ЛЕКЦИЯ 4. Хозяйственно-культурная дифференциация и этнизация

1. Постановка вопроса

В доиндустриальных обществах живой труд преобладает над овеществленным, над природной составляющей конечного продукта. В тех обществах, которые можно назвать традиционными, труд, вложенный в орудие, гораздо меньше труда, который тратится для достижения цели. Скажем, создание сохи или бороны менее трудоемко, чем пахота или боронование. Поэтому в традиционных обществах производство нестабильно, сильно зависит от капризов природы. Зато сам труд становится главным способом выживания коллектива, доминантой его ценностей. Таким образом, в традиционных обществах опыт хозяйствования служит стержнем всех культурных ценностей. Собственно эта зависимость и была подчеркнута теорией хозяйственно-культурных типов (ХКТ).

При дифференциации хозяйственно-культурных типов, находящихся в определенном соотношении с разнообразием культур народов, возникает вопрос о месте этнической специфики, о ее историческом отношении к тому или иному хозяйственно-культурному типу. В самом понятии хозяйственно-культурных типов, впервые четко сформулированном Максимом Левиным и Николаем Чебоксаровым, был сделан акцент на конвергентно возникающее сходство у народов, живущих в близких естественно-географических условиях при определенном уровне их социально- экономического развития. Это принципиально правильное положение было ответом на теоретический вопрос о причинах сходства и различия в культуре разных народов, на вопрос, который ставила и решала со своих методологически неверных позиций

школа «культурных кругов» и сходные диффузионистские течения, особенно модные в 30—40-е годы.

Проблема соотношения хозяйственно-культурных типов с этническими общностями была сформулирована Геннадием Марковым. Он подчеркнул, что есть опасность придавать основное значение в комплексах хозяйственно-культурных типов культуре как компоненту. В таком случае хозяйственно-культурные типы дробятся, теряют четкость границ и вместе с тем имеют тенденцию сливаться с этническими традициями.

На конкретном сибирском материале соотношение хозяйственно-культурных типов с этническими параметрами было рассмотрено Алексеем Окладниковым. Он писал: «В действительности те общие для населения определенных ландшафтных областей элементы культуры, которые так или иначе можно назвать производными от природных условий и обусловленного ими образа жизни и хозяйства (например, войлочная юрта для степей; чум, крытый берестой, в тайге; полуземлянка с каркасом из костей кита и моржа в Арктике), вовсе не безразличны для этнографической «диагностики». Без переносных жилищ — чумов, крытых берестой или шкурами, без распашной одежды с передником или нагрудником, ноговицами и обувью типа мокасин, без особого вида детской колыбели характеристика эвенкийской культуры, по мысли Окладникова, была бы обедненной, неконкретной.

То же можно сказать об эскимосах — охотниках на морского зверя. Их полуподземные зимние жилища, глухая меховая одежда в два слоя, техника охоты (знаменитый поворотный гарпун, жировая лампа и т.д.) — все это одновременно черты этнической культуры и хозяйственно-культурного типа. Показательны различия подвижных охотников тайги и приморских зверобоев. Все ленную тунгусских народов олицетворяет космический лось, за которым гонится охотник (первоначально медведь). У эскимосов известен другой образ — морской хозяйки Седны, другая символика, где выражена борьба морских и воздушных стихий. Конечно, хозяйственно-культурные типы, по мысли Окладникова, существуют реально, и при этом они свойственны нередко различным по языку, а также по антропологическому складу группам. Пример тому — сидячие чукчи и коряки, а также эскимосы, с одной стороны, тунгусы и юкагиры — с другой. То же самое можно сказать об оленеводах чукчах и коряках. Этническая

характеристика будет недостаточной, если из нее будут удалены подобные признаки. «Тунгусы уже не будут тунгусами, а юкагиры — юкагирами, если у них отнять берестяной или ровдужный чум, колыбель, приспособленную к езде на оленях верхом, у чукчей — ярангу и жировую лампу, у монголов и казахов — войлочную юрту. Таким образом, нужно принять и включить в понятие этноса все, что входит в понятие хозяйственно-культурного типа. И не просто включить, но положить эти признаки в первичную основу этого понятия, в основу всего комплекса элементов, образующих структуру определенного этнического целого». Считая такие признаки «признаками первого порядка», Окладников выделял далее признаки «второго порядка» в виде специфических черт культуры народов, прямо не выводимых из природы, хозяйства и образа жизни. Очевидно, линия, разделяющая признаки первого и второго порядка, проходит не в одном и том же месте в разных хозяйственно-культурных типах, у разных народов, в разной культурно-исторической обстановке.

Этот вопрос был затронут в одной из работ Севьяна Вайнштейна, который обратил внимание на историческое соотношение этнической специфики с хозяйственно-культурным типом кочевых скотоводов умеренного пояса Евразии. На этом этапе формирования названного типа в I тыс. до н.э. и в первые века н.э. в степях Евразии с колоссальной быстротой распространялись сходные виды упряжи, орудий труда, жилища, одежды и проч. В процесс освоения таких инноваций были вовлечены народы разного происхождения. С середины I тыс. н.э. на этапе формировавшегося типа распространение инноваций замедлилось, да и сами они передвинулись из сферы кардинальных основ кочевого хозяйства в сферу сравнительно второстепенных элементов культуры. На раннем этапе ХКТ кочевников-скотоводов умеренного пояса Евразии был представлен в значительной мере среди ираноязычных племен степной зоны, а на позднем этапе — среди тюрко-монгольских народов этой же зоны. Для монголов поздний этап ХКТ стал характерен лишь в начале II тыс. н.э., причем распространение тюрок-скотоводов, по мнению Вайнштейна, привело к сравнительно быстрой ассимиляции их предшественников — степных ираноязычных и других племен. В основе этой исторической картины лежит плодотворная идея зонального распределения скотоводческих хозяйственно-культурных типов.

Тенденция географического сужения хозяйственно-культурных типов вместе с увеличением их числа отчетливо проявилась в более поздних публикациях по теории ХКТ. Иначе говоря, наука все более тонко улавливает распределительный фактор. Теоретическое обоснование вырисовывающейся тенденции заключается в проведении различия между типом хозяйствования и хозяйственно-культурным типом. Как правило, тип хозяйствования — более широкая категория. И так же, как ручные (мотыжные) или пашенные земледельцы представлены несколькими хозяйственно- культурными типами, так и кочевые скотоводы в разных ландшафтных зонах образуют особые хозяйственно-культурные комплексы. Сама по себе такая тенденция не может не способствовать общей постановке проблемы соотношения распределительных характеристик хозяйственно-культурного типа и этнической характеристики.

2. Теория этнизации

Проблема, рассмотренная в плане этноса, в целом позволяет прийти к выводу, что на таком уровне тот или иной хозяйственно-культурный тип в раннюю эпоху своего формирования или же в особых, в том числе в экстремальных, условиях может быть этнически характерен. Такое явление, когда конкретный хозяйственно-культурный тип несет важные этнодифференцирующие и этноинтегрирующие свойства, следует назвать его этнизсацией. Принципиальная возможность этнизации основана на широкой базе культурного единства этнической общности, которое нельзя свести к совокупности отличительных свойств. «Ведь в таком случае, — писал академик Юлиан Бромлей, — из сферы проявления культурного единства того или иного этноса оказываются автоматически исключенными все те компоненты культуры, которые, во-первых, характерны для всего человечества; во-вторых, присущи всем этносам данного хозяйственно-культурного типа; в-третьих, являются общей принадлежностью соответствующей историко-этнографической области. В конечном счете этнос характеризует все его культурное достояние».

Понятие этнизации необходимо при переходе от общетеоретической постановки вопроса к конкретно-исторической, потому что оно отражает разный удельный вес элементов хозяйственно-

культурного типа или отдельных культурных черт в совокупности достояния этноса в разные исторические эпохи. Собственно, этнизацию можно назвать парадигматизацией распределительных отношений в культуре. Вряд ли может вызвать сомнение, что, начиная с промышленной революции и до современности, значение элементов хозяйственно-культурных типов непрерывно падало с одновременной этнизацией других, например силовых элементов культуры.

Зато в доклассовые и раннеклассовые эпохи специфика хозяйственно-культурного типа довольно часто, хотя и не во всех случаях, определяла основные черты культуры этноса.

Сошлемся на разные группы охотников, рыболовов и собирателей, живущих, как правило, в жарком тропическом поясе в окружении народов-земледельцев и отличающихся от них своим хозяйственно-культурным типом (аэта и тасадаи Филиппин, мрабри и семанги Индокитая, бушмены Африки и т.д.), а также буйволоводов тода в Нильгирских горах на юге Индии, на уже названные общества северной части Евразии.

В современную эпоху (в историко-этнографическом смысле примерно последние 100 лет) черты этнизации наиболее выражены у народов, еще до недавних пор ведших более отсталое хозяйство по сравнению с соседями и часто находящихся в неблагоприятной среде.

Общности, которые выделяются в первую очередь спецификой своего хозяйственно-культурного типа, было предложено считать переходными в смысле положения между консолидированными этносами и такими исторически возникшими группами, которые объединяются общностью территории, хозяйствования и т.д. Несмотря на такую переходность некоторые из этих общностей обладают большой устойчивостью, поскольку их характеризуют одновременно другие особенности вплоть до расовых, как, например, особые антропологические типы у бушменов и семангов. Что касается негритосов-семангов, то они включали иногда в свой состав обедневших крестьян из окружающего малайского населения. Это обстоятельство подчеркивает то, что хозяйственно-культурный тип охотников и собирателей влажных лесов тропического пояса у семангов этнизирован. Естественно, что явление этнизации хозяйственно-культурного типа само по себе было бы

невозможно, если бы последний не являлся в своем конкретном виде частью культурного достояния этноса.

Эгнизация проявилась в силу причин неодинакового характера. У аэта, тасадаев, мрабри и семангов, живущих в Юго-Восточной Азии, в сильной мере сказывается адаптация к особым условиям влажного тропическое леса. Приспособление к южноафриканской пустыне, вызванное переселением туда под давлением более сильных соседей, характеризует бушменов. Специализация тогда на буйволоводстве находилась под явным воздействием индийского кастового строя. Военизированный быт монголов древности и периода империи носил несомненный отпечаток их кочевого хозяйственно-культурного типа и в свою очередь способствовал его стабилизации. В этнизации рассмотренных хозяйственно-культурных типов проявляется их особое состояние, вызванное, с одной стороны, внешними причинами, а с другой — специализацией (часто в силу внешнего давления) в особой экологической среде. Близко к этим причинам стоит также адаптация к экстремальным условиям у народов севера Евразии и Америки. Характерная черта этнизированных хозяйственно-культурных типов — их всеобщая распространенность в границах этноса.

Эта сторона вопроса заслуживает особого рассмотрения. Здесь же следует отметить особую роль хозяйственно-культурного типа как средства идентификации членов этноса, их групповой солидарности. Как средство идентификации хозяйственно-культурный тип может равно выступать в отсталом и развитом обществах, причем в последнем эта его роль, очевидно, выражена сильнее.

Имеет смысл проанализировать намеченные стороны проблемы этнизации хозяйственно-культурных типов не на уровне этноса в целом, а на более низком, т.е. рассмотреть вопрос в эмпирических ситуациях, где на первый план выдвигаются социально-бытовые коллективы, прежде всего семья и община.

3. Передача этнокультурной информации

Обращение к микроуровням подводит нас вплотную к исследованию этнических стереотипов, особенностей передачи этнокультурной информации, включая передачу установок через обучение и воспитание в семье и общине, формирование этнического сознания, которое, естественно, предполагает общение между

народами, также удобнее всего рассматривать на микроуровне. 0бращение к микроуровню направлено на изучение обыденного сознания, имеет тенденцию абсолютизировать культуру в качестве комплекса этнических символов.

Удовлетворение человеком жизненных потребностей, обеспечение биологических условий его жизнедеятельности теснейшим образом связывает его с окружающей средой. Социальное развитие общества накладывает отпечаток на характер этих потребностей. В эпохи доклассового и раннеклассового строя это воздействие осуществлялось через социально-бытовые коллективы, из которых наиболее важны род, племя, община и семья. Семья и община наиболее универсальные социально бытовые ячейки общества, проходящие сквозь всю историю традиционных обществ. В эпоху первобытнообщинного строя социально бытовые организмы были в сущности единственной формой социального организма, включавшей все сферы деятельности, в первую очередь производство и воспроизводство. В дальнейшем, по мере усложнения социальной структуры и укрупнения социальных организмов, происходила дифференциация, в результате чего семейно-бытовые структуры оказались включенными в укрупненные социальные организмы. Последние в классовом обществе монополизируют экономические и политические функции. Но и тогда семья как социально бытовой организм, не утрачивая производственного аспекта своей природы, играет важную роль в обеспечении людей жизненными средствами. Различные способы удовлетворения потребностей в жизненных средствах можно рассматривать в качестве особых систем жизнеобеспечения. В понятие жизненных средств (средств существования, средств потребления) включаются предметы ежедневного потребления, т.е. пища, одежда, жилище, утварь и т.д. Такие предметы, входящие в конкретно исторические системы жизнеобеспечения, — традиционный объект этнологического изучения. Однако этнология сделав немало в изучении материальной культуры и быта, редко обращалась к анализу способов обеспечения жизненными средствами Иными словами, не изучались системы жизнеобеспечения в целом. Требование такой целостности сводится, на наш взгляд, прежде всего к рассмотрению способов удовлетворения потребностей в жизненных средствах в рамках различных социально бытовых организмов

Особенность большинства традиционных обществ состоит в том, что в единении с окружающей природной средой находятся не только жизненные средства, но и средства занятости, т.е. возможности приложения труда, предоставляемые природой и обществом. Потребности в предметах ежедневного потребления удовлетворяются за счет местных ресурсов. Но эти же ресурсы, те охотничьи угодья, рыболовные тони, пашни или пастбища и т.д. , дают одновременно и средства занятости Они же служат источником добывания предметов, предназначенных для обмена. В рассматриваемые эпохи природа — важный, если не основной, источник богатства — в отношении к земледельческому обществу была справедливо охарактеризована К. Марксом в качестве подарка природы труду. Целенаправленная ее эксплуатация стимулируется обменом и разделением труда, которые служат факторами стабилизации особых направлении хозяйства и культуры, т.е. хозяйственно- культурных типов. Поэтому системы жизнеобеспечения и хозяйственно-культурные типы взаимосвязаны, причем последние выступают как таксономически более высокая единица.

По сравнению с хозяйственно культурными типами системы жизнеобеспечения более органично отражают этническую специфику. Разные этносы предпочитают особую пищу, по-разному одеваются и т.д. Поэтому можно сказать, что в системах жизнеобеспечения этнические особенности являются составной частью, а хозяйственно-культурные типы обретают их лишь в условиях этнизации.

В доклассовых и раннеклассовых обществах социально-бытовые организмы являются ячейками, воспроизводящими в нерасчлененном виде ту культуру, в которой этнологи находят элементы хозяйственно культурных типов, этнографических характеристик, историке культурных общностей выделяют в ней пласты традиции заимствовании инновации и т.д. Среди функций социально бытовых ячеек традиционного общества различных типов семей и общин одна из важнейших — регулирование численности коллектива, чему служит механизм брачных связей. Социально бытовой организм во всей совокупности своих черт был удачно охарактеризован академиком Валерием Алексеевым: «Жители одного селения или группы расположенных рядом селении — не только уже сложившаяся (или потенциальная) популяция, но и хозяйственный коллектив связанный общим

комплексом трудовых операций, сезонностью работ и т.д. Этот хозяйственный коллектив (в зависимости от числа своих трудоспособных членов и характера хозяйства) занимает определенную территорию и оказывает на нее постоянное преобразующее воздействие». Тенденция к образованию замкнутых небольших популяций выражена у специализированных охотников, рыболовов и на ранних ступенях общества с производящим хозяйством. Поэтому состояние, обрисованное Алексеевым и названное им антропогеоценозом, может характеризовать либо этап становления хозяйственно-культурного типа, либо его крайнюю специализацию в особых условиях, в том числе в экстремальных. Для развития нового хозяйственного направления с присущим ему комплексом материальной и духовной культуры требовался разрыв со старой традицией и, естественно, он мог успешнее протекать в изолированных общинах. Недаром еще Николай Вавилов писал, что горные долины своей изоляцией способствовали успеху экспериментов ранних земледельцев Современные, широко развернувшиеся раскопки на Ближнем Востоке на практике демонстрируют большое разнообразие направлений хозяйства и комплексов культуры в зонах перехода к производящему хозяйству.

Этнизация хозяйственно-культурного типа происходит и тогда, когда небольшая группа мигрирует в среду населения с иным хозяйственно-культурным типом. Но и этот случай обусловлен особой ситуацией, а не внутренними свойствами типа.

Рассматривая социально-бытовой (хозяйственный) коллектив, Алексеев справедливо подчеркнул значение эндогамии. В нашей литературе ряд авторов уделяет ей внимание как фактору стабилизации этноса. Теоретически в наиболее полной форме этот вопрос поднят Бромлеем. Касаясь семьи как важнейшего канала передачи традиционной культурной информации, он считал, что действие эндогамии как своеобразного «стабилизатора», «защитного механизма» этноса связано с тем, что замкнутость круга брачных связей обеспечивает ему сохранение семей однородного этнического состава».

Этнографические примеры дают возможность охарактеризовать значительную роль близости по хозяйственно-культурному типу между народами для брачных контактов Материалы знатока сибирского материала Бориса Долгих показали довольно резкое избегание нганасанами браков с иноэтническими группами. Он

писал: «При ближайшем рассмотрении практики нганасан в этом отношении выясняется, что существовавшее эндогамное ограничение, охватывающее нганасан и тундровых энцев, было обусловлено определенными причинами, вытекавшими не из идеологических принципов, а из условий их материального существования. Дело в том, что нганасаны практически вступали в брак лишь с теми энцами, которые по условиям быта были близки к ним (нганасанам). В 1926—1927 гг. все нганасаны жили в определенного типа чумах, одевались в одинаковый национальный костюм, сохраняли специфические порядки в домашней жизни, приготовлении пищи, личной гигиены и т.д. Оказалось, что они вступали в брак только с теми из энцев, которые сохраняли в своем быте именно эти же черты, жили в таких же чумах, одевались в ту же национальную одежду и т.д. Выбор жен нганасанами только в своей среде и среди живших одинаковым с ними бытом энцев был вполне оправдан с точки зрения хозяйственной целесообразности. Жена стоила дорого. Если же брали жену, то такую, которая могла вести домашнее хозяйство традиционным образом, могла шить мужу его привычную национальную одежду и переносить все трудности старого нганасанского быта».

Аналогичную картину у чукчей наблюдал Владимир Богораз: их браки с иноплеменниками не нарушали общей эндогамии. У киргизов оседлые избегали отдавать девушек в семьи кочевников.

Значение хозяйственного уклада для установления брачных связей в свое время было показано академиком Василием Бартольдом на материалах арабского историка Рашид-ад-дина. Последний писал о лесном народе урянхитах, расселенных к востоку от Байкала, что они вели подвижный образ жизни звероловов. Основное занятие состояло в охоте на горных баранов и горных быков. Рашид-ад-дин сообщал, что урянхиты были убеждены, что их жизнь лучше всякой другой и что нет на свете людей счастливее их. Разведение домашних баранов казалось им столь же невыносимым, как кочевнику-скотоводу, в свою очередь, казалась невыносимой жизнь оседлого земледельца. И наконец, примечательный факт, касающийся браков у урянхитов: «Когда родители были недовольны дочерью, они грозили ей отдать ее замуж за человека, который заставит ее ходить за баранами; эта угроза казалось настолько страшной, что могла довести девушку до самоубийства».

Рассмотренные данные об эндогамии показывают, что хозяйственно-культурные типы могут обладать этнознаковой функцией, которая диктуется семьей (большой или малой) как социально-бытовым организмом. В условиях, когда семья является производственной ячейкой, она особенно прочно консолидирует вокруг себя функционально разные блоки культуры. Это естественно, ибо тогда семья выступает не только как основная ячейка потребления жизненных средств, но и как производственный коллектив. Такой характер семьи делает ее структурообразующим фактором в традиционных системах жизнеобеспечения.

Специфика систем жизнеобеспечения, базирующихся на семье, заключается не только в тесном взаимодействии людей с окружающей природной средой, но и в таком взаимодействии, когда производительные силы позволяют осуществлять его отдельной семьей Это состояние, как известно, нашло свое отражение в формировании территориальной общины Исследователи, называющие ее по-разному (соседская, земледельческая и проч.), хорошо изучили ее производственный характер как формы организации труда. Но такая община выступает одновременно как форма общежития, как социально-бытовой коллектив. Культурные параметры в общине менее интегрированы по сравнению с семьей. В общине могут быть семьи с разной культурной традицией. Но все же культурная монолитность территориальной общины сильно выражена. На поздних этапах доклассового и в раннеклассовом обществе экономическое значение территориальных общин исключительно велико. Однако их роль не ограничена социально-производственной сферой, общины являются носителями распределительных культурных отношений, и как таковые они свободно включаются в поток современной жизни.

4 Хозяйственно-психологическая самоидентификация

Культура, создаваемая семьями внутри территориальной общины, строго подчинена нормативным требованиям — престижная цель деятельности людей в этих условиях состоит в достижении не отличия, а подобия. Здесь господствует принцип «как у всех», «как у людей» В русской крестьянской общине понятие «народ» распространялось на соседей, членов общины Этот смысл слова родствен понятию «народ» в широком, этническом значении.

В языках многих народов мира члены территориальной общины, соседи, именуются терминами, переводимыми как «люди», «народ», что одновременно является этнонимом. Очень часто этническое самоназвание одного человека звучит так же, как «односельчанин». Например, Лев Штернберг отмечал, что самоназвание нивхов «нивух» (имеющее значение «человек») в более узком смысле означает также «односельчанин», «из моей деревни», а слово «нани» в самоназвании нанайцев имеет значение «из этой земли», «здешний». Самоназвание нганасанов «ня» означает «свои», «товарищи» и лишь в общем смысле «люди», «народ». В лингвистическом смысле семантика этих терминов развивается от конкретного к общему. В герменевтическом смысле этноним — это восхождение единичного к всеобщему и наоборот.

Характерное явление этнонимики многих традиционных обществ — ограничение термина «человек» не общеродовым его значением, а более узким («человек» или «люди» такой-то местности, с такими-то чертами культуры и т.п.). Семантическая мотивированность таких этнонимов позволила нам выделить среди них большую группу по хозяйственно-культурному типу. Психологическое различие по принципу «мы» и «они», «свои» и «чужие» наделяет знаковостью культурные особенности, распространяет эту знаковость и на черты хозяйственно-культурного типа.

У ряда тунгусо-маньчжурских народов в их этнонимах подчеркивается занятие оленеводством — многие из них восходят к слову оро (орон, или ула), обозначающему «домашний олень». Это относится к названию сахалинских сроков и их самоназванию ульта («оленные» ). Среди эвенков, особенно в южной части их этнической территории (от Забайкалья до Зейско-Учурского района), широко бытовало самоназвание орочен («оленные»). Расселенные в лесостепи и степи конные тунгусы, существенно отличающиеся укладом жизни от оленных, назывались мурчены («конные»). Оседлые эвенки, живущие по побережью. Охотского моря, называют себя мэнэ, мэнэл («живущие на одном месте»), а своих соседей, кочующих с оленями, — орочел («оленные»). Эвены, первоначальная территория которых находилась на Охотском побережье, устойчиво сохраняют за собой название ламуты («приморские жители») Одна из тунгусских групп — негидальцы, освоившая оседлый рыболовческий образ жизни, получила это

название от своих сородичей эвенков, кочевавших по отрогам Станового хребта (дунканов — «жителей сопок»). В основе этнонима негидальцев положен термин «нгегида» («береговой»). Часть эвенков на Амуре в силу характера их занятия получила название кумачен (от кума — «нерпа» по эвенкийски). Такая же картина на Северо Востоке Ази и Этноним ительменов происходит от глагола ителахса — «жить, обитать», т.е. ительмен — «житель». Ближайшие соседи ительменов — оленные коряки называли их вместе с приморскими коряками нымылын («житель селения») Оленеводы коряки называли себя «чавчывав» («оленные»). Приморские чукчи, занимающиеся охотой на морского зверя, называют себя анкалыт («морские жители»), а тундровые чукчи оленеводы именуют себя чавчуват (почти так же, как называют себя оленные коряки).

Категория этнонимов по хозяйственно культурному типу выражена и у других народов Сибири Так, долганы в районе Норильска называют себя тыа кисите («лесной человек»). Одно из самоназваний лесных энцев — муггади, что означает «лесные». Этноним селькупов имеет смысл «таежный человек».

Как правило, этноним по хозяйственно-культур ному типу относится к сравнительно небольшим группам, довольно четко ограниченным этнически. Но иногда под таким этнонимом, когда он возникает в иноэтническои среде, могут подразумеваться разные этносы. Так, это свойственно названию остяк, которым русское население называло хантов, часть манси, кетов и селькупов. В писцовых книгах начала XVII в остяками именовали также башкиров лесных камских районов. Это название распространялось на целую группу сходных по культуре народностей, в нем можно видеть термин, применявшийся тюрками для соседнего им населения лесной полосы возможно восходящий к какому либо древнему этнониму.

Много таких же фактов можно привести из других стран мира. Особенно обильно категория этнонимов по хозяйственно культурным типам представлена в Индокитае (мон кхмерские народы зоны лесов, именующие себя бру, брао и т.д. — «лесные»), в Индостане (тоже в зоне лесов и на границах с Тибетским нагорьем, где «люди долин» вроде пепча отделяют себя от скотоводов плоскогорий), в Африке с широко представленными там дихотомиями «речных людей» и «лесных людей», «людей зерна»

(или «каши») и «людей скота». Зато этнонимов этой категории встречается мало в древнейших центрах производящего, особенно земледельческого хозяйства (в Передней Азии, на Кавказе, на юге Европы). Их больше там, где крупные земледельческие цивилизации еще не закончили освоение всей экологической среды (в маргинальных областях Индии в лесах Юго-Восточной Азии).

Есть этнонимы по хозяйственно культурному типу, еще более ясно указывающие на него вроде названия «роидигнии», обозначавшего древнегерманское племя занимавшееся подсечно-огневым земледелием (die Rodung), название срэ — «люди поливных полей» во Вьетнаме.

Но многие этнонимы этой категории отмечающие топографические черты мест обитания по существу опосредствованы хозяйственно культурным типом развившимся в данном ландшафте. Таковы многочисленные этнонимы со значением «люди леса» или «люди гор» (т.е. ведущие подсечно-огневое земледелие в лесах), «люди степи», «степняки» (те занимающиеся скотоводством в степи) «люди моря» (т.е. занимающиеся охотой на морского зверя) и т.д. Негидальцы (от негида — «береговой», «житель берега») не потому себя так называют, что расселены, по берегам бассейна Амура, а прежде всего потому, что занимаются преимущественно рыболовством и живут оседло в отличие от близкородственных эвенков, которые в этой же местности могут заниматься охотой Характерная черта этнонимов по хозяйственно-культурному типу — их топологические звенья, где пара этнонимов взаимосвязана и обозначает контрастирующие по образу жизни группы населения, т.е. этнонимы распределительны.

Большое число этнонимов по хозяйственно культурным типам в Сибири закономерно связано с непрерывными хозяйственными изменениями на ее территории, как правило, шедшими в направлении с юга на север. Один из ярких таких процессов — распространение оленеводства. Становление одной из его отраслей — крупнотабунного оленеводства закончилось в XVIII—XIX в.в. Очевидно, обилие этнонимов со значением «оленные» в Сибири связано с относительно поздним проникновением туда хозяйственно культурных типов с оленеводством. Этнологами было прослежено появление на Дальнем Востоке новых этнонимов, в том числе и название орочен на месте старых племенных

названий в связи с экспансией с II—III в.в. оленеводческого хозяйства.

Этнонимы по хозяйственно-культурным типам показывают, что они возникают в среде, где коллективы осознают свои культурные различия. Эта среда является не чем иным, как историко-этнографической областью того или иного ранга. Такая область объединяет народы, живущие в условиях длительных связей взаимного влияния и разделяющие общую историческую судьбу. В границах историко-этнографических областей протекают процессы распространения хозяйственно-культурных типов. Так, Чебоксаровым на примере Прибалтики было показано внедрение земледельческо-скотоводческого комплекса, принесенного древними балтийскими племенами в среду аборигенных финских охотников и рыболовов. Таким образом, можно сделать вывод, что важнейшим условием взаимодействия традиционных обществ с природой выступает историко-этнографическая область, образующая историке культурную среду для развития хозяйственно-культурных типов и облегчающая переход от низших типов к высшим. Особенность историко-этнографических областей как среды для хозяйственно-культурных взаимосвязей народов в том, что эти области дают рамки для территориально зонального разделения труда, которое основано на обмене предметами производственного и непроизводственного потребления Историке этнографические области — конкретное выражение распределительного этнокультурного процесса.

5. Хозяйственно-культурные типы и этногенез

Рассмотрение этнической специфики, эндогамии и этнонимики подтверждает вывод, что в эпоху становления и бурного развития хозяйственно-культурных типов наблюдается процесс их этнизации. Последующая стабилизация хозяйственно-культурных типов связана с оформлением сходных комплексов, приуроченных у разных народов к ландшафтно-климатической среде. Такая деэтнизация, сопровождающаяся разделением комплекса хозяйственно-культурных черт и этнической специфики, — явление, наиболее широко наблюдаемое на позднем этнографическом материале. И оно тоже распределительно. Обнаружение исторических тенденций этнизации и деэтнизации дает возможность яснее представить

эпоху возникновения того или иного хозяйственно-культурного типа. Разнообразные данные показывают, что хозяйственно-культурные типы возникают в условиях мобилизации не только хозяйственно-адаптивных факторов, но и факторов этнических.

В ходе всемирной истории этнизацию хозяйственно-культурных типов в ее начальный этап можно обнаружить в различные эпохи. Так, Марковым вскрыт процесс возникновения культуры древнейших подвижных скотоводов в горно-степной полосе. Передней Азии на рубеже II и I тыс. до н.э. В более раннюю эпоху, очевидно, еще не было этнического обособления скотоводов. Действительно, во II тыс. до н.э. в Месопотамии бродячие скотоводы, которые находились продолжительное время на положении полукочевников в укрепленных поселениях на возделанной территории, обычно не выделяются в хозяйственных документах как члены того или иного племенного объединения, а обозначаются как жители данного поселения.

Сергеем Толстовым было показано, что возникновение ислама у арабов связано не только с развитием кочевнического хозяйственно-культурного типа, но и обусловлено кризисом ранних государств в Малой Азии, Сирии и на севере Африки на фоне консолидации и экспансии арабского этноса. (В более поздних исследованиях арабистов подчеркивается также значение ассимиляционного воздействия оседлых цивилизаций северо-западной Аравии, Йемена и Ирана, роль климатических изменений и другие факторы.)

Другой пример — туареги, скотоводческий народ берберского происхождения Становление их хозяйственно культурного типа в такой пустынной области, как Сахара, было вызвано их стремлением уйти от арабского политического господства и арабизации. Относительно происхождения венгров теория, опирающаяся на концепцию хозяйственно-культурных типов, была разработана Петером Верешем. Согласно его данным, дифференциация по хозяйственно-культурным типам способствовала вычленению предков венгров из угорской общности в Западной Сибири.

Итак, мы приходим к следующим общим выводам относительно этнических черт в системе хозяйственно-культурного типа. Этническая специфика по-разному выражена в ранние и поздние периоды существования хозяйственно-культурного типа. В периоды своего формирования хозяйственно-культурные типы тесно

сопряжены с этническими общностями. В сформировавшихся и давно существующих типах происходит обособление этнических параметров культуры. Это состояние хорошо наблюдается в древних центрах производящего хозяйства, где хозяйственно-культурные типы деэтнизируются. И не случайно, что там этнонимы по хозяйственно-культурному типу очень редки. Зато их много у народов со специализированными хозяйственно-культурными типами, а также с хозяйственно-культурными типами, сложившимися в экстремальной экологической обстановке (Крайний Север, а также влажные тропические леса) Об этническом аспекте хозяйственно-культурного типа следует говорить как о процессе, который возможен в одних условиях и невозможен в других.

Все сказанное позволяет рассмотреть проблему с точки зрения системности хозяйственно-культурного типа. Связь этнических параметров культуры с хозяйственно-культурным типом наиболее тесна в периоды их формирования. Естественно, что в эти решающие периоды происходит консолидация действия хозяйственно-культурных и этнических факторов Возникает этнокультурная макросистема, основанная на хозяйственно-культурном типе. Будучи локализованной, она образует конкретный этнокультурный ареал. Исторической этнологии хорошо известны такие ареалы, образованные народами на основе динамических, преимущественно скотоводческих хозяйственно-культурных типов в их ранний период. Они были созданы протоиндоевропейцами, скифами, арабами, тюрками, монголами, тунгусскими народами. В период стабилизации хозяйственно-культурного типа он продолжает оставаться системой, но только на микроуровне — в социально-бытовых организмах. На более высоких уровнях тип уже не является системой — его раздробленные ареалы среди разных народов теряют связь друг с другом. Это ведет к возрастанию различий в вариантах хозяйственно-культурного типа. Они велики у древних типов, таких, как тип пашенных земледельцев, насчитывающий, например в Месопотамии, многотысячелетнюю историю.

Особый вопрос связан с малыми народами, ведущими охотничье, рыболовческое и собирательское хозяйство по соседству с более развитыми обществами с производящим хозяйством. Довольно велика категория таких хозяйственно-культурных типов в субтропическом и тропическом поясе на морских побережьях и

в зоне лесов (кубу, пунаны, аэта, «морские кочевники», семанги, сенои, юмбри, аидаманцы, ведды, пигмеи Итури и проч.) Хозяйственно-культурные типы этих народов очень тесно связаны с культурой окружающих их развитых народов и постоянно несут этноразличительную функцию. Можно сказать, что такие хозяйственно-культурные типы находятся в состоянии перманентной этнизации.

ЛЕКЦИЯ 5. Этнонимы

1. Как возникает этноним?

Ребенок получает первое знакомство с этнической жизнью прежде всего через свой собственный этноним — самоназвание народа или другой этноним (название соседнего народа или того народа, о котором он знает из телепередач, газет или книг).

Разнообразный мир культуры посылает в сознание ребенка прежде всего слово-этноним. Любое слово-этноним обладает историческим смыслом. Раскрытие этого смысла вводит в сознание расширенное географическое пространство, экологическое разнообразие мира, специфическую историческую жизнь регионов, дает понимание основ человеческой цивилизации и гуманизма. История этнонимов учит доброжелательству, неприятию этнического высокомерия, французам не мешает то, что они носят этническое имя одного из германских племен.

Как возникает этноним? Любознательного человека часто интересует этот вопрос. Может быть, и вы задавали его себе или кому-нибудь другому. В названии некоторых народов иногда звучит что-то знакомое, понятное. Так, многие скажут, что поляки — это «люди полей», а гурали, живущие в Польше в горной местности, — это «люди гор», «горцы». Конечно, это правильно. Однако, строго говоря, любой этноним (название народа) означает только одно: определенный народ, и ничего больше. Ни то, в какой местности он живет, ни то, какой он, ни то, чем занимается. На вопрос, что означает слово поляки, можно ответить, что это древний славянский народ. Характеризовать его можно по-разному. Всем известно, что поляки дали миру Коперника и Шопена, много других писателей, ученых, артистов: этнопсихологи, может быть, отметят жизнерадостный и гордый нрав и другие черты национального характера поляков. Но поскольку мы обратились сейчас к этнонимике — науке о названиях народов,

нас интересует не это. Мы хотим выяснить, как произошло данное название, какое значение имело оно при своем возникновении. Эта проблематика составляет предмет исторической семантики. Добавим еще, что, задумавшись о связи названия поляк с полем и выделив суффикс -к, обозначающий в славянских языках национальность или обитание на какой-либо территории (словак, туляк), мы проделали небольшое этимологическое изыскание. По поводу этнонима поляки нужно уточнить, что он восходит к названию поляне — одного из древнепольских племен VIII—IX вв. Оно звучало точно так же, как и название народа, жившего на Днепре и основавшего Киев.

Можно было бы представить, что этноним половгул (сами себя они называли куман и кипчак) также указывает на обитание этого народа в поле. Но это не так. Истину установили наши и зарубежные тюркологи. Оказывается, слово половцы имеет ту же историческую семантику, что и сорочины — так иначе в Древней Руси называли тот же народ. Оба интерпретируются как «желтые», только первое восходит к древнерусскому слово половый («желтый»), а второе — к тюркскому слову capы (тоже «желтый»). Причем здесь «желтый» обозначает не цвет волос или кожи, а принятое в кочевом мире цветовое обозначение части света. В данном случае этот центр, который у многих народов считался самостоятельной частью света. Нужно сказать еще, что на Руси слово сорочин часто путали с сарацин. Сарацинами в Византии называли турок и арабов. Примером с половцами мы хотим показать, что этимология — одна из сложнейших и ответственных отраслей языкознания. Ведь при анализе слов вскрывается история не только языка, но и народа.

Есть названия народов, которые на русском языке сразу обнаруживают свою историческую семантику, настоящую или ложную. Украинцы действительно стали называться так потому, что жили у самого края области, освоенной оседлым земледельческим населением, дальше которой простиралось «дикое поле». Однако это слово не сразу получило отчетливое этническое содержание, первоначально так называли и южнорусское население, заселявшее лесостепь и степь. Тем не менее этимология слова украинцы совершенно понятна. Другой пример — немцы. Кажется, тоже все понятно: «не умеющие говорить по-нашему, вроде как немые». Такое объяснение существует и в науке. Но больше

оснований считать, что в славянские языки название «немцы» по пало от одного из древнегерманских племен, которое римские авторы называли Nemetes. Данные ряда индоевропейских языков дают основание это слово толковать как «бродячие», «кочевники». Итак, лингвистический анализ помогает выяснить историческую семантику этнонимов, их изначальное значение. В прошлом эти слова могли и не обозначать еще определенного народа, т.е. были именами нарицательными, а не именами собственными. Как известно, имя собственное только обозначает объект, не указывая на какие-либо качества, оно не должно сообщать специфических атрибутов того, что оно обозначает Этноним — это название народа, а не его характеристика. В этнониме, выражаясь языком лингвистики, исчезает мотивированная характеристика. На примере с поляками и украинцами мы показали, что историческая семантика, прошлое значение этнонима еще могут оставаться понятными и в нашу эпоху. Если углубиться на несколько столетий в прошлое по следам слова украинцы, мы обнаружим, что было время, когда это слово еще только превращалось из нарицательных в имя собственное. В этнонимике, науке об этнонимах, задача проследить превращение термина из нарицательного в имя собственное — важнейшая не только в плане историческом. Она встает также при анализе названий жителей определенных областей. Такие названия, как казаки, поморы, сибиряки, не обозначают особого народа, или, как говорят специалисты этнологи, особого этноса, особой этнической общности. Казаки, поморы и т.д. представляют собой этнографические группы, которые имеют местные хозяйственные и бытовые особенности. Некоторые этнографические группы возникали на основании сословных различий, например однодворцы в южнорусских районах. Не являясь этносами, такие группы образуют как бы структуру этноса.

В эпоху феодализма, когда преобладало областное, территориальное самосознание, было много мелких этнографических групп. Замкнутость, характерная для земледельческого быта того времени, способствовала сохранению даже в отдельных селах своеобразных обычаев, нравов и особых черт культуры. В России такие различия еще явственно ощущались и в XIX в. Например, по форме мужской шапки или по деталям женской одежды можно было узнать не только губернию, откуда родом человек, но чуть

ли не уезд. Вспомним, что в «Истории села Горюхина» А С Пушкин с юмором характеризует обитателей этого села отмечая особенности их быта, исполнение песен, сочиненных Архипом Лысым, и проч. Даже язык горюхинцев был своеобразным «Язык горюхинский есть решительно отрасль славянского, но столь разнится от него, как и русский. Он исполнен сокращениями и усечениями — некоторые буквы вовсе в нем уничтожены или заменены другими. Однако же великороссиянину легко понять горюхинца и обратно».

Сельское население в доиндустриальные эпохи распадалось на территориальные общности с узким кругом брачных и других связей. Лишь капитализм, буржуазные революции и развернувшиеся в более поздние эпохи национально освободительные движения окончательно заменили областное самосознание общенародным. Поморы и сибиряки точно так же, как москвичи воронежцы туляки — это группы русского народа получившие название по месту проживания. Некоторые исследователи склонны видеть в территориальных наименованиях жителей микроэтнонимы.

Этнографические группы к сожалению еще мало изучены об разуют как бы внутреннюю структуру народа (этноса). Один французский ученый, взяв за пример человека, родившегося на юге Франции, в гористой Гаскони выделил у него 19 этнических оболочек, относя его к «этнической общности» деревни долины, Гаскони, Франции, Западной Европы и даже к «североатлантической общности». Это, однако, было сознательным доведением проблемы до абсурда в целях выяснения границ понятия «этнос». Роль этнографических групп как элементов структуры этноса обычно четко прослеживается влпоть до развития капитализма. Например накануне Великой французской революции жители провинции Наварра, Беарн и других считали себя не французами, а отдельными народами. Интересно что Жанна д’Арк, родившаяся в Лотарингии, рассказывала будто она услышала голос с неба: «Иди во Францию». В эту эпоху Францией считался, по существу лишь Иль де Франс домен короля Самостоятельной этнической общностью во Франции долго были провансальцы но впоследствии и они слились с французами, стали этнографической группой этого народа. Что касается населения Иль-де-Франс, то оно не только вошло в состав французской нации, но и передало ей свое название.

Жизнь этнографических групп всегда неотделима от истории народа, в который они входят. Часто название одной из важнейших групп переходит на весь этнос, как название жителей Иль-де-Франса стало названием всего французского народа В происхождении названий русских, украинцев и белорусов действовал такой же механизм нам представляется, что в данном случае эти названия возникли как своеобразное отражение самоназвания древнерусской народности. В XIV—XVI в.в. ее уже не существовало. Но население северных земель, где зародился мощный очаг государственности, считало себя воспреемниками древнерусского государства и поэтому продолжало называться русскими. Украинцы и белорусы воспринимались как части этой древнерусской народности, т.е. как ее этнографические группы. Это обстоятельство определило хотя и разную формально, но близкую по своей логике этимологию названий украинцы и белорусы — и то, и другое означает часть древнерусской народности. Правда, в отношении Белоруссии и белорусов до сих пор точно не выяснено, почему установилось название, связанное со словом «белый». В примере с тремя близкими восточнославянскими народами запоздалое самосознание древнерусской народности уже не отвечало действительности. Все три народа с самого начала формировались самостоятельно на основе предшествующего субстрата. Но появление их названий прослеживается совершенно четко через на звание этнографических групп. В терминах украинцы и белорусы как в большинстве аналогичных, на первый план выдвигался территориальный признак или культурный, но обозначающий какую-то местную особенность Важна взаимосвязь, соотнесенность этнонимов русские, украинцы, белорусы.

Такая соотнесенность выражена и по противопоставлению Когда называли себя «людьми лесов» а соседей «людьми полей», то исходили из идеи общего равенства человеческих коллективов при различии образа жизни. Часто обнаруживается характерное противопоставление типа «горцы» — «жители низин», а в случае с этнонимами, обозначающими «человек», — противопоставление «чужим», «врагам», «нелюдям». В этнонимике действует тот же «закон ряда», который сформулирован для топонимики Владимиром Никоновым. Суть его заключается в том, что «названия не возникают в одиночку, они соотнесены друг с другом они стоят как бы в ряду названии коротком, это пара названии, или

более длинном». «Закон ряда» следует всегда помнить, занимаясь историей этнонимов. Закон отражает тот факт, что этнонимы возникали не сами по себе, изолированно, а выражали определенные связи между коллективами, т.е. связи межэтнические. Такой вывод показывает, что этническое самоназвание возникло не только на почве этнической обособленности, но и на более широком основании — межэтнических связей и распределительных отношений.

2. древнейшие этнонимы (предэтнонимы)

Исследователи установили, что основная общественная единица у австралийских аборигенов — локальная группа. В качестве названия такой группы бытует название местности. А последнее дается по тому или иному местному растению, минералу и т.д. То же самое мы встречаем у андаманцев, живущих на островах. Индийского океана. Они, как и австралийцы, занимаются охотой, рыболовством и собирательством. Охотники семанги в девственных лесах Малакки называют свои разрозненные общины по видам деревьев дающих яд для стрел.

У эскимосов каждая отдельная группа носит название, образованное от названия местности, в которой они проживают, и слова мют (миут), означающего «люди». Само название местности указывает на те или иные ее природные ресурсы. Одна из групп канадских эскимосов называется уткухикалитмиут, что значит «обитатели земли мыльного камня» (из этого вещества они делали плоские сосуды для жировых ламп, освещавших и отапливавших жилище которые пользовались популярностью у соседей).

У всех народов, относящихся к группе хозяйственно-культурных типов охотников рыболовов и собирателей, не обнаружено устойчивых племен Так, у австралийцев юго-восточного Квинсленда А. Хауитт насчитал более 20 племен, а Дж. Мэтью — лишь два Даже у более развитых земледельцев Новой Гвинеи (но плуга еще не знавших) сплоченных племен не оказалось. То что некоторые исследователи папуасов называют иногда племенами, представляет собой население в том пункте и в его окрестностях, где работал данный исследователь В некоторых случаях как этноним вводится слово, которое на местном языке означает «человек”.

Таково происхождение названия арапеш введенного Mapгарет Мид. Точно так же поступили в Центральной Австралии Б. Спенсер и Ф. Гиллен, назвав группу, которую они исследовали аранда.

Таким образом названия у охотников, собирателей и рыболовов, а также у архаических земледельцев выступают еще как нарицательные, они не перешли грань имен собственных. Это предэтнонимы.

Также нельзя считать настоящими этнонимами те названия общин, которые в древности носили тотемный характер. Когда такие общины были основной экономической и общественной ячейкой не могло существовать ни народов, ни этнонимов. Кровнородственные общины (роды) объединялись во фратрии (братства). Фратрии как правило было две. Названия фратрии для нас уже более важны На одной торжественной церемонии у ирокезов сохранивших яркие следы фратриального устройства оратор обращался к собранию двух фратрии: «Хо, Инстатунда (люди неба)! Хо, Мгасхегу (люди земли)!». Это еще не этнонимы, но они отражают более высокий уровень группового самосознания. У тлинкитов индейцев севере западного побережья Америки члены фратрии называли друг друга аххани. (земляк) или ахгакау (приятель) а членов другой фратрии — кунетеканаги (не наш, чужой), но в глаза их именовали ахсани (дядя) или ахкани (зять шурин). У эскимосов члены одного стойбища называют друг друга «товарищ по местожительству». У танаина (кенаицев) на юге Аляски то же самое своих называют «свои» «приятели» членов другой фратрии — «чужие». Даже у банаров, развитого земледельческого народа в Южном Вьетнаме население ближайших деревень себя называет таринг (свои), других — тамон (чужие). В Сибири нганасаны друг друга называют ня (товарищ по охоте). В широком смысле ня означает «народ» «люди» фратриальные или другие групповые названия психологически подготавливают почву для появления этнонима, но сами они еще не этнонимы. Характерная ситуация у аранда. У них есть две группы которые себя называют шкракиа а соседей мульянука. Зато соседи себя называют накракиа а эти две группы — мульянука.

Древнейшие самоназвания типа «свои» в очень редких случаях стали этнонимами. В этом направлении развивается например семантика названия тибетских кочевников скотоводов — докпа.

Док по-тибетски означает «стойбище» (где живут члены разных родов), па — «люди». Общий смысл — тоже «свои». Но докпа осталось названием этнографической группы в составе тибетцев.

С исторической семантикой «свои» вполне оправданно связывает этноним славяне польский лингвист Я. Отрембский Этимологию термина он возводит к реконструированному slou и суффиксу –en. По его мнению, первоначальное значение слова «славяне» — «принадлежащие к одной домашней общине». Член такой общины назывался sluga, ее округа — sloboda Я. Отрембский находит то же значение в этнонимах шведы (suebi suiones у Тацита), швабы (suebi у Тацита) и сабиняне (sabmi) (название группы племен, с которыми древние римляне в V—IV вв. до н.э. вели войну, у древних римлян было мнение, что сабиняне — потомки бога солнца Саба и поэтому их так называли). Другой польский лингвист Ст. Роспонд выводит этимологию славян от slay (влажный) давая этнониму смысл «болотные», «рыболовы низовий», Николаи Марр брал за основу другой вариант написания этнонима, известный в древности — склавины, видя в нем родство со словом скифы. До сих пор иногда делают попытки вывести термин славяне от «слова» и даже «слава».

Две самые аргументированные точки зрения польских лингвистов не противоречат одна другой. Я. Отрембский вскрывает самый древний пласт развития названия славяне, а Ст. Роспонд рассматривает уже ту эпоху, когда стало проявляться разделение народов по хозяйственно культурным типам.

3 Этнонимы и хозяйственно-культурные типы

В российском атласе народов мира выделено 1,6 тыс. этнонимов. В настоящее время бытует в несколько раз больше этнонимов, так как мелкие народы в атласе не показаны, а у многих народов существует не один этноним. А сколько этнонимов донесли до нас из прошлого письменные источники! Из этой массы большинство названий народов возникло в доклассовую и раннеклассовую эпоху. Языковые различия тогда не играли основной роли. Даже в древнейших рабовладельческих государствах Месопотамии народы не выделялись по языку. Зато на первых этапах развития отдельных этносов люди обращали большое внимание на хозяйственные и культурно-распределительные особенности. Психологическое

различие по линии «мы» и «они», «свои» и «чужие» выражалось в понятиях, отражающих хозяйственно-культурные типы. Людей, занимающихся северным промыслом морского зверя, соседи могли назвать «морскими людьми», «обитателями землянок или снежных хижин». Такие этнонимы есть, например, у эскимосов. Этноним бедуин происходит от арабского слова беду — «степь». В этом этнониме предполагается отличие от оседлого населения Здесь выражен лингвистический закон, который, в свою очередь, отражает противопоставление по хозяйственно-культурному типу.

Так было всегда Оседлых приморских коряков на Камчатке кочевые оленеводы-коряки (и они сами себя) называют нымыльу (жители селения). Оленеводы-коряки называют себя чавчывав (оленные). Приморские чукчи, занимающиеся охотой на морского зверя, называют себя анкалыт (морские жители), а тундровые чукчи-оленеводы именуют себя чавчуват (почти так же, как называют себя оленные коряки — чавчывав). На Амуре есть тунгусоязычная народность — негидальцы, они занимаются рыболовством Негида, означает на их языке и языке их родственников эвенков «береговой», «житель берега». Оленные же эвенки, занимающиеся в горных районах добычей пушнины и мясной охотой, совсем недавно себя называли дункан (жители сопок). Еще один пример противопоставления по хозяйственно-культурному типу оседлые эвенки, живущие по побережью. Охотского моря, называют себя мэнэ, мэнэл — «живущие на одном месте», а своих соседей, кочующих с оленями, — орочел («оленные»).

Мы привели несколько примеров, чтобы показать, что этнонимы, возникающие по хозяйственно-культурному типу, отражают очень точно либо ведущую отрасль хозяйства данного народа, либо образ жизни, с ней связанный. «Морские жители» не потому себя так называют, что живут у моря, а потому, что с ним связана вся их трудовая деятельность. И еще запомним, что такой этноним направлен на выделение народа из среды окружающих его соседей. У многих этнонимов, образованных по хозяйственно-культурному типу, можно обнаружить «партнера». Но часто бывает, что сквозь мглу истории до нас дошел только один из них, хотя совершенно ясно, что такой этноним не мог возникнуть изолированно. Обычно названия этого рода даются соседями.

В этнониме, образованном по хозяйственно-культурному типу, в разных случаях берется разных признак. Так, в сочинении византийского автора Прокопия Кесарийскго сохранилось упоминание о саамах (лопарях), живущих на севере Скандинавии. Он называет их схритифиони. Другие древние авторы называют их фении. Первая часть этнонима, сообщенная Прокопием Кесарийским, разъясняется с помощью норвежского языка и указывает на хождение на лыжах. Если эскимосы обязаны своим названием обычаю есть сырое мясо («те, кто ест сырое мясо» на языке их соседей индейцев), то имя индейского племени ассинобойтв, живущего в Северной Америке, переводится как «камневарители» (по древнему обычаю — варить пищу в сосуде с помощью горячих камней). Народ бондо («обнаженный») в Индии получил свое название из-за скудности их одежды. Однако этот народ предпочитает самоназвание ремо (люди). А вот название каракалпаки и карапапахи (черные шапки) широко употребляется в Турции и России. Очень много народов, называющих себя «горцы». Например, одно из самоназваний ингушей — ламур (от лам — «гора»).

Прозрачна этимологическая семантика в названиях многих народов Сибири Селькуп означает «таежный человек», долганы себя называют тыа кисите (лесной человек), а лесные энцы именуют себя пэбай или муггади (отсюда Мангазея) — «лесные». Те эвенки, которые в Забайкалье перешли к скотоводству, называют себя мурчен (конные), а те, которые используют в качестве транспорта собак, — хундьгсал (хозяева собак). Но у большинства народов, использовавших верховых оленей для транспорта, широко бытовал этноним срочен и его варианты (оленные). Этот же смысл в этнониме сроки и самоназвании улъта, в этнониме улъча. Та часть эвенков на Амуре, которая вела оседлый образ жизни и занималась рыболовством и морским промыслом, называлась кумачам (от кума — «нерпа»)

Уже древние авторы пытаются связать название того или иного народа с типом его хозяйства Так, у Тацита варварские народы Европы были отнесены либо к Германии, либо к Сарматии в зависимости от того, занимался ли данный народ в основном земледелием или скотоводством. Следуя своей логике, он отнес венедов, возможных предков славян, живших оседло, к германцам, и сделал ошибку По нашему мнению, хозяйственно-

культурные типы, разделяя мелкие общности отдельные народы (да и то в начальные периоды их существования), не разделяют большие этнолингвистические общности, какими являлись германцы и славяне.

В древности отдельные части складывающихся народов (то, что мы сейчас называем этнографическими группами) часто различались по хозяйственно-культурному типу. В «Повести временных лет» упомянуты поляне и живущие по соседству дреговичи и древляне. На территории полян находился Киев. Это была хорошо освоенная местность с пахотными полями Дреговичи и древляне жили в лесах, на что указывают и их названия. Правда, чаще считают, что название дреговичи происходит от названия болот в Полесье, но Я. Огрембский с большим основанием доказывает происхождение названия этого племени от дрезны (дерево, хворост).

Еще в более древние времена, во II—III вв. н.э. , из Скандинавии в южные районы Европы хлынул поток многочисленных германоязычных готов. Они проникли даже в причерноморские степи, и их потомки жили вплоть до XVI вв. Крыму и на Тамани. Это остготы Другая же их часть, вестготы дошли до Испании и даже до Африки. Территориальное и хозяйственно-культурное обособление готов отразилось в том, что ушедших на запад на зывали еще тербитами (лесные жители), а ушедших в степи — греитунгами (степные жители).

Из сочинении Геродота до нас дошли сведения о населении причерноморских степей. Там жили скифы которые были в основном скотоводами. Себя они называли смлотами или паралатами а персы именовали их соками. Эти названия интерпретировали самым разным образом. Наконец, голландский ученый А. ван Виндекенс нашел для их этимологии верный семантический круг. Прежде всего он вывел саков от иранского спака — «собака». Их этнониму давался смысл «стража стад». Отсюда понятна этимология скифов и более позднего индоевропейского народа куисанов от глагола «наблюдать», «сторожить». Этимологии разные а смысл один. Следует сказать, что у иранских народов собака пользовалась большим уважением Культ собаки был также у арабов, туркменов он по-видимому, был свойствен всем народам занимающимся развитым скотоводством, особенно кочевым. По верованиям зороастриицев собака сопровождала душу умершего

в загробный мир. По легенде сообщаемой Геродотом персидского царя Кира воспитала кормилица по имени Спака. Исследователи с полным основанием видят здесь тотемный миф Это соотносится с делением скифов по Геродоту на скифов скотоводов и скифов земледельцев. Прокопий Кесарииский сообщает, что склавинов и антов предков славян, называли общим именем — споры. Последний термин расшифровывается как «плужники». Несколькими веками раньше Тацит упоминает племя германцев Reudignii. Ученые доказали что это название происходит от термина означающего «выкорчевывание леса». В современном немецком языке die Rodung — «выкорчеванное место» Реудюнии занимались подсечно-огневым земледелием в широколиственных лесах на севере Германии.

Во всем мире встречается много этнонимов идущих от названия пахотного орудия или поля. Но эта связь не всегда ясна. В Камбодже живет небольшой народ самрэ. Основные жители страны кхмеры воспринимают это слово как «татуированные» и объясняют это тем что линии татуировки у самрэ будто бы на поминают борозды на заливном рисовом поле называемом срэ ( м — словообразовательный суффикс в монкхмерских языках) Самрэ — древний народ исконно занимающийся рисоводством. В соседнем Вьетнаме на юге страны есть народ срэ который в отличие от своих горных соседей ведущих подсечно-огневое земледелие развивает орашаемое земледелие. Древние термины получают как видим новое осмысление. В старом феодальном Таиланде национальные меньшинства всячески третировались. Зато этноним основного населения страны писаи (или кхонтаи) верхушкой общества интерпретировался как «свободные» и даже «великие». У других же небольших тайских народов живущих в Лаосе и на севере Вьетнама тай или тхай, по некоторым данным может означать «плужники». Пожалуй аналогичное развитие претерпел этноним арии который многие тысячелетия назад означал «пахари» а затем стал названием господствующего народа в Древней Индии. Все это свидетельствует об историческом развитии семантики этнонимов на разных этапах в термин вкладывают различный смысл определяемый социально экономическим и культурным развитием.

4 Этнонимы, связанные с развитием коллективного самосознания

Знаменитый этнограф-сибиревед Лев Штернберг обратил внимание на то, что у отсталых народов «человеком» называют только соплеменника. Поэтому многие народы и принимают в качестве самоназвания слово «человек» Штернберг заметил также, что самоназвание нивхов нивух, означающее «человек», в более узком смысле означает «односе