Современный японский буддизм

Японцы не склонны к интеллектуальному эгоцентризму Малой колесницы, суровая монашеская жизнь которой плохо приспособлена к японскому обществу и климату архипелага. Они предпочитали более альтруистическое и более эмоциональное учение о пути Большой колесницы, простой и демократический характер которого привлекал большую часть общества.

В наши дни религия, возникшая более тысячи лет назад, все еще жива, и японский буддизм неотделим от общественной жизни и судьбы отдельного человека. Буддистское духовенство принимает на себя тяжкий груз погребения мертвых, хотя сегодня акты гражданского состояния и не препоручаются ему больше, чем в период Эдо. Организация похорон и заупокойных служб (ходзи ), таким образом, связывает буддизм со многими семьями. Конечно же, он подвергся многим изменениям.

Дорога к достижению Будды обросла промежуточными этапами и многочисленными видами рая, приспосабливаясь к верованиям предков, щадя чувства людей. Маленький семейный буддийский алтарь (буцудан ) хранит таблички, на которые заносится посмертное имя умершего, так же как и фотографии близких, пропавших без вести в последнюю войну. Воспоминание о них еще свежо в памяти их родственников и друзей. А потому их приветствуют, рассказывают им о последних семейных событиях, поскольку считается, что, грешные ли, праведные ли, души усопших, тех, кто уже достиг Будды, еще не отделены полностью от мира живых людей. Каждый год 13–15 июля души возвращаются в свой дом, и этому посвящен один из древнейших буддийских праздников, который называется урабон-э, или бон, — праздник фонариков: маленький огонь, помещенный перед входом в жилища, встречает души, а спустя два дня — провожает. В былые времена по случаю чтения сутры аваламбана император приглашал верующих собираться в храмах. Главным событием был ритуальный танец, повествующий об ученике Будды. В конце сезона дождей он сподобился благодати благодаря Будде и роздал многочисленные подарки всей общине, увидел собственную мать, избавленную от ужасных мучений в одном из шести миров страдания. Это спасение вызвало у него беспредельную радость, которую выражает этот танец. Чтением буддийских текстов, приношением даров умершим, посещением могил поддерживаются эмоциональные связи между жителями земли и теми, кто покинул ее, а ритуальные танцы напоминают живым о счастье следовать путем Будды согласно предназначению каждого. Воспоминания об усопших связаны также и с днем равноденствия (хиган ), когда сто восемь ударов колокола в храмах отмечают наступление весны, стирают сто восемь человеческих страстей, последствия которых умершим уже ведомы; их унесет уходящий год. На границе путей добрый дзидзё-сама — связующее звено между двумя мирами, грубоватое изваяние которого обычно облачается в красный фартук, — направляет души в загробное царство.

Влияние буддизма глубоко пронизывает повседневную жизнь японцев. Еще сегодня расхожее мнение о сдержанности, которая придает японской архитектуре — хоть она и создана «по американскому образцу» — ее специфический облик, напоминает о буддийской изысканности в соответствии с основными тремя критериями дзэн-буддизма: ваби — спокойствие, ясность, душевный покой, саби — патина столетий, нажитый опыт и каруми — легкость, сдержанность, такт. Чайная церемония, столь дорогая эстетам, вдохновлявшимся дзэн-буддизмом в эпоху Муромати, привила целому народу вкус к предметам, исполненным красоты без вычурности, ощущение ценности долго вынашиваемого жеста и создала привычку устраивать в каждой комнате специальную нишу для созерцания (токонома ). Даже для составления букета, простого или роскошного, который украшает дом, имеется учение (икэбана ): принципы были выработаны давнымдавно для того, чтобы ставить цветы перед статуей Будды. Литература, живопись, вся материальная и духовная деятельность сохраняют неискоренимую печать буддизма, даже такое мощное учение, как конфуцианство эпохи Токугава. Конфуцианство первоначально само почиталось бонзами Пяти Гор (годзан ), которые следовали китайской традиции: буддизм был привилегированным механизмом китайского влияния в Японии, благодаря чему он стал символом континентальной культуры и инструментом ее адаптации на Японских островах.

Основанный на учении о Большой колеснице, которое допускает созданные в позднейшие времена комментарии и интерпретации первоначальных текстов, японский буддизм еще более, чем буддизм китайский, разветвлялся, делился на многочисленные секты с разнообразными культами. В наши дни он официально разделен на тринадцать сект и пятьдесят шесть культов. Если наиболее старинные секты Хоссо, Кэгон и Рицу утратили былое влияние, то иначе обстоит дело с недавно возникшими формами буддизма. Они остаются и в настоящее время достаточно жизнеспособными, несмотря на экономические трудности, связанные с аграрной реформой 1945 года, которая отняла у храмов их собственность — обширные земли, составлявшие главное богатство храмов. Конечно, современные священнослужители, ответственные за приход, живут в большей степени за счет великодушия прихожан, чем за счет храмового имущества. Но их настоящая сила главным образом в их школах, дающих прекрасное образование.

В конце Второй мировой войны количество школ и сект, признанных японскими властями легальными по новому закону, предоставлявшему свободу религиозным движениям, достигало примерно двухсот пятидесяти, они объединяли около сорока миллионов сторонников. Буддизм изучается в университетах, и этому посвящена деятельность приблизительно четверти всех кафедр. Около четверти кафедр изучает буддизм в университетах. Шесть крупных буддийских университетов и шесть специализированных институтов (котогато ) дают образование на высоком уровне; кроме того, есть многочисленные благотворительные учреждения, медицинские, социальные и культурные центры. Реформы буддизма произошли по всей Азии, и Япония приняла активное участие в этом процессе. В 1952 году в Токио, в Хонгандзи, в центре амидистской секты Син, собралась большая буддистская конференция, на которой присутствовали представители восемнадцати стран. Движение японских буддистов координируется японским отделением Международной ассоциации буддистов; по образцу некоторых христианских организаций были созданы Федерация молодых японских буддистов (JYBF) и Буддистская ассоциация женщин Японии (JBWA). Аналогия не случайна, так как японцы давно понимали, что для того, чтобы соперничать с христианством — а именно в этом заключалась роль буддизма в эпоху Токугава, — надо было перенимать его методы и систему организации. Буддийская философия изучалась в свете западных философских учений, так как японцы с готовностью признают все то, чем они обязаны Западу в этом отношении. Современным возрождением буддизм обязан интеллектуалам, интересующимся Индией. Они открыли для себя Индию благодаря французским востоковедам, таким как Эжен Бернуф, Сильвен Леви или Луи де Ла Валле Пуссен и другие, обнаружившим канон пали и подлинные документы, связанные с Малой колесницей. В 1873 году Симадзи Мокураи познакомился с французскими церквями и университетами, изучая христианство, с целью совершенствовать изучение и распространение буддизма. В конце того же века Нандзё Бунидзи отправился в Оксфорд изучать санскрит и исследовать пути, которыми буддизм проник в Японию. Новые открытия, связанные с изучением истории буддизма и ревизией концепций, вели к духовным откровениям, которые глубоко повлияли на современное состояние этой религии не только в Японии, но и во всей Азии.

Благоприятный период для буддизма стал затухать вскоре после революции Мэйдзи, а особенно он оказался в тени между двумя мировыми войнами, оттесненный синтоизмом и стремительным развитием национализма. Возведение синтоизма в ранг государственной религии оказалось нетрудным благодаря продолжительной дискредитации буддизма. Это привело его к полному упадку, который начался еще с первых веков эпохи Эдо. К концу режима сегунов, бакуфу, в некоторых крупных владениях (хан), таких как Мито, Айдзу и Сацума, появляются партии, рекомендующие отмену религии, которая, как тогда представлялось, была лишена своего содержания. Слишком долго буддистам разрешалось только ведение документов гражданского состояния, и уже мало кто помнил, что именно благодаря этому обстоятельству намерение распространять христианство потерпело поражение: все проживающие в квартале должны были быть зарегистрированы в квартальных храмовых книгах. Буддизм использовался тогда властями как эффективное оружие в борьбе с христианством. Несмотря на подобную официальную роль (сохранявшуюся и после запрещения христианства), буддизм всегда оставался объектом недоверия со стороны диктаторов Токугава. При том что власти внешне выказывали ему несомненное доверие, была создана система контроля за его организациями. В XVII веке правительство Эдо реорганизовало все секты: каждая из них могла иметь только два главных храма, чтобы между ними была конкуренция, которая ослабляла бы позиции обоих. Правительство вынуждало принимать участие в делах государства и одновременно приняло решение о запрещении изучать любые философские системы, кроме конфуцианства, этика которого укрепляла власть.

Контроль за деятельностью буддистов и ограничения, наложенные на нее, проводились в годы мира и экономического благополучия. Крестьяне, ремесленники и купцы больше думали об использовании благ этого мира, чем о своем спасении. Ощущение нестабильности этого «бренного мира», который запечатлели гравюры укиё-э, сочеталось с беззаботностью. Религиозные чувства никто отменить не мог. Приверженцы националистической секты Нитирэна продолжали свою борьбу, в то время как суровые последователи дзэн-буддизма и сторонники амидизма еще сохраняли большой авторитет, одни — в кругах чиновников, другие — в народных массах. Популярностью пользовались лишь этические постулаты. Сторонники Нитирэна стремились распространить свою веру в Будду Шакьямуни и призывали следовать примеру своего учителя, нелегкая жизнь которого демонстрирует повседневными поступками добродетели терпения, стойкости и одержи-мости. Дзэн-буддисты проповедовали не только медитацию, но и активную жизнь и добродетели терпеливости, дисциплины, концентрации и отрешенности. Сторонники амидизма снова принялись призывать Будду Амиду и не искали другого способа спасения, требующего личного усилия. Память верующих еще была пронизана воспоминаниями о гражданских войнах XV–XVI столетий. Простые люди не вникали в отношения вассала и сюзерена; самураи стали в конце концов относиться к собственной жизни с глубоким равнодушием и, еще с большим безразличием, к смерти других людей. Что касается монахов, то они сами добровольно нанимались в солдаты, обретая в сабле или дубине аргументы более действенные, чем аргументы красноречия.

Упадок буддизма под властью Токугава своими корнями восходит к этому смятению. Эта религия слишком скомпрометировала себя в драматической истории феодализма, оказалась втянутой в дела века, и хотя должна была заставить ценить прежде всего отрешенность от мира, она, напротив, позволила себя вовлечь во все общественные перипетии, так что дело кончилось тем, что не стало различий между двором и храмом. Буддизм уже никогда не смог полностью оправиться от удара, который ему нанесли в XVI веке Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси, резко положив конец его могуществу и разграбив большую часть его земель. Многие столетия постепенного упадка, философского застоя объясняют тот пыл, который проявляют современные японские священнослужители, с одной стороны обращаясь к исследованию глубоких причин жизнеспособности христианства, а с другой — возвращаясь к источникам, для того чтобы обнаружить великий религиозный порыв, который придал духовной жизни Японии и буддизму — в том виде, в каком он там развился, — вселенскую человеческую ценность.