Поэзия Васи́лия Андре́евича Жуковского и Константи́на Никола́евича Батюшкова

Творчество этих поэтов, как уже говорилось ранее, принадлежит общему течению русского романтизма – его принято называть созерцательным, психологическим или эллегическим. Свойственное реализму противопоставление идеала и действительности воплотилось в их поэзии как противопоставление реального мира - миру мечты, идеала. Мечтательность - существенная черта и «туманной» поэзии Жуковского и пластически ясной, грациозной музы Батюшкова.

В.А. Жуковский (1783 – 1852) – основоположник русского романтизма в целом. Вот почему его творчество так высоко оценил Белинский: «Неизмерим подвиг Жуковского и велико значение его русской литературе! Его романтическая муза ... дала русской поэзии душу и сердце, познакомив ее с таинством страданий, утрат, мистических откровений и полного тревоги стремления «в оный таинственный свет», которому нет имени, нет места, но в котором юная душа чувствует свою родную, заветную сторону ... он дал возможность содержания для русской поэзии ... без Жуковского мы не имели бы Пушкина».

В творчестве Жуковского впервые был выражен внутренний мир личности поэта, появлялся психологический анализ душевных переживаний лирического героя. Это было крупнейшим новаторством: до Жуковского непосредственного отражения поэтической индивидуальности в русской поэзии не было. Жанровая иерархия классицизма исключала саму возможность индивидуального авторского стиля. Державин разрушал жанровые каноны классицизма, однако авторский образ в его поэзии имеет чисто внешние, биографические черты, мир внутренних, субъективных переживаний в его лирике героя в русской поэзии связано с именем Жуковского.

В раннем своем творчестве Жуковский выступает как продолжатель сентименталистской поэзии. Первые поэтические опыты Жуковского-романтика связаны с его обращением к элегии - жанру по преимуществу лирическому, субъективному, прекрасно передающему настроение грусти, скорби, разочарования и меланхолии. Таковы элегии Жуковского «Вечер», «Минувших дней очарованье», «Невыразимое». В двух последних особенно ярко отразилась свойственная романтизму концепция двоемирия, т.е. несовместимости идеального, духовного и обыденного, материального. Лирический герой Жуковского стремится вырваться из здешнего мира в иной чудесный, таинственный мир, который существует где-то «там», внеземной реальности.

Особое место в творчестве Жуковского занимают баллады. Этот жанр, восходящий к традициям английской народной поэзии, был очень популярен в западноевропейской литературе романтизма. Содержание баллад было в основном драматично, в них часто использовались легенды и исторические предания, овеянные мрачным, фантастическим колоритом. Первая же баллада Жуковского «Людмила» (1808), являвшаяся вольным переводом баллады немецкого поэта Г.А. Бюргера «Леонора», имела огромный успех. В основе ее лежала средневековая легенда о невесте и видении ей жениха, убитого в дальних странах. В «Людмиле», как и в других балладах Жуковского, отчетливо выразилась идея о трагической обреченности человека, бессильного в борьбе с роком («Смертных ропот безрассуден»).

Драматургия начала XIX в. Комедия А.С. Грибоедова «Горе от ума»

Во 2-ой половине 1820-х гг. почти одновременно и независимо друг от друга в русской драматургии появились два произведения, ознаменовавшие рождение реалистического периода в истории русской литературы - трагедия Пушкина «Борис Годунов» и комедия Грибоедова «Горе от ума». Обе пьесы встретили восторженный прием современников – настолько разительно контрастировали они с общим состоянием русской драматургии. Помимо новизны и злободневности содержания трагедия Пушкина и комедия Грибоедова своим исключительным успехом были обязаны еще и невиданным доселе совершенством художественной формы.

Чтобы оценить новаторство Грибоедова-драматурга, необходимо обрисовать в общих чертах состояние русского театра в 1800 -1820-х гг.

Театр начала XIX в. занимал серьезное место в общественной и культурной жизни России, однако он, за редкими исключениями (Фонвизин), не обладал полноценными произведениями национального отечественного репертуара. До 1812 г. на сцене преобладали сентименталистские драмы на тему крестьянского и помещичьего быта, служившие неистощимым объектом для литературных пародий (Крылов). В 1809 – 1812 гг. кратковременный, но бурный успех имели патриотические трагедии В.А. Озерова, своеобразно сочетавшие черты классицистской и сентиментальной поэтики. В конце 1810 - начале 1820-х гг. центральное место в репертуаре русского театра заняла «салонная комедия» из жизни светского общества, с непритязательной любовной интригой. «Там вывел пылкий Шаховский своих комедий легкий рой», писал Пушкин в I главе «Онегина», имея в виду плодовитого комедиографа А.А. Шаховского (В I главе пушкинского романа мы найдем самый точный и блистательный очерк из истории русского театра начала века). В комедиях Шаховского и его последователей впервые наметилась так знакомая нам по пьесе Грибоедова коллизия общества и «злого ума». При этом носитель «злого ума», герой-скептик изображен мелким циником, высмеивающим все святое и терпящим в конце концов заслуженное поражение. В «Горе от ума» этот мотив решительно трансформируется - «злым гордецом»- «насмешником» Чацкий выглядит в глазах Софьи и фамусовского общества, но отнюдь не в глазах автора, а следовательно - и зрителей. Впрочем, ранние драматические опыты Грибоедова примыкали как раз к традиции «светской комедии». Большинство своих пьес, написанных до «Горе от ума», Грибоедов создал в соавторстве с другими авторами - тем же А.А. Шаховским и П. Катениным. Легкий острый сюжет позволил драматургу создавать сценические эпизоды с колоритными бытовыми зарисовками, а заодно и приобрести необходимый навык литературного мастерства. Гибкий стих и афористический стиль языка «Горе от ума», мастерская сюжетная интрига восходят к ранним драматическим опытам Грибоедова.

В «Горе от ума» Грибоедов синтезировал опыт русской общественной комедии, в которой были сильны сатирические, социально-политические тенденции («Недоросль» Фонвизина, «Ябеда» В. Капниста, «Трумф» И. Крылова), с традицией «высокой комедии» классицизма. «Высокая комедия» основана не только на комической интриге, но на развитии характеров, она нередко подходит к трагической сфере. Яркий пример подобного жанра - «Мизантроп» Мольера, ее главный герой-обличитель Альцест действительно многим напоминает Чацкого, совмещая в себе черты резонера (т.е. героя-носителя авторских идей) и молодого влюбленного героя. Комическое начало пронизывает всю пьесу Грибоедова, оно охватывает не только изображение фамусовской Москвы (смех Грибоедова здесь приобретает откровенно саркастический, обличительный характер), но и обрисовку самого Чацкого, нередко попадающего в пьесе в смешные положения. Драматическая интрига «Горе от ума» тоже развивается по законам комедийного жанра. Однако комизм «Горе от ума» - особого рода. Высокая комедия характеризуется прежде всего несовместимостью идеальных устремлений героя с низкой действительностью Чацкий - герой «высокой комедии», так как в основе его «мильона терзаний» лежит конфликт его представлений о жизненной норме с искаженными нормами общежития «века минувшего».

Лучший анализ комедии Грибоедова дал И.А. Гончаров в своей статье «Мильон терзаний». Он писал, что «горе от ума» – «это тонкая, умная, изящная и страстная комедия». Действительно, богатство ее содержания и художественное обаяние могут быть поняты только при условии, если рассматривать ее не как иллюстрацию тезиса о столкновении передового человека с крепостниками, а как динамическую, остроумную комедию, в которой едкая сатира сочетается с лиризмом и гражданским пафосом.

Несомненно злободневное социально-политическое содержание пьесы Грибоедова. Чацкий выступает как «новый человек», как представитель «века нынешнего», и в его спорах с представителями фамусовской Москвы отражен целый комплекс идей раннего декабризма: это и отношение к крепостному праву (монолог о «Несторе негодяев знатных»), и отношение к образованию, к национальной самобытности, критике чинопочитания и подхалимства («служить бы рад, прислуживаться тошно»). Непримиримость взглядов Чацкого и фамусовской Москвы ставит его в трагическую (иногда трагико-комическую) ситуацию. По замечанию И.А. Гончарова, роль Чацкого «страдательна»: в одно и то же время он и «передовой воин», застрельщик и при этом всегда жертва».

Чацкому в комедии противостоят не Фамусов, не Молчалин, не Скалозуб, но весь «минувший век», сатирически изображенный Грибоедовым. Для того, чтобы показать его силу, Грибоедов вводит многочисленные эпизодические персонажи, не связанные прямо с действием пьесы, и множество лиц внесценических, но играющих в обществе исключительную роль (знаменитая финальная реплика Фамусова: «Ах, боже мой! Что будет говорить княгиня Марья Алексевна!»). Однако социально-политический конфликт в «Горе от ума» органически переплетен с любовным конфликтом - «Всякий шаг Чацкого, почти всякое слово в пьесе тесно связано с чувством его с Софье», - писал Гончаров. В «Горе от ума» – две интриги, причем любовная интрига не только тонко раскрывает, мотивирует сложное поведение героев, она позволяет плавно перевести личный конфликт в конфликт общественно-политический - «века нынешнего» и «века минувшего». Последний конфликт раскрывается в пьесе «Горе от ума» не как столкновение ума и глупости, но как столкновение различных типов ума. Ведь Чацкого окружают далеко не дураки (за исключением откровенного солдафона Скалозуба). По-своему умны и Фамусов, и Молчалин - их ум направлен на житейское преуспевание - ради этой цели можно и «награжденье брать», и подслужиться, чтобы добиться высших чинов. Ум, бичующий пороки, ум, «алчущий познанье», ум, страдающий от несовершенства окружающего мира - такой ум поистине «чума», такой ум, как говорит Софья, «семейство не осчастливит». От такого ума одно горе. Вот почему фамусовское общество так легко подхватывает вымысел Софьи и видит в Чацком безумца - безумцы здравомыслящему миру не страшны. Однако конфликт здравого смысла людей, довольных своей жизнью, и «высоких безумцов» носит общечеловеческий характер. Литературными прототипами Чацкого является и Дон-Кихот, и ростановский Сирано де Бержерак, и Альцест. В Чацком, действительно, очень часто обнаруживаются дон-кихотские черты, когда он не видит, с кем он говорит, кому проповедует. Характерен здесь отзыв Пушкина, тоже усомнившегося в уме Чацкого - уже по другим причинам: «Первый признак умного человека – с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми». Правда, надо отметить, что Грибоедов здесь воспроизводит типичное поведение декабристов в общественном быту России 1810-х гг. И они, как Чацкий, по-донкихотовски готовы были сражаться с ветряными мельницами, что прекрасно понимал сам Грибоедов, судя по его словам: «Сто прапорщиков хотят перевернуть весь строй России».

Социально-политическая, злободневная проблематика грибоедовской пьесы сложнее, чем это кажется на первый взгляд. Во-первых, еще раз подчеркнем и конфликт, заявленный в пьесе Грибоедова, носит не только злободневный, но и вечный, общечеловеческий характер. Во-вторых, реализм «высокой комедии» Грибоедова сказывается не только в обрисовке типических образов и типических обстоятельств (московское барство, герой-протестант), не только в воссоздании типичного для российской действительности начала XIX в. политического конфликта, но и в неоднозначном отношении автора к своему герою. Грибоедов создает не идеальный образ, а реального человека со всеми его недостатками. Чацкий порой не видит и не слышит своего собеседника, не может объективно оценить окружающее. Произнося свои гневные монологи, он действительно то и дело попадает в ситуацию Дон-Кихота, сражающегося с мельницами. Недаром герой с тревогой ощущает не только острейший конфликт с окружающим его обществом, но и противоречие в своем собственном внутреннем мире - у него «ум с сердцем не в ладу». Недаром Грибоедов сменил прежнее, слишком прямолинейное название пьесы «Горе ума» на более сложное - «горе от ума». Сочувствуя своему герою, Грибоедов скептически относится к действенной силе гневных тирад Чацкого, то и дело ставя его в смешное положение. Глубоко проблематичен финал пьесы. Добродетель здесь не торжествует, порок не наказан. Чацкий успел наговорить массу несправедливых упреков Софье, которая вовсе не думала его завлекать. Торе от ума» не закончено логически, комедия как бы обрывается в самый драматический момент: когда открылась вся правда и все герои поставлены перед тяжким выбором нового пути. Комедия Грибоедова имеет открытый финал, подобно «Евгению Онегину» Пушкина, «Герою нашего времени» Лермонтова и многим другим произведениям русской литературы, которые только ставят проблему, но не дают однозначного ее решения.