Взгляды античных мыслителей

Строго говоря, культура Древней Эллады не знала такой дисциплины как критика. Однако в её рамках активно развивались смежные области знания: поэтика и риторика. У истоков поэтики – науки, изучающей литературную (главным образом, поэтическую и драматическую) деятельность, её происхождение, законы, формы и значение, стояли Платон и Аристотель. Риторикой именовали науку об ораторском искусстве, преимущественно о структуре и особенностях устных прозаических выступлений.

Преобразователь и последовательный адепт теории эйдосов (высших идей) Платон относился к представителям литературного творчества (поэтам) довольно амбивалентно. С одной стороны, он признавал за ними возможность непосредственного (божественного) контакта с высшими сферами мироздания (областью идей). В диалоге «Ион» его постоянный персонаж Сократ рассказывает о своём видении творческого процесса знаменитому рапсоду (не только исполнителю, но и истолкователю – фактически, критику! – песнопений): «Твоя способность хорошо говорить о Гомере – это... не уменье, а божественная сила, которая тобой движет, как в том камне, который Эврипид назвал магнесийским... Этот камень не только притягивает железные кольца, но и сообщает им такую силу, что они... могут делать то же самое, что и камень, то есть притягивать другие кольца...

Так и Муза делает вдохновенными одних, а от этих тянется цепь других восторженных. Все хорошие эпические поэты не благодаря уменью слагают свои прекрасные поэмы, а только когда становятся вдохновенными и одержимыми... как корибанты пляшут в исступлении, так и они в исступлении творят свое прекрасные песнопения; когда ими овладеет гармония и ритм, они становятся вакхантами и одержимыми: вакханки в минуту одержимости черпают из рек мёд и молоко, а в здравом уме – не черпают...

Говорят же нам поэты, что они летают, как пчёлы, и приносят нам свои песни, собранные у медоносных источников в садах и рощах Муз... поэт – это существо лёгкое, крылатое и священное; он может творить не ранее, чем сделается вдохновенным и исступлённым...»[20] Очевидно, что Платон одним из первых задумался о том, что для акта художественного творчества необходимо особое психологическое и духовное состояние – вдохновение.

Но, с другой стороны, признавая, что состояние исступления практически никак не подконтрольно сознанию и рассудку и оно может быть направлено, как в благую, так и дурную сферу приложения авторских сил, древнегреческий философ скептически смотрел на участие поэтов в общественной жизни. В его идеальном Государстве место для них было не предусмотрено.

Другой характерной особенностью позиции Платона по отношению к литературному творчеству было его недостаточное внимание к области формы, уничижительному положению её по сравнению с содержанием. В том же диалоге Сократ начинает допытываться у Иона, о какой области жизни, которой касается Гомер в своих эпических поэмах, рапсод-исполнитель и интерпретатор может судить более компетентно, чем специалист в конкретном деле. Последовательно задавая Иону вопрос: кто может судить более здраво об управлении колесницами, искусстве врачевания, рыбной ловле, строительстве, рапсод или знаток соответствующего ремесла, Платон вынуждает собеседника признавать, что в каждой из этих сфер профессионал разбирается глубже. Чувствуя, что почва буквально уплывает из-под его ног, Ион пускается в безнадёжную авантюру, утверждая, что в военном искусстве он, рапсод, столь же умудрён, как и военачальник.

Выслушав столь опрометчивую речь Иона, Сократ наносит своему собеседнику разящий удар: «Ради богов, Ион, почему же в таком случае ты, лучший военачальник и лучший рапсод из греков, только поёшь, разъезжая среди греков, а не начальствуешь над войском? Неужели ты думаешь, что рапсод, увенчанный золотым венком, очень нужен грекам, а военачальник – не нужен?»[21]. Однако, загнав собеседника в угол, Сократ оставляет тому возможность прийти в себя, оставляя за ним право называться божественным, а не искусным знатоком Гомера.

Нетрудно заметить, что точка зрения Сократа, несомненного протагониста Платона, грешит односторонностью. Рассматривая произведение литературы исключительно с содержательной стороны (того материала, тех ремёсел, которые описаны Гомером), он не замечает (или делает вид, что не замечает) формальной составляющей творческого акта. Как сделано, исполнено, сотворено произведение искусства? Какие приёмы применил поэт? Какие струны души автора затронул рапсод и какие собственные душевные силы привлёк он при исполнении и толковании сюжета? Все эти вопросы в платоновско-сократовской эстетической системе координат не только остаются без ответа, но практически не выносятся на обсуждение. А ведь именно исследование формы – прерогатива представителей особых гуманитарных сфер: культурологии, литературоведения, художественной критики.

Гораздо большее значение форме литературного произведения придавал младший современник Платона – Аристотель, который сами эйдосы во многом соотносил с понятием формы. В первой части его трактата «Поэтика» речь идёт о специфике такого литературного рода, как драма, и в частности – трагедии. Один из постулатов эстетики Аристотеля – принцип мимезиса (подражания искусства природе). Человеку вообще свойственно подражать, и он делает это с удовольствием. Что же касается художественного подражания, то оно доставляет слушателю или читателю эстетическое наслаждение от совершенства содержания и формы (калокагатия) даже если в произведении происходят трагические события (это состояние у древних греков получило наименование катарсиса, то есть – благодатного душевного очищения).

В литературном произведении, по мнению Аристотеля, особое значение имеют верность в изображении характеров и вообще – правдоподобие и последовательность изложения, что даёт возможность трактовать его теоретическую позицию в области изящной словесности как провозвестье реализма. Достигать необходимого результата авторам позволяет максимальное приближение к эталонам произведений того или иного жанра. Поскольку вслед за Платоном он исходил из общей теории идей (эйдосов), то признавал существование идей (образцов) литературных сочинений, а значит, писателю нужно стремиться к достижению этого идеала. Для того чтобы эта задача была успешно решена, автор должен строго следовать соответствующим правилам и рекомендациям. В этом смысле эстетику Аристотеля принято называть нормативной, основывающейся на незыблемых законах и канонах искусства. Личность автора, его одарённость и состояние вдохновения, в отличие от позиции Платона, для него отходили на второй план.

Надо сказать, что такая точка зрения на художественное творчество в дальнейшем воспреобладала: авторитет аристотелевской системы в европейской культурологии на долгие века стал непререкаемым. Вспомним, что в романе итальянского прозаика Умберто Эко «Имя розы» вся напряжённая интрига строится вокруг второй части «Поэтики» Аристотеля, книги, которая будто бы была посвящена проблемам комического. Череда кровавых злодеяний в средневековом монастыре сосредоточена на поиске этого гипотетически существовавшего, но не дошедшего до нас трактата.

Завершая разговор о критических элементах в древнегреческой цивилизации, стоит упомянуть также имя оратора, философа и практически первого в мире критика Зоила (IV-III в. до р. Х.). Этот фракийский мыслитель, ироник и острослов заслужил прозвания «бича Гомера и собакой красноречия», так как придирчиво и язвительно разбирал сочинения последнего, находя в них неточности и несогласованности с традиционной мифологией. Впрочем, претензии поэмам Гомера предъявляли также Платон и Аристотель. Принято считать, что критика Зоила была чересчур завистливой, мелочной и злобной, и в дальнейшем его имя (в частности, оно встречается у Державина, Пушкина, Тютчева и др.) становится нарицательным: Зоилами назывались недоброжелательные и тенденциозные критики, которые необъективно судили о литературных текстах. В конце ХХ века этим псевдонимом подписывал некоторые свои статьи критик В.Г. Бондаренко.

Что касается древнеримской культуры, то она привнесла в развитие литературно-критического процесса гораздо более скромный вклад. Тем не менее отметим такую работу латинского поэта-сатирика Квинта Горация Флакка как «Ars poeticae» (поэтическое искусство, наука поэзии), интересную уже тем, что на проблемы художественного творчества в ней рассматривает человек, сам не чуждый писательской деятельности, вопросы авторской психологии анализируется как бы изнутри художественного процесса.