Влияние на длительный стресс дополнительных кратких стрессоров 32 страница

Таким образом, у большинства людей собственная эмоциональ ная оживленность в начале общения совершенно не воспринима ется как попытка блеснуть своими знаниями, возможностями, чтобы предстать перед другими людьми в лучшем свете, чем это удавалось данному человеку в прежнем социальном окружении. И все же тот факт, что на данной стадии общения люди «демон­стрируют» перед окружающими свои, как им кажется, лучшие качества, чего они не делали раньше, будучи в привычных усло­виях, говорит больше о «экспансивно-захватническом» характере активизации их общения, чем о «распрямлении» их личностного статуса, «сжатого» прежним социальным окружением.

В этой стадии взаимной личностной экспансии при равенстве эмоционального, интеллектуального и речевого потенциалов бывает бурный обмен информацией. Люди сообщают сведения часто банальные, но кажущиеся им интересными и встречающие внимание со стороны собеседника. При таком информационном «извержении» говорящий, как правило, невольно пытается не только овладеть вниманием слушающего, но и приобрести его уважение. В случае неразговорчивости человека содержанием такого информационного «извержения» у него может стать «показная» успешная деятельность. «Молчун» в этой стадии развития общения в экстремальных условиях склонен заняться деятельностью, демонстрирующей его деловитость и умелость перед взором незнакомого партнера. Подобный импульс к выка­зыванию положительных знаний, умений возникает и у хорошо знакомых людей, попавших в незнакомые стрессогенные условия. Такое «демонстрирующее общение» протекает, как правило, на фоне положительных эмоциональных переживаний, на фоне эй-форичной дружественности. Однако могут быть и другие формы эффективности общающихся в этой стадии.

В условиях парной изоляции после первого знакомства воз­никают различные эмоционально-позитивные акции, служащие как бы для пробы партнера «на зуб». Частая форма таких неосо­знаваемых «проб» — «навязываемое гостеприимство». Чело­век предлагает партнеру посмотреть на какую-либо свою вещь, книгу, испробовать запасенное лакомство и т. п. Такого рода «одаривание» дополняет речевую «экспансию» в захвате благорас­положенности партнера, его уважения, признания им достоинств напарника. Такие взаимные или односторонние акции в начальной стадии общения воспринимаются скорее благосклонно, чем на­стороженно. Исключения могут быть в случае, если собеседник, на которого обрушено информационное «извержение», отличается неврастеничностью, повышенной утомляемостью, резко отри­цательной психической установкой на всю ситуацию, в которой происходит общение, или национально-этническими нормами, отвергающими интенсивный информационный обмен.

При общении в данной стадии — «личностной экспансии», направленной на установление ролевого статуса,— иногда воз­никает чрезмерно аффективное поведение: ажитированное либо, напротив, скованное, с неловкостью движений и словесных выражений. В последующих стадиях общения уменьшается воз­можность для такого интенсивного информационного обмена, потому что со временем уменьшается установка на терпимость к партнеру, на солидарность с ним.

В. Первичная стрессовая пассивность общения. Для ряда людей характерно адаптивно-защитное снижение активности общения уже в начале напряженной (опасной) ситуации, в которой оказалась группа. Этой пассивности не предшествуют попытки активно отстаивать свой социальный статус в новой социальной среде, изменившейся из-за экстремальной ситуации. Такая стрессовая первичная пассивность общения может быть слабо выражена или даже мало заметна и может протекать в виде легкой апатичности или отмалчивания и кажущегося спокойствия. Человек, как улитка, уходит в раковину своего публичного одиночества. Ему и окружающим людям не ясно, насколько неприятен ему дискомфорт из-за замыкания в себе или же, напротив, первичная пассивность приятна ему, т. к. ограждает от навязчивости общения других членов группы, да и обязанностей перед ними.

Стрессовая пассивность способствует сохранению адапта­ционных резервов, но вместе с тем мешает их мобилизации и в конечном итоге расцвету личностных потенциалов.

Первичная пассивность общения переживается нередко как рас­терянность, застенчивость, субдепрессивность. Охваченные ею люди могут стать слегка оглушенными, либо наблюдать за экстремальным развитием событий и за другими людьми с безучастным вниманием, или даже уходят в свой внутренний мир. Их ответы на обращения к ним становятся формальными, упрощенными. В одних случаях это выхолащивает смысл и продуктивность их деятельности, делает их как бы живыми роботами и мешает выполнению заданий и приказов. В других — стрессовая пассивность общения может восприниматься окружающими людьми как спокойная деловитость.

Такая первичная стрессовая адаптивно-защитная активность свойственна психологически слабым личностям (со слабым типом нервных процессов и высокой перцептивной чувствительностью), неуверенным в себе новичкам в коллективе.

Помимо описанной стрессовой пассивности общения, в экстре­мальных ситуациях возможно стрессовое уменьшение активности взаимодействия людей из-за значительного ухудшения самочувствия и состояния здоровья членов группы, коллектива. Соматические (телесные) расстройства присоединяются к симптоматике дистресса (апатии, адинамии, снижению умственной и физической активно­сти, чувству дискомфорта и т. п.), еще более снижая мотивацию и способность к общению.

Г. Стрессово-вынужденная помощь членам группы, пострадавшим в экстремальной ситуации. Если условия совместной изоляции сопряжены с действием дополнительных стрессогенных факторов, вызывающих болезненное состояние, сопровождающееся телесным недомоганием или плохим настроением, то в таких условиях часто возникает более тесное общение, связанное с заботой о партнере, с уходом за ним. При этом в значительной мере разрушается, размывается зональное дифференцирование межличностной территории людей. Происходит как бы слияние этих территорий. Мотивация, проистекающая из чувства собственной необходимости, вскрывает дополнительные (новые) адаптационные резервы организма и личности у того, кто помогает. У того, кому помогают, внутренние резервы мобилизуются благодаря чувству собственной нужности дружески настроенному партнеру. Проявление человеком заботы о соседе свидетельствует о своей «ценности» для соседа и о его «ценности» для себя.

Возникающая в такой ситуации вынужденной помощи «вну-триорганизменная» информация у каждого из общающихся об их обоюдной «социальной ценности» оказывает мощный антиди-стрессовый эффект, проявляющийся, в частности, в изменении показателей стресса. Лишение чувства собственной необходимо­сти и мотивации, побуждающей пересиливать свое недомогание, чтобы помочь другому, ухудшает состояние и самочувствие. Взаи­мопомощь приводит к тому, что личные пространства партнеров перекрываются, и, таким образом, субъекты оказываются менее субъективно стесненными. При этом в сравнительно лучшем положении оказывается заботящийся партнер. Ситуация вы­нужденной заботы о партнере может способствовать укреплению дружественности общения на долгий срок. Даже когда заботя­щийся субъект вынужден скрывать (или не скрывает) то, что он тяготится обязанностью оказывать помощь, даже тогда факт помощи, как правило, способствует лучшему взаимопониманию в дальнейшем обоих индивидов.

Д. Стабилизация ролевых статусов у членов неформальных групп, возникших при стрессе. По

окончании стадии личностной «экспансии» (а если была стадия «вынужденной помощи» партнеру, то после ее окончания) ролевые функции общающихся относительно стабилизируются. Это четвертая стадия развития общения при стрессе. Стабилизация ролевого статуса может проходить эмоционально-монотонно и сопровождаться аффективными актами общения как с положительной, так и отрицательной эмоциональной окраской. При этом образуются неформальные группы. В стрессогенных условиях ядро такой группы отличается большей внутренней устойчивостью, сплоченностью, достигающейся через постоянное напряжение внутригруппового противоборства. Чем экстремальнее условия существования, тем труднее людям, склонным оставаться «непримкнувшими», сохранять нейтралитет перед лицом конфронтирующих неформальных групп.

Единению людей в экстремальных ситуациях (не чрезмерных по своей интенсивности) способствуют проявляющаяся при стрессе психологическая установка на терпимость (толерантность) к недо­статкам окружающих людей и склонность поддерживать их

Измененное общение может на любой фазе стать более за­метным, чем эмоциональные, вегетативные и других признаки дистресса. Иными словами, при стрессе возможно домини­рование субсиндрома измененного общения, т. е. социально-психологического субсиндрома стресса. В одних условиях такое стрессовое изменение общения характеризуется увеличением активности, в других — его снижением. В ходе стрессовой ак­тивизации общения при разной интенсивности экстремальных факторов могут преобладать компоненты либо межличностного взаимодействия, ненасильственно, мягко консолидирующие группу (социально-позитивные), либо несколько, но не трагически дезорганизующие ее (социально-негативные).

Некоторые не лучшие стрессовые изменения общения (его неадекватная активность или, напротив, симптомы стрессовой пассивности), если они мимолетны и незаметны, почти не препят­ствуют стрессовой консолидации людей. Умеренная стрессовая гиперактивность (логорея, поиски ярких впечатлений, смена друзей, резонерство, склонность к эпатажу и пр.) или, напротив, стрессовая пассивность, проявляющаяся как растерянность, застенчивость, молчаливость, безучастная внимательность, не слишком нарушают общение.

Е. Неверное начало общения. «Ошибки общения» в стадии первичной личностной «экспансии», направленной на установление социально-ролевого статуса.

1. В этой стадии следует избегать форм общения, базирующихся на психологической установке на якобы отрицательные каче­ства партнеров по общению. Необоснованно плохое отношение может вызвать ответную неприязнь (необоснованную). Такие отношения часто очень трудно исправить в дальнейшем. Отри­цательная установка часто усиливается «опорой» субъекта на свое «силовое» подавление окружающих, на психологическую борьбу с ними, вместо того чтобы совместно с ними бороться со стрессом.

2. Следует избегать демонстративного (часто не вполне контролируе­мого сознанием) «инвертирования» своих положительных качеств.

«Пусть меня грязненьким полюбят, а чистеньким меня полюбит всякий!». Такой показ навыворот своих достоинств не всегда успешно оттеняет истинные достоинства человека. У партнеров может возникнуть ошибочное, но устойчивое отношение к чело­веку на основании ложной демонстрации им псевдонедостатков. Безудержное «фонтанирование» рассказов, словесных из­лияний может утомлять и раздражать слушателя, тем более не расположенного к общению с эмоциональными, экзальти­рованными людьми.

В начале знакомства в экстремальных, стрессогенных условиях некоторые люди склонны к интимным излияниям, невозможным при будничном общении. Чрезвычайная, критическая ситуация как бы отменяет старые, имевшиеся до нее нормы поведения, тогда как новые нормы поведения, адекватные экстремальным условиям, еще не сформированы. У эмоционально-лабильных и недалеких людей как бы снимаются социальные запреты в по­ведении, в высказываниях. Откровенные заявления, интимные признания при этом могут способствовать возникновению обо­юдного доверия, сплоченности. Но при чрезмерности интимных излияний, тем более, когда они не соответствуют этическим правилам собеседника, могут вызвать в последующем обоюдное чувство неудобства, которое окажется питательной средой для скрытой или явной неприязни.

В данной стадии при формировании и распределении со­циальных ролей возможно ошибочное наделение партнера качествами своего идеала. Естественно, разочарование в дальнейшем может увеличить стрессогенную критичность взаимоотношений.

Не следует демонстрацией своих истинных достоинств раз­очаровывать партнера в собственных его достоинствах, от­носительно меньших. Следует быть скромнее! Тем более не следует вольно или невольно обнажать недостатки партнера, скрываемые им: «Не следует наступать на любимую мозоль!». Так, например, демонстративная авторитарность человека и начальственный тон могут свидетельствовать о его неудо­влетворенных потребностях в лидировании. Есть или нет у него на то основания (характер, профессиональные знания, жизненный опыт), не следует сразу пресекать его первых попыток, командовать. Экстремальные условия, предъявляя повышенные требования к людям, довольно быстро обнажают их истинную сущность, их возможности. При отсутствии у такого человека способностей лидера он скоро почувствует банкротство своих претензий на командную роль.

Здесь кратко описаны конструктивная, а затем чрезмерная, активизация общения, а также «первичная» его пассивность при небольшом стрессе в условиях, создающих умеренное психосоци­альное напряжение в группе, в коллективе. Этот феномен можно рассматривать как проявление социального субсиндрома стресса при стрессовом кризисе первого ранга, если придерживаться кон­цепции о «ступенчатом» возрастании (о ранжировании) стресса

-----------------------

ри все больше и больше нарастающей интенсивности воздей­ствия на людей стресс-образующих (стрессогенных) факторов.

Такое ранжирование отчетливее прослеживается при регистрации показателей вегетативных физиологических и эмоционально-поведенческих показателей (см. гл. 2 и 3). Менее ясно оно проявляется в нарастании стрессовых изменений когнитивных и индивидуально-личностных показателей (см. гл. 4). Психосоциальные реалии стресса еще труднее укладываются на «прокрустово ложе» предложенных мной основ общей теории стресса с его ранжированием [Китаев-Смык Л.А., 1983, с. 272-323; Китаев-Смык Л.А., 2001, с. 55-76]. И все же не будем отка­зываться от того, чтобы усматривать во все более интенсивных проявлениях психосоциального субсиндрома стресса того, что я назвал его «рангами», т. е. ступенями, уровнями. Однако надо отметить, что такие проявления стресса в общении часто оказыва­ются не результатом постепенного их нарастания. При сразу воз­никших неблагоприятных, опасных экстремальных воздействиях большой силы, при непривычной нетерпимой бесчеловечности условий жизни изменения взаимодействия между людьми могут сразу достигать высокого стрессового уровня (ранга), минуя меньшие ранги. Потому на схеме, где обозначены все большие ранги психосоциального субсиндрома стресса (см. рис. 35), они не соединены стрелками, обозначающими динамику стресса.

5.1.2. Общение при долготерпимом стрессе

При любом долгом стрессе формы общения между людьми изменяются многообразно. И все же придерживаясь предложен­ной выше схемы, группирующей типы взаимодействия между людьми, переживающими стресс, на: 1) активно-конструктивное (сплачивающее), 2) чрезмерно стрессово-активное (деструктивно-активное) и 3) стрессово-пассивное, мы и при долготерпимом стрессе будем укладывать обилие стрессовых форм общения на это тройственное «прокрустово ложе».

А. Стрессово-конструктивная активизация общения, консолидирующая группу. Можно выделить три основных компонента сплачивания, объединения людей при долгом, хотя и терпимом стрессе. Первый — усиление тенденций поддерживать лидирующий концепт и его носителя. Это — укрепление склонности выделять лидера и следовать за ним, благосклонное отношение к предложениям общения со стороны окружающих. Ведь каждый зачинатель акта общения первоначально принимает на себя роль лидера. При наличии у его партнеров стрессовых социально-позитивных тенденций такое «лидирование» получает дружественный, заинтересованный отклик.

Надо полагать, с проявлением тех же тенденций, проявленных не только как поддержка, но и сохранение лидера, связаны случаи самопожертвования ради спасения жизни другого человека в экс­тремальных ситуациях: «Заслонить грудью командира!». Такое решение приходит импульсивно, быстро, однозначно, как правило, не оставляя места для сомнений, обусловливает действия, подчас сложные, точные, кажущиеся непроизвольными. Эти действия есть особая стрессогенная форма защитного общения, но направленного на спасение не столько себя самого, как на сохранение носителя неких ценностей, такого как лидер группы как продолжатель рода, как объект привязанности, как носитель возможности повысить со­циальный престиж спасителя.

Второй основной компонент активизации общения, консолиди­рующего группу, — усиление у отдельных субъектов склонности принять на себя роль лидера в общении, лидера группы, кол­лектива, т. е. носителя или генератора лидирующего концепта. Такие тенденции к лидированию при стрессе могут быть адек­ватными возможностям субъекта, соответствовать требованиям ситуации, но поползновения к лидированию бывают и неадекват­ны. В таком случае неуместные, неверные, не поддерживаемые окружающими людьми попытки руководить ими, организовывать их в коллектив могут оказывать противоположный эффект, т. е. способствовать дезорганизации и распаду группы.

Третий компонент социально-позитивной направленности общения при стрессе — производный двух первых в случае их про­дуктивной реализации. Это чувство общности с коллективом, «чувство локтя», дружественности, взаимной симпатии. Оно спо­собствует установлению сплоченности членов группы, их солидар­ности, а при наличии общей воодушевляющей цели — проявлениям коллективного энтузиазма. В относительно изолированных малых группах возникает своеобразная общность эмоций. Механизмы такой «индукции» изучались еще В.М. Бехтеревым [Бехтерев В.М., 1921]. Из числа физиологических реакций, сопровождаю­щих солидарную успешную деятельность в условиях групповой изоляции, заслуживают внимания факты совпадения колебаний пульса у рядом работающих людей. «Синхронизация пульсовых кривых наблюдается в большей степени при кооперативном типе межличностного взаимодействия партнеров, выполняющих парную словесную пробу, либо в тех случаях конкуренции, когда сопер­ничество ограничивается вербальными реакциями и не влечет за собой негативных поведенческих, постуральных и интонационных реакций» [Новиков М.А., 1981, с. 194]. Но солидарность может базироваться на отрицательных, неприятных, непродуктивных эмоциях. Описан случай, когда в сурдокамерном эксперименте астенизационно-депрессивное состояние охватило всех трех ис­пытуемых потому, что им показалось, что они отравлены угарным газом. При этом у них возникали все субъективные проявления и поведенческие признаки такого «отравления» [там же[.

Позитивные тенденции общения в группе операторов обнару­живаются при стрессе психофизическими методами задолго до того, как какие-либо изменения характера общения становятся заметными при обычном наблюдении [Носуленко В.Н., 1981 ]. Это свидетельствует в пользу того, что, в частности, активизация по­зитивных форм общения лежит в основе коллективной деятельно­сти людей. Характер общения в группе влияет на эффективность и надежность деятельности людей при стрессе. Экстремальные условия могут у одних усиливать имеющееся «затрудненное» общение, у других при установившемся положительном или нейтральном общении способствовать «нахождению соответ­ствующих характеру и содержанию совместной деятельности приемов и способов оптимизации делового общения, направлен­ных на предупреждение или преодоление трудностей общения» [Цуканова Е.В., 1981, с. 22] в ссыле с. 148-166.

Конструктивная форма общения в группе, оказавшейся в тяжелых, но долготерпимых экстремальных условиях, возмож­на при наличии лидера, оправдывающего чаяния окружающих его людей. Они сплачиваются, поддерживая его. При этом формируется иерархический «слой» из членов группы, истово подчиняющихся ведущему лидеру и вместе с тем властно и ини­циативно подчиняющих его приказам тех, кто оказался «ниже» их, с более низким социальным статусом в стрессовой ситуации. От этого «слоя» командиров зависит успешность и целостность социального сообщества при стрессе. Таким людям, властным помощникам свойственно при стрессе принятие «на себя» ответ­ственности за других людей и ответственности «за себя» не только перед лидером, но и перед «нижестоящими». Эти свойства при конструктивно-стрессовом общении охватывают многих членов социального сообщества. В совместных действиях у них проявля­ется ощущение дружественности с партнерами по работе и вообще со всеми, кто рядом. Рождается и крепнет чувство «кровного братства». Много лет спустя люди, совместно пережившие стресс в опасных условиях, встречаясь, чувствуют свое «побратимство». Бывают и так, что люди, переживающие мучительный (тем более если еще и позорный) стресс, чуждаются воспоминаний и свиде­телей былых событий.

Б. Стрессовая гиперактивность общения, дезорганизующая группу. В экстремальных условиях, перенапрягающих или психотравмирующих многих людей активизируется социально-психологическая активность, отличительной особенностью которой становятся агрессивность, враждебность, обидчивость, склочность людей, если они долго совместно находятся в экстремальных условиях существования. Все это ведет к деструкции, распаду коллектива (группы) на мелкие группки (не больше 3—5 человек) и на одиночек-отщепенцев. Требуются большие, специальным образом организованные усилия, чтобы препятствовать развитию таких дезорганизующих группу тенденций. Рассмотрим общую структуру стрессовой социально-психологической активности, с преобладанием негативных компонентов общения.

В нем, как и при консолидирующем группу стрессе, можно видеть три компонента, но реализующихся противоположным образом. Первый — возникновение у людей склонности к конфронтации с лидером, с лидирующим концептом, с его носителями. Это может проявляться в активном непризнании авторитета руководителя; в нежелании подчиняться приказам; в раздражительности, грубости, вспыльчивости по отношению к людям, желающим общаться и взаимодействовать на работе; в нетерпимости к казавшимся раньше несущественными неопти­мальным действиям и личностным особенностям партнеров — доминантов общения.

Второй компонент социально-негативных изменений общения при стрессе — возникновение неприязни к психологическим нагрузкам, связанным с ответственностью за других людей или перед другими людьми. Это ведет к уклонению от ответ­ственности за общее дело, за любое дело, не рассматриваемое как личное.

Третий компонент стрессогенной социальной активности, дезорганизующей группу,— это возникновение в экстремальных условиях у ряда индивидов отчуждения от интересов группы, представления о снижении значимости общих целей и желания замкнуться в кругу личных интересов и дел. Разобщенность интересов членов группы, противопоставление индивидуальных желаний общим целям приводят к конфронтации между членами группы, к ее распаду. У людей возникает представление о боль­шей эффективности индивидуальных, а не совместных путей выхода из экстремальной (опасной, травмирующей, губительной) ситуации.

Следует отметить характерную для стрессовой разобщенно­сти людей застойность их собственных негативных социально-психологических установок и снижение критичности к ним. «Забываются» хорошие качества окружающих людей, затрудня­ется положительная переоценка сиюминутных обид. При таком течении стресса отношение окружающих людей кажется субъекту опасным для него, требующим защитных или «ответных» агрес­сивных действий.

Анализ общения между членами производственных бригад на рыбопромысловых базах (РПБ) в ходе многомесячных рейсов без заходов в порты показал, что социально-негативные компо­ненты общения становятся доминирующими во многих брига­дах на пятом—седьмом месяцах плавания. Стрессовый эффект длительной групповой изоляции и скученности усугублялся на РПБ напряженным режимом труда (работа по 12 часов в сутки без освобождения от работы в субботние и воскресные дни). Ис­следования Ю.М. Стенько, В. Д. Ткаченко и др. показали, что при этом резко снижалась производительность труда и возрастала заболеваемость с широким спектром болезней [Стенько Ю.М.. 1978, 1981; Ткаченко В.Д., 1980 и др.].

Наши исследования людей, принимавших участие в таких рейсах, показали, что в подавляющем большинстве случаев не­приязненные отношения между людьми, возникшие в ходе рейса, исчезают, как правило, через две недели после прибытия судна в порт приписки, т. е. «домой». Между тем не только сохраняются, но и часто становятся аффективно выраженными положительные, дру­жественные взаимоотношения, базирующиеся на воспоминаниях о «приятных», «веселых», «интересных» событиях, происходивших в рейсе. Случаи собственного социально-негативного поведения, имевшие место в рейсе, начинают казаться неуместными, достой­ными сожаления, неадекватными той ситуации, которая была. Взаимные обиды чаще прощаются, забываются по принципу «Кто старое зло помянет, тому глаз вон!».

В коммунистические времена в СССР было популярно выра­жение (из кинофильма «Волга-Волга»): «Спасайся — кто может! А кто не может?!», состоящее из двух альтернативных слоганов. Второй из них, казалось бы в шутливой форме, опорочивал пер­вый слоган, призывающий к индивидуальному спасению. Второй слоган подводил людей к представлению об успешности только коллективного спасения. Это был в те времена основной принцип не только управления людьми, но и подавления их индивидуаль­ности, их социально-личностных прав. В разных экстремальных (трудных, тяжелых, мучительных) условиях жизни могут оказать­ся полезными (спасительными) и сплочение и, напротив, развал, распыление группы. Хотя нужно признать, что в силу эволюцион­ной сущности людей как общественных существ (общественных животных) для них оптимальна групповая сплоченность: в семье, в дружбе, в общении, в этнической диаспоре, в нации, вгосударстве и, может быть, в глобальном сообществе.

Указанные выше разные формы активизации общения в своей основе имеют адаптивное значение. Позитивные способствуют консолидации группы, противостоящей экстремальной ситуации.

Социально-негативные направлены, условно говоря, на разру­шение экстремальной среды, опосредованное «ломкой» социума (группы). Адаптивная направленность активизации общения может не осознаваться людьми, у которых она возникает.

Отметим сложность противоречивых влияний на формиро­вание межличностного взаимодействия, которое при стрессе «скатывается» к доминированию консолидирующих или деструк-турирующих группу форм общения. Экспериментально показано, что в зависимости от многих причин (корпоративных тенденций, сложившихся взаимоотношений, социальных и личных устано­вок, конечных целей, мотиваций и т.д.) командная установка на сотрудничество при производственном стрессе в ситуации скученности может приводить к соперничеству (и наоборот) [Быстрицкая А.Ф., Новиков М.А., 1966].

Сходные результаты обнаружены при обследовании производ­ственных групп, члены которых иногда отходят от выполнения офи­циально предписанных типов отношений и взаимных связей [Bave-las А., 1960]. Даже в экспериментальной обстановке крайние формы «чистой» кооперации и «чистой» конкуренции тоже встречаются далеко не всегда, часто межличностные отношения обследуемых носят смешанный характер [Kelly Н. Н., Thibaut J. W. et al., 1962]. Таким образом, необходимо считаться с тем, что тип взаимодействия в группе может не соответствовать оптимальному для выполняемой группой того или иного задания (Новиков М. А., 1981].

Заметим, что используемое в социологии выражение «коо­перативный характер (тип) общения» во многом совпадает с нашим понятием «консолидирующее группу общение». Противо­поставляемый «кооперативному» «конкурентный характер (тип) общения» не соответствует используемому нами выражению «дез­организующее группу общение», т. к. «конкурентное общение» может способствовать в конечном итоге консолидации группы, когда конкуренция происходит без эмоционального и делового антагонизма участников общения, стремящихся каждый на своем участке работы к завершению общего дела. И напротив, «конку­рентные» взаимоотношения могут приводить к дезорганизации группы, коллектива, когда такие взаимоотношения возникают в борьбе за единоначалие и не исключают асоциальных, аморальных приемов конкурентной борьбы, ведущих к распаду группы.

Психолого-социологический анализ поведения населения (москвичей), попавшего в экстремальные ситуации (взрыв дома на ул. Гурьянова в 1999 г.; захват заложников в театральном центре на ул. Мельникова, на Дубровке, 2002), когда пострадали несколько сот людей, привел психологов-исследователей к таким выводам: «По нашим наблюдениям, — сообщил В.Б. Зотов, — в любой экстремальной ситуации прослеживается утрата характер­ной черты российской ментальности — утрата альтруизма (или взаимопомощи). Фактором, усиливающим сепаратизм и утрату альтруизма, является информационная напряженность. Средства массовой информации часто усиливают эту неопределенность, сея панику среди людей» [Зотов В.Б., 2005, с. 88].

Подмеченное автором этого сообщения отсутствие альтруизма обусловлено тем, что страдавшие люди не были знакомы друг с дру­гом, и первыми их оборонительными реакциями стали: насторожен­ность, автономность, отстранение от всего нового как потенциально опасного. Иначе говоря, это не было «утратой альтруизма», его проявления еще не сформировались. Наши личные наблюдения и исследования в тех же экстремальных ситуациях установили, что благожелательное отношение и взаимопомощь возникали у постра­давших через 0,5- 1,5 ч после начала экстремального события. Сле­довательно, надо различать стрессовую деструктивную пассивность общения и еще не сложившиеся конструктивные формы альтруизма в затянувшейся критической ситуации.