Морская наука дореволюционной России.

Организационная модель российской науки к 1917 году состояла из Петербургской академии наук, университетов, специальных учебных институтов, научных обществ, немногочисленных лабораторий ведомств и предприятий, ведомственных и межведомственных ученых комитетов и комиссий.

Академия наук являлось высшим научным учреждением страны и состояла из 5 лабораторий, 7 музеев, 1 института (Русский археологический институт в Константинополе), Пулковской астрономической обсерватории с 2 отделениями, Главной физической обсерватории и 21 комиссии. В 1916 г. в России имелось 10 университетов, 17 технических, 10 сельскохозяйственных и лесных, 6 медицинских, 4 ветеринарных, 6 коммерческих, а всего 100 высших учебных заведений.

Научные общества, которые до начала 20 века были в основном университетского типа функционировали, как правило, при университетах, объединяя ученых, студентов и любителей-профессионалов (Московское общество испытателей природы, Вольное экономическое общество, Русское географическое общество, Русское техническое общество). К 1917 году их число превысило 300.

Научные ячейки при министерствах и ведомствах (Горный ученый комитет, Геологический комитет и т. д.) обслуживали практические нужды этих ведомств.

Заводская наука в дореволюционной России находилась на стадии зарождения. Лишь на немногих крупных предприятиях имелись лаборатории и конструкторские бюро.

Большая часть научных учреждений и вузов России были сосредоточены в Москве и Петербурге. Помимо столиц научными центрами являлись также Харьков, Киев, Дерпт, Одесса, Варшава, Томск.

Университетов в России было в 2 с лишним раза меньше, чем в Германии.

Полное отсутствие промышленных научно-исследовательских учреждений обусловило отставание прикладных исследований и инженерно-технических разработок. Слабая связь российской науки с производством не была преодолена, хотя в период первой мировой войны в этом отношении были сделаны известные шаги в химической, электротехнической и некоторых других отраслях промышленности.

Особенно вопиющим было отставание России по численности ученых. В России численность научно-педагогических работников в 1913 г. составляла 11,6 тыс., в США в 1910 почти втрое больше — 33,6 тыс. В России было 414 химиков, почти в 15 раз меньше, чем в США, в 8 раз меньше, чем в Германии и Англии, в 2,5 раз меньше, чем во Франции. Геолог В. А. Обручев сравнил численность штатов Геологического комитета с ситуацией, при которой Швеция имела бы всего 1 геолога.

Недостаток научных кадров в России сдерживал научно-технический прогресс и стал особенно нетерпим в условиях начавшейся новейшей революции в естествознании.

Однако сильная сторона русской науки — высокая профессиональная квалификация и творческая активность деятелей науки. В 1911 г. В. И. Вернадский отмечал, что несмотря на неблагоприятные условия работы, русские ученые-естествоиспытатели «стали … рядом, как равные по силе со своими товарищами из за океана».

Уже к началу 20 века стало очевидным, что масштабы и темпы научной деятельности не соответствовали требованиям 20 в. и потенциальным возможностям страны.

Дореволюционная наука характеризовалась фрагментарностью развития, отсутствием широкого исследовательского фронта.

Если в целом научный потенциал дореволюционной России по качественным параметрам (общий уровень развития естественнонаучной и научно-технической мысли, глубина и культура исследований, квалификация научных кадров) не уступал потенциалу западных стран, то по количественным показателям заметно уступал. Технико-экономическая и культурная отсталость страны ставила узкие рамки научно-техническому развитию. Промышленность не предъявляла никаких запросов ученым и не испытывала потребность в них.

Испытывая страх перед возможной революцией, 8-й съезд объединенного дворянства, состоявшийся в 1912 г. вынес решение, что «ни одно новое высшее учебное заведение не должно быть создано, так как такое создание приближает страну к революции». Министерство народного просвещения отклоняло ходатайства местных органов самоуправления и общественности об открытии университетов в Перми, Екатеринбурге, Ростове-на-Дону и других городах.

Университетская профессура в «Записке о нуждах просвещения в России» (январь 1905 г.), ставшей широко известной как «Записка 342 ученых» (первоначально подписали 16 академиков, 125 профессоров, 201 доцент, в дальнейшем — всего — 1500 человек), вынужнена была декларировать: «Правительственная политика в области просвещения народа, внушаемая преимущественно соображениями полицейского характера, является тормозом в его развитии, она задерживает его духовный рост и ведет государство к упадку».

В 1912 г. на «особом журнале» заседаний Совета Министров «Об открытии новых учебных заведений» Николай II начертал: «В России вполне достаточно существующих университетов. Принять эту резолюцию как мое руководящее указание».

В 1911 г. министр народного просвещения Л. А. Кассо предпринял меры «для оздоровления высшей школы», уволив 131 ученых и преподавателей из Московского университета (половина его профессорско — преподавательского состава).

Отчеты Академии наук 1900—1912 г.г. состояли в основном из жалоб академиков на хронический недостаток ассигнований на науку. «Августейший президент» академии великий князь Константин Константинович в письме министру народного просвещения от 14.07.1911 пишет: «положение академических учреждений (из-за недостатка ассигнований и штатов) стало совершенно критическим». После революции 1905 г. царизм идет на уступки в области просвещения и науки. После 1905 г. общественность стала оказывать большее влияние на решение научно-организационных вопросов. Были открыты новые частные вузы (количество которых удвоилось с 1905—1911 г.г.), высших женских курсов, лабораторий и институтов. Увеличилось количество научных учреждений. Многим русским ученым того периода были присущи демократические взгляды, они рассматривали науку как форму служения интересам народа. Созданная в стране научная культура в виде научных школ и прогрессивных традиций представляла собой большое национальное богатство.