Учение Ж. Деррида о деконструкции

Ещё дальше структуралистов пошёл в своих представлениях французский теоретик литературы Жак ДЕРРИДА (1930–2004). Его исследования представляют собой настойчивые попытки не только выявить внутреннюю структуру произведения, но и по возможности разобрать его на максимально мелкие элементы и детали. Принцип деконструкции лёг в основу методологии многих современных филологов и критиков.

Опираясь на учения Э. Гуссерля и М. Хайдеггера, философ и филолог Ж. Деррида исходил из того, что структуралистская методология в конечном итоге превращает произведение литературы в голую, статичную, лишённую развития конструкцию. Для того чтобы привести художественное явление в движение, по его мнению, необходимо провести деконструкцию текста, выявить в нём различные слои, в частности – философский (идеи, прогнозы, концепции) и метафорический (образы, символы, знаки).

В 1967 году выходит работа Деррида «О граммотологии», где в широкий обиход им включаются такие понятия как деконструкция, наличие (присутствие), письмо, различение, различание(difference) и проч., положенные им в основу своей научной системы. Для понимания любого текста требуется его глубочайшее детальное рассмотрение. Филологической доктрине Ж. Деррида были свойственны определённые логические противоречия: с одной стороны, он выступал против логоцентризма (в частности, установки на фонетику языка), а с другой – солидаризировался с мнением, что мир (всё) есть текст. С целью устранения стереотипного прочтения текста, по его мнению, необходимы провокативные методы анализа (деструкции) и включение произведения в новый, парадоксальный контекст.

Смелое расчленение произведения искусства на составные части, действительно, может оказать неоценимую услугу в деле понимания авторского замысла и его воплощения в слове. Подобно тому, как врачу для изучения строения внутренних человеческих органов необходимо пройти курс практических занятий в прозекторской, литературовед и критик может получить массу полезной информации, прибегая к способу деконструкции.

Рассматривая вектор научно-практической деятельности Жака Деррида, надо помнить, что его критика в первую очередь имела отношение к философским метафизическим системам, и распространять его опыт на литературное творчество в целом вряд ли целесообразно.

Сухое, педантичное, схоластическое исследование художественного произведения может быть эффективным в строго литературоведческих изысканиях; в приложении к живой, движущейся, эмоционально окрашенной сфере литературной критики такой подход не слишком эффективен. Разобрав на части механизм (по Ап. Григорьеву, сделанное произведение), у нас остаётся шанс собрать его обратно, и он возобновит работу; в случае с живым (рождённым) произведением подобного рода хирургическая экзекуция способна умертвить трепетное и ранимое создание писательского вдохновения, а хладнокровное расчленение текста будут сродни работе прозектора, который имеет дело не с жизнеспособными организмами, а с трупами.

Многие серьёзные писатели откликнулись на идеи деконструктивизма и создали интересные произведения, которые вполне подходят под их признаки и методы: «Завтрак для чемпионов» Курта Воннегута, «Игра в классики» и «62. Модель для сборки» Хулио Кортасара, «Имя розы» Умберто Эко, «Хроники Заводной Птицы» Харуки Мураками, проза Патрика Зюскинда, Милана Кундеры, Милорада Павича, Джона Фаулза и т. п. Их книги можно разобрать, как детский конструктор или пазл – по винтику, по детальке, а потом собрать заново, иногда в иной модификации.

Стремление разобрать (деконструировать) окружающие предметы характерно для некоторых периодов человеческого взросления (болезненную страсть к ломанию игрушек отмечают биографы А.И. Герцена, В.И. Ленина и др). Как выразился Иосиф Бродский:

…и, как ребёнок, распатронив куклу,

рыдает, обнаружив в ней труху,

так подоплёку тех или иных

событий мы нередко принимаем

за самые событья…[68].

Очевидно, что явление как таковое, значительнее и богаче, чем его отдельные части, о чём, например, сообщает нам гештальт-психология. Тем не менее, проведя деконструкцию сочинения, необходимо восстановить его в полном объёме. Если это, конечно, таковое возможно. Но нередко случается так, что собранное заново целое выглядит как редуцированное, утратившее нечто весьма важное. Более того, реанимируя артефакт, мы часто с удивлением замечаем (тот, кто занимался ремонтом бытовой техники, подтвердит это), что в результате нашей сборки на столе часто остаются «лишние» детали. Мы невольно «модернизировали» и упростили авторский проект, но эта наша рационализаторская деятельность вряд ли пойдёт вещи на пользу.