Гг. - время высшего расцвета творчества Лермонтова.

Лирические темы и мотивы в зрелой лирике Лермонтова радикально не меняются; его герой по-прежнему исключительная натура, избранник небес, странник, обреченный на одиночество («Пророк», «Тучки небесные, вечные странники», «Листок» и т.д.). Но при этом поэт все острее ощущает ограниченность и уязвимость мятежного индивидуализма, все настойчивее стремится соотнести свои идеалы с реальностью. Протест и отрицание в его поэзии относится прежде всего к светскому обществу, к русской общественной жизни в целом («Как часто, пестрою толпою окружен», «Дума», «Смерть поэта»). Однако в самой реальной действительности лирический герой пытается найти опору и для своего протеста, и для искомого идеала. Поэт обращается к истории, к народной стихии (фольклорной и современной). Неслучайно, что Лермонтов собирался дебютировать в русской литературе стихотворением «Бородино» (оно было опубликовано в 6-ом номере «Современника» за 1837 г.). Впервые в русской литературе историческое событие было увидено глазами рядового участника сражения, и данная им оценка событиям 1812 г. полностью совпала с авторской. Л.Н. Толстой впоследствии назвал стихотворение Лермонтова «зерном» «Войны и мира». Национальный русский характер, воплощенный в образе рассказчика, был противопоставлен Лермонтовым новому поколению последекабристской России: «Да, были люди в наше время, / Не то, что нынешнее племя: / Богатыри - не вы». Именно в этих строках Белинский увидел основную мысль стихотворения. С той же самой мыслью был связан у Лермонтова и замысел его поэмы «Песня про купца Калашникова».

В стихотворении «Родина» идеал поэта лишается своего отвлеченного содержания, наполняясь конкретными приметами родной земли. Стихотворение Лермонтова - это лирическое раздумье поэта о своем отношении к отчизне, и в этом его «Родина» противостоит не только официально-патриотической поэзии XVIII в., но и гражданской лирике декабристов и Пушкина. Лермонтов называет свое чувство к родине «странным», потому что оно иррационально, не подвластно рассудку. Противопоставляя воинской славе России простые картины родной природы и русской деревни, поэт не снижает традиционных патриотических ценностей (об этом говорит патетическая лексика 1-ой части стихотворения). С другой стороны, и образ проселочной деревенской России рисуется в сдержанных тонах; здесь нет ни романтической приподнятости, ни идеализации. Стихотворение отличается общим светлым настроением, и только щемящая строка - «дрожащие огни печальных деревень» - сообщает тексту грустный оттенок, полный затаенного лермонтовского лиризма.

В поздней лирике Лермонтова переосмысляются мотивы одиночества и скитальчества. Если в ранней поэзии одиночество - знак высокого избранничества, поэт противопоставляет своего лирического героя окружающему миру, то в поздних стихотворениях Лермонтов тяготится им, старается его преодолеть. В стихотворении «Спеша на Север издалека» поэт более всего страшится того, что он будет забыт на родине после своего изгнанья, что он не найдет вокруг себя «тех добрых, чистых, благородных / деливших молодость со мной». Он создает настоящий гимн дружбе в стихотворении «Я знал его - мы странствовали с ним», посвященном поэту декабристу А.Н. Одоевскому, с которым Лермонтов встретился о время первой кавказской ссылки. В лирику позднего Лермонтова входит сознание обыкновенных людей («Сосед&;raquo;, «Соседка», «Завещание», «Валерик»). Лирический герой не сливается с ними, но их сближают общие чувства: тоска по лучшей доле, порыв к свободе, горечь от несбывшихся надежд. «Завещание» 1840 г. - одно из вершин поздней лермонтовской лирики. Стихотворение построено как монолог умирающего армейского офицера, обращенный к боевому товарищу. Скепсис, горечь, неудовлетворенность умирающего офицера, его трагическое одиночество перед смертью выражают типично лермонтовские переживания. Мотив одиночества и трагической разъединенности людей приобретает в лирике Лермонтова обобщающий и тем самым гуманистический смысл.

«Завещание» по своей ритмико-интонационной структуре, простой, сдержанной и вместе с тем выразительной лексике очень близко другому лермонтовскому шедевру – стихотворению «Валерик». «Валерик» – это послание, адресованное любимой женщине и содержащее развернутое описание военных действий русских войск на Кавказе против чеченцев. Видение мира в стихотворении проникнуто лермонтовским субъективизмом, лиризмом. Оно обрисовывает и душевную эволюцию лирического героя – от юношеской веры в жизнь и людей к скептицизму, неверию, к охлажденному взгляду на жизнь: «У Бога счастья не прошу / И молча зло переношу». В то же время это стихотворение - шедевр психологического реализма в поэзии Лермонтова. Беспощадно жестокое описание правовых стычек («...резались жестоко / Как звери, молча / Грудью в грудь») предвещает толстовский «отстраненный» взгляд на войну в «Севастопольских рассказах» и «Войне и мире». Еще в большей степени Лермонтов выступает предшественником Л. Толстого, когда, после сцены смерти раненого капитана, в конце стихотворения возникают размышления поэта о бессмысленности войны, о ее полном противоречии с окружающим человека природным миром: «Жалкий человек! / Чего он хочет? Небо ясно / Под небом много места всем, / Но беспрестанно и напрасно / Один воюет он - зачем?» «Зачем?» - сугубо лермонтовский вопрос в литературе, наряду с классическим «что делать?» и «кто виноват?» В его поэзии, драматургии, прозе он возникает постоянно (см. об этом: Удодов Б.Т. М.Ю.Лермонтов. Воронеж, 1973. С. 194-196).

«Валерик» наглядно показывает, во что превращается открытая автобиографичность и субъективная дневниковость ранней лермонтовской лирики. От рефлексии, направленной на анализ личных переживаний лирического героя, Лермонтов идет к глубоким философским обобщениям. Сама судьба лирического героя мыслится неотделимой от судьбы целого поколения «новой эпохи». Так, осуждая в своей «Думе» духовную апатию поколения, неспособного угадать свое высокое призвание, равнодушного к нравственным и гражданским запросам современности, автор снимает свойственное романтизму противопоставление толпы и исключительной личности. Только в первой строчке возникает авторское «Я» - «Печально я гляжу на наше поколения», но далее автор не противопоставляет себя «нашему поколению», а включает себя в него: «Толпой угрюмою и скоро позабытой / Над миром мы пройдем без цели и следа». «Дума» сочетает в себе жанр элегии, проникнутой глубоким трагизмом с обвинительной инвективой, в которой поэт осуждает свое поколение, отождествляя себя с ним (Плещеев, Некрасов, Блок).

Лермонтов погружается в исследование сложного духовного мира человека, чья мысль вечно бодрствует в стремлении познать истину и достичь абсолютного совершенства. Эта тяга к идеалу и высшему совершенству при остром осознании несовершенства мира и человека, более того, при осознании недостижимости этого идеала и высшей гармонии здесь, на земле, а не где-то «там», в романтическом идеальном мире - есть чисто лермонтовская трактовка основного конфликта романтизма - между идеалом и действительностью. Романтизм позднего Лермонтова утрачивает свой активный характер, лишается прежнего волевого напора, он приобретает более страдательный, «тоскующий» оттенок. Для лирического героя позднего Лермонтова гибельной становится не только прямая борьба с окружающим миром, но и прямое соприкосновение с ним. В стихотворениях позднего Лермонтова эта мысль часто выражается не прямо, непосредственно, а с помощью сложных символических образов - иносказаний. Символика подобных стихотворений неоднозначна, она мерцает загадочным светом, предполагает множество интерпретаций (таковы «Утес», «На Севере диком», «Три пальмы», «Морская царевна» или более ранняя «Русалка», где соприкосновение реального и фантастического миров несет гибель, взаимоуничтожение). В лермонтовском мире в отличие от пушкинского нет ни гармонии, ни примиренности с жизнью, но есть какая-то мучительная тоска по гармонии, по идеалу, осуществленному в действительности. Момент обретения гармонии с миром явственно звучит в таких стихотворениях Лермонтова, как «Когда волнуется желтеющая нива» или «Выхожу один я на дорогу».