Противоречивость и диалектика критериев

В предыдущих разделах мы убедились, что история литературной критики накопила великое множество самых разнообразных методов для выражения авторских оценок и выводов. Разумеется, использование различных подходов и критических приёмов, базирующихся на разных методологических и идеологических основах, нередко приводит к тому, что одно и то же произведение может получить диаметрально противоположные отзывы, что нередко и происходит. Бояться этой пестроты не стоит: множественность мнений предоставляет непрофессиональному читателю свободу присоединиться к какой-либо из точек зрения или выработать свою собственную. Человек обретает стереоскопическое зрение, когда предмет критически освещается под разными углами, многоаспектно. В результате это придаёт литературному процессу объём и глубину. Не будем забывать, что речь идёт о гуманитарной сфере и тут жёсткость выводов, стремление к однозначности редко идёт на пользу искусству.

Принципиальное расхождение в позициях нередко приводили и приводят к энергичным, а иногда бескомпромиссным публичным дискуссиям, в том числе – посвященным произведениям, впоследствии составившим золотую библиотеку нашей классики. Настоящий шквал общественного интереса вызвали такие сочинения, как «Горе от ума» А.С. Грибоедова, «Борис Годунов» А.С. Пушкина, «Выбранные места из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя, «Отцы и дети» И.С. Тургенева, «Бесы» Ф.М. Достоевского, «Анна Каренина» Л.Н. Толстого, «Санин» М.П. Арцыбашева, «Мелкий бес» Ф.К. Сологуба, «На дне» А.М. Горького, «Двенадцать» А.А. Блока, «Русь кабацкая» С.А. Есенина, «Тихий Дон» М.А. Шолохова, «Страна Муравия» А.Т. Твардовского, «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака, «Архипелаг Гулаг» А.И. Солженицына, «Кануны» В.И. Белова, «Живи и помни» В.П. Распутина, «Прокляты и убиты» В.П. Астафьева. В ХХ веке эти диспуты нередко отзывались полемическими публикациями и выступлениями на Западе, которые часто имели свою идеологическую подоплёку.

Даже если вышедшая книга вызывала почти всеобщее одобрение, могли возникнуть споры касательно её интерпретации или оценки. Когда Константин Аксаков сравнил масштаб жизни, изображённой в «Мёртвых душах» с гомеровскими эпопеями (брошюра «Несколько слов о поэме Гоголя: Похождения Чичикова, или Мёртвые души», 1842), то Виссарион Белинский напустился на него с резкими обвинениями в связи с неуместными аналогиями: пор его мнению гомеровская эпичность могла иметь место только в античные времена, а в новое время сравнивать Гоголя с древнегреческим гением эстетически неуместно и исторически недопустимо.

Критик-славянофил попытался уточнить и разъяснить свою позицию, Белинский в ещё более резком тоне ответил «Объяснением на объяснение по поводу поэмы Гоголя “Мёртвые души”» («Отечественные записки», 1842), утверждая, что для современной русской литературы эпическое созерцание противоестественно – ей следует сосредоточиться на сатирическом обличении российской действительности. Казалось бы, частная дискуссия вылилась в нелицеприятное выяснение принципиальных позиций и взглядов на современное общество.

У каждого из спорщиков была своя правота: они исходили из разных критериев истины, и если для К. Аксакова значение произведения состояло в его художественности, то В. Белинский порой исходил скорее из общественно-политической необходимости. Как бы то ни было, твёрдое и принципиальное отстаивание самых разных точек зрения помогает взглянуть на литературный предмет более многоаспектно, получить более объективное представление о его достоинствах и недостатках. Впрочем, разговор о средствах литературной полемики предстоит в соответствующем разделе.