Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе 21 страница

Затем воин сказал, что он Мананнан Мак Лир и что он призвал Кормака к себе, чтобы тот узрел Обетованную страну. Он дал ему эту чашу, чтобы мог Кормак отличать правду от лжи, и оставил ему навеки чудесную ветвь. Он объяснил, что всадники, которые напрасно пытаются покрыть крышу белыми перьями, это поэты Ирландии, собирающие бренное богатство; мужчина, который поддерживает огонь в очаге, — это расточительный молодой властитель, а источник с пятью потоками — это Источник Мудрости, потоки же те — пять чувств, через которые проникает к людям знание. «Никто не может обрести мудрость, если не выпьет хоть глоток воды из этого источника и его потоков. Люди всех искусств и ремесел пьют оттуда».

Когда Кормак проснулся утром, он увидел себя на лугу перед Тарой, вместе со всей семьей, и ветвь и чаша были при нем.

Во многих других «приключениях» есть упоминания о том, что в Ином мире нет места лжи, но лишь в рассказе о Кормаке добывание истины можно назвать основным сюжетообразующим мотивом. Отдав все, что имел, за чудесную ветвь, Кормак получает обратно все, чем пожертвовал, и приобретает в придачу талисман Истины. Он увидел Обетованную страну, ибо Мананнан решил одарить его сверхъестественным опытом. Он открыл, что источник знания и искусства находится в Ином мире, и при помощи нескольких аллегорических сцен понял, как выглядят люди, если смотреть на них «оттуда»

Повествуя об этом приключении, рассказчик видит свою основную цель в том, чтобы объяснить, откуда у Кормака появилась чудесная золотая чаша. Сходные сверхъестественные объекты фигурируют и в других повестях, обычно как мотивы второстепенные. Мы уже упоминали о коронах, сохраненных Нерой и Лойгайре, и о фидхелле Кримтана. Однажды Конн и его друиды и поэты потеряли тропу в тумане и вдруг увидели дом, возле которого росло золотое дерево. Рядом с ним увидели они Луга и Власть, сидящую на хрустальном троне. И были у нее серебряный чан, золотая чаша и золотое блюдо. Девушка подала Конну мясо и красное пиво (derg flaith) в той чаше, а Луг поведал ему о тех, кто будет править Ирландией после Конна. Друид записал их имена на тисовых табличках. Затем видение исчезло, но чан, чаша, блюдо и таблички остались у Конна. Другие чудесные посудины — котел Дагды, от которого никто не отходил, не насытившись; котел Кормака и корзина Гвидно Гаранхира, из которой каждый мог достать себе еду, какую пожелал; чаша, которую Тадг получил в Стране бессмертных и которая превращала воду в вино; котел владыки Аннувна (описанный в древневаллийской поэме «Добыча Аннувна»), в котором нельзя сварить еду для трусов, котел Керидуэн, который кипел целый год, пока не оставались на дне его три капли мудрости и вдохновения, и наконец, котел возрождения (найденный в одном из озер Ирландии), который возвращал жизнь умершим. Все эти сосуды, дарующие жизнь и изобилие, могут быть соотнесены со св. Граалем средневековых романов. Котлы и чаши, всегда полные еды и питья, и живая вода, оживляющая мертвых, также встречаются среди предметов, добываемых героями кельтских народных преданий в Ином мире.

Своего рода мифологические символы и, возможно, реликты неких дохристианских обрядов — все эти чудесные предметы освящали идеей вечности мир смертного бытия. А кроме того, они увеличивали значение своих аналогов в повседневной жизни До некоторой степени котел и чаша любого щедрого хозяина перенимали толику природы архетипических сосудов изобилия, а всякая корона и всякий меч сверкали подобно вечной короне и Мечу Света.

Глава 16. Плавания

О, построй себе корабль смерти. О, построй его для себя. Ибо в нем будет надобность — ждет тебя плавание забвения.

А.Г. Аоурени.

Для традиционных ирландских рассказчиков, видимо, существовала некая жанровая разница между «приключениями» (echtrai) и «странствиями» (или «плаваниями» — immrama), в которых, как правило, описывались посещения героями многочисленных островов, относящихся если и не прямо к Иному, то во всяком случае — не к нашему миру. Впрочем, различение между двумя этими типами повестей не абсолютно. Тaк, знаменитое «Плавание Брана сына Фебала» в списках саг квалифицируется как echtra («Приключение»), тогда как в самом тексте саги оно постоянно именуется immram («странствие», или «плавание»). В списках саг, кроме этого, указаны еще семь «плаваний», однако лишь три из них дошли до наших дней «Плавание Маиль Луина», «Плавание Снедгуса и Мак Риаглы» и «Плавание О'Хорра». Тема плавания в Иной мир — одна из самых характерных для кельтской традиции, через знаменитое «Плавание св. Брендана» она стимулировала фантазию средневекового христианства и дух приключений, благодаря которым осуществились великие плавания и географические открытия XV — XVI столетий. Но открытие новых земель в итоге подменило собой бесконечные чудеса океана Иного мира.

Однажды Бран сын Фебала бродил одиноко вокруг своего королевского дома, как вдруг услышал позади себя чудесную музыку. Эта музыка усыпила его, когда же он проснулся, то увидел возле себя серебряную ветвь с белыми цвегами Бран взял ветвь и отнес ее в свой дом, когда же в доме собрались гости и ворота были закрыты на ночь, он вдруг увидел прямо посреди зала женщину в диковинной одежде. Она спела Брану длинную песнь, в которой описывались чудеса и радости мира далеко за морем, мира, где трижды по пятьдесят островов и каждый из них больше Ирландии, мира, где обитают тысячи женщин, где неведомы обман, печаль, болезни и смерть. Каждый из присутствующих мог слышать эту песнь, и такими словами женщина ее закончила:

Пусть же Бран средь мирской толпы

Услышит мудрость, ему возвещенную.

Предприми же пллвщие по светлому морю.

Быть может, ты достигнешь Стршы Женщин

(Перев. А. Смирнова)

Когда она уходила, серебряная ветвь, «ветвь яблони из Эмайн», перескочила из руки Брана в ее руку.

На другой день Бран пустился в море. Трижды по девять мужей было с ним, и во главе каждой девятки был его молочный брат. После двух дней и двух ночей плавания Бран встретил Мананнана Мак Лира, который ехал по морю на своей двухколесной колеснице. В длинных стихах, обращенных к Брану, Мананнан объясняет, что море для него — твердая земля, «цветущая долина»

Пестрые лососи прыгают из недр

Белого моря, на которое глядишь ты:

Это — телята, разных цветов телята,

Ласковые, не бьющие друг друга.

Блеск зыбей, средь которых ты находишься,

Белизна моря по которому плывешь ты,

Это — расцвеченная желтым и голубым

Земля, — она не сурова.

Вдоль вершин леса проплыла

Твоя ладья через рифы.

Леса с прекрасными плодами

Под кормой твоего кораблика…

(Перев. А Смирнова)

Далее Мананнан говорит, что держит путь в Ирландию, где должен он зачать Монгана от жены Фиахны, и предсказывает пришествие Христа, который спасет мир, искупив грех Адама.

Пусть усердно гребет Бран —

Недалеко до Страны Женщин.

Эмайн многоцветной, гостеприимной

Ты достигнешь до заката солнца

(Перев. А. Смирнова)

Бран продолжает свой путь и приплывает к острову Радости, где видит большую толпу людей, которые хохочут, разинув рот. Он посылает на этот остров одного из своих людей, и тот немедленно присоединяется к хохочущим, не откликаясь на призывы товарищей. Так и пришлось оставить его там.

Вскоре после этого Бран и его спутники действительно достигли Страны Женщин. Королева женщин вышла вперед и приветствовала его: «Сойди на землю, о Бран сын Фебала. Добро пожаловать». Затем женщина бросила в сторону корабля клубок нитей, который прилип к руке Брана, и таким образом она притянула корабль к берегу. Бран и его спутники вошли в большой дом, где были уже приготовлены ложа для каждых двоих, всего трижды по девять лож, а пище, которую им предложили, казалось, нет и не будет конца. Бран и его товарищи остались на этом острове, и «думали они, что пробыли там всего год, а на самом деле прошло уже много лет». Затем одного из них охватила неодолимая тоска по дому, и он сумел убедить Брана отправиться в обратный путь. Женщина сказала им, что они горько пожалеют о своем отъезде, но, увидев, что отговорить их не удастся, предостерегла их касаться ногой твердой земли. В заключение она велела им забрать домой товарища, которого оставили они на острове Радости.

Они подплыли к ирландскому берегу возле мыса Брана, где собралось в тот час много людей. Бран сказал собравшимся, что зовут его Бран сын Фебала, но никто не знал такого человека, лишь некоторые вспомнили, что в старинных повестях рассказывалось о Плавании Брана. Тот его спутник, что был охвачен неодолимой тоской по дому, выпрыгнул с корабля прямо на берег, но едва он коснулся ногой твердой земли, как тут же обратился в груду праха, будто пролежал в земле сотни лет. Бран поведал собравшимся о своих странствиях от самого начала вплоть до этого дня и огамическими знаками записал стихи, которые ему довелось услышать. Затем он простился со всеми. «И о странствиях его с той поры ничего не известно».

В отличие от «Плавания Брана», три других сохранившихся «плавания» относятся уже к христианской эпохе, и в опасные плавания манят путешественников уже не волшебные ветви и не прекрасные девицы. Два из этих текстов — рассказы о паломничествах, прямо или косвенно связанных с искуплением совершённых преступлений. У О'Хорра были три брата, которые, находясь на службе у дьявола, грабили церкви в Коннахте. После того как старшему из них открылось видение небес и ада, они раскаялись и восстановили церкви. Затем все они сели в лодку из трех кож и, не пользуясь веслами, доверились милости волн и ветра. Повесть о странствии Снедгуса и Мак Риаглы тоже открывается рассказом о преступлении — убийстве короля-тирана людьми из Росс. Брат убитого короля запер их всех в доме, намереваясь сжечь живьем, но затем, вняв совету св. Колума Килле с острова Иона (Айона), решает «помиловать» преступников. Два клирика св. Колума Килле — Снедгус и Мак Риагла — указывают, что шестьдесят пар мятежников следует посадить в маленькие лодочки и пустить по воле волн – сам Бог совершит суд над ними. Так и сделали, и оба клирика собрались домой. Но, садясь в свою лодку, они вдруг решили добровольно принять ту же судьбу, на которую обрекли они людей из Росс. После трехдневного плавания они, как и братья О'Хорра, сложили свои весла, и море вынесло их к разным удивительным островам. На шестом острове довелось увидеть им шестьдесят пар мужчин и женщин, которые жили, не ведая греха, и там же нашли они Еноха и Илию (которые, как и они, покинули эту землю, не изведав смерти).

Начало рассказа о плавании О'Хорра очень сходно с упоминанием в «Тройственном житии св. Патрика» о неком жестоком тиране, который пытался убить святого, но в итоге св. Патрик приказал посадить его в утлую лодочку, почти без одежды, без запаса еды и питья, сковать ему ноги, а ключ от оков бросить в море, и пустить лодку по воле волн, без руля и без весел, — пусть Провидение решит его судьбу. Множество свидетельств в ирландских текстах показывает, что такое плавание по воле волн широко практиковалось как наказание, однако в большинстве случаев приговор был менее суров, чем тот, что вынес св. Патрик. Приговоренным давали запас воды на одни сутки и жидкую овсяную кашу, весло и даже что-то вроде топорика, чтобы отбиваться от крупных морских птиц. Затем преступника отвозили в море на такое расстояние, с какого еще можно было различить на берегу белый щит. Эта «неопределенная» кара — смертная казнь, которая не была смертной казнью, — применялась к преступникам, чья вина тоже не была безоговорочной, т.е. к тем, кто преступил закон неумышленно, или, если учесть свидетельства immrama, под влиянием сильного эмоционального потрясения, или раскаялся в содеянном. Такому наказанию нередко подвергали женщин, совершивших убийство или иное преступление, которое карается смертью, а в «Шенхус Мор» («Книге прав»), кроме того, упомянут «отшельник, который сам приговаривает себя к морю и ветру»

Мы уже отмечали связь обычая пускать по волнам детей, родившихся в результате инцеста, с мифами об утоплении героического младенца в водной стихии, которое символизирует его возвращение в Иной мир. Принудительное плавание преступника подобным же образом соотносится с плаваниями мифологических героев в Иной мир. Изначально этот обычай уходит корнями в тот же комплекс верований в находящийся далеко за морем Иной мир, что и обычай погребения в ладьях или помещения в могилу маленьких изображений лодочек, а также горящие погребальные ладьи древних скандинавских богов и героев и плавание смертельно раненного короля Артура к волшебному острову Авалон, откуда возвратился он полностью излеченным от своих ран. Эти же верования в посмертное плавание, видимо, лежат в основе грубых игр в «строительство корабля», которые в Ирландии вплоть до недавнего времени принято было разыгрывать на поминках.

В песне, которую загадочная гостья поет Брану сыну Фебала, говорится, что на пути встретятся ему трижды по пятьдесят островов, однако сага сохранила свидетельства лишь о двух из них — острове Радости и острове Женщин. Как мы уже говорили, более о его странствиях ничего не известно. Однако в других дошедших до нас сагах, и, прежде всего, в «Плавании Майль Дуйна», есть упоминания и об иных островах – на пути Майль Дуйну и его спутникам встречается тридцать один остров, точнее тридцать одно чудесное видение, включая острова как таковые и два чуда среди моря. Это длинная сага, которая, как принято считать, обрела свою окончательную форму благодаря усилиям писца Аэда Финна, главного мудреца Ирландии, который собрал вместе разрозненные рассказы о морских чудесах, «дабы повеселить души мужей Ирландии, которым случится жить после него». Вот вкратце ее содержание.

По совету мудрого друида Майль Дуйн соорудил корабль из трех кож и отправился на поиски убийц своего отца. Друид назвал ему счастливые дни для начала постройки корабля и для отплытия и сказал, что должно Майль Дуйну взять с собой в плавание ровно семнадцать человек. В числе предполагаемых спутников Майль Дуйна был и Диуран-стихотворец. Однако, когда Майль Дуйн уже поднял парус и вышел в море, три его молочных брата бросились в воду и поплыли за кораблем, так что пришлось Майль Дуйнуповернуть обратно и взять их с собой, несмотря на запрет друида. Сначала путешественники подплыли к двум маленьким пустынным островкам. На каждом из них была крепость, а изнутри доносился шум попойки. Майль Дуйн услышал, как один воин, похваляясь своей удалью, кричит другому, что он де убил Айлиля, отца Майль Дуйна. Желая немедленно отомстить, Майль Дуйн направил свой корабль к этому островку, но поднявшийся сильный ветер унес корабль прямо в открытое море. Тогда все решили не искать более пути на тот остров, а предаться воле Божией. И вот что довелось им увидеть:

1. Остров гигантских муравьев, каждый из которых был величиной с доброго жеребенка.

2. Остров больших птиц.

3. Остров, где жил дикий зверь, похожий на коня, но с лапами, как у пса.

4. Остров огромных коней, на которых скакали верхом невидимые демоны.

5. Остров, где жил чудесный лосось, проплывавший в свой дом сквозь отверстие, просверленное в скале.

6. Остров деревьев. Майль Дуйн срезал ветвь с одного из них, и каждого из трех яблок, появившихся на ней, хватило, чтобы насыщать их всех в течение трех дней.

7. Остров громадного зверя, который мог сам вращаться внутри своей кожи или делать так, чтобы кожа сама вращалась вокруг него.

8. Остров, где обитали животные, похожие на коней, которые вырывали из боков друг у друга куски мяса, так что вся земля была залита кровью.

9. Остров огненных свиней, которые днем поедали золотые яблоки, а ночью прятались в пещерах, пока этими же яблоками лакомились морские птицы.

10. Остров маленького кота. Путники вошли в большой, полный сокровищ дом, в середине которого было четыре каменных столба и кот, который прыгал с одного столба на другой. Там нашли они еду и питье, подкрепились и легли спать. Когда наутро они собрались уходить, один из молочных братьев МайльДуйна взял ожерелье, висевшее на стене. Кот тут же бросился на него и в одно мгновение обратил его в пепел. Майль Дуйн, который с самого начала был против этой кражи, осторожно поднял ожерелье и повесил на прежнее место.

11. Остров черного и белого. Он был разделен пополам медной изгородью, по одну сторону которой паслись белые овцы, а по другую — черные. Распределял их муж огромного роста: он время от времени перебрасывал белую овцу через изгородь к черным, а иногда — черную к белым. Все они тут же меняли свой цвет. Майль Дуйн бросил на черную половину белую ветку, и она тотчас стала черной.

12. Остров, где паслись стада огромных коров и тучных свиней, отделенные друг от друга огненной рекой.

13. Остров с мельницей и мельником-великаном. «Половина зерна вашей страны мелется здесь, — сказал оним. — Все, что приносит людям горесть, мелется на этой мельнице».

14. Остров черных плакс, стонущих и рыдающих. Один из молочных братьев Майль Дуйна присоединился к ним. Он также принялся плакать и почернел, так что его товарищи не могли узнать его среди прочих. Пришлось оставить его там.

15. Остров с четырьмя изгородями — из золота, серебра, меди и хрусталя. В каждом из отделений находились, соответственно, короли, королевы, воины и девушки.

16. Остров с большой крепостью и стеклянным мостом. Мост отбрасывал назад всякого, кто пытался пройти по нему. Прекрасная девушка, выходившая из ворот крепости, трижды отказывала путникам в приюте, но затем приветствовала каждого из них по имени и сказала, что давно уже ждет их и давно знает об их плавании. Товарищи Майль Дуйна попытались уговорить ее разделить с ним ложе, но она ответила, что ей неведом грех. На другой день они снова повели с нею речь о том же, и она обещала дать ответ назавтра. Когда же утром все они пробудились, то увидели себя вновь на корабле в открытом море, и нигде не было видно и следов того острова.

17. Остров говорящих птиц.

18. Остров, где жили птицы и отшельник, одеждой которому служили лишь его волосы. Он прибыл сюда с родной земли на куске дерна, и Господь утвердил для него остров, который каждый год увеличивается на одну пядь, и каждый год на нем вырастает по дереву. Птицы, сидящие на этих деревьях, — это души его детей и других родичей, которые ждут здесь Судного дня. Всех их питали ангелы. Отшельник предсказал, что все спутники Майль Дуйна достигнут родной земли, кроме лишь одного.

19. Остров с чудесным источником, который по средам и пятницам струил воду и сыворотку, по воскресеньям и иным праздничным дням — жирное молоко, а по особым дням больших праздников — вино и пиво.

20. Остров с огромной кузницей и гигантским кузнецом.

21. Море как стекло. «Велики были красота и блеск его».

22. Прозрачное море, похожее на облако, под которым была целая страна, где обитал страшный зверь. Он сидел на дереве, подле которого пастухи пасли большое стадо. Несмотря на то что стада охранял муж с оружием в руках, зверь этот, не слезая с дерева, вытянул шею и пожрал самого жирного быка, какой был в стаде.

23. Остров, народ которого громко закричал «Вот они!», когда Майль Дуйн и его спутники приблизились к берегу. Можно было подумать, что они ждут их прибытия и боятся их.

24. Остров с потоком-радугой, который был полон лососей и поднимался с одного края острова, спускаясь к другому.

25. Гигантский четырехгранный столп, поднимавшийся прямо из моря, вершины его не было видно, но откуда-то сверху в море спускалась серебряная сеть. Диуран ударил лезвием своего меча по сети, когда корабль проплывал через одну из ее ячеек, и отсек часть ее (когда они вернулись в Ирландию, он возложил этот кусок сети на алтарь Армага). С вершины столпа раздавался звонкий голос, но было непонятно, на каком языке он говорил.

26. Остров на ножке, у основания которой была дверь.

27. Остров Женщин. Там Майль Дуйн и семнадцать его спутников были приняты королевой острова и ее семнадцатью дочерьми. Женщины пировали с путниками и ночью разделили с ними ложе. Затем они стали уговаривать их остаться на острове навсегда, чтобы «время не коснулось их и каждый сохранил свой возраст». Майль Дуйн и его спутники провели там три зимних месяца, но время это показалось им тремя долгими годами, так что спутники Майль Дуйна начали роптать и требовать продолжения плавания. Когда они собрались отплыть, королева вышла на берег и бросила Майль Дуйну клубок нитей, который приклеился к его руке, и так ей удалось подтянуть корабль к берегу. Трижды она повторяла это, и пришлось Майль Дуйну остаться у нее еще на три месяца. Но когда опять решили они отправиться в путь, Майль Дуйн велел одному из своих спутников поймать вместо него брошенный королевой клубок. Клубок снова приклеился, но Диуран схватил меч и быстро отрубил руку того человека. Так удалось им убежать.

28. Остров деревьев с огромными ягодами, у которых был пьянящий сок.

29. Остров отшельника и древнего орла. Огромная птица прилетает на холм около озера и поедает большие красные ягоды; когда эти ягоды падали в озеро, вода в нем сразу окрашивалась в красный цвет. Оперение птицы было грязным и старым, но вот прилетели два орла и стали чистить птицу, вырывая у нее старые перья. На следующий день большая птица погрузилась в озеро, а когда вышла на берег, оперение ее было блестящим и упругим. Глядя на нее, путники вспомнили слова пророка: «Обновится, как у орла, юность твоя». Диуран искупался в этом озере, и с тех пор до конца его дней зрение у него оставалось крепким, ни один зуб не выпал, ни одного волоса не потерял он и никогда не знал ни хвори, ни болезни.

30. Остров Смеха. На его берег сошел последний из молочных братьев Майль Дуйна, и тут же начал смеяться вместе с тамошними людьми. Назад на корабль он не вернулся, так что пришлось оставить его там.

31. Остров, окруженный вращающейся огненной стеной. В одном месте этой стены была открытая дверь, и путники могли видеть через нее весь остров: там было множество людей, прекрасных обликом и в роскошных одеждах, которые пировали, сидя с золотыми чашами в руках. Воздух вокруг них был напоен чудесной музыкой.

32.Остров, где жил вор-отшельник, родом из Тораха. Он ограбил церковь и отправился со своими сокровищами за море. Однако по велению явившегося ему странного человека он выбросил все свое добро за борт и оставил весла и руль. В конце концов он очутился на этом островке, получая чудесное пропитание. Отшельник посоветовал Майль Дуйну простить убийц его отца, потому что Бог спас его самого и его людей от многочисленных грозивших им опасностей.

33. Остров, где увидели они сокола, похожего на соколовИрландии. Следуя за ним, поплыли они к родной землеи вскоре пристали к маленькому островку, на котором их радостно приветствовали убийцы отца МайльДуйна, которые все это время не прекращали говорить о нем.

Мы позволили себе наскучить читателю этим длинным перечнем островов, чтобы показать, насколько Иной мир плаваний отличается от Иного мира приключений. Когда Бран проходит через парадоксальную зону, где море и земная твердь суть одно и то же, а мужчины и женщины предаются чистым, ничем не замутненным радостям, он вступает в мир, где вся наша жизнь как бы распадается на составные части. Народ острова Радости не испытывает какого-то определенного удовольствия, и смеются они ни над чем. Остров символизирует радость как таковую, радость вообще. Остров Женщин подобным же образом являет собой квинтэссенцию женственности и эротического наслаждения, отделенную от всего того, что обыкновенно примешивается к ним в реальной жизни. Долгое плавание Майль Дуйна продолжает процесс разложения на составляющие. Особенно поразительно строгое распределение растений и животных по видам: муравьи, птицы, говорящие птицы, скаковые лошади, кусающиеся лошади, лососи, свиньи, овцы, коровы — все занимает свое особое место. Точно так же тщательно классифицированы формы: столп, арка, цоколь, — и контраст «черного» и «белого». В «Плавании Снедгуса» упоминается также остров с двумя озерами: одно — полное воды, а другое — полное огня. Если бы не молитвы святых, эти две стихии овладели бы Ирландией.

Людской род тоже разделен на четыре класса — короли, королевы, воины и девушки. На подобном же острове, который встречают на своем пути братья О'Хорра, все население поделено иначе — на «людей достойных», знать, юношей и слуг (опять четыре функции?). В «Плавании Майль Дуйна» мы опять-таки встречаем остров Женщин, св. Брендан видел остров Сильных Мужей, поделенных на три возрастные группы — мальчики, юноши и старики, а братья О'Хорра побывали на острове, одну часть которого населяют живые, другую — мертвые. Острову Смеха противопоставлен антипод — остров, где царят беспричинная печаль и уныние. Подобно тому как на острове черного и белого все предметы превращаются либо в черные, либо в белые, так и путники, попадающие на остров Смеха или остров Тоски, начинают либо смеяться, либо безутешно рыдать. Видимо, метафизический смысл состоит в том, что как абстрактные принципы Белизна, Чернота, Огонь, Вода, Радость, Печаль, Женское, Мужское, Юность, Старость, Жизнь, Смерть и т. д. существуют над объектами и людьми, в которых они манифестируются (Доктрины первоэлементов и архетипических идей, конечно, много шире и древнее, чем те формулировки, в какие их облекли греческие философы). Более того, чтобы подчеркнуть отделение этих начал от их обычных носителей в явленном мире, они порой представлены в сочетаниях, на земле немыслимых, — так появляются диковинные существа вроде коня с собачьими лапами в «Плавании Майль Дуйна» или людей с кошачьими головами, людей с головами свиней или собак, да еще и с бычьими гривами в «Плавании Снедгуса». Подобно «актерам» сезонных ритуалов, надевающим звериные маски и плетеные конские головы (внутри которых можно и вращаться), эти чудища показывают, что изначальные элементы могут соединиться так, что возникнет мир, совершенно не похожий на тот, какой мы знаем.

Кроме элементов, составляющих материальный мир, в островах отражены и свойства человеческого характера. Так, один остров являет собой символ скупости, другой — святость собственности и грех воровства. Остров со стеклянным мостом, видимо, представляет целомудрие, и вряд ли приходится сомневаться, что аллегорическая суть целого ряда образов от нас ускользает. В дошедших до нас более полно христианских плаваниях острова мышей, птиц, фруктовых деревьев и т. д. перемежаются изображениями других островов, символизирующих муки и страдания, полагающиеся за тот или иной грех.

В этой книге мы почти ничего не говорили о кельтских представлениях о загробной жизни, ибо аутентичные источники на удивление молчаливы в этом вопросе. Единственный посмертный мир, о котором говорят кельтские тексты, — это христианский рай и ад. В этом отношении они, безусловно, являют разительный контраст свидетельствам античных авторов, которые утверждают, что галльские друиды верили в бессмертие человеческой души. По сообщениям Валерия Максима, вера эта была так сильна, что даже уплату долгов галлы порой откладывали на «следующую жизнь», которую бессмертная душа обретет в новой инкарнации. Конечно, античные авторы могли во многом неверно истолковывать верования кельтов, но трудно себе представить, что в этом вопросе все они с поразительным единодушием впадали в одно и то же заблуждение. И не случайно, что ярчайшие из христианских «видений» Иного мира, записанные в средневековой Европе, относятся именно к кельтскому Западу, и образное богатство этих «видений» не находит аналогов в других христианских источниках.

В религиозных системах Египта, Индии и многих других стран хранителями доктрины о путях души после смерти были жрецы. И всякий человек на пороге смерти обязательно должен был приобщиться к этому знанию; для этой цели принимали необходимые меры. Даже средневековое христианство создало свою «Книгу искусства умирания». Глубинный смысл описанных нами плаваний проявляется, в частности, при сопоставлении с тибетской «Книгой мертвых», где изображается последовательность состояний, через которые дух проходит после смерти, — состояний, в которых мысли обретают вещность, а человеческие качества принимают вид определенных сущностей. «Умерший становится единственным созерцателем удивительной панорамы видений... Видятся ему вначале счастливые и величественные образы, рожденные из семени импульсов и аспираций высшей или божественной природы; затем являются перед ним устрашающие видения низшей или животной природы, и он впадает в смятение и хочет убежать от них», — вот так же герои ирландских плаваний бежали, увидев иные острова. Среди многообразных символов, названных в тибетской «Книге мертвых», есть и четыре первоэлемента (огонь, вода, земля и воздух), четыре цвета и ряд других групп четырех «порядков» (сумма элементов каждой группы в совокупности и единстве составляет пять). Есть там «благие божества» и «божества гневные», с ужасными звериными головами, чей облик и поведение напоминают о сценах мучительных пыток из «Плавания О'Хорра».

Смеем утверждать, что в «плаваниях» сохранились фрагменты устной кельтской «Книги мертвых», которая рассказывала, что тайны мира по ту сторону смерти были хотя бы отчасти открыты и остановки на пути странствия души нанесены на карту. Остров Радости и Страна Женщин суть лишь краткие привалы на этом пути. Майль Луйн во время своего плавания становится свидетелем тридцати трех чудес, и число это наверняка не случайно. Итак, подобно повестям других типов плавания обладали своей особой функцией: они учили искусству умирания, направляли душу на ее пути в Иной мир, полный опасностей и чудес.