Влияние на длительный стресс дополнительных кратких стрессоров 2 страница

На основании смены симптоматики в ходе развития «болезни движения» при относительно постоянном действии кинетозо-генных факторов в условиях длительного медленного вращения было сделано заключение о фазности (стадийности) изменений кислотно-щелочной среды желудка при кинетозе [Китаев-Смык Л.А., 1977 б]. В первый день вращения, видимо, за счет антиперистальтики происходит заброс в желудок щелочного содержимого 12-перстной кишки. Со 2-х по 3-5-е сутки враще­ния у большого числа испытуемых были отмечены симптомы гиперацидной кислотности желудка. Указанные закономерности следует учитывать при организации режима питания людей при длительном пребывании в кинетозогенной среде (в космическом полете, в штормовых условиях на море и т. п.). Признание того, что экскреторно-эвакуаторные реакции — это одно из проявле­ний вегетативной «защитной» активности организма, которая возможна при любых формах стресса, выдвигает вопрос о том, почему ее вероятность особенно велика при кинетозе, т. е. при стрессе, возникающем в ответ на экстремальные динамические изменения пространственной среды.

Высказывалось мнение, что т. к. противодействие организма факторам «укачивания» в биологическом смысле есть борьба, то и все лишнее, что мешает этой борьбе, должно быть заторможе­но [Курашвили А.Е., Бабияк В.И., 1975, с. 143]. Подавляется аппетит, и как результат этого повышается чувствительность рвотного центра, что способствует эвакуации содержимого желудка.

Можно предположить, что при действии ускорений содержи­мое желудочно-кишечного тракта в силу своей инерционности является раздражителем рецепторов желудка и кишечника. Для облегчения защитных активных двигательных действий особи оно выбрасывается из организма. Экспериментальные данные не противоречат этим предположениям. При экстремальных грави-инерционных воздействиях усиливается импульсация от механо-рецепторов кишечника, это усиливает его моторные реакции и включает ряд цепных вегетативных реакций, характерных для кинетоза [Дмитриев А.С, 1969; Пестов И.Д., 1964; Хазен Я.М., 1967 и др.].

Известно, что у ряда животных бывает выбрасывание желудочно-кишечного содержимого для облегчения бега. Волки отрыгивают содержимое желудка во время преследования жерт­вы. У многих животных опорожняется прямая кишка при убегании от преследователя (например, у медведей). Аналогичная реакция, «медвежья болезнь», бывает при испуге и у человека.

Основываясь на данных эмбриологии о метатомной близости ростковых участков вестибулярных и рвотных центров, можно полагать, что возможна избирательная функциональная зависи­мость рвотной реакции от управляющих влияний вестибулярной системы.

Указанные и другие попытки объяснить специфичность для кинетоза желудочно-кишечных экскреторно-эвакуаторных ре­акций недостаточно убедительны. Данная задача ждет своего решения.

3.2.9. Аппетит и дистресс

Один из трех элементов «триады Селье» — петехиальные кровоизлияния и изъязвление слизистой желудка тесно связаны с таким симптомом стресса, как ухудшение аппетита. Однако об­щим, неспецифическим проявлением следует считать изменение аппетита, которое может проявляться как в возрастании аппетита, иногда избирательно к тем или иным продуктам питания, так и в снижении аппетита вплоть до полного неприятия пищи. Так назы­ваемое переедание часто рассматривают как одну из предпосылок «болезней цивилизации», якобы ведущих к ожирению и атероскле­розу. При этом некоторые полагают, что переедание обусловлено единственно удовлетворением потребности организма в еде, т. е. нормальной естественной потребности, не ограниченной лими­тированием пищи. Такой взгляд на проблему переедания не учи­тывает того, что оно, как правило, является одним из начальных симптомов эмоционального стресса [Farmer R.E., Monahan L.H.. 1980; Van-Fleet М., 1976 и др.].

Этот симптом стресса справедливо оценивают как результат замещения неудовлетворенных потребностей избыточным удо­влетворением потребности в еде. Акт еды при стрессе сопровож­дает древнейший зоологический комплекс ощущений и пережи­ваний (как при съедании побежденного врага). Поедание — это еще и трапеза после успешно законченного действия, а также и насыщение пищей бедствующего (т. е. удовлетворение хоть чем-то). Все это в некоторой мере способствует снятию стрессогенного напряжения, однако, не устраняя стрессора, и вместо того нередко приводит к «болезням стресса». Ожирение тела, одутловатость лица, «исчезновение талии» — симптомы исподволь нарастающе го стресса жизни. Наряду с указанным повышенный аппетит при стрессе все-таки можно рассматривать как проявление тенденции к накоплению организмом энергетических ресурсов, т. е. как за­щитную реакцию.

Снижение аппетита при стрессе также может быть интер­претировано по-разному. При кратковременном сильном стрессе снижение аппетита может быть обусловлено переключением внимания на стрессор и на действия по его устранению. При длительном стрессе в снижении аппетита некоторые видят толь­ко проявление нарушений соответствующих систем организма действительно, нарушения слизистой оболочки желудка реально присутствуют при стрессе. Наряду с указанным потерю аппетита и деструкцию слизистой желудка можно рассматривать как про­явление стрессового биологического механизма, направленного на самоуничтожение особи. Снижение аппетита характерно при длительном стрессе для особей с пассивным поведенческим pea гированием при стрессе, т. е. «уклонившихся» от активной борьбы со стрессором. И это может рассматриваться как намеренное предоставление энергетического потенциала пищи в распоряже­ние особей с активным стрессовым реагированием.

Примером «управляющих» влияний на сознание со стороны вегетативной сферы является отражение в сознании предпочтения пищи при дистрессе и при болезнях. Исследования, проведенные при длительном гравиинерционном стрессе, выявили некоторые закономерности в изменении предпочтения той или иной пищи нашими испытуемыми при кинетозе [Китаев-Смык Л.А., 1977 б, Китаев-Смык Л.А., Галле P.P., Гаврилова Л.Н. и др., 1972].

В первые сутки вращения у всех испытуемых было снижение ап­петита и предпочтение слабокислых продуктов. Со вторых-третьих и до пятых-девятых суток кислые продукты, напротив, многими отвергались, отмечено предпочтение слабощелочных минеральных вод и молочных блюд. Далее выбор пищи в зависимости от ее кис лотного состава не отличался от исходного. Указанные симптомы свидетельствуют об изменениях желудочной среды. В первые сутки вращения, вероятно, происходил заброс в желудок щелочного со­держимого 12-перстной кишки. Для его нейтрализации подкислен­ное питье было целесообразным. Со вторых-третьих суток возника ли симптомы гиперацидной секреции желудка. Ее симптомы были более выражены у испытуемых первой группы. Кроме указанного, характерным практически для всех наших испытуемых и часто неожиданным для них было отвержение с первого дня вращения блюд из говядины, баранины (ранее предпочитаемых) и отчетливое предпочтение куриных и рыбных блюд. Подобные изменения вкуса сохранялись у некоторых испытуемых на протяжении нескольких недель после окончания их участия в экспериментах с вращени­ем- Указанные симптомы говорят о том, что наряду с усилением моторики пищеварительного канала и увеличением экскреции метаболитов через его стенки при кинетозе включался механизм ментального прогнозирования «полезных» и «вредящих» веществ, актуализирующийся в виде изменения аппетита, т. е. предпочтения или, напротив, отвергания пищи.

В доступной литературе по диетологии и физиологии питания мы ие нашли данных, дающих удовлетворительное объяснение сущно­сти указанного феномена и функциональных механизмов, лежащих в его основе. Однако свет на это загадочное явление проливают све­дения, содержащиеся в дальневосточной литературе по диететике. В древневосточных концепциях мироздания существует деление всех природых веществ, качеств и явлений на две субстанции: «янъ» (мужское начало: активный, позитивный принцип, душевная и физическая сила, смелость; при чрезмерности «янъ» — безумная агрессивность грубость и т. д.) и «инь» (женское начало: пассивный, негативный принцип, душевная и физическая слабость, нежность; при чрезмерности «инь» — уныние, депрессия и т. д.) [Абаев Н.В., 1980; Teiramaa Е., 1977 и др.]. Эта концепция предусматривает раз­деление продуктов питания в зависимости от соотношения в них субстанций «янъ» и «инь». В курином и рыбном мясе согласно данной концепции содержится значительно больше субстанции «янъ» (мень­ше субстанции «инь»), чем в говядине и свинине. Отсюда следует, что блюда из куриного мяса принесут ослабленному человеку силу и чувство бодрости. Отказ от кислого (субстанция «инь») — это не контролируемая сознанием рефлекторная попытка избежать еды, питья, еще более ослабляющих организм. Таких предпочтений и отверганий пищи, соответствующих концепции «инь—янъ», было не­мало в наших экспериментах с длительным дистрессом (кинетозом) у испытуемых в квартире-центрифуге.

Казалось бы, «спонтанное» предпочтение пищи в обыденной жизни, можно думать, служит оптимизации метаболических про­цессов в организме путем отбора пищи, содержащей вещества, необходимые организму при дистрессе.

3.3. ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ БОРЬБЫ С БОЛЕЗ­НЯМИ СТРЕССА

Лечению недугов, которые можно называть «болезнями стресса», посвящена обширнейшая медицинская литература. К со­жалению, ее авторы подчас игнорировали роль психологических факторов в возникновении стрессогенных вегетативных патоген­ных реакций. Это уменьшает «прицельность» и эффективность профилактических и лечебных мероприятий. Учитывать роль психики в развитии болезней, в том числе тех, которые отнесены сейчас в разряд «болезней стресса», призывали многие выдающие­ся представители отечественной медицины: Н.И. Пирогов, Г.А. За­харьин, СП. Боткин, Г.Ф. Ланг, В.Н. Виноградов, Н.Н. Бурденко. В.В. Василенко, А.Л. Мясников, Е.М. Тареев и др.

К концу XX в. медицина и патопсихология пришли к понима­нию того, что не только явные психосоматические заболевания возникают из-за психотравм. В генезе всякой болезни есть нега­тивный психологический компонент — «капля, переполнившая чашу», т. е. любое заболевание в большей или меньшей мере — психосоматическое.

За последние десятилетия в нашей стране возникло множество разнообразных психологических, медико-психологических, социо­психологических подходов, направлений, способов профилактики и лечения «болезней стресса». Их многообразие необходимо, в частности, потому, что эти болезни по-разному, очень индивиду­ально проявляются у людей. Есть обширные научные обоснования разных подходов к профилактике и лечению болезней стресса с учетом индивидуальных особенностей их генезиса (и личностных особенностей психотерапевтов) [Соколова Е.Т., 2007].

Практически каждый человек нуждается в особом психотера­певтическом подходе. «Лечите не болезнь, а больного!» — прин­цип отечественной терапии. Более того, многие современные методы психотерапии чрезвычайно изощренны. Это создает ситуацию, когда ту или иную методику может успешно применять лишь психолог с тем либо иным типом характера, с индивидуаль­ными особенностями своей личности, оптимально подходящими для курирования конкретного типа больных [Siegel B.S., 1988 и др.]. Эмпатии психотерапевта, его способности демонстри­ровать душевное расположение к пациенту, сопереживание, идентификации с ним недостаточно для успешного излечения. Основой психотерапии становятся многочисленные специально ориентированные «техники» (способы, программы) диагностики и терапии. Их применение не исключает ни лекарственных, ни ортодоксальных медицинских способов излечивания [Бодров В.А.. 2003, 2006; Малкина-Пых И.Г., 2004, 2006 и др.].

В последние годы все шире используется понятие «копинг» (англ. coping —совладание). Подразумеваются усилия человека по преодолению неблагоприятных проявлений стресса, совладе­ния с ним. Психотерапия должна побуждать человека к копингу.

к совладанию с дистрессом [Абабкова В.А., Пере М., 2004] — в разделе «Совладение (копинг)».

В монографии И.П. Лапина «Плацебо и терапия» [Лапин И.П., 2000] предпринята попытка с разных сторон проанализировать стресс с его нежелательными и благоприятными проявлениями и последствиями. Это должно помогать поиску оптимальных, конкретных способов предотвращения разных видов дистресса и лечению «болезней стресса». Обобщенное описание сотен и тысяч существующих методов психотерапии — задача историков и преподавателей психологии. А вот знакомство людей, нуждаю­щихся в психотерапии при дистрессе, со всем многообразием ее достижений может повредить их пошатнувшемуся здоровью.

В ней изложен обширный экспериментальный и аналити­ческий материал, подводящий к возможностям использования современной психотерапии, основываясь иа разрабатываемой мной «Общей теории стресса». Она нуждается в расширении, детализации и дополнительных обоснованиях.

Основные принципы борьбы с «болезнями стресса» согласно предлагаемой концепции состоят в следующем.

1. Проводить анализ жизнедеятельности населения и трудовых процессов с выделением их естественной микро- и макроци­кличности. При отсутствии «естественного» структурирова­ния таковой цикличности нужно создавать ее «искусственно», чтобы обеспечивать эмоционально усиленное переживание человеком успешности и полезности завершения каждого трудового цикла, каждого цикла жизнедеятельности.

2. В тех жизненных и производственных условиях, где индустриа­лизация и другие особенности цивилизации лишают человека чувства успешности преодоления трудностей и опасностей, не­обходимо периодически моделировать условия, порождающие такие чувства. Такое моделирование особенно необходимо для субъектов, склонных к преодолению трудных или опасных ситуаций.

3. Разрабатывать и внедрять методы рекреации, направ­ленные на восстановление способности к оптимальной актуализации «комплекса активного реагирования» (с его основными двумя фазами), прежде всего у людей, утратив­ших такую способность. При организации такой рекреации необходимо учитывать личностные и психофизиологи­ческие особенности людей, а также социокультурные и этнические особенности и нормы их жизни [Китаев-Смык Л.А.,1983,с. 157-159].

3.4. О СУБЪЕКТИВНОЙ ВЕРОЯТНОСТИ, СУБЪЕК­ТИВНОЙ «НЕВОЗМОЖНОСТИ•> И СУБЪЕКТИВ­НОЙ ЭКСТРЕМАЛЬНОСТИ ИЗМЕНЕНИЯ СРЕДЫ («МАТЕМАТИЧЕСКАЯ» МОДЕЛЬ «ВКЛЮЧЕНИЯ» ВЕГЕТАТИВНОГО СУБСИНДРОМА СТРЕССА)

Для удобства анализа описанных выше явлений представляет­ся целесообразным формулирование ряда определений некоторых особенностей экстремальных требований среды с позиции адап­тивной, биологической системы, подвергающейся воздействиям со стороны этой среды. Делая это, я использовал «формулирова­ние» без формул [Китаев-Смык Л.А., 1983, с. 159-164].

Спустя более четверти века после создания мной «матема­тической» модели стресса (без формул и условных знаков) я по­лучил сообщение о понятности и правомерности этой модели от доктора физико-математических наук (по системному анализу) И.Г. Малкиной-Пых. Публикую здесь описание «математической» модели в первоначальном виде, хотя понятия «стресс первого ранга» и «стресс второго ранга» используются мной теперь в не­сколько ином смысле.

В ходе фило- и онтогенетического развития биологическая система на основании прецедентов общения (столкновения) со средой (внешней и внутренней) накапливает в своей памяти (па­мяти в широком смысле слова) фонд «комплексов» адаптивного реагирования. Каждый из них, условно говоря, имеет в своем составе предназначенную для сличения с реальным событием концептуальную модель значимого для данной системы изменения среды (события, ситуации), программу реагирования, адекватного отраженному в концептуальной модели изменению внешней сре­ды, и аппарат функционально-структурного обеспечения этого комплекса реагирования. Говоря о памяти в широком смысле сло­ва, я имею в виду запечатленный в структурно-функциональных особенностях биологической системы и в ее специфическом аппарате памяти результат отражения по ходу ее развития, динамики ее «общения» со средой. Значимое изменение среды, значимое событие — это событие, могущее изменить гомеоста-тическое состояние биологической системы. Минимальной зна­чимостью изменения среды определяется возникновение порога абсолютной чувствительности биологической системы к данному изменению среды. Значимое событие, вызывающее изменение гомеостаза биологической системы, угрожающее нарушением или нарушающее ее целостность, жизнеспособность,— это опасное (экстремальное) событие (изменение среды). Чувствительность биологической системы к минимально опасному изменению внешней среды является порогом чувствительности к опасности (опасному событию).

Изменения адаптивной системы в ответ на изменения внешней среды (экзогенное побуждение) в соответствии с внутренними программами адаптации (эндогенным побуждением), т. е. реа­гирование системы — это проявление ее активности в широком смысле.

Активным в узком смысле реагированием биологической системы будем называть ее реагирование, направленное на лик­видацию опасности среды путем ликвидации носителя опасности или увеличения расстояния между ним и реагирующей системой (отбрасывание, изгнание носителя опасности или уход от него). Ниже будем использовать термин «активное реагирование» в узком смысле. Реагирование адаптивной системы в ответ на опас­ное изменение среды (на носителя опасности) путем ожидания либо исчезновения опасности, либо завершения адаптивной пере­стройки (в соответствии с эндогенными программами адаптации), в результате которой опасный фактор, даже не изменившись, перестанет быть опасным для данной биосистемы. Данный тип реагирования будем называть пассивным реагированием.

То или иное изменение среды, значимое или опасное для биологической системы, может быть в разной мере вероятным. Субъективная вероятность события обусловлена числом его прецедентов в ходе развития этой системы. Субъективная веро­ятность значимого (опасного) события прямо пропорциональна активности ответного реагирования системы. Чем более много­кратно встречалась биологическая система в ходе своего развития с аналогичными событиями, тем больше ее адаптивные возможно­сти (активность разного рода) для сохранения ее гомеостатическо-го равновесия (целостности, жизнестойкости) вопреки влиянию среды. В ходе развития биологической системы возникали те или иные значимые и опасные для нее изменения среды, в то же время каких-то (какого-то вида) изменений среды не возникало. И это не могло не отразиться в памяти (в широком смысле) данной биологической системы. В структурно-функциональной органи­зации достаточно сложной целостной системы в ходе ее развития сформировались программы реагирования, предназначенные для предотвращения гомеостатических нарушений при хоть сколько-нибудь вероятных значимых событиях. Иными словами, функционально-структурный состав адаптивной системы, его ло­гика, его закономерности определены кругом значимых событий той или иной вероятности. Беспрецедентные события, даже если они гипотетически значимы или опасны для адаптивной системы, не могут учитываться (со всей их спецификой) закономерностями, логикой построения этой системы. Подобные беспрецедентные для данной системы изменения среды (события, ситуации) «невоз­можны» (назовем их так) для данной системы. В теории вероятно­стей существует определение «невероятного» события как пустого подмножества во множестве всех подмножеств пространства элементарных событий данного опыта. «Невероятное» событие «не происходит ни при каком исходе опыта» [Слободнюк Н.П., 1975, с. 180]. В данной интерпретации «невероятные» события равны нулю и не дифференцированы.

Представляется целесообразным иное понимание термина «невозможное» событие. Следует предположить, что в ходе раз­вития рассматриваемой биологической системы имели место «невозможные» события разного вида. После каждого такого события последующие события этого же вида воспринимались этой системой как события «возможные», т. е. в той или иной степени вероятные. События этого вида находили свое отражение в соответствующих адаптационных перестройках биологической системы. Надо предположить, что биологическая система должна была отразить в своем строении саму возможность возникнове­ния класса «невозможных» событий, т. е. сформировать какие-то формы реагирования для защиты от гипотетической опасности «невозможных» событий. При невозможности реагировать на значимое возникновение «невозможного» события из-за отсутст­вия программ адекватного, в достаточной мере специфического, реагирования биологическая система должна иметь программы неспецифических форм реагирования, адекватных всему классу «невозможных» изменений среды. При этом допустимо предпо­ложить возникновение в ходе развития адаптивной биологической системы способности оценивать «степень невозможности» бес­прецедентного события. Эта, так сказать, выраженность невоз­можности, классифицируемая биологической системой, должна зависеть от способности этой системы определять степень несо­ответствия вновь возникшей (новой) «невозможной» ситуации той логике, закономерностям строения данной биологической системы, которые сформированы в процессе ее развития, т. е. при ее столкновении с «невозможными» событиями иного вида, чем произошедшее в текущий момент.

Изменения среды могут быть более или менее информативны для биологической системы в плане определения ею возможности или невозможности этого изменения среды. Изменение более ин­формативное в этом смысле можно назвать более определенным. Можно говорить об определенности события достаточной или недостаточной для установления (идентификации) биосистемой «возможности» или « невозможности» данного события и о степени

(о выраженности) «возможности» (вероятности) или «невозмож­ности» этого события.

Подытожим этот квазиматематический анализ стресса как кризисного состояния, ранжируя его. Субъективная оценка изме­нений среды биологической системой (организмом) обусловлива­ет те или иные особенности реагирования последней Незначимые (подпороговые) изменения среды не «включают» какого-либо значимого реагирования системы, но могут воздействовать на нее на подпороговом уровне (т. е. критерии значимости условны!). Значимая, но слабая и потому неопределенная информация об изменениях среды обусловливает ориентировочное реагирование (поведение) организма, направленное на увеличение определен­ности события. При достаточной определенности изменений сре­ды «включаются» программы специфического целенаправленного реагирования биологической системы. Информация об опасных изменениях внешней среды «включает» программу защитного активного или пассивного реагирования. Это уже стрессовый кризис первого ранга.

Определение (неосознаваемое квалифицирование, само-диагносцирование) субъектом экстремальных изменений среды (ее требований к нему) как «невозможных», т. е. у субъекта нет фило- и онтогенетических программ защитного поведения (дея­тельности, борьбы, бегства или пережидания), способствующих выживанию субъекта (подвергшегося экстремальным воздей­ствиям), — все это «отключает» поведенческую и т. п. защиту от стрессора и включает широкий фронт «неприцельной» многоликой вегетативной защиты. Это стрессовый кризис второго ранга с его «болезневидными состояниями».

Наконец, есть основания выделить некоторого рода комп­лексные изменения внешней и внутренней среды организма, которые могут породить сигналы (управляющую информацию) этому организму о целесообразности его реагирования, напри­мер, о целесообразности его «самоликвидации» (используя те или иные «болезни стресса»), в целях сохранения или повыше­ния жизнеспособности не данного организма, а популяции, в которую он входит. Можно называть это стрессовым кризисом третьего ранга.

Естественно, в реальных условиях существования в рамках высокоорганизованного организма (особи, биологической си­стемы) вместе с «включением» механизмов его самоликвидации начинают действовать защитные для данной особи механизмы, направленные, во-первых, против (на нейтрализацию) процес­сов «самоликвидации», во-вторых, на исчерпание ситуации, при которой целостность особи противопоставляется «жизнеспособности» популяции. Здесь мы не применяем квазиматематический анализ для обсуждения стрессового кризиса четвертого ранга (умирания).

Следует напомнить, что разные по иерархии уровни биологи­ческой системы в рамках организма (особи) специализированы на разных видах, родах активности, в частности защитной актив­ности. Высоковероятные опасные изменения среды «включают» активное эмоционально-двигательное защитное реагирование, вегетативная сфера имеет при этом «обслуживающее» вторично-защитное значение. При «невозможных» событиях «включается» пассивное эмоционально-двигательное реагирование; значи­тельная активация при этом вегетативной сферы приобретает первично-защитное значение. При губительном для субъекта (человека, животного, общества) стрессовом кризисе третьего ранга «болезни стресса» могут быть телесными (соматическими), душевными (психическими) и даже общественными (стайными, стадными, социальными и т. п.).

3.5. АНАЛИЗ СТРЕССОВОГО «БОЛЕЗНЕВИДНОГО СОСТОЯНИЯ» — КИНЕТОЗА («БОЛЕЗНИ ПЕРЕДВИ­ЖЕНИЯ», «БОЛЕЗНИ УКАЧИВАНИЯ», «МОРСКОЙ» И «СПУТНИКОВОЙ БОЛЕЗНИ» и т. п.)

3.5.1. Значимость проблемы кинетоза

Оживление физиологических исследований кинетоза («бо­лезни передвижения», «болезни укачивания», «морской» и «спутниковой и космической болезни» и т. п.) произошло в начале использования трансокеанских лайнеров для массовых перевозок людей, потом в период развития авиации и еще раз после первых космических полетов. Эти своего рода бумы исследований «болез­ни укачивания» связаны с тем, что как во время плавания, так и в авиационных и космических полетах у ряда людей возникают субъективно неприятные проявления кинетоза, которые, как считалось, могли не только ухудшать самочувствие пассажиров, но и существенно снижать работоспособность судоводителей, летчиков и космонавтов. Практика судовождения, авиационных, а затем космических полетов показала, что первоначально выска­зывавшиеся опасения по поводу отрицательного влияния кинетоза на работоспособность человека были чрезмерными.

Указанные колебания заинтересованности проблемой кинетоза отражают дискуссионность утверждения о ее значи­мости. На протяжении истории изучения кинетоза со стороны специалистов-практиков (моряков, летчиков и др.), а также со стороны ученых, решавших смежные проблемы, имелись высказывания как о том, что проблема кинетоза решается недо­статочно эффективно, так и о том, что значение этой проблемы подчас преувеличивается в угоду привлечению внимания и средств к данному направлению исследований. Так, по мнению профессора Ю.М. Стенько [Стенько Ю.М., 1978,1981;Ткачен-ко В.Д., 1980], директора ВНИИ гигиены водного транспорта Министерства здравоохранения СССР, проблема кинетоза не принадлежит к числу первоочередных проблем, решение которых необходимо для повышения эффективности труда и оптимизации условий жизнедеятельности моряков и рыбаков. Американский космонавт Борман заявлял о ненужности в целях предотвращения «спутниковой болезни» тренировок при кратковременной невесомости летчиков-профессионалов, готовящихся к полетам в космос.

Чем же объясняется разное отношение к рассматриваемой проблеме? Прежде всего различной вероятностью возникнове­ния неблагоприятных проявлений «болезни движения» у разных профессионалов.

Проблема кинетоза оказывается значимой при решении задач сохранения работоспособности и комфортного самочувствия при морских, воздушных, автобусных перевозках больших кон-тингентов людей, не прошедших предварительного отбора по их устойчивости к «укачиванию» в транспортных средствах и не тренированных для повышения указанной устойчивости (пасса­жиры, десантники и т. д.).

Морской болезнью страдают до 90 % лиц, впервые путеше­ствующих по морю, но не более 40 % — при повторных воздей­ствиях качки [Кривошеий М., Сандлер А., 1937; Окунев Р.А., 1958; Hill J., 1936 и др.]. Вероятность возникновения кинетоза зависит от особенностей транспорта. Во время полетов на со­временных пассажирских реактивных самолетах «заболевает» менее 4 % пассажиров, тогда как в полетах на самолетах с поршневыми двигателями — до 13 % [Чапек А.В., 1954 и др.]. Л.С. Хачатурьянцем отмечено, что моряки чаще «укачиваются» во время работы во внутренних помещениях судна — 66.6 % из числа несущих вахту в машинных, котельных отделениях и намного меньше при несении вахты на верхней палубе — 16 % (цит. по [Вожжова А.И., Окунев Р.А., 1964]).

«Воздушная болезнь» возникает в полете у 10—17 % из чис­ла летчиков-стажеров (курсантов). Однако кинетоз в полете не является причиной их списания на начальных этапах обучения, так как 70-90 % из числа первоначально страдающих «воздушной болезнью» в дальнейшем адаптируются к условиям полета (Вейт Р., де Гуччи М., 1975].

Многолетние тщательные обследования космонавтов досто­верно показали, что «вегетативные симптомы космической бо­лезни испытывали от30 до 50 % космонавтов. К этим симптомам относятся потливость, саливация, покраснение или побледнение кожи лица, ощущение тяжести в желудке, тошнота, позывы к рвоте и рвота. Космонавты жалуются на слабость, сонливость, апатию и потерю аппетита. Эти симптомы возникают не сразу после начала воздействия невесомости, а через некоторое время (обычно от 1 ч до 1,5-2 сут). Они постепенно ослабевают и ис­чезают в течение первых 3—6 сут орбитального полета и вновь, как правило, не появляются. Индивидуальная чувствительность космонавтов к космической болезни оказалась чрезвычайно раз­личной: от полной толерантности или наличия отдельных незна­чительных симптомов до весьма тяжелой формы с сильнейшим головокружением, тошнотой и многократной рвотой» [Горгилад-зе Г.И., Брянов И.И., Юганов Е.М., 1990, с. 199]. После спуска космонавтов на землю вся симптоматика болезни укачивания («космической болезни») у них повторяется, чем дольше был по­лет, тем сильнее «возвратный», «рикошетный» кинетоз.