Влияние на длительный стресс дополнительных кратких стрессоров 1 страница

В экспериментах с многосуточным вращением испытуемых нами было обнаружено, что дополнительные кратковремен­ные стрессоры при наличии у испытуемых отрицательного эмоционального отношения к ним усугубляли симптомы длительного дистресса (рис. 7, 16, 20, 21). Дополнительные кратковременные стрессоры, вызывающие положительные эмоции, как правило, поначалу уменьшали выраженность имевшихся симптомов дистресса, однако их последействие было разным [Китаев-Смык Л.А., Галле P.P., Гаврилова Л.Н. и др., 1972: Китаев-Смык Л.А., Галле P.P., Клочков A.M. и др., 1969; Котова Э.С., Китаев-Смык Л.А., Устюшин Б.В., 1971 и др.].

А. Стрессор ответственности. Если дополнительны^ стрессор вызывал чувство ответственности, например, пои посещении кабины вращающегося стенда высокопоставленным руководителем, выраженность проявлений дистресса первоначально уменьшалась. Улучшались (до визита резко ухудшившиеся) показатели физической и интеллектуальной работоспособности испытуемых. Результаты замеров содержания «гормонов стресса» (катехоламинов) в крови испытуемых подтверждали мнение о том, что кратковременный «стресс ответственности», мобилизуя работоспособность и чувство бодрости, сжимал как скрытую пружину плохое самочувствие и болезненные преобразования в организмах испытуемых, т. е. долгий, нарастающий кинетоз. (Посещение беспардонных визитеров часто заканчивалось тошнотой и позывами рвоты у них самих.) После такого посещения, т. е. как только чувство ответственности перед «высоким гостем» за свой внешний вид, за свою работоспособность уменьшалось, сразу же происходило резкое возрастание у испытуемых выраженности симптомов дистресса. Происходило как бы суммирование уровня выраженности кинетоза, имевшегося до такого кратковременного эмоционального стрессора, с нарастанием его при дополнительном стрессе из-за визита «высокого гостя». Мы называли такой «взрыв» временно подавленных проявлений кинетоза «синдромом отдачи».

Однако описаны случаи, когда при «стрессе жизни» кратко­временный стрессор надолго создавал у людей, находившихся в со­стоянии дистресса, чувство ответственности и так оказывал дли­тельное положительное последействие (без «синдрома отдачи») и использовался как один из способов улучшения самочувствия и работоспособности в экстремальных условиях [Стенько Ю.М., 1978, 1981;Ткаченко В.Д., 1980 и др.].

Б. Световые и акустические стрессоры. Дополнительные сенсорные нагрузки в виде быстрого увеличения освещенности визуального поля практически у всех испытуемых вызывали резкое ухудшение самочувствия и эмоциональные реакции (в какой-то степени непроизвольные): произнесение междометий, протестные ругательства. Таких реакций не было при аналогичных воздействиях, когда у них еще не начался дистресс (во время трех суток «фонового» пребывания в квартире-центрифуге). Длительное увеличение освещенности утяжеляло проявления дистресса только у испытуемых, отличающихся сенсорной полезависимостью, и, напротив, могло уменьшать проявления дистресса у поленезависимых испытуемых.

\ Монотонные сенсорные нагрузки в виде световых мель­каний, оптокинетических воздействий и монотонных ритмичных акустических сигналов, как правило, усугубляли симптомы выраженного дистресса в условиях длительного вра­щения. Вероятно, такие монотонные воздействия суммировались многократными гравитоинерционными воздействиями, т. е. с веду­щим стрессором при жизнедеятельности в условиях длительного вращения, и это усиливало дистресс.

В. Дополнительные гравиинерционные стрессоры.

Исключением явились дополнительные строго ритмичные, дозированные по интенсивности гравитоинерционные нагрузки — они улучшали самочувствие испытуемых (исследование проводили P.P. Галле и Л.Н. Гаврилова). Причина их парадоксальной «исключительности», вероятно, в следующем. Гравитоинерционные воздействие, возникающие при жизнедеятельности в условиях вращения, сложны и не упорядочены по своей ритмичности, интенсивности и направленности. Дополнительные «упорядоченные» гравитоинерционные стимулы, вероятно, в какой-то мере «упорядочивали» общий фронт гравиинерционных стрессоров, тем облегчая адаптацию к нему.

3.2.5. Стрессоры при эротико-вербальной рекреации («матерной речи») и сексуальных инвективах («матерных ругательствах»)

А. Эротические стрессоры. Психофизиология матерщины.

В многосуточных экспериментах с непрерывным вращением испытуемых в имитаторе межпланетного корабля мы обнаружили, что кратковременные, эмоциональные, эротически окрашенные переживания уменьшали выраженность кинетоза («болезни укачивания-укручивания»). Эротические переживания могли возникать у испытуемых во время посещений беспрерывно, многосуточно вращающейся квартиры кем-либо из числа обслуживающих эксперименты врачей-женщин, психологов-женщин, но только если эти женщины вызывали симпатию у испытуемых. В отличие от «генеральских визитов», в подобных случаях положительный эффект сохранялся долго — до конца дня, а подчас и на следующее утро без синдрома «отдачи».

Венгерские нейроэндокринологи К. Лишшак и Э. Эндреци [Лишшак К., Эндреци Э., 1967] обнаружили антагонизм между мужскими половыми гормонами (андрогенами) и «гормонами

стресса» (кортикостероидами). Это объясняет уменьшение симптомов дистресса при эротическом возбуждении, описанном выше. С таким антагонизмом, вероятно, связана возникавшая при дистрессе у некоторых испытуемых склонность к скабрезно­му ерничеству, «матерщине», совершенно несвойственной им в нормальной, обыденной жизни.

И еще об одном нейрохимическом механизме антистрессо­вого действия матерщины. Известно, что в критических ситуа­циях, когда, несмотря на боль из-за ранений, надо действовать, сохраняя жизнь, в организмах людей и животных вырабатыва­ются обезболивающие вещества — эндорфины. Их выброс в кровяное русло сопряжен с эмоциями трех видов: с гневом, либо со смехом, или с сексуальным возбуждением. Эти эмоции усиливают продуцирование эндорфинов и их обезболивающее, бодрящее, рождающее смелость действие. Все три эндорфино-генные эмоции бывают при матерщине: матерная ругань — зла, матерные шутки — юморны и эротичны. Итак, мат блокирует гормоны стресса и уменьшает боль.

Б. Матерная речь в космосе? В связи с обнаружением «матерного феномена» мы провоцировали у некоторых «экипажей» вращающегося имитатора межпланетного корабля создание «матерной атмосферы» (лихого использования нецензурных скабрезностей), т. е. юморной «матерной речи», но не агрессивной «матерной ругани». Была отмечена тенденция снижения многих негативных симптомов стресса-кинетоза у «матерных экипажей» по сравнению с «благопристойными» [Китаев-Смык Л.А., 1983].

Однако при очень тяжелых формах кинетоза (многократ­ная изнуряющая рвота, головная боль, чувство мучительной тяжести в эпигастрии (в верхней части живота), депрессивный дискомфорт и т. д.) склонность к нецензурной сексуальной лексике уже не способствовала улучшению состояния ис­пытуемых и угасала из-за общей слабости человека. Нужен ли мат в космосе? Уменьшит ли он стресс космонавтов? Это решать им в полетах.

В. Больничный мат. Изучение влияния эротических стрессоров на здоровье я продолжил в травматологическом отделении Института им. Н.В. Склифосовского. Там врачи заметили, что в одних палатах раны у больных заживают в несколько раз быстрее, чем в других. Наши исследования обнаружили, что раны рубцевались, а кости срастались быстрее в палатах, где мат звучал с утра до ночи. В них могли оказаться и рабочие.

и интеллектуалы. А вот где лежали «чистюли без мата», заживление было не быстрым.

Почему? Потому что разговор с постоянным матерным сек­суальным подтекстом способствует выделению обезболивающих эндорфинов и мужских половых гормонов — андрогенов. Они, как указано выше, являются мощными противниками (антагониста­ми) гормонов, вызывающих воспаление, кроме того, андрогены ускоряют восстановление (регенерацию) тканей.

Вот пример того, как матерная речь участвовала в излечении. В шестикоечной палате было только одиннадцать тонких одеял. И вновь прибывшему травматику досталось только одно. Под одним одеялом зимой было холодно. И тут рядом с новичком начинали развиваться драматические события. Один из выздорав­ливающих орал нечто следующее (размахивая костылями):

— Что же вы, такие-растакие, всех вас растак, расэтак, парня заморозить хотите! Вот ты, — обращался он к одному из больных, — здоровый тра-та-такой, отдавай одеяло для нового, тра-та-та его!

В результате такого матерного монолога вновь прибывший чув­ствовал, что его приняли в мужскую компанию, заботятся о нем, а сексуальная подпитка эмоций мобилизовала его андрогены.

Спустя три недели роль правдоискателя уже играл бывший новичок. Когда привезли нового травмированного парнишку, упавшего на стройке дома с высоты, врачам не удавалось вы­вести пострадавшего из шока. «Правдоискатель», ритуально сражаясь под звуки матерной речи с остальными больными, на­крыл новичка вторым одеялом. До парнишки начало доходить, что из-за него в палате возник как бы скандал. Приходя в себя, он услышал:

— Смотрите-ка, кудрявого привезли! Здоровенного. Он тут всех медсестер тра-та-та...

Палата грохнула от смеха. Парнишка слабо улыбнулся. Тут сообщили, что к потерпевшему скоро придут с работы инженеры по технике безопасности. Один из выздоравливающих радостно заявил:

— Если б ты, парень, такой-растакой, долетел бы с твоего Двенадцатого этажа до низа, то твои техники безопасности, так их растак, долго бы тебя от асфальта отскребали.

Палата загремела от смеха. Когда инженеры по технике безопасности вошли, придавленные своей ответственностью, парнишка еле слышно прошептал:

— Если бы я долетел до низа, то вы бы долго от асфальта меня отскребали, так вас растак.

Хохот сотрясал больничную палату. Из коридора стали загля­дывать и смеяться другие больные. Потерпевший оказался неожи­данно выдвинутым на роль победителя в своей рабочей среде и социально-приобщенным к больничному окружению. При этом он стал наделен правом пользования запретной, кастово-мужскои речью. До сознания парнишки стала доходить значимость его мужских качеств, а это всегда мощный восстановитель психоло­гического комфорта. Андрогены укрепляли его мужественность, эндорфины помогали победить страдание от травмы.

Жены, подруги, матери, посещая больных в «матерных пала­тах», чувствовали себя совершенно «не в своей тарелке», хотя при них никто не использовал нецензурных выражений. Женщины-посетительницы говорили своим мужчинам: «Что здесь за компа­ния? Куда ты попал? С тобой невозможно разговаривать!» — и старались скорей уйти, отторгнутые чисто мужским, энергичным выздоравливающим братством.

На женщин мат действует иначе. У них он тоже способ­ствует выработке андрогенов, но у нормальной женщины андрогенов не должно быть много. Косметологи обратили внимание на то, что у женщин и девушек из компаний, где мат — обыденный язык, тело обрастает волосами и начинает, как у подростков, ломаться голос. Если мужчина не хочет причинить девушке и женщине вред, при них «выражаться» нельзя потому, что матерная речь им вредна, провоцируя гормональные нарушения. Особенно опасно увлечение ею в подростковом возрасте. Сексуально-скабрезные ругательства вредно влияют на растущий детский организм и становление неокрепшей психики ребенка.

Что касается мужчин, то распространять матерную речь шире критических ситуаций, требующих мужества, — значит, пре­вращать свою жизнь и жизнь окружающих в больничную палату Института им. Н.В. Склифосовского.

Г. Матерные частушки после боя. Еще пример. Автор был свидетелем того, как в 2000 г. рота российской армии была выведена из многосуточного боя в Аргунском ущелье (в Чечне) с большими потерями. Мальчишки — солдаты-срочники в полном унынии, грязные, голодные падали от изнеможения. Офицеры войсковой службы воспитательной работы (бывшие «политруки») подогнали к солдатам грузовую машину с откинутыми бортами. С нее, как со сцены, бригада «песенников-контрактников» 15 мин пела ядреные матерные частушки. За это время солдаты преобразились. Они смеялись, хохотали, их лицам вернулась индивидуальность, прямо на глазах восстанавливалась боеспособность. Ни сон, ни еда, ни отдых не дали бы столь интенсивного рекреативного эффекта [Китаев-Смык Л.А., 2001].

3.2.6. Музыка В. Высоцкого, Beatles и дистресс

Вероятно, как усиление дистресса монотонии при дополни­тельном монотонном воздействии можно расценивать ухудшение самочувствия испытуемых в условиях вращения при прослушива­нии ими ритмичной рок-музыки. Данные, свидетельствующие об этом (получены нами совместно с P.P. Галле), следующие.

Испытуемым предлагалось взять с собой в квартиру-центри­фугу любимые магнитофонные записи для прослушивания их в ходе многосуточного эксперимента с вращением (в «свободное время»). Регистрировалось, какие записи, на сколько времени включали и слушали испытуемые.

Обнаружено, что в самом начале вращения, когда у испытуе­мых возникала активизация приятных эмоционально-поведенче­ских реакций, проявлялся положительный эмоциогенный эффект музыкальных воздействий разного типа. В данном случае, можно полагать, суммировался позитивный стрессогенный эффект гравиинерционного и музыкального воздействий. Напомним, что такая «суммация» используется во многих увеселительных аттракционах в парках отдыха. На фоне стресса второго ранга, когда у испытуемых возникали проявления болезневидного ди­стресса (чувство слабости, головной боли, ощущение тяжести в животе, апатия, тошнота, рвота и т. д.), был отмечен различный эффект музыкальных воздействий разного типа.

— У всех испытуемых при наличии у них выраженного дистрес­са рок-музыка и другая подобная монотонно-ритмичная музыка ухудшала самочувствие. Все (даже те, кто взял аудиокассеты со своими любимыми рок-записями, чтобы их прослушивать во время отдыха) после нескольких проб отказывались от ее про­слушивания. Некоторые любители такой музыки с удивлением сообщали, что неприязнь к ней сохранялась у них некоторое время (от семи дней до четырех месяцев) после окончания участия в многосуточном эксперименте с вращением.

- У большинства испытуемых при наличии у них симптомов выраженного дистресса было отмечено отчетливое предпочтение мелодичной музыки (романсов, песен модных тогда исполнитель­ниц — сестер Бери т. п.), эмоциональных песен с нетривиальным содержанием в исполнении Владимира Высоцкого. По сообще­ниям всех испытуемых и любивших песни Высоцкого и тех, кто пренебрегал ими до участия в экспериментах, с возникновени­ем дистресса субъективно неприятные симптомы дистресса в условиях вращения становились при их прослушивании менее заметными, улучшалось настроение.

Надо полагать, что ритмичная, громкая рок-музыка может соз­давать в обычных, нормальных условиях эмоционально-позитивные ощущения и переживания за счет неспецифической эустрессовой мо­билизации адаптационных резервов, как бы ритмичным, эмоциоген-ным подхлестыванием. Можно предположить, что при выраженном дистрессе монотонно-ритмичная, громкая рок-музыка, «суммируясь» с монотонно повторяющимся гравиинерционным стрессором, усугуб­ляла симптомы дистресса. Может быть, допустима как иллюстрация такая аллегория: частые удары подгоняют молодого, сильного коня, но, напротив, уронят больную, старую лошадь.

Мелодичная музыка и смысловое содержание песен В. Вы­соцкого, социально раскрепощавших в те годы, могли снижать субъективно-неприятные чувства и переживания при дистрессе за счет отвлечения, а также за счет своей специфической адресации к позитивным эмоциям. Надо полагать, специальные исследова­ния смогли бы обнаружить сложные психофизиологические и психологические механизмы, обусловившие отмеченные выше различия разных музыкальных воздействий при выраженном дистрессе (кинетозе).

В 2008 г. в Интернете появились сообщения о том, что с использованием джазовой музыки и тяжелого рока пытали за­ключенных в лагерях США в Гуантаномо и на Ближнем Востоке. Мучительный эффект достигался продолжительностью громкой ритмичной музыки и содержанием песен, казавшимся оскорби­тельным заключенным в состоянии тюремного стресса.

3.2.7. Цвета как «эмоциональная ткань» и дистресс

Во время многосуточных вращений с разными скоростями в квартире-центрифуге (в имитаторе межпланетного корабля) про­водились исследования влияния цветовых воздействий на проявле­ния кинетоза (дистресса — «болезни укачивания-укручивания») [Китаев-Смык Л.А., 1977 а]. В каждом эксперименте с многосу­точным вращением экипажи имитатора межпланетного корабля состояли из двух человек. Клиническая картина кинетоза описана выше (см. 3.2.1 А). У испытуемых, причисленных к первой группе, наиболее заметным признаком кинетоза были головные боли и чувство тяжести в голове (их называли «головастиками»). У вто­рой группы испытуемых демонстративными были тошнота и рвота («тошнотики»). Цветовые воздействия (нагрузки) применялись только при наличии у испытуемых выраженного кинетоза. Его интенсивность регистрировалась инструментально.

Перед испытуемым, сидящим с закрытыми глазами в кресле (во вращающейся квартире), устанавливалась на расстоянии 50-60 см от его лица цветовая панель-экран размером 60 * 80 см, покрытая одноцветной «бархатной» (чтобы не было бликов) бумагой. После установки цветной панели испытуемому пред­лагалось открыть глаза. Таким образом, большая часть его поля зрения оказывалась занята одноцветной интенсивно окрашенной поверхностью, колориметрированной с помощью «Атласа цве­тов» профессора Е.Б. Рабкина при его личном участии. Продол­жительность экспозиций (разглядываний цветного экрана) были не дольше 30 мин. В разных экспериментах использовалось по одному цвету, одноименному со спектральными: фиолетовый, синий, голубой, зеленый, желтый, оранжевый, красный. И еще: пурпурный, коричневый, бордовый, розовый, темно-лазурный, цвета «кофе с молоком», белый, серебристый.

В экспериментах было обнаружено, что далеко не все «на­грузки» цветом изменяли самочувствие испытуемых, страдающих от «болезни укачивания-укручивания». Цвета, одноименные с коротковолновыми спектральными тонами (фиолетовый, синий, голубой), всегда уменьшали головную боль и чувство тяжести в голове у «головастиков». Более заметным и стойким этот благо­приятный эффект был при экспозиции синего цвета. У некоторых «тошнотиков» при разглядывании этих цветовых тонов тоже несколько улучшалось самочувствие, но не за счет уменьшения чувства тошноты, а благодаря ощущению «общего успокоения».

Цветовые нагрузки желтым и коричневым цветами у всех ис­пытуемых «тошнотиков» (оранжевым — у некоторых) усиливали чувства тошноты и тяжести верхней части живота (в эпигастрии). Некоторые «тошнотики» сообщали, что при первом же взгляде на желтый экран они ощушали как бы удар в живот и позыв рвоты. Но до рвоты мы испытуемых не доводили, убирая цветовую панель по их просьбе. На симптомы кинетоза у «головастиков» (головную боль и чувство тяжести в голове) цвета, одноименные с длинноволновы­ми тонами, не влияли, хотя желтый, красный, а также серебристый и белый немного «оживляли» их самочувствие.

Помимо описанных выше исследований влияния на дистресс-кинетоз не долгой экспозиции отраженных цветов в тех же экспе­риментах с многосуточными вращениями изучались воздействия на самочувствие испытуемых цветного освещения жилой кабины излученным светом. Для этого им предлагалось одевать цветные прозрачные колпаки на потолочный светильник. Использова­лись колпаки синего, голубого, зеленого, желтого, оранжевого, красного цветов. Испытуемые делали это во время, свободное от «работы», т. е. когда они не участвовали в экспериментально-исследовательских процедурах.

Опробовав подсветку помещения разными цветовыми тона­ми, испытуемые по обоюдному согласию оставляли приятное им цветное освещение, т. е. улучшающее их самочувствие, уменьшающее дискомфорт дистресса-кинетоза, вызванного не­прерывным вращением в квартире-центрифуге Регистрировали избираемые испытуемыми цвета, частоту и продолжительность их использования. Анализировались обязательные дневниковые записи испытуемых «о жизни» в цветно освещенной комнате во вращающейся квартире-центрифуге.

Перепробовав разные подсветки комнаты, все испытуемые, при наличии у них симптомов кинетоза, предпочитали долгое освещение голубым и синим цветами. Но когда симптомы «бо­лезни укачивания-укручивания» минимизировались благодаря адаптированию к вращению (это происходило на 7 — 12-е сутки при разныхскоростях вращения), испытуемые предпочитали жить без подсветки помещения, т. е. при искусственном «дневном» свете потолочного светильника.

Полагаем, что в морских, авиационных и космических круизах синий цвет и близкие к нему тона следует применять в интерьерах и освещении лишь в терапевтических целях для тех, кто проявил себя «тошнотиками».

Итак, влияющими на симптоматику дистресса-кинетоза оказы­вались желтые и синие цвета. Желтый усиливал тошноту у «тошно-тиков», синий уменьшал головную боль у «головастиков». Именно эти два цвета знаменитый художник Василий Кандинский, много экспериментировавший с цветом, называл субъективно полярными, главными противоположностями цветовой гаммы [Кандинский В.О., 1990 и др.]. Действительно, поданным СВ. Кравкова, желтый цвет — носитель максимальной энергии, воспринимаемый «дневным» (колбочковым) зрением, а синий несет максимальную энергию для «ночного» (палочкового) зрения [Кравков СВ., 1948].

Эмоциональную окраску синего как цветового эпитета «спокойствия», «возвышенной отрешенности», а желтого как отражения «напряженности», «трагичности» находят К. Берни­ков и В. Петренко в поэзии С. Есенина и А. Блока [Берников К., Петренко В., 2000].

Полярность этих двух цветов и их влияние на эмоции и само­чувствия людей были известны еще в Древнем Китае. Желтый цвет— «янъ», синий— «инь». Первый символ силы и поверх­ностных, внешних проявлений тела человека, второй — символ слабости и внутренней телесности.

і Желтый цвет («янъ») только у «тошнотиков» усиливал и эксте-риоризировал (исторгал наружу рвотными непроизвольными усилия­ми) внутреннюю (вегетативную) напряженность, «силу» кишечника («янъ»). Вспомним (см. 3.2.1), что при кинетозе стрессовозащитную активность (силу «янъ»), как бы узурпирует, забирает себе внутрь вегетатика (в большинстве своем субстанция «инь»). Не случайно вслед за рвотой человек испытывает слабость, т. е. после, рвотного янъ-припадка внутрителесное «инь» (чувство облегчения и слабости) вновь доминировало (до следующего позыва рвоты).

Сопоставляя древнекитайские представления о цветах с нашими экспериментальными результатами, можно сказать, что желтый цвет (воздействие — «янъ») усиливал тошноту и позывы рвоты (усилие «янъ»), осуществляемые желудком и ки­шечником (субстанцией «янъ»). Так, надо полагать, воздействие и усилие «янъ» освобождали субстанцию «инь» (вегетатику) от несвойственной ей силовых защитно-управляющих янъ-функций, «вмененных» ей при стрессовом кризисе второго ранга (при) бо­лезненном дистрессе-кинетозе. Это было бы хорошо и полезно, если бы гравиинерционные стрессоры при непрерывном вращении все снова и снова не вызывали бы ослабляющую человека «бо­лезнь укачивания-укручивания». Но все же после каждой рвоты самочувствие несколько улучшалось, т. е. внутрителесное «инь» («свобождалось от конкурирующих с ним янъ-усилий желудка и кишечника. Более того, слабость при многократной рвоте рано или поздно (и в наших экспериментах, и при морских плавани­ях) завершается адаптацией большинства людей к укачиванию. Иными словами, инь-субстанция вегетатики при адаптации к инъ-воздействиям возвращается к своим инь-функциям по «об­служиванию» эмоций, поведения и деятельности человека.

Можно сказать, что желтый цвет нежелателен людям, еще не адаптировавшимся к укачиванию. Его следует избегать в интерье­рах морских, авиационных и космических лайнеров, хотя можно использовать для ускорения адаптации к качке тех людей, кто в конце концов адаптируется к ней.

Но почему же желтый янъ-цвет не только не провоцировал тошноту и рвоту у головастиков, но даже не усиливал их голов­ную боль? Ведь она. будучи следствием сосудистого спазма (т. е. функции «янъ», которая овладела субстанцией «инь»), могла бы еще больше усиливаться желтым янъ-цветом. Ответы на этот и другие такие вопросы могут помочь пониманию сущности типоло­гических различий дистресса и совершенствованию методов его купирования.

' Теперь о синем инь-цвете. Он заметно уменьшал головную боль и чувство тяжести у «головастиков», наверное ослабляя бесполезно-усиленное у них при кинетозе ментальное янъ-напряжение. Цвет «инь» как бы освобождал их от бесперспек­тивных янъ-поисков невозможной (при кинетозе, т. е. стрессовом кризисе второго ранга) активной поведенческой, деятельностной янъ-борьбы с гравиинерционными стрессорами. Ведь наши испытуемые согласились подвергаться таким воздействиям, потому непроизвольное ментальное напряжение в «поисках» ухода от этих стрессоров было конфликтно-вредящим. Наверное, синий инь-цвет помогал освобождаться от этих непроизвольных, бесполезно-вредных ментальных янъ-поисков.

Необозримое разнообразие древнекитайских представлений о мироздании, конечно же, позволяет и иначе интерпретировать сущность влияний цветов «инь» и «янъ» на вегетативную и ментальную симптоматику дистресса кинетоза. Напомним, что полярная оппозиция «инь» — «янъ» используется здесь в упро­щенном понимании. В дальневосточной философии и психологии различают шесть и более ее иерархических уровней.

Заметим, что в суфизме (в особой форме ислама) голубой цвет — молитвенная принадлежность первоначальной стадии посвящения — «шари'а». На этой стадии религиозного ухода от «стресса жизни» все еще «плотское сознание господствует, душа коснеет в заблуждениях», человек слаб, начав «путешествие к Богу» [Тримингем Дж.С, 2002). Голубой цвет во время молитвы (зикра) напоминает о слабостях человека, все еще склонного к житейским страстям. Желтый цвет сопровождает зикр второй стадии суфизма— «тарика». На этой стадии у адептов в душе обличение своих несовершенств, слабостей борется с оправда­ниями их. Желтый — дает силы в борьбе [там же].

И в древнерусской культуре сказок также весьма значимыми были длинноволновые (желтый, красный) и коротковолновые (синий, голубой) тона. «Кукуреку! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые! Боярин, боярин, отдай наши жер-новцы золотые, голубые!» [Афанасьев А.И., 1957, т. 2, с. 35]. Ги­перболой желтого, красного (и их природным воплощением) были золото и огонь: «...красно-золото...» [там же, с. 114], «...золотая, так горит и светится...» [там же, т. 3, с. 347]. В русских сказках говорилось и то, что чрезмерность золотого, огненно-красного, может принести несчастье, убыток: «Вот летели они, летели; го­ворит орел царю: — Погляди, что позади нас? — обернулся царь, посмотрел: — Позади нас дом красный. — Орел ему: — То горит дом меньшой моей сестры...» [там же, т. 2, с. 172].

Изложенные попытки привлечения архаических взглядов на сущность цветовых влияний на людей в некоторой степени сопо­ставимы с новейшим пониманием эмоциональной содержательно­сти и действенности предметного мира. Это научное направление возглавляет академик Л.Я. Дорфман [Дорфман Л.Я., 1997 и др.]. Цвета как качества художественных предметов, как элементы эмоциональной ткани обладают, по его мнению, возможностью активно влиять не только на чувства человека, но и на его психи­ческую жизнь с ее телесными воплощениями. Этим суждением поддержаны результаты наших исследований стресса кинетоза, проведенных в 60-х гг. прошлого столетия.

Итак, при кинетозе, когда предельно стрессово мобилизо­ваны и напряжены различные защитные функции организма, влияние цвета распространялось не только на эмоциональные, но и на телесные процессы. Длинноволновые цвета, действуя через адекватные им рецепторы (скотопические), чрезмерно способствовали активизации вегетативной стрессовой защиты, к которой уже был готов организм [Китаев-Смык Л.А., 1977 а]. Другие, коротковолновые, цвета через иные рецепторы (фото-пические) разряжали напряжения ментальной, поведенческой, деятельностной стрессовых защит, к которым организм стал уже неспособен ввиду стрессового кризиса второго ранга. Его реализацией становился кинетоз, т. е. стрессовая «болезнь укачивания-укручивания».

«Управление» психикой и поведением с помощью цвето­вых воздействий было известно уже средневековой медицине. Буйнопомешанных помещали в комнаты с синими и голубыми витражами на окнах, а депрессивных больных — с желтыми и красными витражами. Вплетаясь в течение эмоционального стрес­са, эмоциональная ткань искусства служит созданию эустресса, но может усугубить дистресс.

3.2.8. Пищеварительная система при кинетозе

Есть знания, полученные в экспериментах, о роли пищевари­тельной системы при кинетозе. Известно, что гравирецепторная, в частности, вестибулярная афферентация влияет на моторику пищеварительного тракта. Вращение с возрастанием силы тяже­сти до 0,7 g у большинства собак тормозит, но у некоторых уси­ливает сокращения кольцевой мускулатуры тонкого кишечника, причем с возрастанием перегрузки учащаются случаи торможе­ния [Дмитриев А.С, 1969]. Продольная мускулатура тонкого кишечника при вестибулярных воздействиях чаще, напротив, активизируется, при этом усиливается перистальтика кишеч­ника. Эти данные не противоречат друг Другу, т. к. известно, что продольная и кольцевая мускулатура кишечника при одном и том же воздействии может давать противоположный эффект

[Аршавский И.А., 1932]. Как антагонистическое, так и синерги-ческое взаимодействие этих мышечных аппаратов кишечника участвует в перистальтике и антиперистальтике кишечника. По мере нарастания действующих ускорений первоначально вестибулярные, а затем экстравестибулярные гравирецепторные сигналы включаются в организацию работы пищеварительного тракта [Дмитриев А.С, 1969 и др.].