епископа. Маркиан был занят военными заботами — отражением нашествия новой волны гуннов, поэтому он приказал подтянуть собор поближе к столице. Таким образом, решено было проводить собор в Халкидоне — городе на азиатском бе­регу Босфора, напротив Константинополя.

Приблизительно в то же время гунны были отбиты имперскими войсками и на­правились на Запад. Территории Галлии и Германии подверглись страшному опустошению. Однако, общая угроза заставила сплотиться старых врагов. Король вестготов Теодорих предложил римлянам союз против Аттилы, и в том же 451 г. в битве на Каталунских полях сошлись две армии. Безусловно, это одна из самых величайших битв за всю историю народов. По некоторым данным, только количество одних убитых составило 200-300 тыс. человек. Число и для нашего времени внушительное. Несмотря на гибель самого короля Теодориха войскам германо-римской коалиции удалось нанести решительное поражение Аттиле. Ценой страшных потерь цивилизованный мир был защищен.

Папа Лев выдвинул чрезвычайно жесткие условия для участия своих представителей на Соборе: он потребовал, чтобы они председательствова­ли на собраниях, и чтобы его Томос был признан как оконча­тельное определение по христологическим вопросам. Участие Рима в Со­боре было настолько важным, что император принял первое условие (хотя оно и нарушало уже сложившийся соборный протокол), но лишь формально. Папский легат Пасхасин, епископ Лилибейский, в Сицилии, был посажен на первое кресло и стал церковным председателем Собора. Что же касается Томоса, то его отказались принять лишь на основании его авторства, и он было очень тщательно сверен с пользовавшимися непререкаемым авторитетом писаниями св. Кирилла.

Правительство, наученное горьким опытом двух предыдущих соборов, решило взять в свои руки весь внешний порядок. За порядком следила специальная комиссия из 18 имперских уполномоченных — самых высоко­поставленных чиновников и сенаторов. В действительности, всей соборной работой реально руководили они. Сам император присутствовал лишь на прошед­шем 25 октября шестом заседании, на котором был подписан знаменитый халкидонский орос.

Местом проведения собора была выбрана базилика местночтимой муче­ницы Евфимии. Он продолжался более трех недель: от 8 до 31 октября 451 г. Всего прошло 7 пленарных заседаний. Это был первый Собор, прото­колы заседаний которого полностью сохранились. Необходимо отметить от­личную организацию Собора. Он стал прототипом всех последующих соборов. Имперские уполномоченные сели в середине восточной ча­сти храма, перед солеёй, спиной к апсиде. С правой стороны храма (слева от уполномоченных) сидели папские легаты, епископы Востока (кроме Палестины), Азии, Понта и Фракии. Сле­ва сели Диоскор Александрийский, Ювеналий Иерусалимский, представи­тель Анастасия Фессалоникского — Квинтилл Ираклийский и их сторонники — епископы Египта, Палестины и восточного Иллирика.

Общий характер собрания стал вырисовываться уже на первой сессии, когда Собор начал выяснять личный статус Диоскора Александрийского и главного представителя антиохийцев — Феодорита Киррского. Легаты по­требовали, чтобы из собрания был убран Диоскор, оскорбивший папу Льва и, следовательно, не имеющий права сидеть на месте полноправного чле­на Собора. В то же время египтяне и их союзники яростно протестовали против присутствия Феодорита, критиковавшего св. Кирилла. Имперские уполномоченные отклонили оба требования. Предложенное ими решение было в том, что обоих епископов пересадили на середину, на импровизиро­ванную скамью подсудимых, оставив за ними полное право речи и участия в соборных обсуждениях. Это было весьма справедливое решение не толь­ко сточки зрения правосудия, но и ввиду общих целей политики Маркиана и Пульхерии — восстановление консенсуса в имперской Церкви, возглав­ляемой двумя имперскими столицами — Римом и Константинополем.

Бывшие участники Разбойничьего собора, подписавшие осуждения Флавиана и косвенным образом оскорбившие Льва, так как они отказались выслушать его послание, пытались оправдаться, либо обвиняя Диоскора в шантаже, терроре и насилии, либо (что было более честно) при­нося покаяние перед Собором. Более всех из них скомпрометировал себя Ювеналий Иерусалимский: он вместе с Диоскором председательствовал на Разбойничьем соборе. На Халкидонском Соборе он — довольно неубеди­тельно — попытался оправдаться своим неведением, а во время голосова­ния за оправдание Флавиана он, видя, что игра проиграна, поднялся, как бы в негодовании, демонстративно перешел на другую половину храма и сел рядом с антиохийцами и константинопольцами. Диоскор, нужно отдать ему должное, держался очень мужественно, вы­казывая вполне оправданную иронию к большинству поддерживавших его в 449 г., а теперь предавших его епископов: «Ах, бедненькие, они боя­лись, — издевался он над ними. — Это христиане-то боялись? О святые му­ченики, так ли вы поступали?» Когда его обвиняли в личном пристрастии к Евтихию, он отвечал, что у него тут нет ничего личного: «Если Евтихий мудрству­ет противно догматам Церкви, то он достоин не только наказания, но и ог­ня. О вере кафолической я пекусь, а не о каком-то человеке. Мой ум на­правлен на божественное, не взираю я на лица и ни о чем не забочусь, кроме души моей и правой веры». Тем не менее, ему не удалось дать удов­летворительных объяснений по поводу собственного поведения в 449 г. и, в особенности, реабилитации Разбойничьим собором Евтихия. Диоскор яс­но выразил собственную догматическую позицию, которая и останется вероучительной позицией большинства противников Халкидона на Восто­ке: Христос был совершенным Богом и совершенным человеком и, следо­вательно, «из двух природ». Однако после их соединения более невозмож­но говорить об этих «двух природах», отличимых друг от друга, потому что их соединение в единое существо было совершенным союзом.

Имперские уполномоченные в заключительном слове подтвердили свое ранее высказанное убеждение, что осуждение Флавиана было не­законным, и, следовательно, все ответственные за его вынесение — т. е. Диоскор, Ювеналий и другие — должны быть извержены из сана. Однако упол­номоченные также заявили, что подобное решение должно быть принято лишь после дополнительных консультаций, когда все страсти немного утихо­мирятся, и предложили отложить его до следующей сессии. Собор последовал их совету и признал решения Разбойничьего собора недействительными, а его председателей — достойными низложения. Завершение сессии было от­мечено пением епископами молитвы «Святый Боже» (Трисвятое). Это было первым достоверным упоминанием «Трисвятого» в истории.

Диоскор, поняв, что ему не удастся убедить Собор в правоте своего мне­ния, больше на заседания не являлся и был низложен заочно на третьей сессии — после того, как ему было послано три официальных вызова. Весь­ма важно, что низложен он был за ряд актов узурпации власти, насилия, произвола и дерзостей властям предержащим и собратьям-епископам. Из всех участников Разбойничьего собора был низложен лишь один Диоскор. Все остальные — включая Ювеналия Иерусалимско­го - должны были не только принести покаяние, но и подписаться под актом низложения Диоскора. Евтихий был осужден окончательно.

На четвертом заседании собора имперские уполномоченные поставили вопрос о формулировке нового вероопределения, однако поначалу это их предложение было встречено почти единодушным неприятием. С одной стороны, папа Лев дал строгие инструкции своим легатам настаивать на том, чтобы его Томос к Флавиану был достаточным и всеобъемлющим выражением Православия. Официальная позиция Римской церкви была такова: все во­просы уже были разрешены в Томосе Льва, и никаких последующих вероопределений не требуется. С другой - восточные епископы — в том числе и Диоскор со свои­ми последователями — многократно выражали мнение, что Никейский Символ был абсолютно совершенным и достаточным вероопределением Православия.

Однако требование уполномоченных о составлении вероопределения было вполне законным ввиду отношения Империи ко Вселенским Соборам: им­ператор созывал эти собрания с опеределенной и ясно выраженной це­лью — получить четкие указания для проведения необходимой для обеспе­чения единства Церкви политики. В 451 г. простая отсылка к авторитету Никейского Собора была явно недостаточной — все вовлеченные в спор стороны ссылались на Никею и утверждали, что лишь их вера является продолжением никейской. Томос папы Льва тоже не смог удовлетворить всех.

Поскольку существовало формальное запрещение Эфесского Собора составлять какой-либо иной символ веры, кроме никейского, на пятой сессии Собора бы­ло решено составить не символ, а вероопределение (орос). Проект такого вероопределения было поручено сделать константинопольскому патриарху Анатолию. Этот проект был составлен в духе богословия св. Кирилла Александрийского, которое поддерживало большинство участников собора, но не вполне согласовывался с Томосом папы Льва. Поэтому его содержание вызвало протест римских легатов: «Если проект не будет согласован до точности с Томосом апостольского и блаженнейше­го мужа архиепископа Льва, то дайте нам его копию, вернитенаши вери­тельные грамоты, и мы отбудем в Италию, чтобы провести собор там».

Поскольку имперские представители, чьей главной задачей было обеспечить единство «двух Римов», все же настаива­ли на принятии ороса, он неизбежно должен был быть приведен в полное соответствие с Томосом. Поэтому они предложили сформировать из пред­ставителей всех сторон новую комиссию, чтобы отредактировать предло­женный патриархом Анатолием текст. Епископы яростно протестовали против такого решения. Большинство из них было вполне удовлетворено существующим проектом. Однако государственные чиновники, фактически руководившие собором, поставили его участников перед фактом: или текст ороса будет согласован с Томосом папы Льва Великого, или собор действительно будет распущен и затем перенесен на Запад. Епископам пришлось смириться.

В созданную комиссию вошли легаты, Анатолий, шесть епископов диоцеза Востока и по три епископа из диоцезов Понта, Азии, Фракии и Иллирика (всего 23 члена). Комиссия собралась и всего за несколько часов напряженной работы произвела знаменитую формулу: «Итак, следуя за божественными отцами, мы все единогласно учим исповедывать Одного и Того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, Совер­шенным по Божеству и Его же Самого Совершенным по человечеству; под­линно Бога и Его же Самого подлинно человека: из разумной души и тела. Единосущным Отцу по Божеству и Его же Самого единосущным нам по че­ловечеству. Подобным нам во всем кроме греха. Прежде веков рожденным из Отца по Божеству, а в последние дни Его же Самого для нас и для нашего спасения (рожденного) по человечеству из Марии Девы Богородицы. Одного и Того же Христа, Сына, Господа Единороднаго, познаваемым в двух природах неслитно, непревращенно, неразделимо, неразлучимо. (При этом) разница природ не исчезает через соединение, а еще тем более сохраняется особенность каждой природы, сходящейся в одно Лицо (πρόσωπον) и в одну Ипостась. (Учим исповедывать) не рассекаемым или различаемым на два лица, но Одним и Тем же Сыном и Единородным, Богом-Словом, Господом Иису­сом Христом: Как изначала о Нем (изрекли) пророки и наставил нас Сам Господь Иисус Христос и как предал нам символ отцов наших».

Ядром этого определения являются 4 апофатических наречия: неслитно, непревращенно — против монофизитства; неразделимо, нераз­лучимо — против несторианства. Слова все отрицательные: что может сказать человеческий язык о тайне Личности Христовой? Но это отрица­тельное определение имеет неисчерпаемый религиозный смысл: оно на­веки ограждает, описывает, выражает то, что составляет саму сущность христианства, саму радостную тайну Евангелия.

Выражение «в двух природах», которое так и не приняли кирилловцы, было взято из Томоса, куда, в свою очередь, оно попало из бл. Августина. Монофизиты ссылались на формулу Кирилла: «Одна природа». Умеренные согласны были на выражение «из двух природ». Но определение «в двух природах» стало для них камнем преткновения.

25 октября на Собор явились Маркиан и Пульхерия. Орос был подписан в их присутствии. Подписали его почти все присутствовавшие — около 350 делегатов, т. е. на 150 человек меньше, чем общее число собравшихся. Очевидно, многие, не желая подписы­вать такой документ, бежали с Собора. Несколько александрийских епи­скопов буквально умоляли собравшихся не заставлять их подписывать Орос, так как они опасались за свою жизнь по возвращении в Алексан­дрию.

На 9 и 10 сессиях (26-27 октября) рассматривалось дело блаж. Феодорита Киррского и Ивы Эдесского. Еще во время III Вселенского, Собора, Феодорит торжественно поклялся, что никогда не будет анафематствовать Нестория. Тем не менее, после нескольких тщетных попыток объяснить свою позицию, Феодориту пришлось сдаться и подписать анафему Несторию. Иве Эдесскому тоже пришлось анафематство­вать Нестория, после чего и он был оправдан. Реабилитация Феодорита и Ивы значила, что Собор принял в общение двух видных и талантливых бывших критиков Кирилла, что будет негативно воспринято кирилловцами-фундаменталистами.

На той же сессии Палестина была выделена в отдельный патриархат за счет патриархата Антиохийского. Антиохии были оставлены так называемые «Две Финикии» (т. е. нынешние Ливан и Сирия) и неопределенная «Аравия» (Заиорданье и земли за ним). А Иерусалим по­лучил «Три Палестины» с тремя митрополичьими центрами: Кесария (при море), Скифополис (Южная Палестина) и Петра (юго-восток от Мертвого моря).

В отсутствие легатов (которых повели на экскурсию) было принято очень важное 28-е каноническое правило, в котором определялась юрисдикция константинопольской епархии и утверждалось ее 2-е место после Рима. Текст этого правила звучал следующим образом: «Следуя во всем за определениями свв. отцов и признавая прочитан­ный тут канон 150-ти боголюбезнейших епископов, бывших в соборе (381 г.) в дни благочестивой памяти Феодосия в царствующем граде Константино­поле, Новом Риме, то же самое и мы определяем и постановляем о преиму­ществах святейшей церкви того же Константинополя, Нового Рима. Ибо и престолу Ветхого Рима отцы, как и подобало, дали преимущест­ва, потому что он был царствующим градом. Следуя тому же побуждению, и 150 боголюбезнейших епископов предоставили такие же преимущест­ва святейшему престолу Нового Рима, справедливо рассудив, чтобы град, получивший честь быть градом царя и сената и имеющий равные преимущества с ветхим императорским Римом, был бы, в соответствии с этим, подобно ему, возвеличен и в церковных делах и стал бы вторым после него. И только на этом основании, только лишь митрополиты округов Понтийского, Асийского и Фракийского, а также и епископы иноплеменников вы­шеупомянутых округов пусть рукополагаются у этого именно святейшего престола святейшей Константинопольской церкви. Т. е. каждый митропо­лит вышеназванных округов, с епископами этих округов, должны постав­лять епархиальных епископов, как предписано божественными правила­ми. А самые митрополиты вышеуказанных округов должны поставляться, как было уже сказано, константинопольским архиепископом, после того, как было совершено по обычаю согласное избрание (на месте) и представ­лено (Константинополю)».

Папа, который твердо стоял на принципе абсолютности и неизменности преиму­ществ лишь трех кафедр, которые были утверждены на Никейском Соборе, резко протестовал против этого канона. Только через два года, в 453 г., он прими­рился с Анатолием и утвердил все решения Халкидонского Собора, кроме 28-го канона. Сам же 28-й канон латинские канонисты не признают и по­ныне, считая его актом узурпации со стороны коварных греков.

Основной корпус канонов (27), принятых в Халкидоне, направлен глав­ным образом на укрепление нравственной и дисциплинарной власти мест­ных епископов над их клириками. Каноны были направлены против обычая рукополагать клириков «без точ­ного назначения», не приписывая их к конкретной общине (канон 6); про­тив беспричинных переводов или переходов клириков из града в град без разрешения их епископов (каноны 5,10,11,13, 20, 23); против обраще­ний конфликтующих между собой клириков в светские суды, когда дело мо­жет быть разрешено в суде церковном (каноны 9, 21); против участия клириков в частном предпринимательстве или в гражданских и военных должностях (каноны 3, 7); против рукоположений за деньги (канон 2); про­тив брака между церковнослужителями и еретиками (канон 14); против рукоположения диаконис до достижения ими сорокалетнего возраста (ка­нон 15). В делах финансовых власть епископов и клириков была ограни­чена требованием иметь в каждой церкви эконома, который отвечал бы за все церковное имущество и, в особенности, за имущество епископа после его смерти (каноны 22, 25, 26).

Самые далеко идущие меры, однако, касались монашеского движения. Согласно 4-му канону, монахи и монастыри помещаются под контроль епи­скопа. Весьма показательно, что это правило было предложено самим им­ператором Маркианом, что отражало озабоченность государства в связи с широким и несколько анархичным развитием монашества. С тех пор на Востоке монашеские общины все­гда будут оставаться в юрисдикции местных епископов. За всю историю православного монашества на Востоке не было создано ни одного религи­озного ордена, «освобожденного» от епископской юрисдикции.