ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ВИДЫ ДЕМОНСТРАЦИИ 2 страница

Коль скоро российский человек в силу многовековых традиций есть существо со склонностью к мифологическому сознанию, к созданию идо­ла, апелляция к человеку очень естественна для любого русскоязычно­го собеседника, и поэтому данный способ аргументации, как правило, оказывается очень убедительным. Почти у каждого человека в России есть свой интеллектуальный, идеологический и духовный кумир, и апеллировать к мнению этого кумира на самом деле очень действенная и убедительная процедура. Представим себе научную дискуссию, ска­жем, в аспирантской среде. С вами кто-то полемизирует, и вдруг вы вспо­минаете подтверждающую вашу мысль цитату из научного сочине­ния ученого, который является теоретическим вождем вашего оппонен­та. Это очень серьезный аргумент в споре (см. ниже). Именно поэтому большое количество докладов и сообщений, особенно связанных с не­которым know how, с предложением самостоятельной точки зрения, на­чинается с развернутой основополагающей цитаты из сочинений че­ловека, который пользуется значительным уважением у публики. И это хороший стиль. Дело тут не столько в этикете, сколько в том, что с само­го начала возникает доверие к тем интеллектуальным источникам, на которые вы опираетесь. На фоне прямой аргументации целесообразно дополнительно апеллировать к человеку, мнение которого чрезвычай­но авторитетно именно у тех, к кому вы обращаетесь.

На бытовом уровне мы пользуемся апелляцией к человеку доволь­но часто. Предположим, у вас есть подруга, обладающая прекрасным вкусом и хорошо понимающая, что стоит смотреть в театре, а что — нет. Она является авторитетом в данной сфере. Прежде чем принять ре­шение посмотреть новый спектакль, вы обязательно спросите ее совета. Если у человека такого советчика нет, его место, как правило, зани­мает реклама: о чем больше говорят, то и следует смотреть. Авторитет­ная позиция (связанная с понятием качества) подменяется количеством текстов на заданную тему. Отсюда важное правило рекламы: она должна быть многократно повторяема, так как ее задача заключает­ся в формировании у потенциальных потребителей привычки к опре­деленному названию (банка, фирмы, товара).

Жертвой рекламной навязчивости являются все люди в той или иной степени, даже если они пытаются внутренне бороться с ее воз­действием, поскольку удачная реклама основана на скрупулезном изу­чении человеческой психологии. Другое дело, что у нас в стране под­час малопрофессиональная реклама. Но следует ожидать прогресса в этом отношении: на рекламе зарабатываются большие деньги, а это немалый стимул к совершенству.

Итак, в практике авторитетность мнения часто подменяется боль­шим количеством повторений, однако такая замена малодейственна при принятии сложного мыслительного решения. В этом случае значи­тельно эффективней оказывается апелляция к человеку. Так как люди в России легко сдаются под натиском аргументации ad hominem, этот факт следует учитывать, выбирая способ доказательства. Но разумно воздержаться от применения апелляции к человеку в общении с иност­ранцами, поскольку мифологическое сознание не есть сознание совре­менной Европы (и тем более США), где принята концепция одновре­менного существования многих эталонов, т.е. образцов для подража­ния (см. об этом выше). Наличие многих образцов приводит, с одной стороны, к истинному уважению каждой личности; с другой стороны, к невозможности для одной личности превратиться в идола в сознании другой личности. Поэтому, апеллируя к человеку и выделяя его, вы, скорее всего, вызовете недоумение у западного речевого коммуникан­та, для которого категория культа личности чужда и непонятна (апел­лировать следует только к закону). В его сознании собственная лич­ность имеет ничуть не меньшую значимость, чем любая другая.

Наблюдая разные слои американского и европейского общества, можно утверждать, что апелляция к человеку малоэффективна, кроме двух исключений: если ваш собеседник — жертва массовой культуры, навязываемой обывателю, или если он — студент престижного университета: Гарварда, Оксфорда, Кембриджа, Массачусетсского технологического института, Сорбонны и др., где престиж и авторитет профессуры крайне велик. Западная система образования значительно отличается от отечественной, так как там не принято слушать курсы, а принято слушать профессора, которого студент выбирает сам, об­ладая правом альтернативы. Коль скоро выбор носит индивидуаль­ный характер, очевидно особое уважение к выбранному профессору. Принятая демократическая манера общения профессора со студента­ми не мешает его авторитету. В сознании студента точка зрения его профессора всегда верна (за редким исключением). Если возникает внутреннее противоречие, непонимание или несогласие, оно разреша­ется этим же профессором. Студент не ищет эксперта на стороне, а ждет семинара, чтобы снять интеллектуальные затруднения. Поэтому "про­гулы" крайне редки, хотя двери аудитории всегда открыты. Профес­сор возведен в ранг верховного арбитра, поэтому, когда вы беретесь студенту, скажем, Гарварда доказывать некоторый тезис и говорите, что он разделяем его профессором, это очень убедительный аргумент.

Крайне важно проанализировать до начала доказательства ad hominem уровень авторитетности конкретного лица в данной ауди­тории, т.е. у публики, к которой вы обращаетесь с речью. Это не все­гда очевидно и требует предварительного анализа. Одно и то же физическое лицо, человек, к мнению которого вы апеллируете, может восприниматься разными людьми и коллективами совершенно по-разному, и поэтому в одних случаях аргументация ad hominem оказывается убедительной, в других не дает желаемого результата, а в третьих — может доказывать противоположный заданному тезис. Рассмотрим пример.

Представим себе физический конгресс, где делается доклад, в котором (как это часто бывает) представлена базовая формула, на которой основаны дальнейшие рассуждения. Докладчик пишет формулу, а из зала поступает просьба: "Уважаемый коллега! Хотелось бы сначала услышать обоснование истинности вашей формулы. Спасибо! "В качестве реакции существует два способа поведения. Докладчик обращается к председательствующему с просьбой дать ему лишние 15 минут для доклада, чтобы аргумен­тировать формулу (как правило, в этой просьбе ему отказыва­ют), или говорит: "Господа! Эта формула — не моя, а Эйнштей­на, найденная мною в его черновиках", — после чего необходи­мость доказательства становится абсурдной, потому что нет та­кого физика, который бы не считал, что мозг Эйнштейна мощ­нее, чем его собственный. Эйнштейн — это высший авторитет в научном мире, мерило истинности XX столетия. Для современных физиков апелляция к интеллектуальному достоянию Эйнштейна есть апелляция абсолютная, и она принимается в качестве доказательства более чем убедительного.

Теперь представим себе человека, приехавшего на Крайний Север к чукчам убеждать их в относительности правоты много­векового представления о том, что жить надо в чуме (он хочет их переселить в дома со светом, теплом и водой). В качестве ар­гумента он приводит положения теории относительности Эйн­штейна, в частности относительности исторического мировоз­зрения. Разве этот аргумент может убедить чукчей, которые вряд ли когда-нибудь слышали имя Эйнштейна?

Разберем третий случай. Представим себе человека, который приходит с речью в общество "Память", пропагандирующее ан­тисемитизм, и в аргументации своего тезиса апеллирует к мнению Эйнштейна, который, как известно, был евреем. Какова реакция? Тезис тут же начинает восприниматься как ложный, и, таким образом, доказывается истинность антитезиса, т.е. тезиса, противоположного заданному.

Изощренный оратор может воспользоваться этим приемом, если истинной целью его речи является доказательство антитезиса. Модель простая: аргументируется тезис А через апелляцию к X, упоминание имени которого прогнозируется как дающее резко отрицательную ре­акцию у слушателей, что автоматически приводит к доказательству те­зиса анти-А. Понятно, что подобное речевое поведение требует особо­го риторического умения.

Другим дополнительным видом демонстрации является апелля­ция к публике (лат. ad populum) — такое средство убеждения, когда вместо обоснования истинности или ложности тезиса с помощью объек­тивных аргументов ставится задача только воздействовать на чувства людей и тем самым не дать слушателям составить объективное, беспри­страстное мнение о предмете, подлежащем обсуждению.

Данный прием убеждения имеет более психологическую, нежели логическую природу, ибо действие его всегда рассчитано на душевное, эмоциональное состояние слушателей. Этот прием служит более тому, чтобы привести в движение волю, нежели тому, чтобы воздействовать на разум.

Это средство в сочетании с разумными доводами должно использоваться в любом выступлении. Ведь каждый оратор имеет дело с людьми, обладающими определенными эмоциями, а каждая мысль становится более понятной, когда воспринимается не только рассудком, но и серд­цем. Но это средство часто берут на вооружение и разного рода демагоги, которые за неимением разумных аргументов пытаются играть лишь на чувствах слушателей. Апелляция к чувствам слушателей обычно строится в таких случаях на подборе внешне эффектных примеров. Разновидность этого подхода — широко известный пропагандистский трюк, когда оратор "доверительно" обращается к аудитории и клянет­ся в понимании ее нужд и чаяний. Он как бы говорит аудитории: "Смотрите, как я близок вам, как я понимаю вас, я разделяю все ваши нужды, все ваши стремления, я такой же, как и вы, верьте мне".

Как правило, апелляция к публике подменяет прямое доказатель­ство аргументом "это вам выгодно".

Представим следующую ситуацию. Преподаватель за месяц до кон­ца учебного года предлагает написать реферат по дисциплине, кото­рую он ведет, обещая авансом поставить "отлично" на экзамене. Мож­но не сомневаться, что для многих учащихся дальнейшее объяснение полезности написания реферата окажется излишним. Это пример пря­мой апелляции к публике.

Каждый из нас в жизни неоднократно был объектом применения рассматриваемого типа доказательства, нас ловили на этом приеме, и мы совершали поступки не в соответствии с разумностью (посколь­ку нас никто не убеждал в разумности), а под воздействием внутрен­него ощущения выгоды, присущего каждому человеку.

Прием апелляции к публике оказывается очень эффективным при воздействии на американских и европейских слушателей, так как основывается на важной черте западного мировосприятия — "культе полезности", что связано с тотальным распространением философии прагматизма (см. выше). Апелляция к выгоде, к прагматике — это апелляция к тому, что естественно для современного западного сознания. Ребенка учат с детства: истинно то, что полезно. Если в аргумента­ции предлагается полезность тезиса, он автоматически воспринимается как истинный в соответствии с законом транзитивности: А = В и В = С Þ А = С (тезис полезен, польза равна истине, следовательно, тезис исти­нен). Мировое сообщество открыто для апелляции к публике.

Надо сказать, что на апелляции к публике в истории человечества "замешено" немало кровавых преступлений. Например, аргументация Гитлера, направленная на доказательство положения о необходимости завоевания Советского Союза, строилась именно на принципе апелля­ции к публике: каждый, кто наденет мундир и пересечет границу Совет­ской России, получит на территории этой огромной страны поместье. Это был один из основных лозунгов Гитлера. Таким образом, немцы воевали за землю для своих семей.

Апелляция к публике, следовательно, может иметь как позитив­ные, так и негативные последствия в зависимости от того, какой те­зис доказывается. Только внутренний нравственный барьер может по­мешать оратору призывать людей ко злу, когда зло им выгодно. Здесь каждый сам себе судья.

Еще раз подчеркнем, что западное сознание открыто для апелляции к публике точно в такой же степени, как российское сознание открыто для апелляции к человеку, — это зависит от особенностей культурологического развития разных наций и народов. Непонимание этого факта приводит к речевым поражениям. В России сейчас нередко пытаются на западный манер апеллировать к публике (сделайте так это вам выгодно) и не находят в обществе понимания.

Апелляция к публике лежит в основе любого рекламного текста: "Купите данный товар — это вам выгодно". Внутренняя структура рекламы товара следующая.

Цель: сделать так, чтобы товар А купили.

Тезис: товар А покупать выгодно.

Прямая аргументация: товар А обладает рядом достоинств — удобство, эстетика, дешевизна и др.

Аргументация от противного: без товара А возникает дискомфорт.

Императивное воздействие: покупать конкурирующий товар А¹ (другой фирмы): а) невыгодно (А¹дороже, менее удобен, менее прочен и т.д., чем А) — воздействие на корысть; б) опасно (А¹ не гарантирует качества в отличие от А) — воздействие на страх.

Каждый человек может оказаться объектом апелляции к публике (в частности, жертвой умелой рекламы), поэтому всякий раз необходимо анализировать баланс меры выгоды и невыгоды того, к чему вас при­зывают; то, что вам выгодно сегодня, завтра может оказаться невыгод­но. Представьте себе школьников, у которых сегодня должна быть кон­трольная по математике. Все мы когда-то учились в школе и мечтали "сбежать с контрольной". В каждом классе есть лихой мальчишка, ко­торый призывает это сделать, апеллируя к публике: "Мы все сейчас от­сюда уходим. Если уйдем все, из школы не выгонят, а контрольную мы писать не будем". И все уходят, но никому в силу, может быть, возраста не приходит в голову, что будет завтра. Во-первых, разразится скан­дал, а во-вторых, контрольную все равно придется писать. От нее не уйти, можно только "потянуть время". Когда вас призывают к чему-то и апеллируют к вашему пониманию выгоды, вы всегда должны понять: эта выгода пролонгированная или только сиюминутная.

Еще одним средством аргументации, основанным на психологи­ческом воздействии, является "возвратный удар", при котором реплика или аргумент обращаются против того, кто их высказал.

Искусством "возвратного удара", в том числе такой его острой полемической разновидностью, как подхват реплики, должен владеть любой оратор, поскольку это распространенный прием в полемике. "Воз­вратный удар" построен на следующем: вас просят аргументировать какой-то тезис (как правило, в форме вопроса), трудный для вас или в известной мере вас дискредитирующий. Вместо аргументации этого те­зиса вы переносите "жало" своего языка на личность задающего воп­рос. Например, вы выступаете перед публикой, и кто-то из публики спрашивает: "Скажите, пожалуйста, как вы умудрились так разбога­теть?" Можно аргументировать тезис "Я стал богатым легально" (но делать этого, как правило, не хочется!), а можно сказать: "Я жуликам на такие вопросы не отвечаю". Это грубо, конечно. Но "возвратный удар" — в принципе резкая форма речевого поведения (надо сказать, что тезис "Вы сам — жулик" можно доказать, и выражаясь крайне кор­ректно, — это производит более сильное впечатление).

"Возвратный удар" построен на подмене прямой аргументации так же, как апелляция к человеку и апелляция к публике, но эта под­мена особого свойства: перенос смысла текста на личность говоряще­го. Суть приема заключена в словах Аристотеля: "Сказанное против нас самих мы обратим против сказавшего". Этот удар под силу лю­дям с мощным умом, быстрой реакцией и острым языком. Перехватив, как мяч, слово (понятие), брошенное соперником, человек обыгрыва­ет его и пародирует. Если вас обвиняют в жульничестве (на смысловом уровне), вы переносите признак "быть жуликом" на личность того, кто к вам обращается. Если вас пытаются заставить объяснить ка­кое-нибудь малоосмысленное, неудачное ваше решение (с кем не бы­вает!), вы публично объясняете, что задающий вопрос — сам неболь­шого ума и склонен ошибаться, и поэтому не ему спрашивать.

"Возвратный удар" — это публичное речевое поведение в при­сутствии свидетелей, которые на самом деле и являются адресатом речи, поскольку основная цель данного речевого поступка — завоевание ав­торитета у публики.

Рассмотрим еще несколько примеров.

1. А. — Вот мне рассказывал академик Сахаров, что...

В. — Ну, конечно, вам рассказывал, а больше никому не рассказывал, ведь это нигде не опубликовано.

A. — Если он вам не рассказывал, то это еще не значит, что он никому не рассказывал.

В этой полемике одна и та же реплика "перепасовывается" от одного спорящего к другому обязательно с элементами иронии и агрессии.

2. Проследим, как взаимно использовали этом прием два известных полемиста в диспуте 1925 года.

Митрополит Введенский: "Я совсем не настаиваю на той точке зрения, что мы все не произошли от обезьян. Вы, материалисты, лучше знаете ваших родственников".

А. Луначарский: "Но я не знаю, кто лучше — тот ли, кто, произойдя с низов, произойдя от животных, поднялся усилиями своего гения до нынешнего человека, или тот, которого высочайший Господь создал по образу и подобию своему и который опустился до того, что, как говорит гр. Введенский, обидно за животных, когда людей сравнивают с ними". "Возвратный удар" наиболее эффективен, когда соперник пользуется сомнительной репутацией, вызывает недоверие, в полемике прояв­ляет неуважение к оппонентам.

3. Полемика подсудимого с председателем суда.

Подсудимый: "На странице 72 обвинительного акта говорится, что хотя подсудимый не был на месте преступления в момент его совершения, однако это не меняет дела и не освобождает его..."

Председатель: "Вы не должны здесь зачитывать весь обвинительный акт: он нам достаточно известен".

Подсудимый: "Я должен сказать, что три четверти всего того, что здесь говорили на суде прокурор и защитники, всем давно известно, но здесь они снова повторили это".

4. Известен исторический анекдот. В британском парламенте шли дебаты. Речь держал Черчилль — лидер консерваторов. Онпо обыкновению едко высмеивал своих вечных оппонентов — лейбористов. Наконец, не выдержав, вскочила с места пожилая и к тому же некрасивая лейбористка и крикнула на весь зал: "Мистер Черчилль, вы несносны! Если бы я была вашей женой, то подлила бы вам в кофе яд!" Раздался смешок. Но невозмутимый потомок герцогов Мальборо, выдержав паузу и окинув соболезну­ющим взором разгневанную леди, промолвил: "Если бы вы были моей женой, то я бы этот яд с наслаждением выпил..."

5. В июне 1979 года на венской встрече в верхах Л. Брежнев, по сути дела, не мог ходить. Его ловко, почти незаметно для по­стороннего глаза носили, именно носили, а не поддерживали бравые молодцы из личной охраны. Атмосфера была наполнена воп­росами о здоровье генсека. Советские дипломаты чувствовали себя весьма уязвимо. Чтобы хоть как-то "восстановить нарушенный паритет", один из них — М. Стуруа — позволил себе спро­сить: "Как обстоит дело с политическим здоровьем президента Картера?" В зале раздался дружный смех. Смысл вопроса был ясен для посвященных, а в зале сидели только они. Политическое будущее президента Картера выглядело весьма мрачно... Американский дипломат не растерялся: "Политическое здоровье Картера такое же, как и здоровье Брежнева", — ответил он, слегка улыб­нувшись: мол, понимай, как знаешь.

Были очень распространены случаи применения "возвратного удара" в дискуссиях начала века на литературных собраниях, осо­бенно в среде футуристов, где часто читали свои стихи В. Маяковс­кий и Д. Бурлюк. Выступающий обязательно выходил в эпатирую­щем публику виде (в желтой рубахе, например), тем самым провоци­руя слушающих на резкие реплики (заранее рассматривались возмож­ные реплики и готовились ответные). Это был блестящий спектакль, в котором героем оказывался наиболее изощренный оратор (Маяковс­кий, как правило, побеждал Бурлюка). Молодежь специально соби­ралась поучаствовать в речевом поединке, и люди редко обманыва­лись в своих ожиданиях — спектакль стоил того.

Резюмируя, следует повторить, что "возвратный удар" рассчитан на низвержение авторитета человека, с которым пикируешься, и одно­временно на подъем собственного авторитета. На речевом уровне "воз­вратный удар" требует не только особого риторического умения и бы­строты реакции, но и чувства юмора.

Глава 18

ИСКУССТВО ПУБЛИЧНОГО

ВЫСТУПЛЕНИЯ И ДИСКУССИИ

Многие только потому и спорят против истины, что пропадут, признав ее за таковую.

И. В. Гете

Особым видом речевой коммуникации, в которой реализуются все виды демонстрации, является спор.

Спором называют доказательство чего-либо, в ходе которого каж­дая из сторон отстаивает свое понимание обсуждаемого вопроса и оп­ровергает мнение противника. Частной, однако очень распространен­ной разновидностью спора является полемика (греч. polemikós — воинственный, враждебный) — спор на собрании, диспуте, в печати и т.д. по какому-либо вопросу, при обсуждении какой-либо проблемы. Иногда в этом значении употребляют термин "дискуссия", который сам по себе многозначен. Под дискуссией может пониматься обсужде­ние спорного вопроса, основанное на искусстве рассуждать и излагать свои мысли соответственно законам разума, а также форма научного общения и получения нового знания, т.е. логика научного поиска.

Приведем суждение Аристотеля о дискуссии: "Что касается диалектических бесед, в которых рассуждают не ради спора, а ради приобретения навыка или исследования истины, то еще никто не разоб­рался, к чему должен стремиться в них отвечающий, с чем соглашать­ся и с чем не соглашаться для того, чтобы надлежащим или ненадле­жащим образом защитить тезис; так как, стало быть, у нас нет для них, а именно для тех, которые беседуют друг с другом ради исследо­вания истины, правил, оставленных нам предшественниками, то мы должны попытаться сказать кое-что сами".

Понятно, что в основе дискуссии лежит спор, искусство ведения которого всегда интересовало мыслителей. Мастерство спора, искусство вести полемику, пользуясь при этом всеми приемами, рассчитанными только на то, чтобы победить противника, так называемая "эристи­ка" (греч. eristikós — спорящий) в наиболее классическом виде оформи­лась у философов V в. до н.э. Древнегреческому философу, главе антич­ных софистов Протагору из Абдер приписывают сочинение "Искусство спора". Античные философы-софисты выдвинули учение о всеобщей относительности, о том, что о каждом явлении можно высказать два противоположных мнения, что человек есть мера всех вещей (см. выше).

Аристотель рассматривал вопросы полемики в связи с риторикой, логикой, эстетикой и диалектикой.

Последователи китайского философа Мо-цзы различали семь ме­тодов ведения спора: 1) аналогия (сопоставление вещей), 2) сравнение суждений по частям, 3) использование противоречий в аргументах про­тивника, 4) подражание противнику и др.

Еще древнеиндийские логики высоко ценили такие черты участ­ника спора, как умение найти ошибки в рассуждениях противника, способность быстро понять то, что высказано оппонентами, вникнуть в их мысли и найти ответы на них, не проявлять во время спора деп­рессии, сохранять присутствие духа, не обнаруживать усталости, не раздражаться, не сердиться, не допускать грубости и колкости по от­ношению к оппоненту: "Нельзя выходить из себя, даже когда быва­ешь прав".

После средневековья с его схоластическими словопрениями в эпо­ху Возрождения снова появилось полнокровное, непосредственно свя­занное с острыми жизненными проблемами искусство спора. Попыт­ки обобщить теоретические основы и практические приемы полемики предпринимались и в Новое время. В 1820 году вышла в свет книга А. Шопенгауэра "Эристика, или Искусство спорить". Рассуждения и рекомендации философа основывались на мысли о том, что в борьбе все средства хороши. Шопенгауэр перечисляет около четырех десят­ков уловок, среди которых есть, например, такие как сбивание с тол­ку бессмысленным набором слов, возбуждение гнева придирками и т.п.

Научные споры имеют огромное значение для нахождения исти­ны. Недаром говорится, что истина рождается в споре, в борьбе мне­ний. Но как спорить, с чего начинать спор и чем его завершать, — совета на все случаи споров дать невозможно. Специально разрабо­танной процедуры спора не существует. Спор требует умственной активности, творческого напряжения сил, и невозможно найти такое средство, которое автоматически научило бы, как быть оригиналь­ным, так как такое средство в первую очередь исключало бы ориги­нальность. Правда, уже Сократ применил ряд приемов спора. Нема­ло содержится указаний на технику спора в "диалогах" у Галилея, Беркли, Юма и других авторов. Немецкий логик и математик П. Лоренцен разработал "логику спора", напоминающую по своему харак­теру так называемые таблицы голландского логика Э. Бета. Но обоб­щающего и систематического труда о приемах спора пока не создано.

Нет и какой-то общепринятой классификации споров. В начале XXвека широко стала известна работа русского профессора С.И. Поварнина, в которой автор различает два вида спора: 1) из-за истинности мысли, когда в результате спора устанавливается истинность или ошибочность доказываемого тезиса, и 2) из-за доказательства, когда в результате спора устанавливается, что тезис противника им не оправдан или что собственный тезис не опровергнут противником. Кроме этих двух основных видов спора, автор анализирует много других (сосредоточенный и бесформенный, простой и сложный, пись­менный и устный и др.). Второй раздел книги посвящен выяснению различных уловок в споре. Уловкой в споре автор называет всякий прием, с помощью которого хотят облегчить спор для себя или затруд­нить спор для противника. Уловки могут быть позволительные ("от­тягивание возражения", выявление слабых пунктов аргументации и др.) и непозволительные ("срыв спора криком", угроза чем-либо и др.). Могут быть также психологические уловки (раздражение противни­ка; отвлечение внимания противника от какой-нибудь мысли, кото­рую необходимо провести без критики, и др.).

Самыми обычными и излюбленными уловками автор называет софизмы, или намеренные ошибки в доказательстве. Все софизмы он де­лит на несколько больших групп.

1. Отступление от задачи спора. Сюда автор относит прежде всего софизм умышленной неопределенности или запутанности (тезиса, дово­дов или всего доказательства), когда доказывающий говорит так, что сразу не поймешь, что именно он хотел сказать. К этому виду софизмов относятся также "подмена спора из-за тезиса спором из-за доказатель­ства", когда опровергается не тезис, а ход доказательства, но делается вывод, что опровергнут тезис. Софистическим отступлением от задачи спора является и такая уловка, когда опровергается не существо тезиса, а его маловажные частности, но делается вид, что опровергнут тезис.

2. Отступление от тезиса. К числу таких приемов автор относит прежде всего уловку, известную под названием "сделать диверсию", когда спорщик с самого начала оставляет довод или тезис и хватается за другой. Сюда же автор относит и "переход на личную почву". От диверсии автор отличает "подмену тезиса" (см. выше), когда от тезиса спорщик не отказывается, но, наоборот, делает вид, что все время его держится, но на самом деле защищает другой тезис. К числу видов та­кой подмены автор относит сужение или расширение тезиса. Напри­мер, спорщик видит, что его тезис "Все люди трусливы" доказать не удается, тогда он старается сузить его и заявляет, что он имел в виду не всех людей, а большинство. Одной из самых частых подмен тезиса ав­тор считает такую подмену, когда мысль, которая приводится с извест­ной оговоркой, при которой эта мысль истинна, подменивается той же мыслью, но уже высказанной вообще, без всякой оговорки.

3. Лживые доводы. К этой группе относится прежде всего "умно­жение довода", когда один и тот же довод повторяется в разных фор­мах и словах и выдается за несколько доводов. Но бывает, что спор­щик выдвигает просто ложный довод. Сюда же относятся нелепые до­воды, произвольные доводы.

4. Мнимые доказательства. Они относятся к приемам произволь­ного довода. Здесь возможно несколько уловок: а) тождесловие, ког­да в виде довода приводится для доказательства тот же тезис, только выраженный в других словах; б) обращенное доказательство, когда мысль достоверную делают тезисом, а мысль вероятную — доводом; в) "круг в доказательстве", когда мысль А доказывают с помощью мыс­ли Б, а потом мысль Б доказывают с помощью мысли А (см. выше).

5. Приемы непоследовательности, которые автор называет софиз­мами неправильного рассуждения и в которых тезис "не вытекает" из доводов.

Причиной многих споров, как показывает опыт, является упот­ребление слов в разных смыслах. Поэтому прежде чем начать спор, необходимо уточнить понятия (см. выше).

Особенно надо следить за тем, чтобы спор не превращался в само­цель, когда внимание сосредоточивается не на том, чтобы найти ис­тину, а только на том, чтобы выйти победителем, оказаться правым во что бы то ни стало. Такие споры вырождаются в перебранку, сплет­ни и дрязги. В "балаганных" спорах, как правило, переходят на лич­ную почву, когда вместо обоснования истинности тезиса все сводят к отрицательной характеристике оппонента; начинают прибегать к софистическим уловкам, к психологическим приемам (раздражение противника, отвлечение внимания от основной мысли и т.д.), к лож­ным доводам, к оскорбительным эпитетам, к брани и прочим недостойным приемам. Но такие "методы" обычно не достигают цели.